О Евпаторийском десанте

Возле Евпатории стоит памятник кораблю Севастопольского  ОВРа, под названием Взрыватель, он участвовал в неудачном Евпаторийском десанте в декабре 41го. Его немцы из танков в нескольких местах продырявили и он выбросился на пляж чтобы не потонуть.
Памятник называется "морякам - десантникам" хотя состав погибшего десанта был весьма разношерстным, высаживался он с комфортом на пассажирской пристани в порту, в составе десанта была одна танкетка и горотдел евпаторийской милиции почти в полном составе.
Хотели  советскую власть восстановить, но противотанковых средств у десанта не было, поэтому немцы с румынами десант образцово показательно истребили, о чем даже кино сняли....

Впрочем урок Евпаторийского десанта был усвоен, последующие десанты готовились тщательно и были успешными, именами черноморских десантников были названы два БДК Цезарь Куников и Константин Ольшанский.
Базировались они на под Евпаторией, в поселке Новоозерный.
При разделе Черноморского Флота Цезарь Куников стал российским, а Константин Ольшанский украинским.


В Евпатории

...Наш отряд получил задание проникнуть в захваченную гитлеровцами Евпаторию. Первая группа разведчиков под командованием Миши Аникина, в прошлом старшины одной из береговых батарей, должна была совершить налет на аэродром, уничтожить там самолеты, а на обратном пути нанести «визит» городскому голове, некоему, если память не изменяет, Непифанову, уже успевшему снискать славу верного и преданного слуги оккупантов, и доставить его в Севастополь. Моей группе, в которую входил 21 человек, поручалось разгромить [28] полицейское управление, предварительно захватив все документы, и добыть «языков». Общее руководство операцией осуществляли командир отряда капитан Топчиев и батальонный комиссар Латышев.

И вот в ночь на 6 декабря 1941 года к евпаторийскому берегу подошли два катера-охотника. Миновав несколько стоящих на рейде немецких шхун, один из катеров отвернул к так называемой «хлебной» пристани, а головной, не снижая хода, направился к главному пассажирскому причалу. Гитлеровский часовой, притопывая окоченевшими ногами на только что выпавшем снегу, для порядка окликнул: «Кто идет?..», но, услышав в ответ на хорошем немецком языке: «Протри глаза, болван!..» и увидев на палубе катера офицера в лихо надвинутой набок фуражке с высокой тульей и двух почтительно стоящих в стороне от него солдат, со всех ног кинулся принимать брошенный конец. Офицер и солдаты сошли на пирс. Часовой, печатая шаг, подошел узнать, кто прибыл, чтобы, как положено, доложить «по начальству». Но не успел он и слова сказать, как один из разведчиков, одетый в форму немецкого солдата, ловко выбил у него из рук винтовку, второй бесцеремонно зажал ему рот, и с помощью «офицера» незадачливого вояку, словно куль, снесли в кубрик катера, где сидели, ничем не выдавая себя, остальные разведчики моей группы, капитан Топчиев и батальонный комиссар Латышев.

— Так вы действительно ничего не сообщили в караульное помещение?..

— Нет, не сообщил, — гитлеровец стоял, окруженный разведчиками, видимо толком еще не разобравшись, что с ним происходит, и, хотя в тесном кубрике было жарко, как в бане, лязгал зубами, словно его держали голым на морозе. — Я думал... И потом, господин офицер...

— Вот так служба, нечего сказать, — не выдержал капитан Топчиев. — Ну да ладно. Нам это только на руку. Скажите, что мы не собираемся его расстреливать. Нам нужно только знать сегодняшний пароль... «Штык»?.. Это правда?.. Тогда за дело, мичман. Пока все идет хорошо...

Получив указание командира продолжать операцию, мы вышли на пирс. Здесь, закутавшись в немецкую плащ-палатку, уже ходил один из наших разведчиков, исполняя обязанности часового куда более добросовестно, чем [29] его незадачливый предшественник. Кроме меня, среди разведчиков группы было еще несколько человек, переодетых в форму гитлеровских солдат. На нас возлагалась наиболее ответственная часть операции.

Подойдя к выходу с пирса на набережную и оставив здесь двух человек, вооруженных ручными пулеметами, чтобы в случае необходимости они могли прикрыть наш отход к катеру, я послал одного из разведчиков за ворота, осмотреться.

— Слева никого нет, — доложил тот, возвратясь. — А справа, метрах в пятидесяти, в нашу сторону идут двое. Набережную-то снежком присыпало, так их хорошо видно. Судя по всему, патруль.

— Нужно взять. Но тихо, чтобы они и не пикнули.

— Есть!..

Мы с матросом Кирьяком, которого в отряде звали «пионером», пригнувшись так, чтобы нас не было видно с набережной, по самому урезу воды пошли навстречу приближавшемуся патрулю, а старшина 2-й статьи Товма, чернявый паренек, пользовавшийся в отряде завидной репутацией знатока немецкого языка, со старшим матросом Захаровым, разыгрывая изрядно поднагрузившихся шнапсом приятелей, вышли на набережную и, продолжая будто бы уже давно начатый разговор, чтобы привлечь к себе внимание гитлеровцев, прислонились к воротам. Скоро до нас донесся скрип снега под ногами идущих по набережной патрульных. Переждав еще немного, мы тоже поднялись на набережную и осторожно пошли вслед за гитлеровцами. Тотчас же и Товма с Захаровым, продолжая разговор, направились к ним навстречу. Когда расстояние между нами сократилось до нескольких метров, Кирьяк и мгновенно «протрезвевший» Товма, вскинув винтовки, почти одновременно, тихо, но грозно спросили: «Пароль?» Гитлеровцы на миг растерялись. Один из них повернулся к нам. Второй, недоумевая, продолжал смотреть на Товму. Этих считанных секунд оказалось достаточно, чтобы Кирьяк и Захаров выбили из их рук винтовки (недаром капитан Топчиев до седьмого пота гонял нас на уроках самбо). Мы с Товмой засунули им в рот кляпы. Затем, связав им заранее припасенным концом руки за спиной, передали подоспевшему разведчику, который доставил их на катер. [30]

Теперь можно было приступить к выполнению главной задачи. Все переодетые в немецкую форму пошли, не таясь, прямо по набережной, а остальные следовали за ними, укрываясь в тени домов.

Адрес гитлеровского полицейского управления нам был известен. Но на всякий случай мы все же решили взять проводника. Подойдя к одному из домов, мы постучали. Через несколько минут в сенях послышались шаркающие шаги, звякнул запор, и в приоткрытой двери показался в накинутой на плечи одежонке старик.

— Отец, не покажешь ли нам, где находится полицейское управление?..

Не отвечая, старик недоуменно оглядывал нас.

— Вы по-русски понимаете?.. Покажите, где здесь полицейское управление.

— Так это же, товарищ мичман, его ваш офицерский наряд с панталыку сбил, — ввязался в разговор Товма. — Мы, папаша, свои, советские... А это так, для маскировки. Понял?..

— Господи!.. Да откуда же это вы взялись, родненькие? — убедившись, что его не обманывают, запричитал старик. — Что мы тут на морозе-то стоим. В дом, в дом заходите. Старуху надо пойти обрадовать...

— Спасибо... И рады бы, но сейчас нам в гости заходить некогда. Уж как-нибудь в другой раз. А вот полицейское управление вы нам покажите. Знаете, где оно?..

— Эвона, сказал, — старик вроде бы даже обиделся. — Да нас туда со старухой уже не раз таскали. Сын у нас командир. Так вот все дознавались, что да как... А ты говоришь: знаю ли?.. Понятно, знаю. — Продолжая отчитывать меня, старик просунул руки в рукава своей одежонки и, даже не заходя за шапкой, заспешил вдоль улицы. — Пошли. Ради такого святого дела я туда с закрытыми глазами дорогу найду...

И действительно, старик уверенно пошел вперед, да так споро, что и нам невольно пришлось прибавить шагу. Миновав несколько улиц, проводник, дойдя до очередного перекрестка, как бывалый разведчик, поднял руку, призывая к вниманию, и, поманив меня к себе, выглянул за угол.

— Вон оно... Часовой там еще вышагивает. Видишь?..

— Да вас, папаша, впору хоть в наш отряд взять, — восхищенно сказал вполголоса кто-то из разведчиков. [31]

— А что же, — не устоял перед похвалой старик. — Я, брат, тоже всю германскую с первого и до последнего дня отбарабанил. Георгия старуха и по сей час где-то прячет...

Поблагодарив старого солдата, мы вышли из-за угла и пошли к зданию полицейского управления.

— Кто идет?! Пароль?! — закричал, увидев нас, часовой.

— Что ты орешь на весь город!.. Пьян, что ли?»Штык»! Отзыв?

Убедившись, что идут «свои», часовой успокоился А через несколько минут с завязанными назад руками и кляпом во рту он в качестве уже четвертого «языка» шагал под конвоем к нашему катеру.

Дом полицейского управления был угловым. Прямо перед нами — «парадный» вход, а на соседнюю улицу выходили ворота, ведущие во двор. И там и здесь тотчас же встали наши разведчики, выполняя роль часовых. Поднявшись по скрипучим ступеням крыльца и распахнув дверь, мы очутились в коридоре, делящем дом на две части. [32]

— Кто там?.. — послышался женский голос, и из-за поворота коридора навстречу нам вышла девушка с зажженной керосиновой лампой в руках.

— Тише!.. Город занят советскими партизанами. Где начальник полицейского управления?..

Услышав это, девушка пошатнулась, словно от удара, и чуть не выронила из рук лампу.

— Гражданочка, успокойтесь! — подскочил к ней воспользовавшийся возможностью побалагурить Буфалов. — Знаете, — продолжал он, галантно поддерживая девушку под локоток, — мы так торопились сюда, что в суматохе забыли захватить с собой валерьяновые капли. Так что вы уж, пожалуйста, не падайте в обморок...

Как знать, может быть, именно это и помогло, но «гражданочка» в обморок действительно не упала и, не дожидаясь дальнейших вопросов, стала торопливо рассказывать, что работает она здесь переводчицей и машинисткой, понятно, не по собственному желанию, а по мобилизации. Начальника полицейского управления здесь нет. Этот пьяница где-нибудь хлещет шнапс. Его кабинет — первая дверь от входа направо; в соседней с ним комнате спят полицейские, а прямо по коридору, за дверью с решеткой, сидят заключенные... Правда, она не сказала, что за углом коридора есть еще одна комната, в которой тоже спали полицейские, но это им не помогло. Как было заранее условлено, Товма с группой разведчиков направился в кабинет начальника за документами. Другая группа в это время обрезала телефонные провода. А мы с Кирьяком пошли к безмятежно отдыхавшим от дневных «трудов» полицейским.

В небольшой комнатке, освещенной полупритушенной лампой под зеленым абажуром, спали на койках шесть [33] гитлеровцев. У двери стояла пирамида с винтовками и автоматами. Собирая их, Кирьяк нечаянно стукнул прикладом о приклад. Один из полицейских приподнялся и, протирая глаза, сел. Под дулом наведенного автомата сон с него точно рукой сняло. Теперь, захватив оружие, можно было делать «побудку» и для остальных пяти. Для этого оказалось вполне достаточно короткой очереди. Ошалелые от неожиданности полицейские вскочили и, безропотно выполняя команды, по одному выходили в коридор, а оттуда, сопровождаемые разведчиками, на улицу.

В это время Товма по-хозяйски обследовал ящики стола начальника полицейского управления, снял со стены карты, некоторые из которых были прикрыты занавесками, увязал все это в скатерть и передал одному из разведчиков, чтобы тот снес на катер. Узнав, что туда же направляются шесть поднятых нами с постелей полицейских, он не стал пытаться открыть переносный сейф, а распорядился, чтобы сейф и еще две пишущие машинки доставили на катер полицейские.

— Зачем же зря добру пропадать, товарищ мичман? Все равно сгорят попусту, а нам, глядишь, пригодятся...

И, обращаясь уже к полицейским, назидательно добавил:

— Только вы смотрите, несите осторожно. Это теперь имущество государственное. Ферштейн?!

Нам оставалось только освободить заключенных, и операцию можно было бы считать законченной. Взломав массивный железный запор, мы открыли решетку, а за ней дверь в комнатку с окошечком. Оттуда навстречу нам с радостными криками бросились человек пятнадцать. Еще совсем молодой, но уже седой человек, арестованный гитлеровцами, как потом оказалось, только за то, что он в 1924 году работал помощником начальника милиции, сказал нам, что под комнатой, где они сидели, в подвале, находятся еще арестованные. Снова пошел в дело лом. Скоро крышка, плотно прикрывавшая квадратный лаз, была взломана.

— Выходите, товарищи!.. Свобода!.. В городе наши, партизаны! — крикнул, наклонившись над лазом, один из бывших заключенных.

Узнав, как видно, знакомый голос, из подвала один за другим с радостными лицами стали вылезать мужчины, [34] женщины, дети... Полураздетые, многие с кровоточащими ранами, они все лезли и лезли. И невозможно было представить себе, как такое количество людей умещалось там, в низком, темном, без единого окошечка подполе. Должно быть, они сидели буквально друг на друге.

Общее ликование прервали выстрелы. Выскочив во двор, мы увидели совершенно расстроенного матроса Булычева. Стоя в воротах, он с явным упреком говорил:

— Что же это вы их распустили?! Бегут, как оглашенные. Кричу «Стой!» Куда там! Кидаются на забор. А я-то здесь один. Разве за всеми за ними угонишься? Ну, и волей-неволей пришлось стрелять. Не выпускать же их в таком виде в город...

Оказалось, что часть полицейских, среди которых были и не немцы — те, о которой нам «забыла» сказать переводчица, почуяв неладное, решили сбежать. Не тратя времени на одевание, они в одном белье выскакивали через черный ход во двор. Услышав окрик Булычева: «Стой!», они бросились к забору, а тот, не имея возможности угнаться за всеми, пулями снимал их оттуда одного за другим, благо на темном фоне забора белое белье было хорошей мишенью.

— Там вон еще двое спрятались, — показав в угол двора, доложил Булычев, успокоенный тем, что его не ругали за выстрелы.

Действительно, в небольшой, напоминавшей скворечню уборной оказался один из полураздетых полицейских. Второй забрался в мусорный ящик и зарылся в отбросы. Выдали его ноги. Гитлеровские прислужники чувствовали себя героями только во время расправы с безоружными советскими людьми. А сейчас, видя, что расплата близка, они, валяясь на мерзлой земле, лепетали что-то о своих детях, о том, что их мобилизовали, призывали к справедливости...

Мы с ними поступили по справедливости, как они того заслужили...

А в доме все еще царило оживление. Освобожденные, окружив оставшихся там разведчиков, наперебой просили взять их с собой в лес, в Севастополь, куда угодно, лишь бы только им не оставаться здесь, под ярмом гитлеровских оккупантов. Как ни приятны были эти минуты, но нам нужно было возвращаться на катер. Поднявшись [35] на какой-то ящик, я объяснил притихшим людям, кто мы, и посоветовал быстрее уходить из города.

Поодиночке и группами они стали расходиться.

И вдруг, на миг показавшись в дверях коридора, Товма крикнул:

— Мичман!.. Танк!..

Забросав бутылками с горючей смесью кабинет начальника полицейского управления и другие комнаты, мы выбежали из дома. В предрассветной тишине морозного утра и в самом деле явственно слышался отдаленный рокот мотора. Еще трудно было сказать, что это — танк, броневик или что другое, но следовало быть готовым к худшему.

По команде разведчики заняли оборону на перекрестке, напротив дома полицейского управления, за присыпанной снегом баррикадой, оставшейся, по-видимому, еще от дней борьбы защитников города с мотомеханизированными силами противника. Рядом со мной, аккуратно разложив перед собой гранаты, легли старший сержант Андрей Гончаров, старшина 2-й статьи Товма, а дальше — старшина 1-й статьи Павел Тополов, старшина 2-й статьи Буфалов и другие разведчики.

Гончаров — невысокий коренастый блондин — еще до прихода в наш отряд успел повоевать под Одессой, где был и батальонный комиссар Латышев, и зарекомендовал себя смелым воином. За открытый характер, постоянную готовность помочь товарищу в большом и малом, за презрение к позе и хвастовству комсомольцы отряда избрали Андрея секретарем своей организации, и он был для них первым советчиком во всех делах, авторитетным арбитром в любом споре. С Товмой и еще одним разведчиком мы незадолго до этого ходили в тыл врага, искали не возвратившуюся к условному сроку группу наших разведчиков. Было вот такое же раннее зимнее утро, когда, пробившись сквозь густой кустарник, мы вышли к одной из дорог. Вдали послышались шаги. Замаскировавшись, решили подождать, может, это та самая группа, которую мы безуспешно искали всю ночь. Но оказалось, шел отряд гитлеровцев человек в тридцать во главе с офицером.

— Товарищ мичман... Давайте обстреляем. Случай-то какой... Не с пустыми же руками возвращаться, — дыша мне в ухо, зашептал Товма.

Случай действительно был очень заманчивый. Не так [36] уж важно, что гитлеровцев вдесятеро больше. На нашей стороне была внезапность. И я кивком головы дал понять, что согласен. Дружный огонь автомата и двух винтовок явился для противника полнейшей неожиданностью. Упали словно подкошенные офицер и несколько солдат. Остальные бросились бежать. А мы, не жалея голосовых связок, отдавали втроем команды: «Обходи с фланга!..», «В атаку!..», словно бы здесь, в кустах, было нас по меньшей мере два — три десятка. Когда кругом все стихло, мы вдвоем остались на месте, настороженно оглядываясь по сторонам, а Товма выполз на дорогу, забрал из карманов убитых документы, сорвал с кителя офицера «Железный крест» и, не забыв прихватить оружие, возвратился назад. Выслушав доклад о результатах операции, капитан Топчиев вручил Товме награду — захваченный у гитлеровцев автомат, с которым он потом никогда не расставался.

Со старшиной 1-й статьи Павлом Тополовым (провоевав всю войну, участвуя в десятках дерзких операций, в том числе под Варваровкой у Анапы, он остался жив и, как мне недавно удалось узнать, живет теперь в Краснодаре) мы за три дня до этого совершили диверсионную вылазку на маяк мыса Сарыч, где гитлеровцы оборудовали пост службы наблюдения и связи, вывели из строя линии телефонно-телеграфной связи и забрали находившиеся там документы. В этой операции Тополов показал себя смелым и инициативным воином, готовым отдать свою жизнь ради спасения товарища.

И такими были все, кто лежал сейчас со мной за припорошенными снегом «ежами» и грудами камней. Если даже нам теперь придется вступить в бой с танком, то никого из разведчиков — я это твердо знал — нельзя будет упрекнуть в трусости, каждый, не дрогнув, выполнит любой приказ...

Между тем рокот мотора становился все слышнее, и скоро уже не было сомнений, что это не танк, а скорее всего мотоцикл. И действительно, спустя несколько минут из-за угла на улицу, что проходила справа от нас, выскочил мотоцикл с коляской. Как потом выяснилось, это комендант гарнизона, встревоженный выстрелами в районе полицейского управления и не дозвонившись туда по телефону (провода-то наши разведчики обрезали!), поручил своему помощнику съездить и на месте выяснить, что там происходит. [37]

— Ничем не выдавать себя... Подпустить поближе... — вполголоса передавали разведчики друг другу слова команды.

Обманутый безлюдьем и тишиной, мотоциклист, не сбавляя скорости, несся к дому полицейского управления. Вот уже его отделяют от нас двадцать, пятнадцать, десять метров... И тут, не выдержав, кто-то из разведчиков метнул под мотоцикл гранату. Отскочив, словно мяч, от ледяной корки, покрывающей мостовую, «лимонка» разорвалась далеко в стороне, не причинив гитлеровцам никакого вреда. Видя, что дело приобретает плохой оборот, помощник коменданта, перекрывая шум работающего мотора, закричал: «Назад!», и мотоциклист резко развернул машину. Упустить их было нельзя. Пришлось дать очередь из автомата. Мотоциклист свалился на руль. Никем не управляемый мотоцикл въехал на панель и, упершись в дерево, продолжал пофыркивать мотором. К выскочившему из коляски офицеру бросился Кирьяк. Между ними завязалась борьба. Пока к ним подоспел еще один из разведчиков, прозвучал глухой выстрел.

— Вот незадача!.. Поскользнулся и нечаянно нажал на спуск, — ворчал, поднимаясь с земли, Кирьяк.

Все это произошло в какие-нибудь три — четыре минуты.

— Смотрите, товарищ командир! — вполголоса сказал кто-то, дергая меня за рукав.

Я оглянулся. Рядом стоял освобожденный нами седой человек. Он, оказывается, лежал вместе со всеми нами за баррикадой и уже успел разжиться у, кого-то из разведчиков парой гранат. Сейчас он, не на шутку встревоженный, показывал куда-то в сторону. Я посмотрел в направлении его руки и увидел жандарма. Тот стоял, смотрел на урчащий мотоцикл и снующих около него «немецких» солдат и каких-то неизвестных вооруженных людей, на выбивающееся из окон полицейского управления пламя, не понимая, видимо, что происходит. И только холодок от приставленного к затылку автоматного дула да короткое «Хенде хох!» не оставили у него и тени сомнения в происходящем. Он покорно поднял руки вверх, не сопротивляясь, дал себя обезоружить и потом коротко рассказал, что является дежурным по своему управлению, находящемуся в десяти — пятнадцати минутах ходьбы отсюда, что пришел к полицейскому управлению [38] после телефонного звонка коменданта гарнизона, чтобы вместе с выехавшим на мотоцикле его помощником выяснить, кто и почему стреляет.

Теперь жандарм мог бы доложить господину коменданту все подробности по интересующему их вопросу, но мы решили лишить его этой возможности и вместе с мотоциклом отправили на катер. Этот «язык» мог сообщить важные сведения.

— Товарищ мичман! Разрешите, я со своей группой схожу в гости к жандармам, — обратился ко мне старший сержант Гончаров. — Глядишь, какие-нибудь документы удастся получить. Мы быстро...

Хотя это не входило в наше задание и командир отряда через посыльных уже торопил с возвращением на катер, однако представившийся случай передать в руки командования документы из жандармского управления был настолько соблазнителен, что я дал согласие, приказав только, чтобы разведчики не особенно там задерживались. Проводить их к дому, занятому жандармерией, вызвался все тот же седой человек, который считал себя уже одним из бойцов нашего отряда. Уходя из города, мы его действительно взяли с собой на катер, и он служил потом в одной из частей, защищавших Севастополь.

Примерно через полчаса Гончаров вернулся.

— Разбираться особенно некогда было, так мы все подряд забрали, — доложил он, показывая на узел с бумагами. — А потом бросили пару бутылок да сюда...

Теперь можно было идти на катер. Двумя цепочками, чтобы удобнее было укрываться в тени домов, миновав несколько улиц, мы вышли на набережную.

В городе по-прежнему царила тишина. Словно бы никем не потревоженный, он мирно спал, укрытый наплывающим с моря туманом. И только в районе полицейского управления и там, где побывала группа Гончарова, да еще в стороне от нас, где-то в районе «хлебной» пристани, в предрассветном сумраке все явственнее проступали красноватые отблески разгорающегося пожара.

