Внеклассное чтение

- Алексей Максимович Горький. «Детство». «Сыну моему посвящаю.» – читает Кирилл очередной текст. - Дедушка, а почему и «Детство», и «Детство Никиты» посвящено писателями своим детям?                - Наверное, потому, что они любили и уважали своих детей. - А, меня, дедушка, ты не уважаешь? - Почему ты так решил? - А потому, дедушка, что ни в одном твоем рассказе про меня, не написано, что посвящается внуку моему Кириллу. - Видишь ли дружок… в этом нет необходимости. Потому что все рассказы написаны о тебе, так, что посвящение в данном случае было бы излишним. Когда писатель Виктор Драгунский писал «Денискины рассказы», он тоже не посвящал их сыну потому, что они и так ему посвящены. - Конечно, Дениске повезло. Папа про него писал только хорошо. А мне иногда бывает стыдно за то, что про меня написал ты. - А ты не совершай плохих поступков и тебе не будет стыдно. - Я стараюсь, дедушка, но не всегда получается. А еще, деда, в твоих рассказах про меня, написано не совсем так, как было на самом деле. - Уточни, пожалуйста, что не соответствует действительности. -Уточняю, деда. Помнишь, ты написал про нас с Костиком рассказ «Вход с вареньем строго воспрещен» - Ну, и… что в этом тексте тебе показалось неверным? - Ты написал, как мы с Костиком разливали варенье на кухне. А то, что мы разлили его еще и в шкафу, ты не написал. - Так вот в чем дело… Ну, извини. У меня не было достоверных источников. Наверное, следы варенья в шкафу, были обнаружены позже, и не мной, а бабушкой, и поэтому в текст они не попали. А в остальном, как я понимаю, замечаний нет? Все правильно описано?   Кстати, дружок, давай не будем отвлекаться на разговоры. Читай. Кирилл, вздохнул, взял в руки книгу. Читать не хотелось. Начались каникулы, и на дворе стояло лето, маня ярким солнцем, зеленой листвой, голубым небом, и множеством веселых и интересных дел. Но, Кирилл, должен был сидеть дома и читать заданное на лето внеклассное чтение. С чтением, как полагал Кирилл, можно было бы и не торопиться – впереди еще целые летние каникулы. Но, мама, негативно заряженная, на последнем родительском собрании, решила не давать спуску Кириллу. Она сказала, что не только читать, и читать, но она, еще спросит с Кирилла и за те предметы, по которым у него были недочеты в учебном году. Кирилл понял, что нет у него аргументов против чтения и вынужден был смириться со своей участью. И вот, прочитывая по одному произведению в день, из своего списка, Кирилл сначала выбирал самые короткие тексты, чтобы поскорее выйти на улицу. А когда короткие все закончились, пришлось браться за длинные. Особенно огорчали, Кирилла, те классики, которые написали больше, чем под силу осилить за час, ученику шестого класса. - Пишут, они… а нам мучайся, читай – думал про себя Кирилл, осиливая очередную страницу текста. - Деда, а почему так много написано? – отрываясь от чтения и листая книгу, чтобы посмотреть, сколько еще осталось до конца – сто шестьдесят страниц – возмущается Кирилл. - В два раза больше, чем «Детство Никиты». Вот почему, про хорошую и счастливую жизнь написано мало, а про горькую и несчастную много и читать трудно, и неинтересно? -  Вот здесь я с тобой полностью согласен, что у автора детство было и трудным и горьким. Поэтому и псевдоним он себе придумал «Горький». Даже посвящение этой повести: «Сыну моему посвящаю» несет в себе посыл угрюмости и неудовлетворенности. Это примерно, как наказанный школьник, которого спрашивают, понял ли он за что наказан, буркнет в ответ обреченно – понял. Сравни другое посвящение: «Моему сыну Никите Алексеевичу Толстому с глубоким уважением посвящаю» - звучит торжественно и радостно, как ода победителю. -  А что, деда, у него, у Горького всегда была такая тяжелая жизнь? - Нет, не всегда, а только в детстве. А потом он стал успешным и  знаменитым писателем. Он разъезжал по заграницам, коллекционировал