Камилла

Просторное помещение, в котором друг напротив друга сидят двое: юноша интеллигентного вида в очках на тонкой оправе и женщина в белой блузке, нервная, с трясущимися руками и заплаканными глазами. На стене висит охотничье ружье, а рядом с парой стоит стеклянный чайный столик. На чёрном фоне до начала звучит фраза:
-Я убила своего ребёнка.
После чего женщина закуривает сигарету. Первую за сеанс.
-Кажется у меня снова начались с памятью, доктор. Я уже и не помню в который раз прихожу к вам, закуриваю эту сигарету и начинаю рассказывать ту же ужасную историю. Или может я никогда её не заканчивала?
-Кхм, так, Лилия, потери с памятью у вас из-за таблеток?
-Думаю да. С башкой беда, не видите, что ли – курю…
-Мы с вами ни разу не доходили до конца, но всегда начинаем сначала. Тем не менее прогресс определённо есть. Хотите чай? Чёрный, зелёный?
-Да, спасибо. И точно зелёный. Ненавижу чёрный.
-Высокогорный улун успокаивает. Это то, что вы предпочитали всегда. А что же до чёрного…
-Я помню, как пила его каждый день. Ужасный, дешёвый, горький… с привкусом крови от разбитой губы. Он меня не успокоит.
-Итак, пока он заваривается, расскажу одну историю. Простую, связанную с моим детством. Мальчишка как-то возвращался домой, его отец отправил за какими-то приправами в магазин, вокруг глушь и темень, ребёнку было страшно. Хоть отец и учил его охоте, но тот совершенно не представлял, как ему противостоять не столько хищнику, сколько самому страшному существу, что могло скрываться во тьме. Человеческих ублюдков в том месте хватало… то был вечер, в котором я впервые чуть было не задушил своего отца.
-Почему?
-Потому что самым главным ублюдком, выползшим из темноты, был он. Он так ненавидел свою жизнь и меня, что ждал своей кончины изо дня в день. А я не понимал почему. И тем более не понимал, отчего у меня возникало желание ему помочь избавиться от мучений.
-Ненависть? Мне это знакомо… спасибо за чай. М, какой аромат…
-Нет. Не совсем. Люди заключены в цикле порочного насилия, Лилия. Отец моего отца, пытался тому отстрелить ногу в детстве. След остался. Готовы ли вы рассказать какие у вас остались следы? Мы начинаем?
-Да, пожалуй, да.
Юноша включает метроном.
-А погодите-ка, какие у вас интересные часы в кармане. Они мне кажутся очень знакомыми…
Девушка указывает на торчащие из кармана пиджака юноши нагрудные круглые золотые часы на серебряной цепочке.
-А, эти? Не поверите, но это ещё доказательство опасности близких людей. Я отнял их у одного урода, что пытался причинить вред дорогому мне человеку. Эдакий трофей.
-Вы не похожи на человека, который готов бездумно броситься в драку…
-А это и дракой нельзя было назвать. Я просто его застрелил. Из того ружья на стене, к слову. Но по ходу нашей беседы, я думаю мы к этому ещё вернёмся.
-Мне правда, даже интересно стало… кх, ладно, так, я хочу рассказать о своём отце. Точнее об обоих родителях. Те ещё маргиналы. Жили в самом убогом районе города, где свет вырубали после восьми, а пропасть без вести по дороге в магазин было обычным делом. Но зато дёшево. Мать могла и на пособия выжить. А отец куда-то ездил на ржавой тарантайке, пока я была предоставлена самой себе. Иногда было хорошо… когда отец брал меня на охоту – это мне нравилось. Я подстрелила даже одну утку, точно помню… правда потом почему-то он предпочитал накуриться какой-то дряни и поколачивать мать. А та вызывала в моей душе одно лишь отвращение. Бесхарактерное пунктирное нечто – она не могла ничего. Совершенно ничего. Поэтому в какой-то момент отец видимо решил, что избивать меня будет намного веселее…
-Как много у нас общего, оказывается. Раньше вы про охоту не рассказывали.
-Правда? А с… с чего я обычно начинала?
-С того, что убили своего ребёнка.
В этот момент девушка дрожащими руками ставит чашку обратно на столик и закуривает вторую сигарету.