Идя вдоль набережной к пассажирскому причалу, у которого стоял наш катер, мы увидели три приткнувшиеся чуть ли не к самому берегу шхуны.

— Зачем их напрасно с собой таскать, — обратился ко мне старшина 2-й статьи Товма, показывая на ящик с бутылками с горючей жидкостью. — Разрешите, мы их [39] на шхуны потратим. Все-таки тремя посудинами у гитлеровцев будет меньше...

— Давай, если только, понятно, не хвастаешься и попадешь...

— А это мы сейчас покажем... Ну-ка, Буфалов, Захаров, кто точнее?..

И на шхуны полетели одна, вторая, третья бутылки... По просмоленным палубам весело забегали огоньки, и скоро шхуны затянуло сплошной пеленой огня. Нет, значки ГТО наши разведчики в свое время получили не зря...

— ...Ладно, в пути расскажешь, — сказал ожидавший нас на пирсе капитан Топчиев, когда я хотел доложить ему о выполненной операции. — Времени-то уж пятый час...

Я взглянул на часы. Капитан был прав. Значит, мы пробыли в городе чуть ли не четыре часа. Но пролетели они совсем незаметно.

Второй катер с разведчиками группы старшины Аникина стоял тут же. Заработали моторы. «Охотники», отдав швартовы, один за другим отвалили от пирса. На прощание мы бросили на него оставшиеся у нас бутылки с горючей смесью. Пирс вспыхнул. Так же беспрепятственно, как вошли сюда, наши катера вышли в море. Через несколько минут береговая черта скрылась в тумане, который по мере нашего удаления от берега становился все плотнее.

Из доклада старшины Аникина, пересевшего на наш катер, выяснилось, что его группе не так повезло, как нашей. На аэродроме не было ни одного самолета. Пришлось удовлетвориться лишь «языком» из аэродромной команды. Городского головы дома тоже не оказалось.

— Трудно сказать, или он смекнул и убежал, или случайно куда ушел, но всюду обыскали и не нашли, — рассказывал Аникин. — Зашли в дом, а там никого. Только вот этот тип на диване спит, — Аникин показал в сторону сидевшего в углу кубрика здоровенного верзилы, который под обращенными к нему взглядами разведчиков съежился, готовый, кажется, если бы была такая возможность, сжаться с маленький комочек, лишь бы остаться незамеченным. — Еле-еле растолкали. Начал ругаться. «Какое, — кричит, — вы имеете право меня беспокоить!» А от самого перегаром несет, хоть противогаз [40] надевай. «Да знаете ли, — кричит, — кто я такой?.. Да стоит мне только своему куму сказать, он вас в порошок сотрет!.. Знаете, кто мой кум, знаете?!. Городской голова мой кум! Вот кто!..» Установив, таким образом, родство, мы решили, что если уж не самого голову, так хотя бы его кума взять. Пришлось, конечно, объяснить, что, пока он проспится, нам ждать некогда. Не сразу, но все же понял. А потом, как по морозцу протрусил, так и совсем в себя пришел. Деньги, гад, предлагал. Думал, что мы, как он сам, продаемся...

При возвращении на катер эта группа, сняв охрану, подожгла гитлеровский склад с зерном.

Итак, не потеряв ни одного человека, не имея даже раненых, обе группы наших разведчиков взяли в этой операции двенадцать «языков», документы из полицейского и жандармского управлений, автоматы, винтовки, пистолет, сто патронов, мотоцикл и даже две пишущие машинки. Подожгли: здания полицейского и жандармского управлений, три вражеские шхуны, пассажирскую пристань с прилегающими к ней складами. Уничтожили более десятка гитлеровцев, в том числе помощника начальника евпаторийского гарнизона. Освободили из фашистского плена более ста советских граждан.

День 8 декабря 1941 года был у нас в отряде радостным днем. Военный совет Черноморского флота от имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество наградил орденом Красной Звезды капитана Василия Васильевича Топчиева и батальонного комиссара Ульяна Андреевича Латышева. Медалью «За отвагу» были награждены главный старшина Александр Григорьевич Горох, старшина 2-й статьи Иван Яковлевич Товма, старший краснофлотец Василий Алексеевич Захаров. Удостоился правительственной награды и я.

Спустя месяц, в январе 1942 года, в статье «Десантная операция по захвату Керченского полуострова», опубликованной в газете «Красный черноморец», адмирал Ф. Октябрьский писал: «Месяц тому назад группа партизан ворвалась в Евпаторию... Орудовали всю ночь, были, по существу, хозяевами города и под утро скрылись, уведя еще группу пленных». [41]

Замолчать этот случай фашисты не могли. И берлинское радио сообщило, что «под Евпаторией большевики пытались высадить крупный десант, но были отбиты с большими для них потерями...».

Ответить на это сообщение берлинского радио можно было русской пословицей. «Врать — не цепом махать. Не тяжело».

Пока гитлеровцы трубили о своей мнимой «победе» под Евпаторией, наши разведчики готовились к новым походам в тыл врага.

 Волончук Ф. Ф. По тылам врага. — М.: Воениздат, 1961.
Книга на сайте: http://militera.lib.ru/memo/russian/volonchuk_ff/index.html

Видимо неправильно оценив результаты того десанта, советское командование в январе 1942 года  решило одним махом восстановить советскую власть в Евпатории и других приморских городах Крыма.

Но тогда это не удалось...

Евпаторийский десант
Анатолий Головкин
Евпаторийский  десант
(5 – 8 января 1942 года)

В 2007 году мы с женой купили дом в селе Колоски Сакского района. В 2010 году я добился разрешения к доступу архивных материалов Евпаторийского краеведческого музея, чтобы изучать факты из истории северо-западного степного Крыма. Познакомился с директором  Татьяной Евгеньевной Придневой и сотрудниками музея.

5 мая 2010 года у меня была вторая встреча со старейшим жителем села Колоски Сакского района Павлом Сергеевичем Фирсовым, я попросил его рассказать  о Евпаторийском морском десанте то, что он помнил. Память у Павла Сергеевича была цепкая, в январе 1942 года, когда проводили десантирование в Евпаторию, ему было 12 лет. Я записал его рассказ на диктофон, чтобы вечерам переписать на бумагу.
 
Фирсов Павел Сергеевич, родился в 1929 году в Сосковском районе Орловской области. Его отец с 1929 года ездил в Крым на заработки, он был хорошим бандажником, делал бочки. В 1936 году отец перевез свою семью  в деревню «Грядущий мир»  Евпаторийского района. С тех пор Павел Сергеевич постоянно жил в этой деревне, позднее названной Колоски.

С воспоминаниями Павла Сергеевича я поехал к директору Евпаторийского краеведческого музея Т.Е.Придневой. Она сказала, что материалов по десантникам, похороненным в деревне Колоски, очень мало, и подарила мне только что изданный «Вестник музея № 7» под названием «Помнить ради будущего», посвященный 65-ой годовщине Победы в Великой Отечественной войне. В том сборнике имеются некоторые, порою противоречивые, материалы о Евпаторийском морском десанте, проведенном 5-го января 1942 года. Среди них очерк Э.Л. Поляновского «Три дня войны», воспоминания оставшихся в живых десантников, в том числе воспоминания командира взвода лейтенанта Г.К. Пронина. В «Вестнике музея» также опубликован список  735 участников Евпаторийского морского десанта.

На основании этих документов мне более-менее определенно  представились события той  военной операции, о которых я и поведал в книге «На пути в Калос-Лимен», изданной в Евпатории в 2014 году издательством «Крымский Афон»…

Первый десант в Евпаторию был высажен в ночь на 6-е декабря 1941 года. Тогда десантники захватили документы из полицейского и жандармского управлений, освободили из плена более 100 заключенных, прихватили 12 «языков», сожгли  здание городской управы,  пассажирскую пристань и благополучно вернулись в Севастополь.

Тот успех в декабре 1941 года, а также успешная высадка десанта на Керченском полуострове, взятие им Керчи и Феодосии привело к эйфории со стороны партийных органов. Секретарь Симферопольского горкома ВКП (б) Кувшинников в новогоднюю ночь на 1942 год получил приказ сформировать аппарат Симферопольского горкома партии и быть готовым в самое ближайшее время приступить к своим обязанностям. В Севастополе уже были назначены секретари горкомов и райкомов в Евпаторию, Ак-Мечеть, Саки, а также председатели исполкомов и начальники НКВД.
 
В последних числах декабря 1941 года  капитан-лейтенанту Константину Григорьевичу Бузинову было поручено сформировать особый батальон морской пехоты для выполнения специального задания.  Батальон морской пехоты числом 533 человека, составлял костяк морского десанта, в него влились моряки одного погибшего корабля, солдаты и пограничники, командовал батальоном  капитан-лейтенант К.Г. Бузинов. Батальон был дополнен разведчиками отряда разведотдела Черноморского флота, отрядом особого назначения НКВД, взводом саперов, советскими и партийными работниками, всего 735 бойцов и командиров.

Командирами рот батальона морской пехоты были назначены лейтенанты Николай Никифорович Шевченко и Яков Федорович Шустов. По рекомендации Бузинова одним из командиров рот был назначен Шевченко, с которым они вместе служили  под Туапсе и в Севастополе.
 Роты делились на четыре взвода каждая. Взводами командовали лейтенанты Косован Сергей Алексеевич, Пронин Григорий Кондратьевич, младшие лейтенанты Титюлин Владимир Петрович, Черноусов Василий Макарович, Чуприн Николай  Павлович, интенданты ; ранга Еремеев Сергей Георгиевич и Никифоров Николай Федорович. Взводом разведки командовал младший лейтенант Транин Василий Михайлович.

Так как батальон морской пехоты был сформирован за несколько дней до десанта, бойцы батальона   не знали друг друга. Накануне высадки  (4 января 1942 года) состоялось совещание, на котором Бузинов раскрыл военную тайну, заявив, что предстоит десант в Евпаторию. Он поделился перед личным составом своим боевым опытом, полученным при обороне Одессы. Сказал, что 26 декабря 1941 года прошла  высадка  морского десанта в Керчи и Феодосии. Азовская военная флотилия высадила там более трех тысяч десантников. Накануне нового 1942 года Керчь и Феодосия были освобождены от немцев. Этот успех дает  возможность решиться на выброску десанта в  Евпаторию. После совещания провели митинг, потом – партийно-комсомольское собрание.

Морской десант высадился в городе Евпатории в ночь на 5 января 1942 года, командовал десантом  капитан 2 ранга Н.В. Буслаев. Десантники высаживались с тральщика «Взрыватель», семи катеров и буксира   «СП-М».
Когда корабли приблизились к берегу, вражеские батареи открыли огонь, в небе появились немецкие «юнкерсы». Катера сели на песчаные дюны, а до берега оставалось 20 – 30 метров. Командир десанта Н.В. Буслаев был убит во время высадки. Моряки прыгнули в ледяную воду, на себе перетащили с катеров танкетки и вошли в город.

Рота лейтенанта Н.Н. Шевченко высадилась на Товарной пристани с целью захвата морского порта и прилегающих к нему улиц. Рота лейтенанта Я.Ф. Шустова высадилась на Хлебной пристани.  Моряки этой роты стали продвигаться вглубь старого города. Они освободили из лагеря военнопленных, возле бывшей трикотажной фабрики вступили в бой с фашистами. Отдельный взвод под командованием младшего лейтенанта В.П. Титюлина  высадился на Пассажирской пристани. Взвод прошел с боями до городского театра, где их встретили фашистские пулеметы.

После гибели Н.В. Буслаева общее командование на себя взял капитан-лейтенант К.Г. Бузинов. Об этом по рупору сообщили всем  кораблям и катерам. Когда десантники завладели  прибрежной частью города, Бузинов  поместил свой штаб в подвале гостиницы «Крым». Связь с кораблями и командирами рот он пытался  поддерживать через посыльных.

Враг подтягивал все больше и больше своих сил, в течение дня 5 января десантники отбили  около десятка атак фашистов. Вечером этого дня Бузинов пробрался к библиотеке им. Пушкина, где группа десантников держала оборону. Он сказал матросам, что вся старая часть города, станция, вокзал и аэродром освобождены от немцев, и приказал всем матросам отходить по направлению к гостинице «Крым». Бойцы начали отход по улице Революции, 18 тяжелораненых моряков на подводах и на руках были доставлены в городскую больницу.

Раненый в ногу и правое плечо командир одной из рот Шевченко пришел в штаб, где по приказу Бузинова передал командование ротой командиру взвода интенданту ; ранга Никифорову Николаю Федоровичу. Тот выделил двух сопровождающих, которые отвели Шевченко на причал. Там он катером был доставлен на буксир «СП-14», который вернулся в Севастополь.

Другая группа десантников во главе с лейтенантом Прониным вела бои возле городского театра.  К вечеру  взводу было приказано отойти к пристани, чтобы помочь к намеченной высадке основного десанта. Но из-за погоды стало ясно, что ждать помощи бесполезно. Вечером 5 января по приказу командира Бузинова  группа Пронина  пробилась к штабу. В подвале гостиницы «Крым» собрались уцелевшие десантники, их было 123 человека. Там им всем Бузинов объявил, что подкрепления не будет, надо выходить из города, прорываться  своими силами в степь, разделившись на небольшие группы. Часть десантников небольшими группами весь день 6-го января прятались у жителей города.
 
Десантникам  во главе с командиром  Бузиновым  в ночь на 7-ое января  удалось вырваться из окруженного штаба. Он   привел 34 человека в деревню «Грядущий мир» (ныне Колоски), десантники разошлись по домам, а также по  семьям в бараках. Жители деревни, надо отдать им должное,  сами распределили десантников по чердакам и  сараям частных домов, двух бывших коммунарских бараков в помещичьем доме, а также в коммунарском доме, десантников прятали 22 семьи. Женщины постирали одежду, обсушили ее у печек, накормили десантников, переодели их на время в домашнюю одежду. Немцев в деревне не было, их комендатура находилась в  соседней деревне Икор (ныне Ромашкино), что в трех километрах.

Группе  матросов во главе с командиром взвода лейтенантом Григорием  Кондратьевичем  Прониным  из батальона морской пехоты числом 6 человек удалось на шлюпке уйти из города в море, несмотря на шторм более шести баллов.  Вместо уключин они применили ножи, постоянно вычерпывали воду касками. На шлюпке дошли до берега в районе, где сейчас находятся санатории. Шлюпка затонула, но воды в том месте было по грудь. Матросы вышли на берег и пришли тоже в деревню  «Грядущий мир». Там уже были матросы во главе со своим командиром капитан-лейтенантом Бузиновым.
 
Весь день 7-е января 40 десантников  прятались на чердаках и в сараях  деревенских хат и коммунарских домов.  Вечером 7-го января офицеры Бузинов, Пронин  и А.И. Галушкин (по воспоминаниям Пронина – Галушко, хотя такой фамилии в общих списках десантников не значится – А.Г.) собрались в комнате  Евстафьева Григория Ивановича. Они обсуждали, что делать дальше, в итоге решили разбиться на мелкие группы и пробиваться  к своим.
 
Группу десантников в 22 человека повел в сторону Ак-Мечети Григорий Иванович Евстафьев. Дорога от Евпатории до Ак-Мечети (Черноморское) до 1965 года проходила вдоль морского побережья, пока пресное озеро Донузлав не соединили с морем. До революции 1917 года богатый  татарин Аблямит-бей, проживавший в деревне Садыр-Багай  (ныне Хмелево)  построил мост через Донузлав возле принадлежавшей ему, в числе других,  деревни Акжердан, чтобы из нее и ближайших деревень можно было быстрее попасть на другую сторону. В честь него жители стали называть мост Аблямитским.
 
Г.И. Евстафьев повел десантников к Бельметскому мосту. Но Бельметский (Аблямитский) мост был разрушен еще в начале войны, поэтому уведенные Евстафьевым десантники, разбились на группы и пошли вдоль озера Донузлав на север полуострова.  Из десантников, которые ушли из деревни «Грядущий мир», группа из семи  человек, среди них сапер батальона морской пехоты красноармеец Х.А. Ровенский, попала  в плен в одной из деревень на берегу озера Донузлав.
 
 Другая  группа из трех человек, среди них командир взвода морской пехоты лейтенант Г.К. Пронин, попали в плен возле Перекопа.  Пронин  бежал от фашистов с поезда возле города Мелитополя, прошел пешком около 3-х тысяч километров до линии фронта. Перешел линию фронта на границе Ставропольского края и калмыцких степей в 15 километрах от села Грушовка. Прошел проверку в особом отделе, после чего с боями дошел до Восточной Пруссии.
 
А.И. Галушкин вечером 7-го января 1942 года вернулся в Евпаторию. Группа  К.Г. Бузинова  из 17 человек поздней ночью на 8-ое января 1942 года покинула семьи деревни «Грядущий мир» и укрылась в стоге соломы неподалеку от кладбища.  Немцы примчались сюда из деревни Икор на танкетке 8-го января около 16 часов, они  окружили стог соломы и закричали: «Русс, сдавайсь!» Была полная тишина. Немцы открыли огонь из танкетки зажигательными патронами. В ответ из стога соломы полетели гранаты и зазвучали редкие одиночные выстрелы, видать у десантников  не оставалось  боеприпасов. От зажигательных патронов стог соломы загорелся, но оттуда продолжали звучать редкие выстрелы. Никто из моряков из стога не вышел и не сдался, все до одного погибли.

По воспоминаниям Павла Сергеевича Фирсова, которому тогда было 12 лет, на другое утро 9-го января он с мальчишками подошел к месту боя. Стог соломы еще дымился, вокруг него лежали обгоревшие трупы с винтовками, у одного в руке был пистолет.  Он, Фирсов, нашел неразорвавшуюся гранату, выдернул чеку, на его счастье граната не разорвалась. Мальчишки  бродили по месту боя до тех пор, пока  из деревни Икор не подошла танкетка с немцами и полицаями. Полицаи прогнали  мальчишек, стали переворачивать трупы и забирать винтовки. Потом они стащили все трупы в траншеи, которые был неподалеку, и закопали погибших  землей. Стог соломы находился возле древнего кургана, вокруг которого «черные копатели» сделали много углублений и траншей в земле, вот туда немцы и закопали десантников.

Чекист Александр Иванович Галушкин, вернувшись из деревни «Грядущий мир»  в Евпаторию, организовал там подпольную группу.  Эта группа была обнаружена фашистами и уничтожена 7 мая 1942 года. Чтобы не попасть в руки врага А.И. Галушкин покончил с собой, выстрелив в висок последним патроном.

Фашисты жестоко отомстили за то, что жители деревни «Грядущий мир» приютили десантников. Расстрелять всех, у кого прятались десантники,  они не решились, это практически была вся деревня. Они выявили коммунистов, арестовали их, и расстреляли Григория Ковалева, Сергея Кобеца, Павла Ивановича Шевелева, 1899 г.р., Федора Леонова и Ульяну Григорьевну Сосну, 1902 г.р. – пять человек.

Из тех десантников, которых увел в сторону Донузлава Г.И. Евстафьев, после войны остались живы не менее 7 бойцов батальона морской пехоты, оказавшихся в немецком плену. Среди них краснофлотцы, строевые батальона морской пехоты:  Борисов Михаил Степанович, Клименко Иван Сергеевич,  Корниенко Алексей Семенович,  Крючков Семен Герасимович, Панасенко Николай Иванович. Остались живы командир взвода батальона морской пехоты лейтенант  Пронин Григорий Кондратьевич и краснофлотец, сапер батальона морской пехоты Ровенский Ханасян Абрамович.

В 1951 году на месте высадки десанта, возле дороги Симферополь-Евпатория,  был установлен памятник из армированного бетона, который простоял там до 1970 года. Новый памятник участникам Евпаторийского десанта 1942 года был установлен на 6-ом километре дороги Евпатория-Симферополь 7 июня 1970 года.

 Тем же летом 1970 года старый памятник, стоявший на том месте, был перенесен на кладбище села Колоски.  По старым фотографиям можно определить, что памятник представлял собою фигуру матроса, левая рука которого согнута в локте и покоится на марлевой повязке, перекинутой через шею. Правая рука с гранатой опущена вниз. Со временем памятник, изготовленный из армированного бетона, стал постепенно разрушаться. В 1990 году, к 45-летию Победы в Великой Отечественной войне, по инициативе и за счет колхоза «Путь к коммунизму» был изготовлен и установлен новый памятник. На нем фигура матроса с гранатой в правой руке, которая поднята вверх.

…Местные энтузиасты сняли документальный фильм «Подвиг Бузинова. Евпаторийский десант 1942 год». В фильме были использованы, в том числе,  и мои материалы из книги «На пути в Калос-Лимен» о событиях в деревне «Грядущий мир», происшедших 7-8 января 1942 года. Организовали и провели съемку фильма летом  2015 года учителя Ромашкинской средней школы Татьяна Николаевна Бобрик и Александр Васильевич Мельник, а также Лидия Одинцова, снимал фильм Сергей Мельник. В съемках приняли участие  местные жители, вместе с главой Ромашкинского сельского поселения Олегом Юрьевичем Юдиным, и учащиеся Ромашкинской средней школы. Была произведена реконструкция трагических событий, разыгравшихся 8 января 1942 года на поле возле кладбища деревни «Грядущий мир» (ныне Колоски). Местные жители с большим вниманием и воодушевлением смотрели фильм, вспоминая события военных лет.

После просмотра фильма пошли первые отзывы: «Очень хороший фильм. Сделано большое и нужное дело, большое спасибо авторам».  «Спасибо за труд, хорошая работа! Вечная память павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины». Жители Крыма и его гости стали приезжать в Колоски 5 января каждого года, чтобы возложить цветы к памятнику погибшим десантникам.

В то же время в Интернете имеются сведения о поиске К.Г. Бузинова и его родных. Например, на сайтах Ростовского областного клуба «Память-поиск», а также  «Наш Туапсе» есть записи:«Помогите найти родных бойца. Бузинов Константин Георгиевич (Григорьевич) капитан-лейтенант 1908 г.р. пропал без вести в январе 1942 г. Жена Бузинова Ираида Михайловна 1910 г.р. Дочь Бузинова Татьяна Константиновна 10.02.1935 г.р. проживали г. Туапсе ул. Розы Люксембург д.51».
 
Командир батальона морской пехоты капитан-лейтенант Константин Григорьевич Бузинов был со своими матросами до конца.  Надо бы сохранить память обо всех погибших в деревне «Грядущий мир»  матросах, назвав их поименно.Расширить аудиторию для показа документального фильма «Подвиг Бузинова. Евпаторийский десант  1942 год». А также увековечить на памятной доске памятника, установленного в селе Колоски, фамилии местных пяти жителей, расстрелянных фашистами за спасение десантников.

(Статья включена в конкурсный сборник "Крымское приключение 2019").


© Copyright: Анатолий Головкин, 2020
Свидетельство о публикации №220110100757

5 января 2015 г. прошла реконструкция высадки Евпаторийского десанта

В конце 1941 года Северо-Кавказский фронт успешно вёл военные действия за освобождение Керченского полуострова, планировалась высадка десанта в нескольких населённых пунктах побережья Крыма.