антиквариат, любил красивых женщин, жил вольготно и богато. На изумительно красивом острове Капри у него была  вилла. Известные и знаменитые люди искали его дружбы. - Значит, у него все стало хорошо и замечательно. - В общем да, хотя, к концу жизни совсем не хорошо. - Почему, деда? - Потому, что нужно знать, с кем дружить. - А с кем он подружился? - А подружился он с Лениным и Сталиным. И Сталин пригласил его приехать в Советский Союз. Ленина к тому времени уже не было в живых. А Сталин ему и говорит: «Алексей Максимович, вы же пролетарский писатель, так приезжайте в страну победившего пролетариата, будем вместе строить новое общество. Приезжайте, вы нужны стране, нужны своему народу». Горький по простоте душевной взял и приехал. Он и вправду думал, что нужен, чтобы помогать строить новое общество. А нужен он был для того, чтобы своим авторитетом, обелить перед миром преступный сталинский режим. В итоге не прошло и четырех лет после приезда в Советский Союз, как Горький умер. Умер при загадочных обстоятельствах. Предположительно был отравлен сталинской тайной службой. -  Нет, деда, я не пойму. Сначала Сталин его пригласил, а затем убил. Зачем? - Затем, дружок, что Горький нужен был Сталину любой – живой или мертвый. Мертвый даже лучше. - Почему мертвый лучше? - Потому, что мертвый уже ничего не расскажет. Сталин боялся, что Горький снова уедет за границу и расскажет там о преступлениях сталинизма перед собственным народом. - Да-а-а сначала было плохо, потом стало хорошо и в конце опять все плохо. А что случилось с его сыном, которому посвящена эта повесть? - С сыном Максимом почти также – сначала хорошо, потом плохо. Он умер на несколько месяцев раньше своего отца, и тоже при загадочных обстоятельствах. - А что дед, никак нельзя узнать про эти обстоятельства? - Наверное, можно будет, когда тайная служба откроет свои архивы. Но это будет, наверное, еще не скоро.  Все, хватит отвлекаться - читай. -  Нет, нет деда, одну минуточку… скажи мне про другого мальчика. - Какого мальчика? - Ну, этого, который из «Детство Никиты». - У этого мальчика все в жизни случилось хорошо. Он вырос, стал ученым, доктором физико-математических наук, профессором. Его дети тоже стали известными и знаменитыми. Младшая его дочь, Татьяна Никитична Толстая, знаменитая, современная писательница. - Хорошо деда, а писатель Толстой, который написал «Детство Никиты»… у него как?.. его Сталин не убил? -  У него все прекрасно и замечательно. Писатель Алексей Николаевич Толстой, надеюсь, ты не путаешь его со Львом Николаевичем, прожил жизнь барина и сибарита, оставаясь при этом очень хорошим писателем. И Сталин его не убил, а наоборот, предоставил ему неограниченное кредитование из госказны. Поэтому писатель ни в чем себе не отказывал и жил в свое удовольствие - А что он написал, кроме «Детства Никиты»? -  Ну как же…давай вспоминай…сказка про… деревянного человечка. - «Приключения Буратино» что ли? - Именно так. - Деда, я думал, что это русская народная сказка. - Совершенно не русская и совсем не народная. Где ты видел в русских сказках имя Карло? Иван, Илья, Емеля – это - пожалуйста, а Карло… это брат совершенно из другой оперы. Сказку написали два писателя. Сначала итальянский писатель Карло Коллоди создал «Приключения Пиноккио», а затем Алексей Толстой по мотивам этой сказки написал своего Буратино. А еще, я тебе рекомендую, помимо твоего обязательного списка, прочитать «Аэлиту» и «Гиперболоид инженера Гарина». -  Нет, дедушка, эти книжки нам не задавали. Их нет у меня в списке. - Хорошо, давай читать, что в списке, а позже прочтешь и «Аэлиту» и «Гиперболоид».   - Вот, буду читать «Алиса в Стране чудес». Это сказка. Ее мне будет читать интересней, чем всякие нудные «Детства…». - Ну, что ж давай попробуем. Только если ты рассчитываешь, что это будет легкое чтение, то ты немножко заблуждаешься. Это тебе не Красная Шапочка. Это Алиса. И написал ее, не писатель-сказочник, а ученый. - Все дедушка, не отвлекай. Читаю: «Алисе наскучило сидеть с сестрой без дела на берегу реки…» - продолжил, Кирилл, чтение очередного произведения из своего списка. Прошло некоторое время и Кирилл, справился с первой главой, которая называлась «Вниз по кроличьей норе». – Не понимаю, дедушка, зачем Алиса полезла в кроличью нору? Она, что такая глупенькая что ли?  И потом она падает в этой норе все время вниз. Разве бывают такие глубокие кроличьи норы? -  Ну, во-первых, не забывай, что это сказка, в которой все возможно, а во-вторых автор использует известный литературный прием, при котором герой падает в яму, или с обрыва, или в пропасть и оказывается, в другом месте, другом мире и даже в другом времени. Так и здесь – кроличья нора, это туннель. Вот представь, что этот туннель проходит насквозь земли, через ее ядро и выходит с противоположной стороны. Как ты думаешь, как долго будет падать в этом туннеле Алиса и появится ли она с другой стороны? -  Не появится. -  Почему ты так думаешь? - Потому, что внутри Земли расплавленная магма (это мы по географии проходили) и Алиса сгорит. Вся без остатка. Вместе с платьицем и туфельками. - Логично. Но давай предположим, что в туннеле у Алисы такая же температура, как и на поверхности Земли. Вот до какой глубины Алиса будет падать? - Насквозь. - Вот и во времена Льюиса Кэрролла и даже раньше люди думали: насквозь или не насквозь? -  А как на самом деле? -  На самом деле, Алиса, будет падать до центра Земли с ускорением, а от центра с замедлением. Достигнув противоположного края Земли, она начнет падать опять к центру с ускорением, а от центра с замедлением. Итак, постоянно.  Туда – обратно. В книге у Кэрролла, часто встречаются такие научные штучки. Но, ты, прочти всю сказку до конца, а потом мы обсудим с тобой прочитанное. Кирилл снова принялся читать, при этом проглатывая окончания сложных слов, дабы поскорее закончить с чтением и выйти на свободу. Сказка, как и предупреждал дедушка, оказалась не совсем легкой в чтении и неинтересной по сюжету. По истечении некоторого времени, он отрапортовал, что с книгой закончил. - Все деда, конец. Я иду гулять. - Подожди гулять, давай сначала обсудим прочитанное. - Деда, да что там обсуждать? - Хорошо, тогда скажи мне, понравилась ли тебе книга? - Нет, не понравилась. Вообще, фигня какая-то! - Понял тебя. Для меня ценно твое мнение, но мне кажется, что оно слишком расходится с…  Вот скажи мне, кому ставят памятники? - Дед, я знаю, кому ставятся памятники, только, причем здесь они. Мы же говорим о книге. -  Правильно о книге. А теперь посмотри на обложку книги, которую ты сейчас держишь в руках. Что там написано? - Написано… «Литературные памятники». - Правильно. Ты держишь в руках литературный памятник. Памятник книге «Алиса в стране чудес». Как ты понимаешь, памятники ставятся лучшим из лучших. Ты держишь в руках одну из лучших книг. Потому, что, не каждая книга становится памятником… Ладно... Что там у тебя еще по списку? - Еще Гоголь «Вий». Но его, я, сегодня читать не буду. Я  уже выполнил норму чтения, а остальное, буду  читать завтра.                - Хорошо. Завтра, так завтра. И вот оно завтра. Читаем «Вия».  - Дед, а кто такие грамматики? - А почему ты не спрашиваешь, кто такие: риторы, философы и богословы? Это же последовательный ряд. - Кто такие философы и богословы я немного понимаю. А про грамматиков и риторов мне совсем непонятно - Вы, в своей гимназии изучали, на уроках русского языка, грамматику.  Вот и гоголевские герои в своей школе тоже изучают грамматику. Только школа в повести Гоголя готовит священников.  У нее нет классов, с первого по одиннадцатый. У них четыре класса: грамматики, риторы, философы и богословы. Первая ступень это грамматики, по-нашему - первоклассники. Они изучают письмо и чтение, а самый старший класс – богословы. Он выпускной класс. Закончив обучение, они становятся священниками. Потому и богословы, что изучили слово божие.    