-Да… да, точно. Потому я в принципе здесь. Лучше бы меня в какой-то из дней, когда он был «в ударе», прикончил, приложив виском об угол. Лучше бы так… но было, было правда нечто хорошее. Кроме родителей, кроме тех хулиганов и хулиганок, с которыми я бегала по дворам разбивать зеркала у автомобилей. Точнее некто…
-Кто же?
-Мальчишка. Я не помню ни его лица, ни имени. Помню только, что он улыбался мне, даже когда я лезла с кулаками. Я-то искренне не понимала, как в этом городском отстойнике быть добрым. Но он таким и был. Сплёл мне диадему из ромашек. Цветы, которые растут везде, самые обыденные и простые… они стали моими любимыми.
-И куда же он пропал потом?
-Я ещё встречала его… в школе. Там совсем новая история началась… дети ведь те ещё звери. Особенно, когда воспитываются таким же зверьём, что не смогло найти для себя места лучше, чем помойная лужа. Ненавидела их всех. А они ненавидели меня. Потому что была красивая… думаю да. Росла, что называет не по дням, а по часам. Ещё и выдать могла что-нибудь эдакое – умница среди быдла, хах, да. И читать любила – спрятаться в доме где-нибудь с книгой иногда было единственной возможностью остаться без нового синяка. Но в школе всё было стандарту: рюкзак в толчке, разукрашенная парта, типа: «ууу ведьма поганая», да таскание за волосы. А взрослым было похеру. Учителям было насрать. Что общество ждало от подобных отпрысков? Ничего.
-Вы ведь по итогу школу не закончили, верно?
-Угу. К старшим классам вообще уже ****ство началось. Наркота полезла… ну травку покурить дело безобидное, но кто-то пыхал и той штукой, что употреблял отец. То, что выжигает твой мозг начисто, а оставляет инстинкты. А если нет мозгов, то остаётся только размножаться. Грубо и мерзко. Среди дерьма и ссанины я и лишилась девственности, собственно.
-В словах вы избирательны, конечно…

-Давайте без сарказма, доктор. Всё было именно так «красиво», как я передаю. Это я помню отчётливо. В какой-то момент меня достал и отец, который ружьё уже давно не использовал для охоты, а предпочитал с ним в обнимку сидеть у телека. Не дай боже было что сказать ему супротив в тот момент – однажды он так и хотел пристрелить меня. Но девчонка ещё была с мозгами – я знала дом даже лучше него и обманным манёвром обошла так, чтобы столкнуть его с лестницы второго этажа и отобрать ружьё. Мать как обычно безучастно сидела где-то в жопе и пила свою дистиллированную воду. Там меня ничего не держало. Я вышла из дома, как мне тогда казалось, на территорию абсолютной свободы.
-Давайте ненадолго прервёмся.
Юноша останавливает метроном, нервно почёсывает шею.
-Вас что-то беспокоит? По сути, не должно больше, чем меня.
-Для «леди» из бедного района, росшей в неблагоприятной семье у вас очень хорошо поставлена речь, Лилия. Какая у вас любимая книга?
-Алиса в стране чудес. К слову, сам писатель был совершенно безграмотным человеком, вы знали?
-Нет… помню точно, что в прошлый раз вы называли «Десять негритят» Агаты Кристи. А она, к слову, страдала дислексией.
-Вот видите, иногда обстоятельства не помеха. Но… вы всё-таки нервничаете.
-У нас не самые простые сеансы. Мне тоже в вашем состоянии приходится разбираться. И это непросто.
-Почему же вы взялись за такой тяжёлый случай, доктор? Я сама считаю себя абсолютной тварью безнадёжно просравшую всю свою жизнь. И несмотря на очевидные обстоятельства, как минимум в виде общества, сейчас… сейчас пытаюсь никого в своей ущербности не винить.
-Что ж, продолжим…
Метроном снова запускает свой ход.
-Ну хорошо. Когда я сбежала из дома мне было… вроде бы семнадцать. Те времена я помню достаточно ярко, но вот того, кто излучал в моей жизни «свет» будто бы и не существовало. Будто я утопила воспоминания о нём в алкоголе и наркотиках. Поганой дряни, что отчаянно ставила даже в свои вены в компании подобных же отморозков. Хотя куда бы я ещё могла пойти? Да, точно, он в какой-то момент и попытался мне помочь. Совершенно искренне… возможно даже по любви. А я послала его к чёрту. Как же мне было на всё плевать…
-Неправильно, когда нам приходится о чём-то жалеть в жизни. Но вернись вы тогда обратно… вы бы оттолкнули его вновь?