Тактической целью Евпаторийского десанта советских войск, высаженного 5 января 1942 года, было отвлечение вражеских сил от осаждённого Севастополя и Керченского полуострова.

В начале декабря 1941 года в Евпаторию был высажен разведывательный десант, состоящий из небольшой группы моряков с двух советских катеров-охотников. Высадка морского десанта на евпаторийское побережье прошла без помех, румынский артиллерийский полк, оставив свои позиции, поспешно бежал.

Моряки-десантники захватили немецкое полицейское и жандармское управление, захватив секретные документы и освободив из плена более ста человек заключённых. Десантники сожгли Пассажирскую пристань в Евпатории и скрылись под утро, захватив в плен двенадцать «языков». Операцией руководили командир отряда капитан В. Топчиев и батальонный комиссар У. Латышев.

В ночь на 3 января 1942 года планировалась высадка нового десанта на побережье Евпатории, состоящего из 740 человек, но помешал сильный шторм. Главную ударную силу составлял батальон морской пехоты: 553 пехотинца под командованием капитан-лейтенанта Г. Бузинова. В составе десанта было 60 разведчиков штаба флота во главе с капитаном В. Топчиевым.

Задача десанта — занять побережье в Евпатории, продержаться несколько часов до прихода главных сил. Планировался захват Евпатории для подготовки плацдарма наступления на Симферополь. С десантниками шёл бывший председатель горисполкома Евпатории Яков Цыпкин, начальник горотдела НКВД Иванов, начальник милиции Евпатории — П. Березкин. Никто не сомневался в успехе десанта.

4 января 1942 года в 23.00 быстроходный тральщик — БТЩ Т-405 «Взрыватель», под командованием капитан-лейтенанта Виктора Григорьевича Трясцына,  покинул Стрелецкую бухту осажденного Севастополя и направился в Евпаторию. Быстроходный тральщик «Взрыватель» сопровождали пять сторожевых катеров, по пути к десантному отряду присоединился морской буксир СП-14 и два катера МО № 081 и № 0115.

«Взрыватель» был флагманским кораблем десантной флотилии, под командованием капитана 2 ранга Николая Буслаева и военкома, полкового комиссара А.Бойко.

5 января 1942 г. по сигналу с флагманского корабля в 2.41 началась десантная операция в Евпаторийском порту. В 3 часа два катера МО на полном ходу пришвартовались к Хлебной пристани и высадили на берег морских пехотинцев.

Заметив приближение к берегу наших кораблей, фашисты открыли по ним прицельный артиллерийский и миномётный огонь,  просвечивая евпаторийский залив прожекторами.

Было около трех ночи. Центральная пассажирская пристань Евпатории была сожжена в декабре, во время первого разведывательного десанта, поэтому моряки высаживались с кораблей в ледяную воду, под нескончаемым огнём с берега.   Вскоре выяснилось, что немцы заминировали побережье Евпатории.  У Пассажирской пристани высадился морской десант катера № 062 и № 0102, а затем и десантники БТ «Взрывателя».

С другой стороны Пассажирской пристани причалили сторожевые катера СП-14 и МО № 0105 и № 0125. На рейде остался сторожевой катер № 041, который обеспечивал десант связью, а днём несколько раз подходил к пристани. За время высадки было убито и ранено больше полусотни человек, был убит командир высадки Николай Буслаев.

Несмотря на большие потери, взвод Г. Пронина, покинув Товарную пристань, перебил немецкий патруль и двинулся к немецкой комендатуре. Из воспоминаний А. Лаврухина: «Среди немцев поднялась паника, они выскакивали из окон в нательном белье, их тут же настигали наши пули».

Рота лейтенанта Шустова, высадилась на Хлебной пристани и продвигалась вглубь старого города, в районе мясокомбината моряки освободили из лагеря около 300 советских военнопленных.

Рота лейтенанта Николая Шевченко захватила порт и немецкую артиллерийскую батарею, развернули пушки и стали стрелять по фашистам. Лейтенант Николай Шевченко был ранен в ногу и в правое плечо, потерял много крови и двигался с трудом.

Оперативно-чекистская группа Ивана Фёдоровича Литовчука разгромила здание гестапо и захватила немецкий командный штаб.

К десяти утра 5 января 1942 года моряки-десантники освободили Евпаторию от немцев.  В гостинице «Крым» на ул. Революции расположился штаб нашего батальона.  Хирургическое отделение городской больницы заполнили наши раненые матросы- десантники.

Вскоре немцы получили подкрепление, в бой вступили немецкие полевые батареи: 70 саперный батальон, 22 батальон и 72 немецкий батальон пехотной дивизии.

Фашисты имели подавляющее превосходство в технике и ощутимый перевес в живой силе. На улицах города наши моряки дрались один против пятерых.

Утром 5 января наши корабли и морской десант был атакован немецкой авиацией — 20 и юнкерсами, базировавшимися на аэродроме в г. Саки.

По тральщику «Взрывателю» фашисты вели прицельный артиллерийский и минометный обстрел. От взрыва мины погиб оружейный расчёт кормовой 45мм. пушки и командир высадки десанта Николай Буслаев. Руководство десантной операцией взял на себя военком А. Бойко. Тральщик «Взрыватель» и сторожевые катера покинули евпаторийский порт и маневрировали на рейде, поддерживая десантников артиллерией.

Поврежденный буксир СП-14 и шесть сторожевых катеров ушли в Севастополь за подкреплением.

Высадившиеся десантники, в ходе боёв, были отрезаны от берега и почти полностью уничтожены. Маневрировавший на евпаторийском рейде тральщик «Взрыватель» обстреливал берег из одного 100-мм орудия, а 45-мм кормовая пушка, от близкого взрыва авиабомбы, вылетела за борт. Связь тральщика «Взрыватель» со штабом Главной Военно-морской Базы в Севастополе прервалась.

Посланный на помощь нашему десанту, эсминец «Смышленый» и БТЩ Т-408 «Якорь» не смогли высадить на берег вторую волну десанта из-за усилившегося на море шторма и артиллерийского огня противника.

БТ «Взрыватель» получил множество мелких повреждений, носовой дизель был пробит осколками. Вскоре закончился боезапас снарядов для 100-мм корабельной пушки, а командир корабля Трясцын, так и не получил приказа об отступлении, так как корабельная радиостанция была разбита. Без приказа, самостоятельно отступить он не посмел из-за боязни быть обвиненным в трусости. Корабль БТ «Взрыватель» маневрировал во тьме евпаторийского залива, не зная точного места нахождения.

В 21.00 5 января командир «Взрывателя», услышав сильный скрежет по дну корабля и толчок, понял, что тральщик сел на мель в 50 метрах от берега. Сильные штормовые волны развернули корабль бортовой частью к берегу, от ударов о дно лопнула по швам обшивка корабля в кормовой части, началось быстрое затопление кормовых отсеков, заклинило руль и гребные валы. Сторожевой катер № 0102 доложил в Главный штаб флота о положении «Взрывателя». После военного совета на корабле, военком А.Бойко приказал командиру отделения минеров Ф. Разуваеву, минёрам И. Лушникову и Н. Смоленкову заминировать тральщик, а оставшимся в живых морякам команды «Взрывателя» вооружиться винтовками и гранатами и занять оборону на корабле, наблюдая из иллюминаторов. Все секретные документы на «Взрывателе»  были уничтожены.

Утром 6 января фашисты обнаружили беспомощный, разбитый тральщик на мели у Соляных промыслов. На предложение фашистов сдаться с тральщика ответили винтовочной стрельбой. Немцы подтянули к побережью восемь полевых орудий и в упор расстреляли «Взрыватель».

Во время обстрела «Взрывателя» погибли полковой комиссар А. Бойко, военком тральщика П. Болотин, штурман И. Усков, командир В. Трясцин, артиллерист Г. Золотников. Застрелился тяжело раненный командир разведывательного отряда ЧФ капитан В. Топчиев. Вскоре фашисты захватили в плен 19 раненых моряков и команду из машинного отделения, во главе с командиром БЧ-5 И. Клюкиным.

Краснофлотец Иван Клименко до войны участвовал в марафонских заплывах, поэтому он решил попробовать вплавь добраться до наших, чтобы сообщить о положении десанта и гибели корабля.  Клименко  отчаянно кинулся в ледяную воду и поплыл в сторону Севастополя, в надежде встретить советский патрульный катер, он проплыл 42 мили в январской ледяной воде и остался жив. Иван Клименко был почти без сознания, когда его подобрал сторожевой катер северо-западнее Николаевки.

Помощь, которую ждали десантники, так и не пришла, вечером 6 января на море бушевал 7-бальный шторм и не позволил эсминецу «Ташкент», тральщику и четырём катерам высадить на берег подкрепление. Моряки с кораблей видели на берегу пламя: это горела гостиница «Крым» — недолгий штаб батальона.

Моряки группы Литовчука, сражавшиеся в городе, тоже видели своих беспомощных спасателей, стоящих далеко на рейде.

Город был усеян телами моряков, три дня фашисты запрещали, под угрозой расстрела, убирать трупы с улиц города.

Рано утром 7 января фашисты ворвались в городскую больницу, где лежали 18 тяжело раненых моряков-десантников. За раненых попытался вступиться главврач Балахчи, но его вывели во двор больницы и расстреляли вместе с хирургом Глицосом и санитаром (его фамилия осталась неизвестна).

Автоматные очереди слышал тяжелораненый 19-летний моряк Михаил Курносов, которого успели спрятать в бельевой медсёстры Щенникова, Брезгане и санитарка Дронова. Мишу Курносова немцы обнаружили и расстреляли на следующий день 8 января.

«За помощь десанту» 7-8 января 1942 года немцы расстреляли более шести тысяч мирных жителей Евпатории на Красной горке. А всего в городе было расстреляно 12 640 стариков, женщин, детей — треть довоенного населения Евпатории.

Разбитый корпус «Взрывателя» еще несколько лет стоял в 6 км. к югу от Евпатории безмолвным памятником мужеству черноморцев и только в 1946 г. тральщик был разобран.

7 июня 1970 г. на месте гибели тральщика «Взрывателя» был воздвигнут памятник морякам-десантникам, погибшим в Евпатории 5-7 января 1942 года.

В память о Евпаторийском десанте 1942 года, русский поэт и композитор Владимир Семёнович Высоцкий написал песню «Чёрные бушлаты»

За нашей спиной остались паденья, закаты,
Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы невидимый взлет!
Мне хочется верить, что черные наши бушлаты
Дадут нам возможность сегодня увидеть восход.
Сегодня на людях сказали: «Умрите геройски!»
Попробуем — ладно! Увидим, какой оборот.
Я только подумал, чужие куря папироски:
«Тут кто как сумеет, — мне важно увидеть восход.»
/В.Высоцкий, «Чёрные бушлаты»

Алексей Корниенко — из 740 участников Евпаторийского десанта 1942г., единственный, оставшийся в живых. Живет сегодня в г.Красноармейск Донецкой области, 24 февраля 2012г. ему исполнилось 90 лет.

Источник:
Евпаторийский десант: трагедия и подвиг

Нет, наверное, такого человека, который бы не слышал песни Владимира Высоцкого «Черные бушлаты». Но вот какому событию она посвящена и кто стал прообразами героев пронзительной военной баллады, известно немногим.

Сам великий бард на одном из своих концертов рассказывал, что однажды, прогуливаясь с друзьями по берегу моря, увидел памятник, установленный прямо у кромки воды. Поинтересовался, в честь кого он воздвигнут в столь необычном месте. И услыхав полную трагизма историю евпаторийского десанта, не мог не взяться за перо…

НАЧАЛО 1942 ГОДА. Немцы продолжают предпринимать оголтелые попытки овладеть Севастополем. Чтобы оттянуть силы противника от главной базы Черноморского флота и блокировать его резервы, командование Севастопольского оборонительного района приняло решение высадить на крымское побережье несколько тактических десантов.

4 января в Стрелецкой бухте были сосредоточены те, кому предстояло высаживаться в Евпатории. В десант уходили 533 моряка из состава 2-го полка морской пехоты под командованием капитан-лейтенанта Г.;Бузинова, три группы разведчиков штаба Черноморского флота, которыми командовали капитан В.;Топчиев, капитан-лейтенант И.;Литовчук и старший лейтенант Н.;Панасенко. В состав десанта вошел и сводный отряд, состоявший из пограничников и милиционеров. Его возглавил начальник евпаторийского горотдела НКВД капитан милиции П.;Березкин, который направлялся в город со специальным заданием.

К наступлению темноты на корабли погрузились 740 человек, три легких артиллерийских тягача Т-20 «Комсомолец» с тремя 45-мм орудиями и два плавающих танка Т-37.

В 23 часа 30 минут отряд кораблей — тральщик «Взрыватель», морской буксир СП-14 и семь морских охотников типа МО-IV — под общим командованием капитана 2-го ранга Н.;Буслаева взял курс на Евпаторию. Шли без огней, соблюдая полную светомаскировку. Двигатели, переведенные на подводный выхлоп, практически не издавали шума.

В 2 часа 41 минуту 5 января корабли подошли к точке развертывания и по сигналу с флагмана устремились к заранее намеченным пунктам высадки десанта. Ровно в 3 часа ночи высадка началась.

Удивительным было то, что противник не оказывал ни малейшего сопротивления. Четыре морских охотника одновременно ошвартовались у Хлебной и Товарной пристаней, разгрузились, также беспрепятственно отошли и заняли позиции на рейде. Следом к причалам подошла еще пара охотников. Они зажгли сигнальные огни, обозначив створы для подхода и швартовки тральщика и буксира, а находившиеся на них десантники стали готовить сходни для выгрузки тяжелой техники. Седьмой катер все это время находился у входа в порт, координируя по рации действия кораблей и подразделений десанта. Пока все шло как по нотам.

С тральщика оставалось выгрузить один тягач, последнее орудие и часть боезапаса, когда акваторию порта прорезали лучи прожекторов. И сразу же ожила румынская береговая батарея, к причалам потянулись цепочки трассирующих пуль немецких пулеметов. Корабли открыли ответный огонь.

В Севастополь ушла телеграмма: «Высадку продолжаем под сильным артиллерийско-пулеметным огнем. Буслаев». А в следующую минуту тральщик накрыл залп румынских пушек. Командир десанта, находившийся на кормовом мостике «Взрывателя», был прошит несколькими осколками. Погиб весь расчет кормового 45-мм орудия, взрывной волной артиллерийский тягач был сброшен в воду. Радист отстучал вторую телеграмму: «Буслаев убит. Принял командование операцией. Полковой комиссар Бойко».

Высадив десант и выгрузив боеприпасы, «Взрыватель» и СП-14 отошли в море. Вскоре к ним присоединились шесть катеров. На рейде оставался лишь МО-041, который должен был забирать раненых и доставлять их на корабли. Носовое 100-мм орудие тральщика оставалось невредимым и открыло огонь по целям на берегу, поддерживая продвижение десантников в глубь города. К нему тотчас присоединились сорокапятки морских охотников.

Город наш

МЕЖДУ ТЕМ бои на улицах Евпатории разгорались. Немцев в городе практически не было, лишь находившиеся на лечении раненые да ожидавшие назначения выздоравливающие. Основные силы гарнизона составляли румынский артиллерийский и кавалерийский полки, всю внутреннюю службу несли полицейские подразделения, сформированные из крымских татар. Эти обстоятельства способствовали тому, что большая часть города довольно быстро оказалась в руках десантников.

Ожесточенное сопротивление им пришлось встретить лишь у гостиницы «Крым», на крыше которой немцы успели установить крупнокалиберные пулеметы, да у здания поликлиники санатория «Ударник», где располагалось гестапо. И если гостиницей моряки все же овладели, то гестаповцев даже в кровавой рукопашной, вспыхнувшей во дворе и на первом этаже поликлиники, одолеть не смогли: те дрались с отчаянием обреченных и в плен не сдавались.
Зато на других направлениях десантникам сопутствовала удача. Группа разведчиков капитан-лейтенанта Литовчука забросала гранатами береговую батарею, на мысе Карантинный, и захватила расположенную там же электростанцию. Еще две батареи у складов конторы «Заготзерно» уничтожила рота старшего лейтенанта Шустова.

Перебив немногочисленную охрану, морские пехотинцы ворвались в лагерь для военнопленных и освободили более 500 находившихся в нем бойцов и командиров Красной Армии. Около 200 из них оказались в состоянии держать в руках оружие. Тут же был сформирован отдельный отряд, который присоединился к основным силам десанта и вступил в бой. На свою беду именно на их пути оказалась городская больница с ранеными немецкими солдатами: вчерашние пленные убивали их без выстрелов — прикладами, штыками, ножами. И вряд ли за это их можно осуждать…

Тем временем отряд милиционеров и пограничников во главе с капитаном Березкиным занял управление городской полиции и жандармерии. Им в руки попали личные дела всех изменников родины, изъявивших желание служить оккупантам, списки полицейской агентуры и осведомителей. Сейфы с этими и другими важными документами были тут же доставлены на берег и на одном из морских охотников отправлены в Севастополь.

Легкие плавающие танки Т-37 оказались малоэффективными в городских условиях. Один из них был придан группе морских пехотинцев, высадившейся на Товарной пристани. Войдя в город, экипаж танка расстрелял из пулеметов прожектора и артиллерийских корректировщиков, располагавшихся на крыше гостиницы «Бо-Риваж», после чего машина в сопровождении десантников двинулась в сторону железнодорожного вокзала. На переезде Т-37 уничтожил из пулемета румынский грузовик и находившихся в нем солдат, но в завязавшейся перестрелке был убит командир танка, неосмотрительно высунувшийся из люка. Механик почему-то решил оставить исправный танк и, сняв пулемет, пешим присоединился к морпехам.

А вторая машина была подбита в первые минуты боестолкновения на площади Металлистов и в боях за город ничем себя проявить не смогла.
К рассвету практически весь старый город был очищен от гитлеровцев. Штаб батальона разместился в гостинице «Крым». Утром сюда стали стекаться евпаторийцы — бывшие участники истребительных батальонов и полка народного ополчения, сформированных в городе перед приходом фашистов. Теперь эти люди требовали дать им оружие. Недостатка в трофеях морские пехотинцы не испытывали, поэтому численность тех, кто готов был удерживать захваченный плацдарм до подхода второй волны десанта, очень быстро утроилась. И если в Евпатрию удалось бы высадить основные силы 2-го полка морской пехоты с артиллерий и бронетехникой, то создалась бы реальная угроза всей немецкой группировке в западной части полуострова. Но…

Десантники и жители города с тоской и тревогой смотрели на море, тщетно силясь разглядеть там приближающиеся корабли: ветер крепчал, волны росли, начинался шторм. К 9 часам он уже достигал 8 баллов.

Разгром

ВСЕ ПОНИМАЛИ, что тот, кто быстрее подтянет резервы, в конце концов и будет праздновать победу. Немцы спешно перебрасывали к Евпатории 105-й пехотный полк, снятый из-под Балаклавы, закаленные в боях 22-й разведывательный и 70-й саперный батальоны, три батареи 105-мм орудий.
77-я бомбардировочная эскадрилья, базирующаяся под Саками, была полностью переключена на авиационную поддержку изготовившихся к штурму подразделений. Она же должна была уничтожать корабли десанта, остававшиеся на рейде Евпатории, и те, что попробуют прорваться из Севастополя, несмотря на бушующее море.

Советское же командование, справедливо полагавшее, что до окончания шторма высадка второй волны десанта исключена, и опасавшееся массированных ударов по кораблям с воздуха, отправку помощи планировало лишь в ночь с 5 на 6 января…

Создав почти пятикратное превосходство в живой силе, гитлеровцы в 10 часов ринулись отвоевывать утраченное за ночь. «Юнкерсы», которым от аэродрома базирования до Евпатории было всего 15 минут лета, постоянно висели над городом. Не имея радиостанций, десантники, присоединившиеся к ним горожане и военнопленные не могли создать единого фронта обороны. Практически сразу бой распался на отдельные очаги. Тяжелого вооружения у морских пехотинцев не оставалось: легкие танки, тягачи и 45-мм орудия были уничтожены еще в ходе ночных боев. Единственное, на что могли рассчитывать десантники, — продержаться до наступления темноты. И они держались, отчаянно обороняя каждый дом.

Сохранились воспоминания о тех событиях командира немецкого 70-го саперного батальона подполковника Хуберта Риттера фон Хайгля. В своем дневнике он записал: «К 14 часам, беря дом за домом, нам удалось вновь закрепиться в старом городе. Наступление продолжалось после эффективного ввода в бой самолетов. Но все равно из-за каждого угла, из едва укрепленных убежищ обязательно кто-либо показывался и стрелял в нас. Продвижение вперед мои саперы обеспечивали собственными средствами борьбы: огнеметами, подрывными боеприпасами и бензином».

Все это время тральщик, буксир и морские охотники маневрировали в акватории Евпаторийской бухты, стремясь избежать бомбовых ударов, и, когда позволяла обстановка, вели огонь по целям на берегу. Каждый из охотников потерял почти половину своего экипажа, получил не менее десятка пробоин от осколков авиабомб. Но особенно досталось «Взрывателю».

Немецкие самолеты буквально роились над ним. Временами корабль полностью скрывался за стеной воды. В корпусе было множество мелких повреждений, вышел из строя носовой дизель. К этому времени на тральщике находилось большое количество раненых, переправленных катерами с берега. Но из-за разбитой радиостанции приказа на отход командир капитан-лейтенант Трясцын получить не мог, а самостоятельно уйти не посмел: десятью днями ранее в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции БТЩ Т-412 «Арсений Раскин», за два дня израсходовав боезапас и будучи перегруженный ранеными, без приказа вернулся в Новороссийск. Командира и комиссара корабля за самовольное оставление района операции приговорили к расстрелу, в самый последний момент изменив приговор на разжалование в рядовые и отправку на фронт…

Еще в 11 часов на «Взрывателе» получили радиограмму из гостиницы «Крым» от комбата Бузинова: «Положение угрожающее, требуется немедленная помощь людьми, авиацией, кораблями». Полковой комиссар Бойко ретранслировал ее в Севастополь. Больше сообщений с берега не поступало, хотя перестрелка и взрывы в городе не стихали вплоть до наступления темноты: по всей Евпатории происходило множество мелких схваток, каждая из которых неминуемо заканчивалась гибелью десантников.

В городской больнице кровавая драма повторилась спустя всего лишь несколько часов: теперь уже ворвавшиеся в нее гитлеровцы застали в палатах около 50 тяжелораненых моряков, которым оказывали помощь местные врачи и санитары. Все они вместе с медперсоналом были расстреляны во дворе госпиталя.
Через посыльных комбат передал приказ отдельным группам десантников отходить в порт, желая удержать хотя бы часть побережья с пригодными для высадки причалами. Но это не удалось, и к 17 часам уцелевшие собрались в гостинице «Крым». Подсчет сил показал, что в распоряжении капитан-лейтенанта оставалось 123 моряка и около 200 бойцов из числа освобожденных пленных и местных жителей. Все — с оружием, но практически без патронов.
Стало ясно, что десант обречен. Поэтому Бузинов принял решение разделиться на небольшие группы и пробиваться из города в степь, пытаясь под покровом темноты добраться до Мамайских каменоломен. Прикрывать отход товарищей остались 46 морских пехотинцев. Забаррикадировав двери и окна первого этажа, они приняли свой последний бой, который завершился лишь утром 6 января. Вот еще одна выдержка из дневника подполковника фон Хайгля: «До наступления дня мы так приблизились к последнему очагу сопротивления, что отход русской пехоты стал невозможен. Мне с моей ударной группой с огнеметами, взрывчатыми зарядами и 4 канистрами бензина удалось захватить подвальное помещение. Русские обороняли последний бастион невероятно мужественно до их и его полного уничтожения». Так и не сумев овладеть зданием, немцы взорвали гостиницу, похоронив под ее руинами последних десантников.