Ну а теперь расскажи мне, что тебе понравилось в повести, и было ли страшно от ведьм и всякой нечисти? - Нет, дед,  совсем не страшно. Фильмы-ужастики, которые я смотрел по телевизору в сто раз страшнее. А понравилось мне, как они, эти философы и богословы, проходя по рынку, брали на пробу, полной горстью, всякую вкусную еду. И конечно понравилось, как они сражаются друг с другом до тех пор, пока в класс не войдет профессор. Мы тоже иногда увлечемся и не услышим звонка на урок. В класс уже вошла учительница, а у нас сражение в полном разгаре… - Ладно, в повести еще столько глубинного смысла, который пока тебе непонятен сегодня, но со временем ты перечтешь Гоголя и поймешь эту повесть совсем по-другому. -  Нет, деда, не  буду я  второй раз читать. Никто меня не заставит, ни мама, ни папа. - Я рассчитываю, что когда ты станешь взрослым, тебе самому захочется прочитать. Это ведь здорово – никто тебе не задавал, а ты сам захотел и прочел. И, прочитанное, тебе понравилось, и захотелось еще прочесть. Потому, что интересно.  Ну, да ладно,  пошли дальше. Что там еще у тебя в списке? - Вот еще -  баллады шотландских поэтов. - Баллады Бернса? - Нет, деда, Вальтера Скотта и  Роберта Стивенсона. - Да?.. Я всегда считал их прозаиками, а оказывается они еще и поэты. - Вот так, деда, наверное, и ты  в школе не читал свое внеклассное чтение. - Нет.  На каникулах, я как раз читал и внеклассное и всякое другое чтение. Кстати в твоем возрасте я с увлечением читал роман «Айвенго» Вальтера Скотта. Считаю его одним из лучших исторических романов этого автора. А вот читать его поэзию, мне как-то не приходилось.  Поэтому мне это очень интересно… Читай, заодно просветишь и меня. А впрочем, подожди, покажи мне книгу. О, так это вдвойне интересно. Оказывается, эту балладу перевела на русский язык Каролина Павлова – современница Пушкина, которая могла стать женой другого поэта – Адама Мицкевича, если бы, не противление родителей. Вот видишь, как много в литературе взаимосвязано и как все переплетено. Читай. - Читаю. Вальтер Скотт, «Клятва Мойны» - называется… Бестолковое какое-то стихотворение. Все время эта Мойна говорит: «Не буду графу я женой!», «Не буду графу я женой!», а потом хоп… и, жена графа. -  Наверное, этой балладой, автор хотел  показать женскую логику. Хорошо, читаем следующую балладу. - Роберт Луис Стивенсон, «Вересковый мед»… Прочитал, деда. Это вообще, ужастик, а не баллада. Ну, и зачем он внука своего погубил, а затем и сам погиб? И вересковый мед из-за этого нельзя попробовать. Вот кому, от этого польза?.. - Ну, что тебе сказать…Здесь воспевается героизм маленьких пиктов. А героизм - это не отдать врагу то, что ему нужно, даже ценой своей жизни. - Ладно, давай дальше по списку. - А все, деда, кончился список. Выхожу на свободу. - Нет, подожди. Прежде, чем, я, злобный тюремщик, отпущу тебя на свободу, покажи мне твой учебник по литературе. Хочу посмотреть, что у вас будет, по программе шестого класса. - Вот смотри. - Смотрим… Неплохая подборка отечественных и зарубежных авторов. Экзюпери, Лондон и даже Шукшин и Высоцкий есть в вашем учебнике. -  А что, деда, в твоем учебнике было по-другому? - В моем учебнике по литературе за шестой класс не было ни Шукшина, ни Высоцкого. Они еще не были классиками в то время. О них, я узнал, гораздо позже, уже после окончания школы, в пору моей молодости. Шукшина тогда, только начинали печатать, а Высоцкого, при жизни вообще не печатали. Мы слушали авторское исполнение  его стихов, на катушечных магнитофонах. Мы, молодое поколение, были в восторге от его поэзии, хотя и не считали его творчество высокой поэзией. Не Пушкин же, думали мы. Но, по прошествии времени, стихи Высоцкого стали классикой. Их издают ведущие издательства страны. Их включают в школьные учебники литературы. - А