Патефон Из цикла рассказов Феномен Пруста

Да простят меня евреи. История давняя, но не выдуманная.


Заслышав эту еврейскую мелодию, мое лицо невольно расплывается в улыбке, которую еле сдерживают скулы...
История давняя, смешная и грустная одновременно, произошедшая  во времена моего детства, когда я коротко подстриженная и дерзкая девчонка в шортах мечтала стать одновременно стюардессой, продавщицей бантиков, и официанткой Ниной.
Ну и конечно, причины были на то веские..
Красивая форма у стюардесс и обязательно с пилоткой.
Короткие волос, а мечта о пышных хвостах с большими  капроновыми бантами, как у многих девочек, которые продавались в большом количестве размеров и расцветок, в галантерейном отделе магазина.
Официантка, с красивым белоснежным кружевным фартуком и непременно с головным убором-ободком. А почему Нина-так это персонаж официантки  из какого-то фильма..
 Я росла спортивным ребенком, с вечно худыми, разбитыми и заново ободранными  коленками, воспитанной на примере мужества и боевого характера спортсменки-чемпионки Галины Кулаковой, лыжницы, ставшей для меня примером и эталоном подражания в ранние детские годы.
Не обладая большими музыкальными способностями все детские концерты, во времена каких-либо дат или праздников, устраиваемые детьми приглашенных, начинались чтением стихотворения и заканчивались как правило моим акробатическим этюдом с мостиком , колесом и шпагатом. В худшем  случае, когда заканчивался репертуар я могла исполнить песню из кинофильма "Свадьба в Малиновке", играя на пружине складного дивана, запевая при этом,- Бырым, бурым, талия в корсете.
Но в этот раз что-то пошло не так. 
То ли виной оказалась пластинка, которую поставил проиграть еврейский мальчик Вадик, сын сотрудника моего отца, у которого за городом в частном доме его родителей мы отмечали день рождения его отца Лени Шнейдера.   
Среди друзей моего отца-сотрудников проектного института- инженеров, было много евреев с запоминающимися фамилиями Милкис, Найговзин , Фельдман. Отец не был антисемитом, нет, он ценил порядочность, ум и нормальные человеческие отношения, не взирая на происхождение, большие носы, и часто картавые звуки буквы гР, но еврейские песенки и шуточки звучавшие из его уст, я почему-то запомнила дословно, с неповторимым акцентом, звучанием и артистизмом.
Когда празднование было в разгаре, и на столе уменьшалось количество форшмака и фаршированной щуки, нам с Вадиком, плотненьким черноволосым кудрявым мальчиком в коротких штанишках, поддернутых из-за х-образного вальгусного постава ног, разрешили покинуть стол.
Мы перешли в другую комнату, пахнущую сыростью, и еще чем-то непонятным, со старым диваном и стоящим в углу патефоном с ручкой на лаковой этажерке..
Вадик достал пластинку, поставил ее на  вращающийся круг, аккуратно направил лапку с иглой на дорожку пластинки, и тут я услышала знакомую мелодию.
Ее неоднократно играл  мой отец на своем аккордеоне Вельтмейстрер, а я подпевала.  В голове промелькнула мысль, непременно нужно исполнить, репетировать не нужно, слова и текст знаю без запинок.
И вот, мы торжественно выходим из комнаты. Вадик  выходит первым. Несёт перед собой патефон, водружает его на журнальный столик и объявляет номер.. И начинает медленно, крутить ручку, видно, что мелодия ему знакома.
 Из патефона льется мелодия и я начинаю первые строки песни ,-  старушка неспеша, дорогу перешла. И следующий куплет, — Иду по улочке, несу я в сумочке четыре булочки и пирожок, жок, жок...
В ожидании одобрения и восхищения, я сталкиваюсь взглядом с глазами отца — нелепо округлившимися, с застывшей мимикой...
 В следующие минуты я продолжаю,-  Никому я не дам , их слопает Абрам, и будет мой  Абрам как барабан... Тут  я перевожу взгляд на открытый рот еврейской бабушки, с ненавистью смотрящей на моего отца и замечаю на его лице не понятное для меня выражение — наверное плохо произношу Р и ему не нравится. 
Вадик продолжает крутить ручку, мелодия продолжает литься из патефона, а я стараюсь произнести Абгам и багабан, как можно чище...
Отец начинает показывать мне из-под  стола жестом хватит, хватит, но еврейский мальчик продолжает крутить ручку патефона.
Его бабушка встает из-за стола и начинает убирать приборы...
Заканчивается  мелодия. Нам никто не кричит бис, браво и даже никто не аплодирует..
Я думаю, что исполнение было плохим, нужно было все-таки показать акробатический этюд, но этот мальчик совсем не спортивный. Всему  виной этот патефон,   и чтобы  загладить неудачное исполнение, я объявляю следующий номер.
Стихотворение!
И начинаю, —  Если в кране нет воды, значит выпили ....,  это уже из моего  личного уличного  репертуара. 
Родители  почему-то начинают  собираться домой, хотя еще не было сладкого стола.. 
И почему-то дядя Леня, оправдывается перед своей матерью, утверждая , что Гарик — мой отец хороший человек, и вовсе не учил меня этому.
Обратную  дорогу мы ехали молча, меня не ругали. Но приехав домой, мой отец начал ржать, именно ржать, а не смеяться. А мама  все бегала вокруг него и причитала,—  Твоя  школа,  твоя школа! Ну и что, красиво получилось, красиво ?
И я решила значит все-таки я что-то сделала удачно,  если меня не ругали и я так его развеселила.
Эту историю мы часто вспоминали с отцом. Всегда смеялись  при этом.
Вспоминали  семью Шнейдеров, уехавшую на ПМЖ в Германию.
Теперь при звуках этой не затейливой мелодии я понимаю, что очень хотела бы прочесть этот рассказ своему отцу, которого уже нет, в последние годы плохо говорившему и не помнящему сегодняшние события, из-за инсульта, но так ярко помнившего в нашем  последнем с ним разговоре о наших  походах по муравьиным тропам и Галине Кулаковой, и патефоне Шнейдеров.
Думаю мы бы посмеялись с ним вместе...

А друзей евреев у меня много. Смешных, талантливых и успешных.

p.s. Для информации.
Из Википедии
Мелодию песни написал американский еврейский композитор Шолом Секунда на слова Джейкоба Джейкобса в 1932 году для мюзикла на идише «Ме кен лебн нор ме лозт ништ» («Можно было бы жить, да не дают»)
По оценкам, за 28 лет владения копирайтом на «Бай мир бисту шейн» Камменом и другими владельцами песня принесла 3 миллиона долларов. Её исполняли Элла Фицджеральд, Гай Ломбардо, Бенни Гудман с оркестром, Лайонел Хэмптон, Джуди Гарленд, Мэрилин Монро, Макс Грегер, Нина Хаген
Популярность мелодии очень скоро дошла и до СССР. В 1940 году под названием «Моя красавица» её записал в инструментальном виде ленинградский джаз-оркестр под управлением Якова Скоморовского[5][6]. На данный мотив появились пародийные тексты — «Старушка не спеша дорогу перешла» , «Барон фон дер Пшик»
Песня с 1940-х годов разошлась по стране, став городским фольклором, обросла различными вариантами, чаще всего сильно отличающимися от первоначальной версии. Наиболее известные современные варианты тоже отличаются от первоначального.