Сам капитан-лейтенант вместе с 17 товарищами был окружен немцами у деревни Колоски. Заняв оборону на вершине древнего кургана, морские пехотинцы вступили в бой… Долгие годы они считались пропавшими без вести. Лишь в 1977 году совершенно случайно — во время археологических раскопок — на кургане были обнаружены остатки флотских блях и ремней, ленточки от бескозырок, много стреляных гильз и… полевая сумка комбата Бузинова!
Всего же из тех, кто уходил из Евпатории по суше, до Севастополя смогли добраться лишь четверо…

Погибаю, но не сдаюсь!

НЕ МЕНЕЕ трагично сложилась судьба тральщика «Взрыватель» и остававшихся на его борту моряков.

…С наступлением темноты налеты и обстрел с берега прекратились. Морские охотники, чтобы не потеряться в кромешной темноте, выстроились в кильватерную колонну за тральщиком. Команды боролись со штормом и по мере сил производили ремонт. На БТЩ было серьезно повреждено рулевое управление. Капитан-лейтенант Виктор Трясцын пытался выдерживать курс с помощью машин, но это плохо получалось в бушующем море. И около 22 часов в пяти километрах на юго-восток от Евпатории «Взрыватель» выбросило на берег.

Корпус, поврежденный во многих местах, дал течь, вода хлынула в отсеки. Раненых стали переносить на верхние палубы. В штаб флота была отправлена радиограмма: «Самостоятельно сняться с мели не можем. Спасите команду и корабль, с рассветом будет поздно». Вскоре вода залила машинные отделения, тральщик лишился электроэнергии, и связь с ним прекратилась. О том, что произошло дальше, стало известно со слов единственного оставшегося в живых матроса Ивана Клименко.

Осознавая всю безнадежность положения, командир «Взрывателя» приказал уничтожить документацию. Моряки собрались в носовом кубрике. Командир отделения минеров Ф. Разуваев, его подчиненные И.;Лушников и Н.;Смоленков получили приказ заминировать тральщик. Остальные заняли оборону у иллюминаторов корабля.

Рассвело. Шторм продолжался. Один из морских охотников попытался подойти к тральщику, но безуспешно. После того, как он присоединился к собратьям, катера, дав прощальные гудки, взяли курс на Севастополь: они уже ничем не могли помочь ни десанту, ни тральщику.

Около 8 часов немцы обнаружили неподвижный корабль, еще через час подтянули к нему пехоту, артиллерию, несколько танков. Сначала через громкоговорители предложили сдаться. В ответ раздались винтовочные и автоматные выстрелы. Танки и орудия открыли огонь прямой наводкой, расстреливая беспомощный тральщик с дистанции двести метров. Потом на корабль попыталась взойти пехота. На палубе и в отсеках «Взрывателя» закипела рукопашная. И немцы бежали!

Расстрел корабля возобновился и продолжался в течение нескольких часов. Лишь после этого гитлеровцы смогли попасть на корабль. Из его внутренностей на берег выволокли 19 раненых моряков во главе с командиром БЧ-5 лейтенантом И.;Клюкиным, которых тут же расстреляли.

Незадолго до этого Клюкин приказал матросу Клименко, до войны участвовавшему в марафонских заплывах, попытаться вплавь добраться до Севастополя и передать, что тральщик погиб, но не сдался.

Это кажется невероятным, но Иван Клименко, облаченный в спасательный жилет, сумел проплыть 17 миль в штормовом море, где температура воды составляла всего лишь +6 градусов по Цельсию. Возле Николаевки его, уже терявшего сознание, подобрали торпедные катера. Почти два года он провел в госпиталях, но до конца войны успел вернуться в строй. А после Победы поселился в Евпатории — городе, где погибли все его боевые товарищи…

Разбитый, занесенный песком корпус тральщика еще долгое время покоился на берегу, являясь напоминанием о мужестве советских моряков и трагической судьбе евпаторийского десанта. Только в 1947 году остов корабля разобрали на металлолом.

А в 1970-м на месте гибели «Взрывателя» был установлен памятник работы скульптора Н.;И.;Брацуна, увековечивший подвиг десантников. И вдохновивший Владимира Высоцкого на создание своего бессмертного произведения «Черные бушлаты»…

Автор Игорь Софронов
Первоисточник http://www.bratishka.ru

 Евпаторийский десант 1942 года
Евпаторийский десант, это довольно малоизвестная страница в истории ВОВ. Все знают Керченско-Феодосийскую, но мало кто Евпаторийскую и тем более Судакскую операцию, возможно потому что закончились они полным провалом и трагически. Хотя Керченская операция тоже в конечном итоге закончилась масштабным поражением. На том этапе войны это было закономерно.
Проводились эти три операции синхронно, целью было быстрое освобождение Крыма от противника, на фоне контрнаступления под Москвой зимой 41-42 годов. Но события в Крыму развивались не столь успешно, как в центре советско-германского фронта. Закидать искушенного противника шапками, а именно это больше всего напоминали действия РККА в Крыму, не удалось. Причиной были катастрофические ошибки в командовании, планировании и общей стратегии Красной армии на юге. Ошибочной была вообще сама концепция освобождения Крыма, одними лишь разобщенными морскими десантами и действиями Севастопольского оборонительного района. Противник представлял собой единое целое, он был способен быстро маневрировать силами, пользуясь хорошими крымскими дорогами, имел он и сухопутную связь с материком. Наши же силы были разорваны на части морем, в зимнее штормовое время, не имели господства в воздухе или вообще не имели никакого воздушного прикрытия. Тыловые базы Черноморского флота на Кавказе были удалены, а его коммуникации были подвержены авиаударам люфтваффе.
Евпаторийская операция была с самого начала обречена, при таком подходе к ее проведению. Это было героическое самоубийство.

5 января 1942 года, в порту Евпатории был внезапно для противника высажен малочисленный десант, без достаточного количества боеприпасов и тяжелого вооружения, численностью всего 740 человек. За несколько часов, пользуясь малочисленностью гарнизона противника, наш десант захватил весь старый город. Предполагалась высадка второго эшелона, но этому помешал внезапно налетевший шторм. Таким образом в первые же сутки, десант оказался один на один с постоянно усиливающимся противником. Манштейн (командующий 11 армией) из под Симферополя и Севастополя перебросил в Евпаторию подкрепления, которые очень быстро вернули инициативу в Евпатории немцам.
Было еще одно обстоятельство, о котором раньше предпочитали не говорить. Дело в том, что нашим десантникам был дан по сути преступный приказ - не брать в плен солдат и офицеров противника, включая раненых. Так были казнены захваченные немецкие раненные, находящиеся в одной из Евпаторийской гостиниц. А если учитывать тот факт, что десантникам активно помогала значительная часть русского населения Евпатории, то стало совершенно понятно что противник теперь не остановится перед самыми жесткими репрессиями в отношении наших пленных и гражданского населения. Нацистов не надо было уговаривать это делать, они были рады любому поводу, столь "любезно предоставляемому" им нашим командованием. Я бы командиров, отдававших такие преступные и необоснованные приказы, подставляя личный состав, расстреливал бы.
Таким образом история Евпаторийского десанта из чисто военной операции, переросла по сути в карательно-полицейскую со стороны противника, со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями.

Все это никоим образом не бросает тень на массовый героизм десантников, проявившийся в совершенно безнадежной ситуации. Никакой массовой сдачи в плен не было. Противнику понадобилось почти трое суток, чтобы окончательно справится с семьюстами десантниками. При этом применялась полевая артиллерия и огнеметы, а разрушения в городе были значительные. Пережило войну всего несколько человек из состава того десанта.
Все взятые в плен были расстреляны гитлеровцами на окраине Евпатории,  включая 1200 мужчин, заложников из состава местного русского населения. Татары же проявили себя отвратительно, оказывая помощь немецким войска при зачистке старого города от десанта.
Манштейн потом после войны оправдывался, что он мол не знал о массовых казнях в Евпатории, переводя все стрелки на офицеров СС, среди которых был небезизвестный Отто Олендорф и ССовец доктор Браун. После войны оба были схвачены и повешены. Эрих Манштейн же, в полосе армии которого, происходили массовые расправы, избежал ответственности.

Это были трагические эпизоды войны, а до Победы было очень и очень далеко.
При посадке десантников на корабли в Севастополе 4 января 1942 года, среди них был офицер кинолог с овчаркой. Через 10 дней эта овчарка прибежала в Севастополь, пытаясь разыскать своего хозяина.

Подробно про десант читайте тут:


 Человек о десанте в Евпаторию - 1941-1942

Отсюда

Интересное: А. Корниенко, пехотинец: "Мы ворвались в госпиталь, заняли все три этажа, ножами, штыками и прикладами уничтожали немцев, выбрасывали их через окна на улицу..."  (человек хвастается военным преступлением, спустя 60 лет)

А мы и не волновались перед высадкой. Мы же к своей земле шли, к нашей.

А.ЕГОРОВ, бывший сержант морской пехоты

Пролог

В начале декабря 1941 года был высажен короткий десант в Евпаторию. Ночью к берегу проскочили два катера-охотника. Моряки захватили документы из полицейского и жандармского управлений, освободили из плена более ста человек. Скрылись под утро, прихватив с собой двенадцать "языков". Еще сожгли Пассажирскую пристань - кто мог подумать, что через месяц она будет так нужна.

Это была разведка боем. Операцией руководили два друга - командир отряда капитан В. Топчиев и батальонный комиссар У. Латышев.

Высадка

Спустя месяц в Евпаторию двинулся новый десант - 740 человек. Главная ударная сила - батальон морской пехоты: 553 пехотинца под командованием капитан-лейтенанта Г. Бузинова. Кроме того, в составе десанта было 60 разведчиков штаба флота во главе со знакомым нам капитаном В. Топчиевым. Задача - занять побережье, продержаться несколько часов до прихода главных сил. Затем захватить город - "овладеть исходным плацдармом для наступления на Симферополь".

В успехе не сомневался никто. С десантниками шел бывший председатель горисполкома Я. Цыпкин - чтобы снова возглавить Советскую власть. Возвращались в родной город недавний начальник горотдела НКВД С. Иванов, начальник милиции П. Березкин.

Высадка планировалась в ночь на 3 января 1942 года. Но помешал шторм. Море подарило им два дня жизни. В ночь на 5 января тральщик "Взрыватель", семь катеров-охотников и морской буксир "СП-14" вышли из осажденного Севастополя. Только в море десантникам сказали, куда идут и с какой целью. "Нам сказали, что в Евпатории немец нас не ждет, так что высадка будет спокойная." (Х. Ровенский, сапер).

Но оказалось, что после лихого налета в декабре немцы заминировали побережье, просвечивали его прожекторами. И сейчас открыли по кораблям прицельный артиллерийский и минометный огонь.

Было около трех ночи. Аукнулась сожженная недавно самими моряками центральная пристань. Моряки высаживались в ледяную воду. Во время высадки было убито и ранено больше полусотни человек - первые потери. Убили командира высадки Н. Буслаева. Только сошел с капитанского мостика на палубу - и возле него разорвался снаряд.

Праздник

Несмотря на потери, вначале все шло по плану.

Взвод Г. Пронина, покинув Товарную пристань, перебил немецкий патруль и двинулся к немецкой комендатуре.

Рота лейтенанта Шустова, высадившаяся на Хлебной пристани, продвинулась в глубь старого города, в районе мясокомбината моряки освободили из лагеря около 300 советских военнопленных.

Оперативно-чекистская группа Литовчука громила гестапо. А. Лаврухин: "Среди немцев поднялась паника, они выскакивали из окон в нательном белье, их тут же настигали наши пули".

В гостинице расположился штаб батальона. Уже увидели в городе и, конечно, сразу узнали двухметрового гиганта, председателя горисполкома Цыпкина. И он узнавал людей, кричал женщинам:

- Девочки, мы вам свежие газеты привезли!

Это был праздник! "Женщины и дети буквально повисли на бойцах, целуя всех. С трудом высвободились из объятий." (Н. Шевченко).

Рота лейтенанта Шевченко должна была захватить порт. "Из-за каменного забора немцы вели сильный огонь. Мы атаковали. Меня ранило в ногу. Подавив немцев, пошли дальше. По дороге встретили группу конников, которых атаковали с ходу. Около насыпи наткнулись на артиллерийскую батарею, захватили ее. Матросы развернули пушки и стали стрелять по фашистам. Меня ранило еще раз - уже в правое плечо, рука повисла. Потеряв много крови после первого ранения (в сапоге чавкала кровь) и получив второе, я двигался с трудом".

К десяти утра они освободили Евпаторию. Хотя к этому времени немцы, получив подмогу, уже имели более чем пятикратный перевес в живой силе и подавляющее превосходство в технике.

То есть моряки дрались один против пятерых.

Больница

А. Корниенко, пехотинец: "Мы ворвались в госпиталь, заняли все три этажа, ножами, штыками и прикладами уничтожали немцев, выбрасывали их через окна на улицу..."

Хирургическое отделение заполнили наши раненые. Попал сюда и тяжело раненный в голову пулеметчик Виктор Дунайцев.

- Я и хотел остаться, но там один матросик так стонал!.. У него живот был разворочен. У двоих челюсти снесены. Я ушел. Немцы уже подходили к больнице, и медсестра на выходе спрашивает: "Что же теперь делать-то?". Я успокоил: "К больнице врага не пустим". Но нас уже никого не осталось...

Рано утром 7 января фашисты ворвались в больницу. В палате лежало 18 моряков. За раненых попытался вступиться главврач Балахчи, но его вывели из палаты вместе с хирургом Глицосом и санитаром.

- Вы нас били? - спросил через переводчика немецкий офицер. - Теперь мы вас будем убивать.

Моряки молчали. Только один спросил:

- А кровью нашей не захлебнешься?

Автоматные очереди слушал тяжелораненый моряк Михаил Курносов. Его, самого молодого, 19-летнего, успели спрятать в бельевой.

Когда медсестры Щенникова, Брезгане и санитарка Дронова вошли в палату, увидели мертвых моряков с открытыми глазами. Лица убитых были обращены на середину палаты, никто не принял пулю в затылок или в висок.

Трупы врачей Балахчи, Глицоса и санитара (его фамилия осталась неизвестна) лежали у ворот.

Миша Курносов жил еще целые сутки. 8 января немцы обнаружили в бельевой и его.

Гибель

Враг, опомнившись, подтягивает силы. Вот уже остановлена рота Шевченко, отошли чекисты Литовчука. А. Лаврухин: "Мы, понеся большие потери, отошли и заняли оборону, чтобы удержать плацдарм до высадки следующего, основного десанта".

Где он, основной десант?

В бой с моряками вступили 22-й разведывательный и 70-й саперный батальоны, несколько артиллерийских батарей. С соседнего аэродрома Саки поднялись в воздух 20 немецких юнкерсов. Из Балаклавы в Феодосию примчался на автомашинах 105-й гитлеровский пехотный полк. Десантников стали отрезать от моря и брать в кольцо.

Теперь задача была - пробиваться обратно, к морю. А. Лаврухин: "При отходе раненые, чтобы не попасть к немцам, сами подрывали себя гранатами".

Яростно отбиваясь, моряки пытались удержать..... Пассажирскую и Товарную пристани, чтобы мог высадиться второй десант...

Н. Шевченко, у которого в сапоге "чавкала кровь" и было перебито плечо: "По дороге к причалу я наткнулся на трех фашистов, у меня оставалось только два патрона. Мне удалось подстрелить двоих, третий - офицер вытащил пистолет, но я, перехватив наган в левую, здоровую руку, ударил офицера рукояткой в лицо. Немец тоже рассек мне бровь". Обессилевший Шевченко продвигался к головному кораблю - тральщику "Взрыватель", на котором собирались все раненые. На причале встретил друга, старшего помощника капитана буксира "СП-14" Анатолия Иванчука. Тот взял Шевченко с собой. И вдвоем они, не зная фарватеров, через минные поля, в сильный шторм, повели буксир в Севастополь, в Стрелецкую бухту.

А головной корабль, флагман "Взрыватель", погиб. На нем фашисты сосредоточили главный огонь. Тральщик, до отказа заполненный ранеными, выбросило на мель. В живых оставалось меньше трети экипажа, около 30 человек. Несколько раз немцы предлагали сдаться, моряки отвечали автоматными очередями. Капитан-лейтенант Трясцын приказал взорвать тральщик, но погибнуть всем вместе не удалось: не оказалось боеприпасов.

Трясцын был тяжело ранен в ноги. Он вызвал боцмана, одессита Льва Этингофа, приказал принести ему противотанковую гранату. Этингоф принес и встал рядом с командиром. Трясцын бросил гранату к ногам, от обоих ничего не осталось. В кубрике застрелился радист. Фельдшер схватил пистолет и бросился на берег, на немцев.

Краснофлотцу Ивану Клименко, который до войны участвовал в марафонских заплывах, вложили за пояс в цилиндр записку о судьбе тральщика, и он кинулся в ледяную воду - к Севастополю, вплавь.

Видя, что жизнь на корабле замерла, фашисты решили, что все погибли. Им удалось даже взобраться на тральщик, но моряки (их оставались единицы) в рукопашной перебили врагов. И тогда танки стали в упор добивать корабль. Когда трюмы были полны крови, когда кончились все патроны, пятеро последних моряков экипажа кинулись в море.

* * *

Три дня они удерживали Евпаторию, три дня!.. Из 740 человек погибло 700.

Эпилог

А что же помощь, которую они так ждали?

Если бы она пришла хотя бы к концу дня 5 января... Но эсминец, тральщик и четыре катера подошли только в ночь на 6 января. Уже был семибалльный шторм, он не позволил десантникам высадиться. 6 января в 20 часов те же корабли снова двинулись к берегам Евпатории, их вел за собой мощный лидер "Ташкент". И снова буря не позволила высадиться. Моряки с кораблей видели на берегу пламя: это горела гостиница "Крым" - недолгий штаб батальона.

И те последние, кто еще оставался жив, - моряки группы Литовчука тоже видели своих беспомощных спасателей.

Город был усеян телами моряков, три дня трупы никто не убирал: фашисты запретили под угрозой расстрела.

Чтобы выяснить судьбу десанта, командование Севастопольского оборонительного района (СОР) отправило в Евпаторию разведывательную группу - 13 человек под командованием батальонного комиссара Латышева. Это он со своим другом Топчиевым месяц назад совершил дерзкий налет на Евпаторию. Теперь Ульян Андреевич отправился искать следы друга.

8 января подводная лодка "М-33" высадила их в районе маяка. На следующий день Латышев сообщил: десант полностью уничтожен. Разведчики приготовились в обратный путь. Но... снова разыгрался шторм. Подводная лодка и сторожевой катер не смогли снять группу. Шесть суток горстка моряков обороняла последние метры свободной земли - Евпаторийский маяк. 14 января Латышев передал последнее донесение: "Мы подрываемся на собственных гранатах, прощайте...".

"За помощь десанту" немцы расстреляли более шести тысяч мирных жителей - в первые же дни. А всего было расстреляно 12 640 стариков, женщин, детей. Почти треть довоенного населения Евпатории.

Чудо

Сколько их тогда осталось в живых, так никто и не знает. Единицы. Каждого спасло чудо.

Разве не чудо, что тяжело раненный Дунайцев не остался в больнице и не был расстрелян прямо в кровати. Разве не чудо, что Шевченко, дважды раненный, ковылял к тральщику "Взрыватель", который был потом расстрелян танками с берега, а его перехватил по дороге товарищ и отвел на буксир. Разве не чудо, что бывший морской пехотинец Николай Панасенко в бессознательном состоянии был схвачен румынами в плен, прошел шесть фашистских концлагерей и лазаретов, его выводили на расстрел, и он остался жив.

И даже из группы Латышева - из 13 человек, высадившихся с заданием узнать судьбу десанта, - один спасся - Василек, он кинулся в море.

Остался жив Иван Клименко, который с гибнущего "Взрывателя" отправился вплавь в Севастополь. В январской лютой воде он проплыл 42 мили, он был практически без сознания, когда на траверсе чуть северо-западнее Николаевки его подобрал сторожевой катер.

Какими они возвращались...

Об Иване Клименко рассказывал бывший чекист Галкин:

- Он очень больной был. Так с виду вроде ничего, а как заговоришь о десанте, его начинает трясти... Я почти ничего не узнал от него. Он умер.

В октябре 1945 года в Белграде бывший участник десанта С. в одном из кинотеатров смотрел документальный фильм об обороне Севастополя. Что с ним произошло, он не помнит, ему потом рассказали: когда появились фашисты, он выхватил из кобуры пистолет и разрядил в экран всю обойму. Потом С. год лежал в психиатрической клинике. Вышел, снова лечился - до последних дней.

Об этих воспоминаниях евпаторийские исследователи не знают, рукопись хранится в Севастопольском музее Черноморского флота.

Легенда? Может быть.

После десанта

Группа десантников - 60 человек - целые сутки скрывалась на улице Русской, в доме № 4. У Прасковьи Перекрестенко - шестилетний сын и старики-родители, у Марии Глушко - девятилетняя дочь. Но молодые хозяйки двух квартир провели гостей в комнаты, на чердак, в сарай. Сестра Прасковьи Мария Люткевич принесла марлю, стала перевязывать раненых. Ровенского ранило в левый глаз, и женщины ножницами извлекли осколок.

Утром немцы пришли и на Русскую. Женщины растерялись, но потом выскочили, успели нарисовать на воротах крест и написать: "Холера!".

С наступлением новой ночи десантники разбились на мелкие группы и ушли. Пункт назначения - Севастополь, курс - по усмотрению.

В пути погибли все группы, кроме одной. Литовчук, Лаврухин, Задвернюк и Ведерников сумели пройти 300 километров по территории, занятой врагом.

Ушли из дома на Русской не все. Двое остались ждать высадки второго эшелона десанта: Яков Цыпкин - председатель Евпаторийского горисполкома и Федор Павлов - секретарь Ак-Мечетского райкома партии.

Остался в Евпатории и Александр Галушкин. Если Цыпкин должен был возглавить в городе Советскую власть, то Галушкин - партийную. Его спрятал у себя здесь же, на улице Русской, дом 9, Иван Гнеденко, или, как его звал весь город, - Ванька Рыжий. Возчик с электростанции. Выпивал, его постоянное место - возле рынка, в забегаловке.

Из осторожности Ванька Рыжий перепрятал Галушкина в семью Гализдро, здесь жили бабушка Матрена Васильевна, ее дочь Мария Ивановна, дети Марии - 16-летний Толя и Антонина, 22 лет. У Антонины свой ребенок - Георгий, год и восемь месяцев от роду.