-Сложный вопрос. И не хочу его разбирать. Я пошла по дороге в пропасть. И медленно продвигалась в сторону того, что сама ненавидела и презирала. Наркотики, как вы знаете в определённый момент заканчиваются, а у тунеядства есть свои минусы, поэтому дальше в ход пошёл откровенный бандитизм. В какой-то момент меня даже перестало пугать, что за свои действия могу старательно огрести, как минимум от полиции. Тогда же, в двадцать лет, кажется, я познакомился с тем уродом, что изменил мою жизнь. Не самый мерзкий из всех торчков, но всё же абсолютный нарк, ублюдок во плоти. Умел красиво говорить, однажды выпутал меня из обезьянника… я всё-таки проворонила подставу в один момент. Злостно трахнул меня после за дозу… оу, что за гримаса, доктор? Вы будто в ярости.
-У меня есть определённые принципы, так скажем. Ты… вы говорите об этом с таким равнодушием, хотя прекрасно осознаёте сколько зла причинил вам этот человек.
-Достаточно, да. Помните мы говорили про цикл? Такие люди как я заточены в круговой поруке ненависти. И во мне совсем не было сил с него сойти. Что я умела? Что знала? Что могла понять и принять, кроме секундной доли животного удовольствия? Разве я могла знать, что бывает иначе?
-Так значит вы не полностью берёте на себя вину…
-Нет… нет, нет – всё не так! Я виновата в смерти ребёнка. Я виновата, что в принципе ему появиться на свет в тех поганых условиях, в которых жила сама. А в какой-то момент я стала жить вместе с тем, кто без проблем доставал мне наркоту за пользование мной. За то, что издевался надо мной. За то, чтобы я расстилалась ковровой дорожкой на поступь его королевского ничтожества. За то, что он в какой-то момент захотел сына. А получил дочь.
-Вы помните… помните, как назвали её?
-Да. Конечно, да.
В этот момент Лилия достаёт и закуривает третью и последнюю сигарету. Она начинает плакать.
-Прекрасное имя. Вы оставили для дочери единственное светлое, что в вашей жизни было. Имя любимых цветов…
-Камилла. Да. Моя жизнь изменилась с её появлением, понимаете? Как… как… мне кажется сейчас у меня просто голова взорвётся, честно. Мысли путаются или это… воспоминания?
-Именно. Кажется, сегодня наш последний сеанс, Лилия. Хотя в какой-то момент я сам начал уже сомневаться, но третья сигарета… вы впервые закурили третью. Впервые произнесли её имя. Продолжайте.
-Это будет… ммм, сложно. Вы знаете, не понимаю почему, но вы точно должны знать, что я вдруг захотела всё изменить. Вдруг захотела жить. Потому что дочери я точно не оставила выбора. Мне надоело постоянно быть ингредиентом в том дерьме, что вместе с кровью выбивал из меня грязный ублюдок. Он бы ни за что не позволил мне выбраться из того цикла и в какой-то момент я даже представила, что буду сидеть безучастно как мать, в сторонке, пить водичку и не обращать внимание на боль, на эмоции и чувства какие-либо. Что я в какой-то момент смогу забыть, что у меня есть дочь, которая не ждёт от меня ненависти. Она ждёт незнакомой даже для меня любви.
-Тогда же ты вспомнила, что со своим сожителем вы разжились очень дорогой безделушкой. И спрятали её до лучших времён. Конкретно, вот этими часами.
Юноша снимает очки и достаёт из карманы золотую цепочку, на которой повис серебряный циферблат.
-Да… так вот почему они были мне знакомы. Только откуда? Как это возможно?
-Ты решила их украсть, продать и сбежать вместе с ребёнком. Помнишь, что было потом?
-Нет… вы стали на меня слишком давить, доктор! Что происходит, почему вы… почему…
-Это наш двадцать четвёртый сеанс, Лилия. Почему ты решила, что убила Камиллу? Что произошло в ту ночь?
-Я… двадцать четвёртый, чёрт возьми… всё совсем не так должно было быть. Как я вообще оказалась здесь?
-Что произошло в ту ночь, Лилия? Это необходимо воспроизвести, как бы ты ни боялась. Только твой ответ приведёт к успешному завершению нашей работы. Хватит рыдать, отвечай!