Экзюпери и Лондон, в твои школьные годы, тоже еще не были классиками? - Нет, они уже были классиками, только на уроках моей литературы, нам об этом не рассказывали. Об этом мы узнавали самостоятельно. Кто позже, кто раньше, а кто и в ту же пору. Вообще, я даже  признателен моему школьному учебнику, что в нем не было Джека Лондона. - Почему, дедушка, ты же говорил, что любишь Джека Лондона? - Потому и люблю. - Если бы он был в моей школьной программе, то наверняка, это был бы роман «Мартин  Иден». Не самая лучшая его вещь. Но, по взглядам советских составителей учебников, вполне пригодная, чтобы показать «звериный оскал империализма» и нещадную эксплуатацию человека труда. И вот, сидел бы я и читал, по школьной программе, как Мартин Иден, превозмогая себя, из последних сил, в прачечной, гладит горы белья, чтобы заработать, чтобы вырваться из низов общества наверх. И мне бы это совсем не понравилось, и я  бы не стал читать дальше «Мартина Идена», и всего остального Лондона тоже. Но случилось счастливое стечение обстоятельств. В школьной программе Джека Лондона не было, а в школьной библиотеке, он был. Было  многотомное собрание сочинений в фиолетовом коленкоре, с тисненым профилем автора на обложке, которое я с восторгом, том за томом прочитывал, вернее сказать проглатывал. И случилось это благодаря моему однокласснику, Косте, который уже давно носил в своем ранце фиолетовые томики из школьной библиотеки.  Я еще только присматривался к полке с собранием Лондона. Не рано ли мне, семикласснику, это читать?  Да и пойму ли я, да и понравится ли?  Да и тома толстые, увесистые, едва помещаются в ранце среди школьных учебников. Но, Костин пример, развеял мои опасения, и  я взял один из томов для знакомства. Это оказался том с циклом «Северные рассказы». И все! Я пропал. Я, полностью погрузился в мир Лондоновских героев. С нетерпением ждал окончания уроков, чтобы вместе с Мейлмютом Кидом, идя  за собачьей упряжкой, штурмовать Чилкутский перевал. Теперь уже наперегонки с Костей, я стремился первым заполучить очередной том, теперь уже, любимого писателя. Но у Костика была большая фора, и мне не суждено было его догнать. Пока я дочитывал Лондона, он перебрался на соседнюю полку и уносил с нее, зеленые томики Проспера Мериме. - А какие, кроме Джека Лондона, деда, у тебя, еще любимые писатели? - Таких, дружок, немного, но вполне достаточно, чтобы в одиночестве не скучать. Это российские и зарубежные классики и современные писатели: О.Генри, Ильф и Петров, Зощенко, Шукшин, Веллер, Александр Покровский, Александр Никонов и много еще. -  А есть такие, которых ты в школе проходил? -  А вот, об этом, я как-то не задумывался. Как говорится: «Спасибо за интересный вопрос». Нет, в мои любимые авторы не пробрался ни один, из школьного учебника. За исключением, пожалуй, Пушкина. - Вот, деда, ты и спалился. Самому не нравятся авторы из учебника, а меня заставляешь читать. И бабушка тоже. - Нет, ну почему же не нравятся, – попытался оправдаться дедушка - нравятся. Пушкин мне нравится. А одно его стихотворение, так очень люблю. «Из Пиндемонти», называется. - Как,  как,  деда, называется? - «Из Пиндемонти»!!! -  Что это такое?.. - Не что, а кто. - Зарубежный автор, которого якобы Пушкин перевел. Хотя, никакого Пиндемонти, в реальности не было. А была уловка Пушкина, чтобы дурачить цензуру: «И мало горя мне, свободно ли печать морочит, олухов, иль чуткая цензура в журнальных замыслах стесняет балагура». Пушкин говорит про олухов, а имеет в виду цензуру. - Во, деда, давай и мы заморочим бабушку. - Это как?.. - Давай скажем, что я все, что задано по литературе прочитал, и ответил тебе на вопросы. И я пойду гулять. - Э-э-э, дружок, так не пойдет. Это уже не цензура, а сплошное жульничество. А на это, как сказал герой фильма «Бриллиантовая рука»: «Я, пойтить, никак не могу». Даже посоветовавшись с «шефом». То есть с бабушкой.
 2017