Здесь его немцы и обнаружили. Кто-то выдал. Александр Иванович прятался во дворе, в яме. Отстреливался. Когда остался один патрон, выстрелил себе в висок. Он был последним десантником, погибшим в Евпатории.

Семью Гализдро пытали - всю, от старушки до правнука: немцы пытались выяснить, кто скрывался. Толе забивали в голову гвозди. Его мать, Марию Ивановну, увозили в гестапо полубезумной.

Расстреляли всю семью.

После этого и на Русской, 4 ожидали прихода немцев. Растерявшийся Павлов выцарапал в подвале на потолке: "Павлов, Цыпкин. Здесь скрывались 2 комиссара, но погибли от предательства Ваньки Рыжего - И.К. Гнеденко".

Ванька Рыжий знал и того, кто застрелился, и тех, кто скрывался на Русской, 4. Когда дом Гализдро оцепили, Ванька сидел в гостях у брата Федора. Он глянул в окно и увидел - оцепляют весь квартал.

- Беги! - сказал Федор. - Еще успеешь.

- Не побегу, - сказал Иван. Он боялся за свою семью и сам вышел навстречу немцам.

...Пальцы его рук вставляли в дверной проем, пока не переломали. Потом отрезали ему уши и нос. Потом отпилили кисти рук, потом отпилили ноги. Живые останки пятидесятилетнего Ваньки Рыжего лежали в гестапо. Трудно было узнать в человеке человека, одна лишь душа доживала последние минуты. Таких мук не принимал никто и никогда на этом скифском побережье.

* * *

А Павлов с Цыпкиным продолжали прятаться. Перекрестенко и Глушко держали их 2 года и 4 месяца! До прихода наших войск.

* * *

После войны Павлов объявил себя руководителем Евпаторийского подполья. Цыпкин отказался участвовать в фальсификации, и по наветам Павлова его исключили из партии.

Отказалась лгать и Перекрестенко. И тоже стала врагом Павлова. В 60-х годах у нее отобрали домик и передали его молодому работнику мясокомбината. "Что заслужила, то и получает", - сказал Павлов.

К кому обратиться, ведь все десантники погибли?

Оказалось, нет. Жив Алексей Лаврухин. Тяжело раненного, с черными ногами, его вывезли последним кораблем из осажденного Севастополя. Она написала ему: "...Хочу вас посвятить о своем горе. Вещи наши на старой квартире выгружают, замки сломаны... Мне очень тяжело в настоящее время, Алексей Никитович".

Вот что ответил отец четверых детей, слесарь Алексей Лаврухин, который всего-то сутки в жизни знал евпаторийскую жительницу Пашу Перекрестенко. Не 2 года и 4 месяца прожил у нее, а сутки.

"Многоуважаемая Прасковья Григорьевна, вы для меня мать родная, хотя и не по возрасту, не по содержанию души. Не отчаивайтесь, Прасковья Григорьевна, не для того я оставался живой и через 26 лет появился перед вами на свет, чтобы не помочь вам. 2.IX.68 г. Алексей Лаврухин".

"Известия"

Первой была Ирина Дементьева.

Отчаявшись найти правду, Алексей Лаврухин написал в "Известия": "Уважаемая редакция. Я хочу напомнить об одной тыловой гражданке... в городе люди думают, что все десантники погибли, но так не бывает, кто-нибудь жив да остался, и вот я 26 лет спустя заявляю, что я живой. До этого я молчал, ведь все мы воевали, что кричать об этом? Не буду описывать, что у нас была за встреча с Прасковьей Григорьевной, всякий поймет... От имени своих погибших товарищей я добиваюсь и буду добиваться, чтобы к ее нуждам отнеслись по справедливости.

А.Лаврухин, бывший моряк Ч.Ф.".

Когда Дементьева приехала в Крым, тельняшка Павлова уже была выставлена в музее в Симферополе, уже были изданы мемуары Павлова, голос его звучал со всех трибун. Он повторил Дементьевой слово в слово:

- Что заслужила Перекрестенко, то и получает. В подполье проявляла пассивность, работала под нажимом.

И тогда журналистка спросила:

- Кормила ли?..

Растерялся Павлов:

- Разве что кормила...

Ирина Александровна отправилась с Лаврухиным в степь, там было село, в котором староста расселил их по домам и где потом моряки разбились на пятерки и простились. И на этот раз, 27 лет спустя, их встретил тот же староста, 80-летний старик...

В "Известиях" были опубликованы очерки Дементьевой "Домик на окраине" и "След в след" (1969 год, № 90 и № 291). Павлову объявили строгий выговор: "за фальсификацию...". А Цыпкину предложили вновь вступить в партию. Он отказался: "Не вступить, а восстановить". Дело затянулось, Цыпкин умер. Перекрестенко вернули дом.

И еще - главное. Считалось, что из 740 десантников спаслась только четверка Литовчука, из них трое потом погибли, жив остался один Алексей Лаврухин. Но после публикаций в "Известиях" откликнулись вдруг другие десантники. Словно из небытия возникли морской пехотинец М. Борисов (из Немана), разведчик Н. Панасенко (из Новосибирска), сапер Х. Ровенский (из Днепропетровска), командир роты морских пехотинцев Николай Шевченко (из Краснодара), пулеметчики Виктор Дунайцев (из Симферополя) и Василий Щелыкальнов (из Гусь-Хрустального). Корниенко, Пронин, Крючков.

Алексей Лаврухин, с которого все началось, никак не мог поверить, что трое его боевых друзей по десятидневному переходу потом погибли при защите Севастополя. Тезка Алексей Задвернюк был самый лихой из них. "Не мог он погибнуть. Я - мог, он - нет".

* * *

Вторым был сотрудник районной газеты "Знамя" из поселка Большое Мурашкино Горьковской области Г. Крайнов. Он прислал заметку, маленькую, но важную.

"Спешу обрадовать редакцию, читателей и Алексея Никитича Лаврухина. Живет и здравствует у нас в районе его боевой друг и тезка Алексей Фомич Задвернюк. После войны (победу он встретил на Ленинградском фронте) Алексей Фомич поселился на своей родине, в Чай-поселке Большемурашкинского района, трудится в колхозе. За все эти годы о своих товарищах по десанту он ничего не знал и лишь по случаю ("Известия" Алексей Фомич не выписывал) ему попала в руки корреспонденция "След в след". Тогда, очень взволнованный, он пришел к нам, в редакцию местной газеты, и попросил помочь ему получить адрес Лаврухина".

"Известия" телеграфировали в Севастополь и получили ответ: "Выезжаю в Москву. Лаврухин". Одновременно редакция пригласила в гости и Алексея Задвернюка. Его провожали всем колхозом.

Задвернюк прибыл первым и встречал Лаврухина. Они кинулись друг к другу! Плакали. Долго молчали. Фотокорреспондент "Известий" Сергей Косырев, сам фронтовик, расчувствовавшись, забыл нажать кнопку фотоаппарата. Успел снять в последний момент.

Оставшиеся в живых десантники - малая горстка - ездили к Лаврухину в Севастополь, оттуда морем - в Евпаторию.

* * *

Только третьим был я.

Летом 1982 года в Евпатории через Приморский сквер прокладывали ливневую канализацию. Ковш экскаватора зацепил вместе с землей куски матросских бушлатов, обуви, остатки ремней, пуговицы. Экспертиза дала заключение: люди погибли от ран, нанесенных холодным оружием. Значит, был ближний бой, рукопашная.

Таких похорон еще не знала Евпатория. На улицы вышли все.

Открылись новые обстоятельства трагической гибели десанта, новые тяжелые подробности в послевоенных судьбах людей. Позади у некоторых был плен, советские лагеря. Никто, ни один из 740 десантников, не был удостоен даже самой маленькой медали. Те немногие, кто сумел потом пробиться на фронт, заново завоевывали ордена. А после войны они оказались какие-то беспомощные.

Перекрестенко в эту пору уже тяжело болела, не ходила, ноги сильно опухли. Пенсию получала мизерную.

В апреле 1983-го я вернулся из командировки. На май редакция запланировала пять публикаций. Но против яростно выступил Главком Военно-морского флота С.Г. Горшков. Мы встретились. Он лгал:

- Десант был вспомогательный, никаких партийных, советских, прочих городских руководителей для взятия власти в свои руки в нем не было. Виноватых нет: шторм.

Но в безупречно разработанной операции случайности исключены. Почему никто не выяснил прогноз погоды? Почему высаживались на мелководье? Даже в тихую погоду лидер "Ташкент" не смог бы подойти к берегу. Почему людей кинули на смерть?

Зам. наркома обороны СССР Лев Мехлис заверил Сталина, что 3-4 января весь Крымский полуостров будет освобожден. Командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Д. Козлов взял под козырек, это он директивой от 1 января потребовал высадить десант в Евпаторию. Только командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. Октябрьский был против этой операции, просил хотя бы ненадолго отсрочить высадку.

Владимир Кропотов, бывший зам. директора евпаторийского музея, знает о десанте больше, чем кто-нибудь.

- Даже если бы основные силы сумели высадиться и поддержать моряков, десант все равно был бы разгромлен. Генерал Манштейн мог бросить любые силы, все степные аэродромы были у немцев. Вот в чем истинная трагедия - шансов не было.

Сергей Георгиевич Горшков главнокомандовал Военно-морским флотом СССР 30 лет. Получил две Золотые Звезды Героя - к дням своего рождения: в 1965 и 1970 годах. В ту пору высоким чиновникам дарили эту самую высокую награду как юбилейные знаки. И звание адмирала флота он получил в мирном 1967 году.

Девять месяцев длилось противостояние между "Известиями" (главный редактор Лев Толкунов) и Горшковым. Из пяти очерков было опубликовано два ("Евпаторийский десант" и "После десанта") с осторожным промежутком в три недели (4 и 25 декабря 1983 года).

Польза все равно была.

Перекрестенко назначили персональную пенсию.

Удалось помочь другим. Например, саперу Х. Ровенскому. В войну всю его еврейскую семью расстреляли. Ровенский после плена прошел несколько немецких лагерей. Его освободили англичане и передали советскому командованию, после чего отправили этапом на Урал. Вернулся в Днепропетровск, где более 20 лет работал слесарем. Врачи подтвердили его фронтовое ранение, но инвалидность ему не дали и никакой военной пенсии - тоже. И квартиру никак не мог получить.

Долго я перезванивался, переписывался с властями Днепропетровска. Все образовалось, и квартиру дали.

В декабрьских статьях шла речь об увековечении. И это сделали. Появилась улица Героев десанта, площадь Моряков, улица Чекиста Галушкина, улица Братьев Буслаевых.

А улицы Ивана Гнеденко (Ваньки Рыжего) - нет. Все же у нас принято отмечать прежде всего командиров.

* * *

Год назад я не для красного словца сказал: "Это очень старая традиция журналистов "Известий" - брать героя очерка за руку и вести за собой." "Известия", можно сказать, усыновили десантников.

Судьбы

В той давней поездке мы познакомились с Александром Илларионовичем Егоровым, сержантом морской пехоты.

- А мы и не волновались перед высадкой. Мы же к своей земле шли.

До конца 60-х он и не знал, что высаживался с десантом именно в Евпатории...

А узнал так. Приехал как-то в Севастополь, экскурсовод стала показывать Стрелецкую бухту, рассказала о евпаторийском десанте. Он вспомнил: шли тоже отсюда, а куда - на их катере почему-то не объявили. Отправился потом в Евпаторию, сошел на берег и стал узнавать - набережную, парк, трамвайную линию. Жил тогда Егоров на Севере, чувствовал себя плохо. Дело было как раз после шумных публикаций в "Известиях" о Перекрестенко, и ему разрешили купить здесь дешевый недостроенный домик. Теперь он счастлив.

- Вот здесь, - показывал он, - на меня кинулся сзади часовой, но ребята его штыком прикололи. Меня ранило в руку, в ногу и в голову. И двоих моих ребят ранило. Я стал одному голову перевязывать, а пальцы аж туда все и утонули - вся голова разбита. Он только успел спросить: "Кто меня перевязал?" Я говорю: "Сержант Егоров" - он и умер сразу. Второй просит: "Пристрели меня". Я говорю: "Нет, я сам такой же". Ногу разбитую на винтовочный ремень устроил, а винтовку вместо костыля приспособил и - в город. На Театральной площади потерял сознание. Очнулся, когда услышал: "Раненых на берег!". Тогда я обратно побрел...

Для сержанта морской пехоты Егорова Евпаторийский десант был далеко не главным событием на войне. До этого под Алуштой от роты (120 человек) их осталось всего 8. Потом снова бой, тоже под Алуштой, от новой роты осталось 12 человек, и снова он живой. Потом от взвода осталось их двое... Такая была война.

В Евпатории Егоров выглядел чужим. Вокруг ходят загорелые, беззаботные, распахнутые люди. А он - в костюме, застегнутый на все пуговицы, застенчив. Он как будто стеснялся жить.

- Ну что же, - говорит он почти виновато, - мы ведь плацдарм
заняли. Мы свое задание выполнили, а?

* * *

Погибшего моряка по традиции накрывают морским флагом.

...В конце 70-х, в конце ноября на окраинной севастопольской улочке умирал старик - высохший, желтый, с остатками седых волос, у него не было одной ноги, от самого бедра. Когда подъехала "скорая помощь", чтобы забрать его в больницу, где он должен был умереть, зять легко, как пушинку, поднял его на руки. Во дворе старик попросил положить его на землю. Он оглядывал крыльцо, цементный двор, баньку в углу, деревянный сарай, виноградные лозы. Он лежал минут десять, он все хотел запомнить, и санитар не торопил его.

Это был Лаврухин.

За два месяца до смерти он спросил жену: "А в чем ты положишь меня?" Ольга Прокофьевна заплакала, но он приказал, и она вынула из шифоньера новую белую рубашку и черный костюм. "А на ноги что?" Она, не переставая плакать, достала ботинки. "Не надо, - сказал он, - тяжело с одной ногой в ботинках. Тапочки приготовь".

- А чем накроешь меня? - спросил бывший моряк Лаврухин.

Она показала белый тюль.

- И не жалко тебе?

Он хотел ее рассмешить, а она еще сильнее заплакала.

Я подробно расспрашивал Ольгу Прокофьевну о последних минутах жизни Лаврухина, какие были его последние слова.

- Он с вечера мне сказал: домой не уходи. А рано утром умер. В полном сознании, он только имена одни называл, торопился. Думал разговором смерть перебить. Сначала родных всех называл - попрощался, потом однополчан - много имен, тех даже, кто еще тогда, в январе, погиб... Ирину Александровну вашу, Дементьеву, назвал...

В одно время с Лаврухиным в Горьковской области парализовало его ненаглядного дружка Задвернюка, с которым они так здорово встретились на московском перроне спустя 27 лет после войны. И умер он той же осенью. Они были как близнецы - два Алексея.

Народ

Такая странная годовщина десанта - 60 лет: абсолютное поражение тактики и стратегии штабных военачальников и полная победа рядовых. Провал одних и величие духа других.

В наши серые, почти беспросветные дни маленький город сумел мощно отметить юбилей. Заслуга мэра Евпатории Андрея Даниленко. Все было - парад, оружейные залпы, гимны, митинги - на месте высадки основной группы десанта и на Красной горке. В одном строю и за одним столом - русские и украинские адмиралы. Да они и всегда были вместе, это ведь не они, а политики Москвы и Киева так шумно делили недавно Черноморский флот.

Краеведческий музей отправил приглашения уцелевшим десантникам. Получил ответы.

"Я, жена Баранникова Павла Захаровича, получила Ваше поздравление с 60-летием подвига Евпаторийского десанта, участником которого был мой муж. Но уже 4 года, как он умер, и об этом я сообщаю Вам".

Письмо Алексею Воробьеву вернулось обратно с корявой старческой припиской: "Уже 7 лет как его нет в живых".

Помните Алексея Корниенко, который так лихо укладывал немцев в госпитале? Отозвался. "Дорогие мои побратимы, кто из вас жив? Я очень хотел бы повидаться с вами, но сковало мне мои раненые ножки. Я целую вас всех. Счастья, здоровья. Очень жду, пишите мне. А.С. Корниенко".

Сколько же приехало? Один. Михаил Семенович Марков. Он был на тральщике "Взрыватель", кинулся в море. Ему 82 года, почти не слышит, ходит плохо. Живет в Крыму, до Евпатории добираться 200 километров, с пересадками - автобусом, поездом. Музей предложил бывшему десантнику Маркову машину, но он сказал:

- Нет, я сам.

Здоровье у старых морских десантников сдает, а руки и сейчас как кувалды. Сдают ноги, у всех - ноги.

А где же мой Егоров, мой Александр Илларионович, который только через 30 лет узнал, где воевал, и который так стеснялся жить? Нету Егорова, сказали мне, умер Егоров вскоре после вашего отъезда.

И Прасковьи Григорьевны Перекрестенко давно нет, недолго пожила с новой персональной пенсией.

"Идет война народная, священная война", - распевала десятилетиями вся страна. Это правда: воюют солдаты, но побеждает народ. А что такое - народ? Как его разглядеть? Я думаю, народ - не армия и не флот. Народ - это те, кого не учили ни воевать, ни погибать.

В Евпатории трудно воспитывать людей, это не Севастополь, где каждый камень дышит, не Донецк, где так сильны трудовые традиции. Здесь дети почти круглый год видят приезжих, вольных, праздных людей. В безмятежной Евпатории жили беззаботно русские, украинцы, евреи, греки, татары, армяне. Маленькая жизнь маленького городка. Когда каждого третьего повели расстреливать на Красную горку, в колонну к мужьям вставали жены и шли на казнь. Это - народ.

Евпаторийский мальчик, который с винтовкой в руках вышел помогать десантникам (его ранило в глаз, и мальчика отправили на перевязку), это - народ.

Прасковья Перекрестенко с Марией Глушко - народ.

Семья Гализдро - народ.

Уцелевшие евреи прятались по чужим домам. На виду оставался лишь мальчик Боря - инвалид, хромой. Он работал в гестапо истопником, собирал дрова, немцы держали его для забавы. Когда тральщик "Взрыватель" выбросило на берег и волны добивали его, немцы посылали к нему за дровами калеку Борю. Пляж после десанта был заминирован, и немцы гадали - пройдет калека или взорвется. Дважды возвращался с дровами. И только на третий раз подорвался.
С множественными ранениями обеих ног он лежал в больнице, через приемную ему передавали посылки - так и писали: "Для Бори". Шли русские, украинцы, армяне, греки, евреи. Это и есть - народ.

И, конечно, Иван Гнеденко, великомученик Ванька Рыжий - символ великомученика-народа.

...В Симферопольский аэропорт проводить меня приехал Председатель Верховного Совета Крыма Леонид Иванович Грач. Прежде всего я рассказал ему об Иване Гнеденко: готово ли руководство Верховного Совета Крыма поддержать инициативу о том, чтобы именем его назвать улицу - увековечить народ? Грач повторял грустно:

- Безусловно... Безусловно.

* * *

У моряков и немцев была своя война на войне. Фашисты звали матросов "черная смерть" и в плен не брали.

В юбилейный день 5 января 2002 года за евпаторийским поминальным столом я оказался рядом с Людмилой Артемьевной Меркуловой, бывшим военврачом 145-го полка морской пехоты. Вот что она рассказала:

- Это было недавно, в конце 80-х годов. Мы приехали в Алупку - в годовщину освобождения города. Идем на экскурсию в Воронцовский дворец. Морячкам под семьдесят, но - красавцы! Бравые, у всех ордена от шеи до колен. И в это время в зал вошли немцы, тоже пожилые. Увидели наших - остолбенели, и один, заикаясь, картавя, мямлит: "Ма-а-тгосы!.." Наши мальчики, не зная, что ожидать, приняли боевую стойку. Сбежалось музейное начальство, группы развели...

Старых моряков вежливо провожали через служебный выход.

https://fedy.livejournal.com/44064.html

Трагедия и подвиг Евпаторийского десанта
01.02.2019
Впервые раскрыта реальная картина малоизвестной операции.

Драматическим и героическим страницам освобождения советскими
войсками Крыма посвящены многочисленные монографии, статьи, сборники документов, мемуары. Тем не менее настоящим событием не только для историков, но и для широкого круга читателей стал научный труд Владимира Кропотова «Тактический десант. Евпаторийская десантная операция 4-5 января 1942 года». Основанная на архивных материалах, воспоминаниях участников и свидетельствах очевидцев, книга позволяет с высоты минувших лет объективно взглянуть на происходившее 76 лет тому назад в маленьком приморском городе и вникнуть в причины трагедии.
Кратко суть тех трагических событий заключается в следующем: в ночь с 4 на 5 января 1942 года в порту Евпатории внезапно для оккупантов высадился небольшой морской десант, не имеющий достаточного количества боеприпасов и тяжёлого вооружения. За несколько часов, пользуясь малочисленностью гарнизона противника, был освобождён весь старый город. Однако из-под Симферополя и Севастополя немцы перебросили в Евпаторию подкрепление и быстро перехватили инициативу. Практически весь десант и поддерживающие его с моря силы были уничтожены, более шести тысяч местных жителей убиты за пособничество «партизанам». А всего за время оккупации в Евпатории было расстреляно 12 640 стариков, женщин, детей. Это почти треть довоенного населения города.
Отсутствие подробностей о действиях евпаторийского десанта в немалой степени способствовало искажению многих фактов, появлению различных домыслов. Вот почему Владимир Кропотов ещё в 1982 году, будучи научным сотрудником Евпаторийского краеведческого музея, решил воссоздать полную картину происходивших в январе 1942-го событий и тем самым воздать долг памяти тем, кто сражался за освобождение его родного города от захватчиков.
В книге подробно и аргументированно раскрываются истоки формирования морского десанта. Отмечается, что решение о проведении тактической операции было принято в последних числах декабря 1941 года. После победы под Москвой Ставка Верховного Главнокомандования наметила ряд наступательных операций. В их числе на юге страны планировалось в начале 1942 года организовать одновременное наступление войск Кавказского фронта и Черноморского флота в целях разгрома фашистов в Крыму.
30 декабря директивой № 1886 командующий Кавказским фронтом генерал-лейтенант Д.Т. Козлов обязал войска Севастопольского оборонительного района перейти в наступление. Шифрограммы шли одна за другой. В директиве от 1 января 1942 года командующий настаивал на высадке десанта в различных точках побережья полуострова, в том числе в Евпатории, с целью подготовки этого района для последующего наступления основных войск на Симферополь. Как видно из переписки, командующий Черноморским флотом, руководивший обороной Севастополя, вице-адмирал Ф.С. Октябрьский всячески противился срочной высадке морских десантов.
В исследованиях прежних лет нет чёткого объяснения задачам десанта. Кто-то утверждает, что группа должна была захватить город и двинуться на Симферополь, другие считают, что в направлении населённого пункта Раздольное.
Все точки над «i» расставлены в директиве № 00216/ОП от 31 декабря 1941 года, которая впервые публикуется именно в книге Владимира Кропотова. В этом документе указываются цель операции, сроки её проведения, состав сил и постановленные перед ними задачи.
Командовать операцией было поручено капитану 2 ранга Буслаеву. Ему предписывалось составом сил – тральщик «Взрыватель», сторожевые катера № 041, 081, 062, 102, торпедные катера № 91, 101, 111, 121, 53 – высадить десант в порту Евпатория с задачей занять побережье, захватить город и аэродром и держать оборону до подхода Приморской армии. Батальон должен был обеспечить войскам плацдарм для наступления на Симферополь и в направлении Джанкой, Перекоп, Чонгар.