-Я… я украла эти часы. Да. Думала, что всё идёт по плану и время просчитано, но этот ублюдок видимо ждал от меня подобного и потому возник внезапно и ударил меня по лицу. Раз. Два. И ещё… кричал что-то, брызжа слюной. Грозился убить девочку. Я, кажется, умоляла его прекратить. Уронила лампу – начался пожар. Я выбежала на улицу, упала в снег. Вокруг никого. Вокруг чёртова глушь. Сдохнешь и всем насрать. Как и всегда было в моей жизни. Но я не желала умирать. Я помню выстрел… отец научил меня стрелять из ружья. Но Камиллу я из огня не достала… не достала… я потеряла всё. Я проклятая убийца и уже ничего не смогу изменить, понимаете… ничего…
Девушку начинает трясти от слёз, но юноша подходит к ней вплотную и прижимает к себе.
-Тише, тише, дорогая моя. Мы с тобой воспроизвели картину до конца. Наконец-то. Теперь ты всё вспомнила. Кроме одного… человека, который присутствовал в твоей истории намного больше, чем ты себе представляла.
-Тебя…
-Меня. Да. Как мило, что несмотря ни на что ты до сих пор помнишь о тех ромашках. О своей Камилле. Что ж, времени у нас осталось немного, поэтому время объяснить тебе к какому итогу мы приходим…
-Так, стоп… стоп, почему мало, времени, после стольких лет мы снова встретились и…
Юноша останавливает метроном.
-Я всё время наблюдал за твоей судьбой, Лилия. Ты никогда не была для меня чужим человеком, даже когда отвергла меня. Возможно, это полное безумие, но я считаю, что всё сделал правильно. Мне невыносимо было наблюдать за твоим саморазрушением. Что называется: любил и ненавидел. Мне казалось необходимым узнать природу, от которой исходило твоё поведение и моё. Что бы ни происходило я не оставлял надежд тебя однажды спасти и поэтому пошёл учиться на психолога… да я ещё далеко не профессионал, но об одной очень интересной методике узнал. Назовём её «приоритетная замена».
-И в чём суть? Почему ты не объявился раньше? Почему не помог мне раньше, если испытывал ко мне столь сильные чувства?
-Я… не знал. Не забывай, что я тоже был глупым ребёнком и должны были пройти годы, чтобы я смог решиться. Точнее очень сильно повлияло на всё появление Камиллы. Тот цикл насилия, о котором мы говорили – в какой-то момент ты не желала, чтобы он повторился вновь. Стоило тебе её лишиться…
-Не стоит давить на необратимое. Прошу.
-Твоя дочь жива, Лили. Потеряв в твоём отношении всякую надежду, я выкрал ребёнка, а твоего незадачливого ублюдка пристрелил из того ружья на стене. Сейчас всё в твоей голове перемешалось, но скоро пазл сложится в новую картину… когда я решился на все эти сеансы то и сам не сильно-то верил в реальность своей методики. Ты была уничтоженным до самого основания человеком настолько, что тебе выписали таблетки – блокираторы памяти. Потому ты многого не помнила, а проявление всех воспоминаний неизбежно бы спалило твою психику… требовалось время. И у нас оно, к счастью, было. Теперь в твоей голове останется минимум тягостного. Максимум той любви, что ты хотела подарить своей дочери. С ней ты и встретишься совсем скоро.
Их лица находятся максимально близко друг к другу, девушка плачет.
-Нет… чёрт блять побери, это несправедливо. Я не заслуживаю этого шанса. Не заслуживаю. Прости, прости меня…
-Возможно, да. Но ты об этом не вспомнишь. Пусть не будет в твоей жизни больше ошибок, Лилия.
-А… а ты?
-Меня ты забудешь тоже. Точнее меня нынешнего. Куда уж пропадать воспоминаниям о ромашках, верно? Но, уверен, если ты захочешь, то меня ещё найдешь. Дом и всё имущество, кроме ружья и краденных часов я оставляю тебе. Камилла ждёт тебя на втором этаже… как только я уйду ступай к ней.
-Погоди, постой ещё хотя бы минуту, две… мне страшно! Мне до сих пор страшно идти вперёд!
-Нет. Уже нет.
Юноша целует девушку и быстро уходит. Некоторое время она сидит, рыдая в комнате, но после медленно встаёт, вытирает слёзы и поднимается на второй этаж. Там из комнаты к ней выходит четырёхлетняя дочь.
Детали концовки надо продумать ещё…