Впоследствии состав высадочных средств был изменён. Пять торпедных катеров заменили тремя малыми охотниками, обладавшими высокой скоростью хода, манёвренностью и мореходностью. Возросла и численность состава морского десанта – от 540 до 700 человек.
Формировали десантный отряд в чрезвычайно сжатые сроки. Командование Севастопольского оборонительного района не решалось снять с передовых позиций какое-либо отдельное соединение для выполнения задачи в Евпатории. Сводное соединение комплектовалось из различных частей флота, непосредственно не задействованных на передовой. В него вошли отряд разведотдела ЧФ, отряд особого назначения НКВД, взвод сапёров Отдельной Приморской армии, другие военнослужащие и гражданские лица. Костяком десантного отряда стал отдельный батальон морской пехоты. Он не получил номера и по всем документам проходил как «отдельный» или «особый». Включённые в его состав военнослужащие формально находились на учёте в частях своей постоянной приписки. Командовать батальоном назначили капитан-лейтенанта К.Г. Бузинова.
Во многих публикациях указывается численность батальона – 536 человек, причём нигде нет конкретного списка личного состава. Владимир Кропотов задался вопросом, почему эта информация до сих пор не прозвучала официально. Ответ нашёл в Архиве Военно-морского флота. Как оказалось, данные не предавались гласности, скорее всего, из-за особенностей формирования батальона. В донесении командира по моботделению ЧФ Э № 988 от 2 января 1942 года указано: «Числить поименованных ниже младших командиров, рядовых специалистов кораблей и частей СФ, осуждённых Военным трибуналом ЧФ с посылкой на фронт, в особом батальоне капитан-лейтенанта Бузинова». В этом списке 42 фамилии. Понятно, что эти люди были осуждены не за тяжкие преступления.
560 человек – вот та цифра, которая, по мнению автора книги, достаточно верно отражает численность особого батальона. Из них, в соответствии с именным списком безвозвратных потерь личного состава Отдельного особого батальона морской пехоты ЧФ, погибли 536 человек. В дальнейшем из этого списка удалось установить около 20 бойцов, оставшихся в живых. Большинство из них оказались в плену.
Большие потери, несомненно, обусловлены рядом объективных и субъективных причин, которые скрупулёзно анализирует Владимир Кропотов.
Операция готовилась в условиях повышенной секретности. В 2 часа 41 минуту 5 января корабли подошли к точке развёртывания и по сигналу с флагмана устремились к заранее намеченным пунктам высадки десанта. Поначалу всё шло спокойно. Однако вскоре ожила береговая артиллерия противника, и десанту пришлось высаживаться под шквальным огнём. Примерно к 10 часам удалось освободить территорию старого города. Однако немцы мобильно стянули в город дополнительные войска и активно применяли авиацию.
Корабли высадки, лишённые связи с батальоном, в течение дня маневрировали в Евпаторийской бухте. В книге читатель может ознакомиться с действиями каждого катера в отдельности. Они описаны на основе впервые опубликованных донесений в вахтенных журналах, рапортах командиров. Кроме того, изложена судьба кораблей, принимавших участие в Евпаторийской десантной операции.
Владимир Кропотов обращает внимание ещё на одну немаловажную деталь. Из текста директивы
№ 00216/ОП следует, что первоначально формирование второго эшелона на подмогу десанту не планировалось. Это утверждается во многих современных источниках. Решение направить в Евпаторию ещё один батальон было принято уже в ходе операции – 5 января 1942 года.
Автор детально описывает попытки командования Черноморского флота прояснить ситуацию с морским десантом, оказать ему помощь. В частности, приводит много неизвестных фактов, касающихся рейда группы под командованием комиссара У.А. Латышева, высаженной 7 января с подводной лодки М-33. До сих пор гибель разведчиков сопровождалась лишь догадками. Владимиру Кропотову на основе вахтенного журнала разведывательного отдела ЧФ удалось выяснить причину, по которой группу не смогли забрать с условленного места.
Автор книги публикует свидетельства очевидцев о том, как зверски расправлялись фашисты с десантниками и евпаторийцами.
По мнению Кропотова, нерешительность, выжидательная стратегия командования Кавказского фронта в конечном итоге обернулась сокрушительным поражением в мае 1942 года. Она же стала главной причиной провала десантных операций в январе 1942-го, в том числе Евпаторийской.
Для коренных евпаторийцев, в число которых входит и автор книги, десантная операция – особое событие в жизни города.

Марина ЕЛИСЕЕВА, «Красная звезда»




Д.Дудчик (Евпатория)
Евпаторийский десант 1942 г.

Въезжая в Евпаторию по песчаной пересыпи, отделяющей озеро Сасык от Чёрного моря на 6-м километре шоссе Евпатория — Симферополь мы встречаем необычный, сразу бросающийся в глаза памятник: три моряка, устремлённые в едином героическом порыве, бросаются на врага с вершины трёхгранной пирамиды, символизирующей нос корабля. На лицевой грани пирамиды доска с надписью: » Ваш подвиг Отчизна славит. Награда ему- бессмертие.» Любой евпаториец, которому мы зададим вопрос, что это за памятник, ни на секунду не задумываясь ответит: Морякам-десантникам . . .

3има 1941 года… Тяжелейшее время для Советского Союза.
В ночь с 15 на 16 ноя6ря советские войска эвакуировались на Таманский полуостров, и немцы заняли Керчь. Весь Крым, кроме Севастопольского о6оронительного района, оказался в немецких руках — 7 дивизий Манштейна уничтожили основные силы двух советских армий. Всего, по немецким данным 11 армия взяла в плен до 100 тысяч человек, захватила 750 орудий и 630 миномётов, уничтожила 166 танков и 2 бронепоезда. Советские источники подтверждают потерю в ходе Крымской оборонительной операции 63860 человек.
Захватить Севастополь немецким войскам с ходу не удалось. Поэтому гитлеровцы начали готовиться к основательному штурму, который был назначен на 17 декабря. В нём должны были участвовать шесть из семи, имевшихся на тот момент в 11 армии пехотных дивизий и румынские части, поддержанные авиацией и артиллерией. Всего немцы сосредоточили под Севастополем 645 полевых и 252 противотанковых орудия, 378 миномётов, 300 самолётов. Кроме того, у немцев в резерве находились два дивизиона штурмовых самоходных орудий. Севастополь постоянно получал подкрепления морем и к декабрю 1941 года располагал следующими войсками: шесть стрелковых дивизий, две бригады морской пехоты, а также несколько отдельных полков и батальонов. Кроме того, перед началом штурма гарнизон города – крепости пополнился 388 стрелковой дивизией (11 тыс. солдат и офицеров) и маршевым пополнением из 7500 бойцов. Теперь численность защитников Севастополя достигла 81 тыс. человек. В их распоряжении имелось 26 танков и 90 самолётов. Кроме того о6оронявшихся поддерживала артиллерия боевых кораблей. Чтобы ослабить давление на Севастополь, а также, в перспективе, освободить Крым от немецких войск, Ставка разработала план Керченско — Феодосийской операции, являвшейся составной частью общего наступления Красной армии в зимнюю кампанию. Операции придавалось огромное значение, однако, по многим причинам весь ход её был нарушен в первые же дни. В результате советские войска понесли огромные потери (41935 человек), а Черноморский флот потерял большое количество малых кораблей. Но, несмотря на это, в первых числах января 1942 года советские войска очистили от немцев Керченский полуостров и вышли к рубежу западнее Ак-Монайского перешейка.
Как пишет в своих мемуарах командующий 11 Армией Эрих фон Манштейн: « … В первые дни января 1942 года местные и подошедшие силы противника от Керчи, стояли у Феодосии, а … жизненная артерия армии, путь Джанкой — Симферополь был практически не защищён. Тонкая линия обороны… могла не устоять под сильным ударом противника. 4 января все были уверены, что враг уже имеет 6 дивизий под Феодосией. … в лазаретах Симферополя лежало 10 тысяч раненых, которых мы не могли эвакуировать». Положение 11 армии было достаточно сложным.
В такой обстановке и был спланирован десант в Евпаторию, являвшийся составной частью всеобщего наступления … 5 декабря 1941 года командир 1-го дивизиона СКА ОВРа ГВМБ капитан – лейтенант В. Т. Гайко-Белан получил приказание штаба ОВРа выделить два малых охотника для выполнения десантной операции в Евпаторию. В этот же день командир ОВРа контр — адмирал В. Фадеев собрал командиров катеров СКА-041 лейтенанта И. И. Чулкова и СКА-0141 младшего лейтенанта С. Н. Баженова.
Перед катерниками ставилась задача: в ночь на 6 декабря высадить в порту Евпатория две диверсионно-разведывательные группы под командованием мичманов М . Аникина и Ф. Волончука; после выполнения группами задания принять их на борт и доставить в Севастополь. Общее руководство операцией возлагалось на капитана В.В. Топчиева и батальонного комиссара У.А. Латышева. По полученным разведданным, боевых кораблей в Евпатории не было, наблюдались только рыболовные шхуны.
Ночью 6 декабря 1941 года к берегам Евпаторийской бухты с погашенными ходовыми огнями осторожно приблизились два малых охотника. На флагманском СКА-041, кроме группы Аникина находились также командир звена старший лейтенант Соляников и дивизионный штурман К. И. Воронин. На СКА-0141 — комиссар .дивизиона П. Г. Моисеев и батальонный комиссар Латышев с разведчиками мичмана Волончука. Группе Аникина ставилась задача уничтожить полицейское управление, захватив при этом документы. Кроме того, необходимо было взять пленных. Группе Волончука предстояло совершить налёт на местный аэродром и уничтожить находящиеся там самолёты.
Миновав мыс Карантинный, катера разделились: СКА-0141 подошёл к пассажирской пристани, расположенной на территории нынешнего парка им. Караева, а СКА-041 — к хлебной, находящейся несколько восточнее возле складов «Заготзерно». При подходе к пассажирской пристани, на которой смутно вырисовывался силуэт часового, командир СКА-0141 решил швартоваться правым бортом и чуть не налетел в темноте на стоящую у причала шхуну. Мгновенно был отдан приказ в машинное отделение «Полный назад!», и катер был вынужден подходить к пристани с другой стороны. На носу охотника стоял мичман Волончук в форме немецкого офицера и рядом с ним двое «немецких солдат» — переодетые разведчики. Совместно с боцманом Яковлевым они захватили часового и спустили его в кубрик. Допросив его, Латышев узнал пароль и систему связи с караульным помещением. Получив, таким образом, необходимые сведения, разведчики направились в город, по дороге сняв ещё двух часовых.
На крышу склада, примыкавшего к пассажирской пристани, послали минёра К.В. Алцыбеева с пулемётом. В его обязанности входило прикрытие отхода разведгруппы.
В ходе операции были захвачены документы полицейского управления, большое количество стрелкового оружия и двенадцать «языков». Также, моряки прихватили с собой печатную машинку из полицейского управления и . . . мотоцикл.
Здание полицейского управления разведчики подожгли (сейчас на месте сожжённого здания по ул . Революции напротив кафе «Пингвин» расположен сквер). Из фашистского плена (видимо из здания полиции) были освобождены более ста советских граждан; уничтожено около десятка гитлеровцев, в том числе помощник начальника евпаторийского гарнизона. Группа Аникина произвела рейд на аэродром. Но самолётов в эту ночь там не оказалось, и разведчики подожгли хлебные склады. В городе возникла паника. Обе группы разведчиков находились в городе около четырёх часов, блестяще выполнив поставленные задачи. Вернувшись в порт без потерь, разведчики погрузили трофеи на охотники и приготовились к отходу. Снявшись со швартовов, моряки забросали бутылками с горючей смесью стоявшие у причалов шхуны.
Только после этого гитлеровцы обнаружили отходящие катера, которые быстро скрылись в тумане. (По другой версии горящие шхуны навели фашистов на мысль, что набег был произведён со стороны моря.) Когда рассвело, немцы подняли с сакского аэродрома авиацию. С катеров слышали гул авиационных двигателей, но обнаружить наши корабли немцы не смогли – над морем плотной стеной стоял туман.
Замечательно то, что в ходе рейда обе разведгруппы не потеряли ни одного человека. Оба катера благополучно вернулись в Стрелецкую бухту Севастополя. Командование получило информацию о системе обороны Евпатории, а захваченные документы позволили выявить сеть вражеской агентуры в городе.
После декабрьского десанта немцы запланировали уничтожить все причалы, дабы помешать возможности повторной высадки советских войск с моря. В конце декабря соответствующий приказ получил командир 70 сапёрного батальона Хуберт Рипер фон Хайгль: « . .. Я получил приказ разрушить все мосты и причалы в Евпатории. До этого я ещё не был знаком с этим городом, и мне пришлось найти его на карте. Мне было поручено передислоцировать моих сапёров, которые находились в Симферополе. Я, конечно, не догадывался, что от своевременного исполнения этого поручения зависела судьба, быть может, всей 11 Армии. Посланный в Евпаторию офицер доложил мне по возвращении о том, что причалы не уничтожены … » Немцы успели подорвать лишь часть пассажирской пристани, повредив её на протяжении 10-15 метров, после чего к месту подрывных работ явился капитан-лейтенант ВМФ и заявил протест против уничтожения причалов. Он сослался на то, что ВМФ обустроил в Евпатории сообщение и снабжение морским путём с Румынией и Одессой. Так, волею случая, причалы Евпатории были спасены. «Предчувствия побуждали меня сейчас же снова отправить офицера в Евпаторию, чтобы либо уничтожить причалы, либо освидетельствовать отказ ВМФ сотрудничать с нашим командованием. Потом это приведённое подтверждение спасло офицера от позднейшего военного следствия и трибунала» — пишет Риттер фон Хайгль.
После осуществления Керченско – Феодосийской десантной операции войска Кавказского фронта, занимавшие Керченский полуостров, должны были перейти в наступление с целью освобождения Крыма. Согласно планам командования, во время наступления на немецкие позиции в районе Феодосии, части Севастопольского оборонительного района (СОР) прорвут окружение и перейдут в наступление на Бахчисарай и Симферополь.
1 января 1942 года командование. Кавказского фронта, направило в Севастопольский оборонительный район (СОР) директиву, в которой потребовало от командующего ЧФ и СОР вице-адмирала Ф.С. Октябрьского наступательных действий на всех участках фронта. Кроме того, требовалось высадить в ночь на 5 января несколько тактических десантов: в Евпаторию (полк морской пехоты) с целью подготовки плацдарма для последующего наступления на Симферополь; десанта в Алушту (горно-стрелковый полк) для овладения районом Демерджи – Алушта и дальнейшего наступления на Бахчисарай; десанта в районе Сары-Булат для перехвата единственной сухопутной коммуникации противника в районе Ишуньского перешейка (Не совсем ясно, как собирались высаживать и снабжать десант в условиях мелководного Каркинитского залива — глубины местами 1 — 1,5 метров. Авт.). Вице-адмирал Октябрьский 2 января донёс командующему Кавказским фронтом, а также наркому ВМФ и начальнику Генерального штаба Красной Армии, что выполнить эти задачи войска СОРа не в состоянии, так как в ходе декабрьских боёв они понесли значительные потери. Однако, перечить приказу командования Октябрьский не посмел и 2 января части СОРа продолжили наступление. В этот же день войска Кавказского фронта должны были начать наступление на Керченском полуострове. Это соответствовало плану, утвержденному Ставкой. Однако командование фронтом не сумело своевременно начать наступление, хотя и потребовало перехода войск СОРа с утра 4 января в решительное наступление по всему фронту. Несмотря на то, что накануне войска Приморской армии в четвёртом секторе обороны Севастополя смогли выбить немцев со станции Мекензиевы Горы и вышли к Бельбекской долине, дальше продвинуться они не могли из-за нехватки боеприпасов, вооружения и отсутствия людских резервов. Вице-адмирал Октябрьский просил отсрочить наступление и вести его не по всему фронту, а в пределах одного сектора. Но командование фронта оставило свой приказ в силе. Войска СОРа начали небольшие наступательные бои и даже имели некоторые успехи — немецкие войска отступили к востоку от станции Мекензиевы Горы, а советские, заняли северо-восточную окраину деревни Камышлы (Дальнее).

В соответствии с директивой командующего Кавказским фронтом, штаб СОРа разработал план высадки в Евпаторию тактического десанта с задачей овладеть исходным плацдармом для наступления на Симферополь. Десант (полк морской пехоты) предусматривалось высадить двумя эшелонами. В первом эшелоне должен был быть высажен батальон под командованием капитан-лейтенанта Г. К. Бузинова, военкома батальонного комиссара Н. Г. Палея и подразделение разведывательного отряда штаба флота во главе с капитаном В. В. Топчиевым.
Первый эшелон должен был выйти из Севастополя вечером 4 января, высадиться в ночь на пятое и, при поддержке корабельной артиллерии подготовить плацдарм для высадки второго эшелона. Доставка десанта была возложена на корабли ОВРа: быстроходный тральщик Т-405 «Взрыватель» с охранением из пяти катеров МО, и буксир СП-14 в охранении 2 катеров МО. Тральщик Т-405;Взрыватель», нормальным водоизмещением 447 тонн, длиной 62 и шириной по миделю 7,62 метра имел осадку 2,37 м. Два дизеля марки 42 БМРН-6 развивали мощность 2800 л.с. С их помощью ТЩ мог пройти со скоростью 14 узлов 3400 миль. Максимальная скорость корабля равнялась 18 узлам. Артиллерийское вооружение состояло из 100 мм орудия, а также одной 45 мм и одной 37 мм пушек. Кроме того, на тральщике были установлены два 12,7 пулемёта ДШК. Этот корабль относился к довольно многочисленному семейству тральщиков типа «Фугас» (к началу войны — 38 единиц), построенным перед войной по схожим проектам № 3, 53, 53У, 58. «Взрыватель» относился к проекту 53 и был построен в Севастополе на заводе № 201 в 1936 – 38 годах. Будучи наиболее крупным и хорошо вооружённым кораблём. В отряде, тральщик должен был выполнять роль флагмана. Командиром «Взрывателя» был капитан – лейтенант Виктор Григорьевич Трясцын. Кстати, согласно справочника А.В. Платонова, каждый ТЩ проекта 53 теоретически мог самостоятельно перевозить на борту 600 человек войск с боеприпасами и запасом продовольствия на 5 суток, а также десять 45 мм орудий с передками. (Данное утверждение представляется спорным, так как эсминцы брали на борт, обычно до 300 человек, при этом полностью потеряв боеспособность. — авт. ). «Малые охотники», участвовавшие в операции, принадлежали к типу МО-4, также наиболее распространённому в тот период на советском флоте. Это были сравнительно небольшие корабли нормальным водоизмещением 50 тонн, длиной 26,9 и шириной по миделю 4,02 метра. Осадка у кораблей была небольшой — 1,48 м, позволяя катерам подходить почти вплотную даже к необорудованному берегу. Три мотора ГАМ-34 БС развивали мощность 2025 л/с и вращали три винта, сообщавшие катерам максимальную скорость 24 узла. Артиллерия катеров была скромнее, чем у тральщика — две 45 мм пушки и два 12,7 пулемёта ДШК. Для участия в десанте были выделены катера МО-4 из состава 1-го и 2-го дивизионов СКА ОВРа ГВМБ и Сочинской базы: СКА-081, СКА-024 (0115), СКА-042 (0105) (Сочи), СКА-062, СКА-0102, СКА-062 (0125) (Сочи) и СКА-041, участвовавший в декабрьском налёте на Евпаторию.
Здесь необходимо дать некоторые пояснения : дело в том, что за время службы, практически все малые охотники неоднократно меняли тактические номера. Это делалось, видимо, для того, чтобы их враги не сосчитали. В результате в отечественной историографии возникла путаница с номерами катеров, усложнившая их идентификацию. Например, на Черноморском театре одновременно действовало три катера МО с одинаковым номером — 062. Два из них принадлежали к типу МО-4 и один к типу МО-2. В десанте же принимали участие два катера, имевшие один номер — 062. Один из катеров принадлежал Севастопольской ВМБ, другой Сочинской ВМБ. Незадолго до описываемых событий, а именно 17 декабря 1941 года часть катеров в очередной раз сменила номера. Так, СКА-042 получил номер 0105, СКА-062 Сочинской ВМБ получил номер 0125, а СКА-024 получил номер 0115. В тексте новые номера катеров приведены в скобках, так как в подавляющем большинстве источников авторы используют более ранние номера.
Первый эшелон десанта включал в себя батальон морской пехоты из 533 человек (командир капитан — лейтенант К. В. Бузинов), в который входило много моряков дунайской военной флотилии с погибших в боях кораблей; отряд спецназначения разведотдела штаба Черноморского флота в составе 60 человек (командир капитан В. В. Топчиев); отряд погранохраны НКВД — 60 человек, группа разведчиков капитан-лейтенанта Литовчука И. Ф. — 46 человек, группа разведчиков Н. И. Панасенко — 22 человека, а также бывшие евпаторийские милиционеры со своим начальником — капитаном милиции П. В. Берёзкиным — всего 740 бойцов. По словам очевидца — Антона Гулича, служившего в то время на бронекатере БКА- 205, базировавшегося на Стрелецкую бухту Севастополя, среди десантников был офицер с овчаркой. Вероятно, это был кинолог. В состав десанта также были включены партийные работники, которые должны были возглавить советскую власть в городе. Среди них были председатель Евпаторийского горисполкома Яков Цыпкин и чекист Александр Галушкин. Кроме того, десанту придавалось три 45 мм орудия. Командиром отряда кораблей и командиром высадки был назначен уроженец Евпатории начальник штаба Новороссийской ВМБ капитан 2 ранга Николай Васильевич Буслаев, комиссаром — полковой комиссар А. С. Бойко.
Может по казаться странным, что в состав десанта входило много разведывательных подразделений. Вот как объясняет этот момент заместитель начальника разведотдела штаба Черноморского флота Семён Львович Ермаш: «…я участвовал в формировании Евпаторийского десанта в январе 1942 года… Декабрьское наступление фашистов обескровило защитников Севастополя, не хватало людей, боеприпасов… Почти половина разведотряда штаба флота послана в десант». Проще говоря, Севастополь «лишними» войсками не располагал. Снять подразделения для формирования батальона с какого — либо участка тогда, по-видимому, не представлялось возможным, и десант формировался из тех войск, которые были «под рукой». Положительным моментом при укомплектовании десанта было то, что в состав батальона вошло много евпаториЙцев. Именно благодаря им, свободно ориентирующимся в хитросплетении улочек старого города, и знающим местных жителей, остатки десанта смогли вырваться из города…
К недостаткам организации десанта следует отнести полное пренебрежение прогнозами синоптиков, а также авиационной поддержкой. За время боя над городом и бухтой не появилось ни одного советского самолёта! И это при том, что ближайший аэродром, на котором базировались немецкие бомбардировщики Ю-87 и Ю-88 находился в 15 километрах от места высадки в городе Саки. В 21 час 10 минут 4 января 1942 года, корабли, стоявшие в Стрелецкой бухте Севастополя, начали погрузку первого эшелона десанта. Каждый из «морских охотников» принял по пятьдесят человек. На буксир СП-14, кроме десанта, были погружены три 45 мм орудия, три танка Т-37 (по другим сведениям- два) и несколько миномётов.
В Евпатории на тот момент враг имел следующие силы: румынский артиллерийский полк, румынские кавалерийские подразделения, а также полиция и жандармерия, сформированные, частично, из местного населения, в основном крымских татар. «Татары сразу же встали на нашу сторону. Они видели в нас своих освободителей … Ко мне прибыла татарская депутация, принёсшая фрукты и красивые ткани ручной работы для освободителя татар «Адольфа Эффенди» — пишет командующий 11 Армией. Кроме того, в городе находилось некоторое количество немецких солдат, проходящих лечение, либо переформирование после боёв под Севастополем.
В 23:00 со «Взрывателя» поступил сигнал о начале движения. Корабли, выйдя из бухты, перестроились в кильватерную колонну — впереди тральщик за ним катера. Позже к ним присоединился буксир СП-14 в охранении двух охотников. Корабли, миновав траверз Стрелецкого поста, легли на курс, ведущий в Евпаторию. Шли без огней, соблюдая полную светомаскировку. Справа багровым заревом проплывал осаждённый Севастополь (Старые евпаторийцы утверждают, что во время осады Севастополя, это зарево почти каждый день было видно из Евпатории). Ветер — слабый норд-ост, волнения практически нет. Барометр падает. Двигатели работают приглушённо — моторы кораблей переведены на подводный выхлоп.
Пока корабли преодолевали милю за милей, начался инструктаж экипажей кораблей и личного состава десанта. Десантникам ставились вполне конкретные цели: 46 человек разведгруппы капитан-лейтенанта Литовчука И. Ф. была поставлена задача захватить гестапо; группе разведчиков Н. И. Панасенко из 22 человек поручалось разведкой боем выявить огневые точки противника и расположение вражеских сил. Перед основными силами батальона морской пехоты капитан — лейтенанта К. В. Бузинова поставили задачу: разгромить гарнизон и удержать город до подхода основных сил и т. д. На кораблях прошли короткие митинги.
Любопытная деталь: некоторые рядовые десантники имели весьма смутное представление о месте высадки. Лишь после войны некоторые из них, приезжая в Евпаторию (например, сержант морской пехоты А. И. Егоров), с удивлением узнавали узкие улочки, набережные, пулевые отметины в стенах зданий, которые, кстати, заметны до сих пор… Сейчас эти следы хорошо видны на южном фасаде гимназии № 4 и Ильинской церкви; однако, есть они, правда, гораздо менее заметные, и на других зданиях в старой части города.
К часу ночи видимость ухудшилась, поднявшийся ветер пригнал низкую облачность. Появился, скрывая силуэты кораблей, туман, с неба посыпалась морось — не то дождь, не то снег. Затрудняя морякам определение по береговым ориентирам, эта небесная каша и скрывала их. 5 января в 2 часа 41 минуту корабли подошли к точке тактического развёртывания и по сигналу с флагмана направились к заранее обусловленным пунктам высадки десанта. Буксир СП- 14, СКА-042 (0105) и СКА-062 (0125), не меняя ордер, отошли влево; по центру пошёл БТЩ «Взрыватель», имея у себя по носу СКА-О102 и в кильватере СКА-062 и СКА-041 . СКА-081 и СКА-024 (0115) отвернули вправо, следуя друг за другом.
В 3 часа ночи началась высадка десанта на товарную и хлебную пристани без всякого противодействия со стороны противника. Катера» СКА-042 (0105) и СКA-062 (0125) высадили своих десантников на товарную пристань. СKA-081 и СКА-024 (0115) – на хлебную. К пассажирской пристани подошёл СКА- 0102 и зажёг створ для БТЩ и буксира. После него подошли и начали высадку катера СКА-062 и СКА-0102. Последними ошвартовались к причалу «Взрыватель» и СП-14.
Катер СКА-041 остался на рейде. В его обязанности было поддержание связи между кораблями и высадившимися в город подразделениями.
Катера быстро подошли к причалам, десантники высыпали на берег, одни побежали вглубь улиц, другие стали окапываться прямо на набережных. Внезапно над головами людей взвилась, неизвестно кем пущенная, красная ракета и… вновь тишина. Лишь когда первая волна десантников уже была на берегу, раздались первые автоматные очереди… После того, как от пассажирской пристани отскочили, освободившиеся от десантников катера МО, к правой стороне полуразрушенного причала, ориентируясь по створным огням, зажжённым специально выделенной для этой цели людьми из экипажа СКА-О102, подошёл «Взрыватель», а слева пришвартовался — СП-14. В этот момент противник включил прожектора, находящиеся на крыше гостиницы «Бо-Риваж» и церквях. Из окон жилых домов, гимназии, гостиницы «Крым», с церквей и мечети по пристани и кораблям открыли огонь немецкие пулемёты. Им немедленно ответила артиллерия советских кораблей.
Жители прибрежных домов проснулись от звука пушечного выстрела (возможно 100-мм. «Взрывателя») и, подойдя к окнам, могли видеть стоящие у причалов корабли и бегущих по причалам десантников (воспоминания евпаторийцев). Акватория бухты и прибрежная часть города осветились вспышками выстрелов, и прожекторов. Черноту ночи пересекал и строчки пулемётных трасс. Перед экипажами тральщика и буксира встала нелёгкая задача: выгрузить на берег артиллерию, боеприпасы, танки и миномёты под интенсивным огнём противника. Не теряя времени, десантники занялись импровизированным ремонтом повреждённой немецкими сапёрами пристани. В ход пошли сходни, доски и канаты. Чтобы ускорить выгрузку, краснофлотцы попрыгали в зимнее море прямо с борта тральщика и выстроились в цепочку в том месте, где сваи причала были уничтожены или сильно повреждены. На руки им легли корабельные сходни. По этому «живому мосту», ценой невероятных усилий, сумели выкатить на берег несколько 45 мм пушек и одну танкетку.
За высадку на пассажирской пристани моряки заплатили высокую цену — около 50 человек убитыми и ранеными. К пулемётам, обстреливающим десантников, присоединились минометы и артиллерийские батареи, расположенные на мысе Карантинный (территория современного Морского порта), на пересыпи (ул. Симферопольская) и возле складов «3агoтзeрно» (ул.Эскадронная) румынская артиллерия открыла заградительный огонь по причалам. Наши катера, маневрируя вдоль побережья, вели ответную стрельбу, подавляя огневые точки противника. Высадив, наконец, десант и выгрузив боеприпасы, тральщик и буксир, отстреливаясь, отошли в море на расстояние несколько кабельтов.
Время от времени к пристаням подходил один из «охотников», чтобы забрать раненных. (Обычно это был СКА-041). Последних переправляли, в основном, на «Взрыватель». А на пассажирской пристани — месте высадки основных сил десанта, бой разгорался. Морякам никак не удавалось захватить здание гостиницы «Крым». Ещё в первые минуты боя от разрыва мины погиб расчёт кормовой 45-мм пушки, а на мостике тральщика был смертельно ранен Н. В. Буслаев. Командование принял полковой комиссар А. С. Бойко. Тут же в Севастополь по радио передали открытым текстом: «Убит Буслаев».
Ударные группы десанта, высадившись с кораблей, растекались по улочкам старого города. Немцы, на первых порах, не могли организовать оборону надлежащим образом. Как всегда, во время ночного боя, началась неразбериха. Группа десантников, высадившаяся на пассажирской пристани, выйдя на ул. Революции возле аптеки, заметила группу людей, перемещавшуюся вдоль трамвайных путей. (Ориентиром ночью, в незнакомом для большинства, городе были трамвайные пути, группы просто двигались по ним). Завязалась перестрелка. К счастью, быстро выяснилось, что противник — группа десантников, высадившихся на хлебной пристани. В дальнейшем, обе группы, объединившись, отправились в направлении Театральной площади… — так выглядит один из эпизодов боя глазами командира отделения разведки Лаврухина А. В. Он был ранен в районе Театральной площади и переправлен на катер, стоявший у товарной пристани.
Жертвами первых часов ночного боя стали также многие местные жители, которых разбудила стрельба. Не разобравшись как следует, они выглядывали из окон или выходили на улицу. По ним сразу же открывали огонь и советские моряки, и гитлеровцы, поскольку разобраться в темноте, кто есть кто, было очень трудно… Захватив здание гимназии (ныне гимназия № 4), обе церкви (на них сидели румынские артиллерийские корректировщики), и другие здания, примыкавшие к улице Революции, десантники направились в старый город.

Группу, высадившуюся на пассажирской пристани, с правого фланга прикрывал танк Т-37. Его маршрут можно представить лишь предположительно, исходя из воспоминаний жителей города, так как никаких документальных свидетельств по данному вопросу не обнаружено. Танкетка переместилась от пристани вдоль набережной к зданию гостиницы «Бо-Риваж» (ныне пансионат «Орбита»), откуда, свернув на улицу Караева, направилась в сторону Катык- базара (современная площадь Металлистов). Выехав на площадь, Т-З7 расстрелял немецкий грузовой автомобиль и свернул влево, на ул. Интернациональную. Далее лёгкий танк направился в сторону вокзала. Где-то около железнодорожного переезда был убит командир — видимо, он, высунувшись из люка, осматривал местность. После этого танк развернулся в сторону города и уехал (по другой информации, танк был оставлен экипажем в районе переезда). Впоследствии, видимо, танк получил какие-то повреждения, после чего водитель снял башенный пулемёт и присоединился к пешим десантникам. Кроме того, в воспоминаниях евпаторийцев фигурирует второй Т-З7, подбитый на площади Металлистов.
Моряки, продвигаясь по ул. Революции в сторону Театральной площади ворвались в больницу, где располагался немецкий госпиталь. Вот как описывает захват этого здания один из участников десанта А. Корниенко: «Мы ворвались в госпиталь… ножами, штыками и прикладами уничтожали немцев, выбрасывали их через окна на улицу…» В это время милиционеры капитана Берёзкина громили полицейский участок, расположенный на улице Революции (современная библиотека им. Макаренко) и фотоателье (ныне фотосалон «Ирина»). Из салона был извлечён сейф с фотографиями и документами (по-видимому, бланки) и переправлен на один из катеров.
Пока в центре города разгорался бой, группа разведчиков капитан-лейтенанта Литовчука И. Ф. и морские пехотинцы, высадившиеся на товарной пристани, продвигались вперёд, практически не встречая сопротивления. Они забросали гранатами румынскую батарею, расположенную на мысе Карантинный и захватили электростанцию, расположенную здесь же. Закрепившись, моряки стали продвигаться вдоль моря по ул. Горького в сторону нового города. Здесь, за санаторием «Ударник», отряд черноморцев вступил в бой с подразделением противника и вынудил его отступить к зданию курортной поликлиники, в которой располагалось гестапо. Однако, дальнейшее продвижение десантников немцами было остановлено. Во дворе здания, где размещалось гестапо, завязалась рукопашная схватка. Занять здание гестапо десантники не смогли.
Морякам, высадившимся на хлебной пристани, поначалу тоже везло. Расстреляв конный патруль на ул. Революции, они, практически без сопротивления, овладели складами «Заготзерно» и лагерем военнопленных, расположенным возле кладбища. Здесь же размещались румынские артиллерийские батареи. После короткого боя последние были захвачены ротой старшего лейтенанта Шустова С. Ф.
Необычайно активную поддержку десантникам оказало гражданское население. По этому вопросу представляется интересным точка зрения противника: офицер Генштаба на Восточном фронте Эйке Миддельдорф в своей книге «Русская кампания. Тактика и вооружение» считает, что это является следствием « …ошибок высшего немецкого политического руководства, а также грубых нарушений со стороны немецких органов гражданского управления…». Из военнопленных, освобождённых из лагеря возле складов «Заготзерно», моряки сформировали отряд с названием «Все на Гитлера» численностью до 200 человек. К утру практически весь старый город был очищен от немцев. Теперь границы отвоёванной земли пролегали, приблизительно, по улицам Дм. Ульянова – Интернациональной — Матвеева — Революции. Был отвоёван порт и электростанция; десантники дошли до санатория «Ударник» и курортной поликлиники.
Однако, здание городского театра, а также гестапо взять не удалось. Группа капитан-лейтенанта Литовчука И. Ф., вступив в рукопашный бой на территории гестапо, понесла большие потери, и к утру отступила в район порта, а потом пассажирской пристани. Также следует заметить, что новый город и курортная зона остались в руках гитлеровцев. Самым западным объектом, занятом десантниками, вероятно, был дом на углу улиц Гагарина/Токарева № 2б/30. Из подвала этого дома трое десантников вели огонь из ручного пулемёта по перекрёстку улиц Ленина/Токарева. На стенах этого дома до сих пор видны пулевые отметины. Только к семи часам утра, ценой больших потерь, здание гостиницы «Крым» было, наконец, взято. Здесь разместился штаб батальона. Всё было готово к приёму второго эшелона десанта, о чём было немедленно доложено на корабли. Те в свою очередь, сообщили об этом по радио в Севастополь. Интересно, что полковой комиссар д. С. Бойко, оставшись старшим, после гибели Н. В. Буслаева, так и не покинул тральщик. Всё руководство боем было возложено на командира батальона — К. В. Бузинова.
Из оперативной сводки немецкого Верховного главнокомандования за 5 января 1942 года: «Восточный фронт. Группа армий «Юг». 11-я армия. У Евпатории враг предпринял попытку высадки десанта. В ходе оборонительных боёв находившаяся в Евпатории группа под командованием фон Боддина пленена…» (в воспоминаниях десантников нет данных о захвате пленных). Однако всё только начиналось. Оба противника понимали, что тот, кто успеет быстрее подтянуть резервы, тот и выиграет битву. Немецкое командование работало слаженно и оперативно: на помощь гарнизону города уже выдвигался на автомобилях 105 немецкий пехотный полк 72 дивизии, снятый из-под Балаклавы (по другим сведениям — из-под Симферополя). Несколько раньше прибыли из-под Севастополя и готовились вступить В бой 22 разведывательный и 70 сапёрный батальоны. Эти войска были поддержаны румынской артиллерией – немцы согнали к орудиям разбежавшихся румын, и так как командир румынской батареи так и не появился, руководство было возложено на одного из немецких офицеров. С сакского аэродрома поднялась Ю-87 77-ой бомбардировочной эскадры. Кстати, на счету лётчиков StG-77 уже числились громкие победы, и среди них — потопление крейсера «Червона Украина» 12 ноября 1941 года. До 6 октября 1943 года лётчики всё той же StG-77 потопят за один день лидер «Харьков» И два эсминца — «Беспощадный» и «Способный».
Командир 70 сапёрного батальона подполковник Хуберт Риттер фон Хайгль пишет: «в ночь с 4 на 5 января 1942 года я получил приказ с остатками своего батальона выдвинуться в Евпаторию для установления порядка, так как здесь высадился русский десант. … Около 10 часов утра я уже был вблизи Евпатории и там встретился с командиром 22 бригады полковником Боддином, который имел такое же задание, как и я. Мы объединились для наступательных действий». Советское командование тоже пыталось поддержать десант. Однако, опасаясь ударов немецкой авиации, второй эшелон решили высадить в ночь на 6-е.
Днём же, 5 января, из Севастополя в сторону Евпатории вышли два торпедных катера типа Г-5 с боеприпасами. Однако в районе Качи катера были атакованы немецкими истребителями. Слабость гэ-пятых в бою с авиацией общеизвестна. В результате боя ТКА № 91 затонул, а второй катер – ТКА № 111, не выполнил задание и вернулся в Севастополь. Однако, по прибытию в базу он был послан обратно в Евпаторию. В районе Нового пляжа (по другим данным — в районе Качи), катер вылетел на отмель или коснулся винтами грунта. В результате полученных повреждений ТКА затонул. К 10 часам утра 5 января наступление десантников остановилось. Понеся большие потери в уличных боях, они не могли уже вести наступление.

Положение на несколько часов стабилизировалась. Оба противника готовились к продолжению боя: немцы стягивали войска, десантники занимали оборону. Командование батальона понимало, что без оперативной помощи, десант не сумеет удержать захваченные позиции: В 10 часов утра Бойко отправил радиограмму: «Положение угрожающее, требуется немедленная помощь людьми, авиацией, кораблями». Уже в 11 часов, находясь на мостике тральщика, он потерял связь с батальоном. Тем временем, Бузинов пытался наладить связь со своими, разбросанными по городу подразделениями, но безуспешно. Связь пришлось осуществлять через посыльных, однако, далеко не всегда они успевали вовремя. Около 14 часов дня 5 января немецкие войска перешли в наступление…
В 6.20 утра, когда туман рассеялся, немцы открыли огонь по катерам и БТЩ. В это время, по сигналу с тральщика, принимающего радио с берега, поступил приказ обстрелять гостиницу «Крым». СКА-081, к примеру, выпустил по гостинице из обеих пушек тридцать залпов. Когда берег заволокло дымами разрывов и артиллеристы кораблей уже не могли различить цели, показались немецкие самолёты. Это были Ю-87 StG-77, прилетевшие с аэродрома, расположенного возле Сак, всего в нескольких минутах полёта. Снова и снова, сбросив свой бомбовый груз, самолёты возвращались на аэродром, загружались, и отправлялись бомбить корабли и причалы. «Лаптёжники», по словам очевидцев, выходили в атаку на бреющем, используя в качестве прикрытия деревья и здания. Катера и тральщик, маневрируя в акватории Евпаторийской бухты, вели огонь и по самолётам, и, если позволяла обстановка, по городу. Против катеров самолёты применяли 50-кг бомбы. Особенно привлекал немецких пилотов БТЩ «Взрыватель», что неудивительно: как самый крупный корабль, он представлял собой наиболее примечательную цель. Однако доставалось и «морским охотникам»: СКА-024 поучил 8 пулевых и 3 осколочные пробоины в корпусе и ходовой рубке. Были убиты боцман старшина 2 статьи д. М.Зуб, командир отделения рулевых старшина 2 статьи Н. Д. Новиков, ранен комендор краснофлотец В. П. Касин. СКА-041 имел десять осколочных пробоин; из пробитой бензоцистерны вытекло около тонны бензина, снарядом сбило фок-мачту. На катере были убиты командир катера лейтенант И. И. Чулков (прямым попаданием авиабомбы в мостик, бомба не взорвалась и скатилась за борт), политрук звена Волохов, командир отделения комендоров старший краснофлотец Б. Д. Орловский, смертельно ранен сигнальщик краснофлотец И. И. Сазонов; тяжелораненых краснофлотцев Нефедова и Левко эвакуировали на БТЩ «Взрыватель», где они разделили судьбу экипажа тральщика. СКА-042 получил 15 пулевых пробоин; СКА-062 — 7 осколочных пробоин ; СКА-0102 — 2 осколочные пробоины в районе моторного отсека и течь в районе камбуза от близкого разрыва бомбы. СКА-ОВ1 получил 5 пробоин в надводной части корпуса. Только СКД-062 потерь в личном составе и повреждений не имел.
Совсем по-другому сложилась судьба тральщика «Взрыватель». В течение дня он маневрировал на рейде и обстреливал берег из 100-мм орудия, так как 45-мм пушка вылетела за борт от попадания мины. Немецкие самолёты буквально роились над ним. Временами корабль, по словам очевидцев, полностью скрывался за стеной воды, взрывы бомб происходили у самых бортов… Но, вода опадала, и тральщик, уже сильно повреждённый, вновь открывал огонь. Связь с ГВМБ прервалась из-за повреждения радиоаппаратуры. Корпус корабля получил множество мелких повреждений, к тому же вышел из строя носовой дизель. К этому времени на корабле находилось большое количество раненых, переправленных с берега на катерах. К вечеру закончился l00-мм боезапас, но из-за разбитой радиостанции приказа на отход командир не получил, а самостоятельно уйти не посмел из-за боязни быть обвинённым в трусости.
Здесь, по-видимому, следует учесть событие, которое могло оказать решающее воздействие на решение командира «Взрывателя»: в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции в составе отряда высадки «А» находился БТЩ Т-412 «Арсений Pаскин». Да дня тральщик, совместно с другими кораблями отряда маневрировал на внешнем рейде Феодосии, периодически ведя огонь по береговым целям и отражая налеты авиации противника. Экипаж Т-412 ночью 30 декабря спас людей с полузатонувшего баркаса крейсера «Красный Кавказ». Командир и комиссар БТЩ, при отсутствии связи и учитывая подходящий к концу артбоезапac, приняли решение вернуться в Новороссийск. По прибытию в базу их обвинили в трусости. Командир Т-412 Г. Бартош и комиссар Н. Кононов были приговорены трибуналом к расстрелу, хотя позже приговор изменили отправкой на фронт рядовыми. Этот случай, несомненно, был «разобран» среди офицеров ОВРа.
Под Евпаторией ситуация повторилась: переполненный ранеными тральщик, на котором закончился боезапас. Но Трясцын не хотел быть расстрелян по обвинению в трусости, и «Взрыватель» остался на Евпаторийском рейде. Спустились сумерки; на море начал разыгрываться шторм. С наступлением темноты налёты прекратились. Поднявшийся с утра юго-западный ветер развёл большую волну. Катера, чтобы не потеряться в кромешной темноте, выстроились в кильватерную колонну за тральщиком. В течение ночи их несколько раз освещали лучи прожекторов, включавшихся на берегу. «Взрыватель» потерял ориентировку и маневрировал, не зная точного места. В 21:00 5 января командир тральщика спустился в каюту, но вскоре ощутил сильный скрежет по днищу и толчок.
Он выбежал на мостик и понял, что БТЩ сел на мель. На «Взрывателе» ещё во время дневного боя, видимо, что-то случилось с рулевым управлением. Судя по всему, корабль пытался управляться машинами, что ему удавалось с большим трудом. Вот как описывает эти события С. Г. Флейшер, командир катера МО-081, идущего непосредственно за «Взрывателем»: «Тральщик часто меняет курс и ход, о чём не даёт никаких сигналов… маневрирует невероятно лихорадочно, иногда на курсе лежит 2-3 минуты. Очень трудно следовать за ним». Потерявший управление корабль, постепенно сносило волнами в сторону берега.
Ветер усилился до 7 баллов. БТЩ в это время маневрировал в опасной близости от берега, приблизительно в пяти километрах на юго-восток от Евпатории. Вдруг, находящиеся на нём люди ощутили удар, в следующий момент корабль, скрежеща корпусом о грунт, остановился и завалился на правый борт с дифферентом на корму. Оказалось, корабль на полном ходу вылетел на берег. Попытки сняться машинам и успеха не принесли. Волны обрушились а неподвижный корабль и, довольно быстро, развернули его лагом к берегу. Корпус, повреждённый во многих местах, дал течь. Открылись, заделанные вовремя боя пробоины. Фильтрация воды наблюдалась во всех отсеках. Обшивка в кормовой части лопнула по швам, был заклинен руль и гребные валы. Экипаж с поступлением воды не справлялся. Раненых стали переносить на верхние палубы. В ночь на 6 февраля через катер № 0102 в штаб флота было доложено о положении БТЩ. В Севастополь была отправлена радиограмма: «Корабль сняться с мели не может. Спасите команду и корабль, с рассветом будет поздно». Вскоре вода залила машинные отделения, и тральщик лишился электроэнергии. Видя безнадёжность положения, командир «Взрывателя» – Виктор Георгиевич Трясцын приказал уничтожить всю секретную документацию. После совета у военкома все оставшиеся в живых собрались в носовом кубрике. Комиссар приказал командиру отделения минёров Ф. Разуваеву, минёрам И. Лушникову и Н. Смоленкову заминировать тральщик. Моряки «Взрывателя» заняли оборону у иллюминаторов корабля. Серый зимний рассвет медленно разогнал темноту. Стало ясно, что корабль спасти не удастся. Шторм продолжался. С моря приблизился СКА-081, и сам, имея повреждения корпуса, попытался подойти к тральщику. Однако, в условиях разыгравшегося шторма это оказалось невозможным и катер, ничего не добившись, присоединился к «морским охотникам», которые, каждый сам по себе (командиры кораблей принимали решение об отходе в Севастополь самостоятельно, получив приказ по радио, или подражая товарищам), направлялись в сторону Севастополя, так как в 8 часов утра 6 января 1942 года корабли, высадившие первый эшелон, по радио из штаба ОВРа получили приказ возвращаться (по другой информации катера начали отход уже вечером 5 января). К этому времени на всех катерах боеприпасы подошли к концу. Реально они уже не могли помочь десанту. Однако, вернёмся туда, где, уткнувшись носом в песчаный берег, с креном на правый борт, застыл БТЩ «Взрыватель». Утром, 6 января, немцы заметили неподвижный корабль. Громкоговорители донесли предложение сдаться в плен. В ответ оставшиеся в живых моряки открыли огонь из стрелкового оружия. Немцы подтянули к урезу воды восемь полевых орудий и открыли огонь прямой наводкой. Количество оставшихся в живых на «Взрывателе» неуклонно уменьшалось. Погибли А. Бойко, В. Трясцын, военком тральщика П. Болотин, штурман И. Усков, артиллерист Г. Золотников. Застрелился тяжело раненный командир разведотряда ЧФ капитан В. Топчиев. Вскоре врагу удалось захватить в плен 19 раненых моряков из машинной команды во главе с командиром БЧ-5 И. Клюкиным. Вскоре два матроса от полученных ран скончались. Спасся матрос Иван Клименко. Надев спасательный жилет, он бросился в воду, температура которой в январе + 4, + 6 градусов Цельсия и поплыл вдоль берега в Севастополь. Краснофлотец Иван Клименко до войны участвовал в марафонских заплывах. Проплыв по зимнему морю 17 миль, он выжил. Возле Николаевки его, без сознания, подобрали наши катера. Потом матрос два года лежал в госпиталях. Свои последние годы И. Клименко доживал в Евпатории.
Разбитый, занесённый песком корпус «Взрывателя» ещё долгое время покоился на берегу, являясь немым свидетелем мужества советских моряков. Только в 1947 году остов тральщика был разобран. В 1970 году на месте гибели «Взрывателя» был воздвигнут памятник.
Вечером 5 января, с наступлением темноты налёты немецкой авиации прекратились. «Морские охотники» весь вечер и всю ночь маневрировали возле берега в едином строю, исправляя повреждения, заделывая многочисленные пробоины в бортах. Из-за шторма катера не имели возможности подойти к разрушенным артиллерией и авиацией причалам; не имели связи с батальоном. …С кораблей видели, что бой продолжается — вспышки выстрелов и пожар в здании гостиницы «Крым». Но они не знали, что это — агония обречённого десанта. А ещё моряки не знали, что второй эшелон десанта уже рядом, и его бойцы тоже наблюдают за пожаром. В ночь с 5-е на 6-е к берегам Евпатории подошёл эскадренный миноносец «Смышлёный» (пр. 7-У), тральщик Т-408 «Якорь» и четыре «морских охотника». (Вызывает недоумение такой факт: в ночь на 6-е возле берегов Евпатории, совершенно независимо друг от друга маневрируют две эскадры. Тринадцать кораблей, среди которых один эсминец, тральщик и десять катеров МО не могли заметить друг друга!). На борту кораблей находился второй эшелон десанта — батальон морской пехоты под командованием майора Н. Н. Тарана. Однако, связи с высаженным батальоном не было и было совершенно неизвестно, что с ним. К тому же шторм не утихал. При такой погоде вновь прибывшие корабли не могли подойти к берегу. Поэтому командующий соединения приказал возвращаться. Утром, на подходах к Севастополю, этот отряд кораблей был атакован немецкой авиацией, но потерь не имел. Ещё одну попытку высадить второй эшелон командование СОР предприняло в ночь с 6-го на 7-е. К Евпатории подошло соединение в составе лидера «Ташкент», БТЩ «Якорь» и двух катеров МО. Но шторм не ослабевал, а берег на запросы не отвечал. К тому же «Ташкент» был обстрелян береговыми батареями. Лидер открыл ответный огонь по выявленным огневым точкам, и стрельба с берега прекратилась. Корабли вынуждены были вернуться в Севастополь.
А что же десант? Мы остановили его в 2 часа дня 5 января, когда немецкие подразделения перешли в наступление. Поскольку боеприпасы у десантников подошли к концу, а их ряды заметно поредели , гитлеровцы без особого труда прорвали оборону и устремились к набережной, справедливо полагая, что не замедлит высадка второго эшелона. С неба наступающих солдат рейха поддержала авиация. Бомбардировщики сосредоточили своё внимание, в основном, на набережной, стремясь отрезать десант от причалов.
Вот как описывает происходящие события один из немецких офицеров, — командир 70-го сапёрного батальона Хуберт Риттер фон Хайгль: «Русские стреляли по ‘наступающим беспощадно. Наши силы иссякали, но с прибывшим разведывательным 22 -м и сапёрным отрядом 70-м, спец. подразделений разных формирований армейские полки быстро пополнились. К 14 часам мы брали дом за домом. Наступление продолжалось с помощью эффективного ввода в бой истребителей… Из-за каждого угла и едва укреплённых убежищ кто-либо показывался и стрелял. Обеспечение охраны подразделений взяли на себя сапёры, с их собственными средствами борьбы. Они нападали на сопротивленцев с огнемётами, подрывными боеприпасами и бензином». Бой продолжался около четырёх часов.
Учитывая складывающуюся ситуацию, командир батальона капитан-лейтенант К. В. Бузинов отдал приказ о всеобщем отходе к морю, дабы удержать до прихода второго эшелона хотя бы набережную. Однако, далеко не все его получили, так как связь штаба с подразделениями отсутствовала. Госпиталь, развёрнутый на ул. Революции в здании городской больницы, эвакуировать вовремя не успели. Десант отступил, и беспомощные люди остались одни перед лицом смерти. Точных данных о количестве раненых в госпитале нет, но известно, что было расстреляно 15 раненых десантников. Вместе с моряками погибли врачи Глицос и Балахчи, а также один из санитаров (его фамилия неизвестна). Примерно к пяти часам вечера у гостиницы «Крым» собрались уцелевшие десантники. Их было 12З человека, вместе с ранеными, однако, были ещё и гражданские. Стало ясно, что берег не удержать. Поэтому Бузинов принял решение — разделиться на группы и пробиваться через город в степь. Прорывались по улице Красноармейской до Интернациональной, потом пошли через Слободку.
Некоторым десантникам удалось уйти из города. 48 человек ушли в Мамайские каменоломни, а оттуда рассредоточились по окрестным деревням и впоследствии сражались в партизанских отрядах. 17 десантников во главе с Бузиновым были окружены фашистами у деревни Ораз (ныне Колоски). Они заняли оборону на вершине древнего кургана. В ходе боя все десантники погибли. Но в городе ещё оставались моряки. Сколько точно? Неизвестно. Продолжала сражаться группа десантников, закрепившихся на верхних этажах гостиницы «Крым». Немцам, чтобы ликвидировать этот очаг сопротивления, понадобилась вся ночь.
Вот как описывает этот эпизод Риттер фон Хайгль: «До наступления дня мы так приблизились к последнему очагу сопротивления… что отход русской пехоты стал невозможен. Мне с моей ударной группой с огнемётами, взрывчатыми зарядами и 4 канистрами бензина удалось захватить подвальное помещение главного строения… Русские обороняли последний бастион до их полного уничтожения невероятно мужественно… «Гостиница «Крым», вместе с последними защитниками была взорвана. Сейчас на этом месте стоит памятник десантникам — катерный тральщик на постаменте.
Из оперативной сводки немецкого Верховного главнокомандования за 6 января 1942 года: «Восточный фронт. Группа армий «ЮГ». 11-я армия. Против высадившегося с военных кораблей и поддержанного городскими партизанами в Евпатории врага численностью в 2 батальона была введена боевая группа под командованием полковника Мюллера… после упорных городских боёв был взят вокзал враг был оттеснён к северному краю города. Связь с боевой группой городской комендатуры в западной части города ещё еще нельзя наладить».
Командующий 11-й армией Эрих фон Манштейн пишет: «5 января последовала … высадка русских под прикрытием флота в порту Евпатории. Одновременно в городе вспыхнуло восстание, в котором участвовала часть населения … Незначительные силы охранения, выделенные для обороны города и порта, не смогли помешать высадке и подавить восстание. Румынский артиллерийский полк, предназначенный для береговой обороны, оставил свои позиции… Посланным в Евпаторию частям, находившимся под командованием полковника фон Гейгля, а затем полковника Мюллера, удалось в тяжёлых уличных боях одержать верх над противником. Особенно упорное сопротивление оказывали повстанцы и партизаны, засевшие в большом здании (гостиница «Крым»- авт.). не оставалось ничего другого, как подорвать это здание с помощью штурмовых групп сапёров… 7 января бой в Евпатории был окончен. Высадившиеся войска русских были частично уничтожены, частично взяты в плен…».
Уже вечером пятого января немцы начали планомерно прочёсывать город, обрабатывая гранатами и огнемётами подвалы, ямы, колодцы… Местных жителей, прячущих у себя десантников, причисляли к партизанам и беспощадно расстреливали.
Вот, что пишет по этому поводу офицер А6вера при группе армий «Дон» майор Ризен: «Я проводил акцию уничтожения партизан в Евпатории 07. 01.1942 года по приказу господина главнокомандующего. Командир оккупационной группы придал мне для этого трёх чинов СС и среди них штурмбанфюрера СС доктора Брауна. Для проведения этой акции были выбраны 1184 мужчины, собранные незадолго до того в большом дворе. Они были построены и отведены под охраной 90 солдат ПВО трёх чинов СС и меня на место казни и там расстреляны. Во время передвижения, продолжавшегося один час, мы были обстреляны из окон одного из домов. Партизан не было видно. Под огнём наших автоматов враг замолчал. Во время передвижения по открытому пространству около 30 мужчин пытались бежать, но были расстреляны сопровождавшими колонну солдатами. Штурмбанфюрер СС доктор Браун давал указания на месте казни и проведению расстрела». Автору посчастливилось говорить с человеком, спасшимся из колонны осуждённых — двенадцатилетний пацан, он выскочил из толпы во время расстрела спасавшихся бегством. Колонна как раз переходила противотанковый ров, вырытый на западной оконечности города по мосту, и он спрятался под досками настила. Риттер фон Хайгль: «В ходе боёв были взяты в плен многочисленные солдаты и штатские. Их я поместил отдельно друг от друга, в разделенный на две части большой крестьянский двор на выезде из города. Насколько я помню, это были примерно 100 солдат и 1500 штатских, которых я захватил в ходе боёв в Евпатории и позже передал по приказу командования полковнику Мюллеру. Вечером первого дня полковник Мюллер стал начальником оккупационных властей в Евпатории».
6 января Риттер фон Хайгль вместе со своим подразделением выехал в Ак-Мечеть (Черноморское) для отражения предполагавшейся высадки советских войск. Но из-за сильного бездорожья его боевая группа была вынуждена вернуться в Евпаторию. «…Когда я вернулся, я услышал, что пленные штатские из-за участия в боях должны быть расстреляны. Я, тот, кто в большей части доставил этих пленных, чувствовал себя ответственным за их судьбу и поэтому обратился к полковнику Мюллеру. Я предложил ему, каким — то образом оставить пленных в живых, так как я не в состоянии определить, кто из них является партизаном. Я считал, что массовый расстрел в этом случае невозможен… Через некоторое время после моего возвращения в Евпатории появилось два человека… Вскоре выяснилось, что обе эти личности были чинами СС. Это были группенфюрер СС Олендорф и член СС доктор Браун… Позже я узнал, что для проверки пленных штатских 6ыла создана комиссия, которая состояла из одного русского, одного татарина и одной женщины фольксдойче. О приказе о расстреле я узнал спустя час после отправки людей». В расстреле участвовал сам Отто Олендорф — командир эйнзацгруппы «Д» (штаб — квартира Симферополь). Это была одна из четырёх групп для карательных операций. Считается, что уничтожила до 90 тысяч евреев. Впоследствии Олендорф возглавлял 3-й отдел РСХА. Бригаденфюрер СС. Казнён 10.04. 1948 г.
В дневнике ОКВ приведено донесение командования 11-й армии, что десант уничтожен, «все дома сожжены или взорваны. Противник потерял 20З человека пленными, 600 убитыми, один бронеавтомобиль (вероятно Т-З7 — авт.), 6 противотанковых пушек, 12 миномётов. Потоплены один тральщик и 2 торпедных катера. Расстреляно 1300 партизан». Расстрелы происходили за городом (мемориал Красная горка) и на месте высадки основных сил десанта. В районе парка Караева было похоронен много погибших десантников. Захоронение организовали немцы. Трупы погибших были свалены в воронки и траншеи, место которых и количество убитых в тот момент, естественно, не учитывались.

После освобождения Евпатории, по всей видимости, этот вопрос не поднимался. Только в 1982 году случайно при рытье траншеи были обнаружены останки пяти — шести человек. Была проведена медицинская экспертиза (установлен возраст — 20 — 30 лет, на костях следы от пуль и холодного оружия). Была обнаружена медаль «За отвагу». Насколько известно, никто не пытался её идентифицировать. В Евпаторийском краеведческом музее таких данных нет. Погибшие во время десанта немцы были захоронены на набережной, на месте немецкого кладбища — ныне фонтан с памятником М. Горькому. Оставшихся моряков спрятали у себя местные жители. Некоторые отсиживались в колодцах и штольнях (наподобие знаменитых керченских каменоломен), проходящих под старым городом и выдолбленных в известняке ещё в средние века. Кому как повезло. Группа десантников — 60 (!) человек — целые сутки скрывалась на улице Русской в доме №4 у Прасковьи Перекрестенко. С наступлением темноты они разбились на мелкие группы и ушли. Прорываясь, все группы погибли, кроме одной. Четыре человека сумели, проделав путь длиной около 300 километров, добраться до Севастополя и влиться в ряды его защитников. Вот их фамилии : Литовчук, Лаврухин, Задвернюк, Ведерников.
Однако с Русской № 4 ушли не все. Остался ждать второго эшелона председатель горисполкома Яков Цыпкин. Вместе с ним отсиживался секретарь Ак-Мечетского райкома партии Фёдор Павлов. Однако, как известно, второго эшелона не было, и они просидели в подвале безвылазно 2 года и 4 месяца, пока в Евпаторию не пришла Советская армия! После войны Павлов объявил себя руководителем Евпаторийского подполья. Цыпкин отказался участвовать в фальсификации, и по настоянию Павлова его исключили из партии. Перекрестенко тоже стала врагом Павлова. В 60-х годах у неё отобрали дом, в подвале которого, она когда-то приютила десантников…
Остался в городе, здесь же, на Русской, но в доме № 9 Александр Галушкин. Он должен был возглавить в городе партийную власть. Его выдали. Галушкин погиб в перестрелке. Это был один из последних десантников, погибших в городе. Всего, после десанта, в живых из его участников осталось около сорока человек.
Из оперативной сводки немецкого Верховного главнокомандования за 7 января 1942 года: «Восточный фронт. Группа армий «Юг». 11-я армия. Введённая в Евпаторию группа Мюллера оттеснила врага ещё дальше. Его остатки отчаянно защищали последний квартал в южной части города. Дальнейшие русские силы не высадились».
Из оперативной сводки немецкого Верховного главнокомандования за 8 января 1942 года: «Восточный фронт. Группа армий «Юг». 11-я армия. Вражеское нападение десанта в Евпатории окончательно отражено, и оборона побережья организована по — новому. (Жители прибрежных домов были выселены, здания приспособлены для противодесантной обороны. Через некоторое время в город была введена 10-я румынская пехотная дивизия). Очистка местности от остатков врага ещё продолжается. До сих пор было законно расстреляно 1200 участвовавших в боях».
Так как командование потеряло связь с батальоном ещё в полдень 5-го января, и ничего не знало о его судьбе (командиры кораблей, по-видимому, ничего вразумительного пояснить не могли), было принято решение отправить в Евпаторию группу разведчиков, для выяснения обстановки. В 20:40 7 января из Севастополя для высадки разведгруппы (12 человек) в районе Евпатории вышла подводная лодка М-33. В 01:30 8 января группа была высажена при помощи надувных лодок в районе евпаторийского маяка. Возглавлял разведчиков У. А. Латышев. Шторм затихал. Накат, идущий с моря, выравнивал сильный восточный ветер, и, во время высадки, одну надувную лодку унесло в море. Остальные четыре сумели добраться до берега. В этот же день разведчики проникли в Евпаторию и выяснили, что десант погиб, о чём и было доложено по радио в Севастополь. Во время сеанса связи, группе дали дополнительное задание: произвести разведку дислокации подразделений противника в западном Крыму. На задание отводилось шесть дней. Разведчики успешно прошли по всему западному Крыму аж до посёлка Черноморское, ежедневно сообщая по радио о результатах разведки. М-33 должна была забрать группу в ночь на 10 января. Однако лодка разведчиков не дождалась и 13 января вернулась в Севастополь.
14 января, в день, когда группа должна была выйти на побережье для посадки на поджидавший их катер, (посланный на смену подводной лодки), при переходе шоссе между сёлами Абрикосовка и Молочное, она была обнаружена с проходящей мимо немецкой автоколонны. Завязался бой. Разведчики заняли круговую оборону. В 12 часов 15 минут радист Потапенко передал по радио в Севастополь: «Мы окружены фашистами. Ведём бой, но кончаются’ боеприпасы и выйти из окружения нет никакой возможности…» Но бой продолжался еще три часа. Только в 15 часов 48 минут пришла последняя радиограмма: «Подрываюсь на собственной гранате. Прощайте товарищи…» Напрасно прождал разведчиков близ Евпаторийского маяка катер МО, напрасно, несколько раз, рискуя быть обнаруженной на мелководье, подходила к побережью на перископной глубине подводная лодка «М-33»… Никто из разведгруппы, попавшей в окружение, не вернулся . Вот имена некоторых из них: Трофим Бардаков, Александр Джирманов, Михаил Волков, Николай Иванов, Сергей Потапенко, Ульян Латышев…
А что же лодка, унесённая в открытое море? В тот момент в ней находилось три человека: Ярослав Цидзик, Максим Васелюк и проводник — евпаториец, работавший до войны директором складов «3аготзерно» (к сожалению, имя его не установлено). Лодка находилась в море двое суток, пока её не прибило к берегу в районе села Громовки Черноморского района. Здесь лодка была обстреляна немцам и затонула; погибли Цидзик и проводник, а Васелюк спасся. Он спрятался в прибрежной балке, а после наступления темноты добрался до Громовки, где его приютили местные жители. Максим Васелюк пережил войну.
Примерно через неделю — полторы после высадки десанта на территорию ОВРа вернулась овчарка в ошейнике. Она повсюду искала хозяина… На этом заканчивается история Евпаторийского десанта.

Использованная литература:

1. Бирюк В. С. Всегда впереди. Малые охотники в войне на Чёрном море. 1941-1944. — СПб.: Наука, 2005. 2. Груббе В. В. По улицам Евпатории: Путеводитель. — Симферополь.: Таврия, 1987.
3. Манштейн Э. Утерянные победы — М.: ООО «Издательство АСТ», 1999.
4. Широкорад А. Б. Корабли и катера ВМФ СССР 1939-45 гг. Справочник. — Мн.: Харвест, 2002.
5. Бешанов В. В. Год 1942 — «учебный» — Мн.: Харвест, 2002.
6. Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на черноморском театре. Выпуск 2 с 1 января по 3 июля 1 942 г. — М.: Воениздат, 1946.
7. Платонов А. В. Энциклопедия советских надводных кораблей, 1941-1945 — СПб.: ООО «Издательство Полигон», 2002.
8. Костриченко В. В. Кулагин К. Л. Быстроходные тральщики типа «Фугас» — М.: 3АО «Редакция журнала «Моделист-конструктор», 2005.
9. Поляновский Э. Л. Хроника одного десанта — «Известия» от 8 мая 2002 г.
10. Шаповалова С. Н., Барбух В. Н. и др. Крым: Памятники славы и бессмертия — Симферополь.: Таврия, 1985.
11. Драчук В.С., Кара Я., Челышев Ю. В. Керкинитида — Гезлёв — Евпатория. — Симферополь.: Таврия, 1977.
12. Драчук В.С., Смирнова В. п., Челышев Ю. В. Евпатория — Симферополь.: Таврия, 1979.
13. Баварский уголовный розыск. Допрос генерал — майора в отставке Ритера фон Хайгля Хуберт Мария. Мюнхен 11.12.1962.
14. 3аключение офицера Абвера при Группе армий Дон майора Ризена. Копи из документа НОКВ-584 том 2 лист 324.
15. «Евпатория — 2500» — Симферополь — Ялта. : «Мир Информации», 2003.
16. 3алесский К. А. Кто был кто в Третьем рейхе: 6иографический энциклопедический словарь — М.: ООО «Издательство АСТ», 2003.
17. Морозов М. Э. Подводные лодки ВМФ СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Летопись боевых походов. Часть 2. Черноморский флот. — М.: ООО «Стратегия КМ», 2003.
18. Ермаш Л. Л. Бирюк В. С. Малые охотники типа MO-IV — СПб. : Гангут 1999.
19. Зоткин Н. Ф., Любчиков М. А. и др. Краснознамённый Черноморский флот. 2-еи издание, исправленное и дополненное. — М. : Воениздат, 1979.
20. Петров В. Пикирующий бомбардировщик Ju 87 «Stuka» — М.: ООО «Издательский центр «Экспринт», 2005.
21. Ванеев Г. И., Ермаш С. Л., Малаховский Н. д., Сахно С. т., Хренов А. Ф. Героическая оборона Севастополя. 1941 — 1942. — М.: Воениздат, 1969.

Опубликовано в военно-историческом журнале «Military Крым» №3/2006 г.