Рассказ о любви и коррупции, основанный на реальных событиях
Часть 1.
ЖКС
1.
Я сидел без работы той осенью 2008 года, что впрочем, было естественно для любителей вольного полёта штопором, вроде меня. Опять просадил все деньги, и нужно было хоть что-нибудь подзаработать. Мама говорила: «У меня за всю жизнь три подружки, а у тебя миллион друзей, и ты всем с утра до ночи звонишь, бегаешь постоянно куда-то, приходишь домой пьяный, непойми какой. Ничего из тебя не выйдет».
Но зато, когда я работал официантом в отеле, я не воровал чаевые, а однажды в номере видел голую женщину с испанцем, а политику Бурбулису рассыпал рис на стол. Но это было в 2006м, когда я жил с родителями, в городе Великий Новгород.
Отель назывался «Береста Палас», сейчас он «Park Inn». Это был единственный в городе четырёхзвёздочный отель, построенный в 1989 году компанией Marco Polo hotels. В нём останавливались все знаменитости, и он был напичкан прослушкой сверху до низу. Кроме знаменитостей, отель населяли иностранцы. Работники, командированные из Германии на заводы Dirol и Amcor (операторы машин, сварщики и т.д.), а также туристы из разных стран. Волшебное место. До сих пор считаю это своим лучшим местом работы, и, пожалуй рассказ был бы интересней, если бы я остался, но чёрт дёрнул меня уволиться. Чёрта звали Влад, мой бывший кореш из преисподней, с которым мы вместе всё нюхали. Солнечным январским днём он позвонил мне, и сказал:
- Мы сняли квартиру в Питере. Тут я, Рома, Ваня. переезжай к нам жить.
Ещё он сказал, что трахнул Лену, агента по недвижимости, которая сдала им жильё, однако завидовать было нечему, потому что прозвище «свинотрах» накрепко приклеилось к Владу ещё со времён путяги.
В этот же день, как сейчас помню, это было 24 января 2007 года, я написал заявление об увольнении, и собрал вещи. Всю ночь я топтал танцпол в клубе «Ночной океан», а 25 января, на двенадцатичасовом автобусе, я отправился в приключение, из которого до сих пор так и не вернулся.
Как минимум, три человека в тот день говорили мне, что сейчас не лучшее время для переезда. Последним был таксист, который вёз меня утром. Этот, напротив, переехал из Питера в Новгород, и был весьма доволен. Я никого не послушал из этих трёх.
Мне было 23 года. Я хотел шататься по клубам, приходить домой на рогах, и падать оземь в коридоре, в одежде, и чтобы никто не упрекал меня в этом. Что ещё? Всё.
Так я и делал. Мы снимали вчетвером четырёхкомнатную квартиру №66, на легендарной улице Червонного Казачества, в которой постоянно жил ещё кто-то пятый, потому что двери были для всех, и всегда открыты. «Как к вам ни зайдёшь, а у вас тут всегда праздник», - говорили соседи, с которыми мы как-то быстро все подружились. Конечно, это были не те соседи, что работают в офисе с девяти до шести. Но те, что живут потайной жизнью, и отвечают на звонки в четыре утра. В шестьдесят шестой квартире тоже никогда не спали.
Всё вокруг было новое. Новые места, новые люди без провинциального снобизма и комплексов. Новый взгляд на жизнь. Самостоятельную, без родителей. На жизнь, которую я так и не собирался налаживать, предаваясь беспощадному гедонизму, постоянно открывая для себя местные подворотни столичных дауншифт-тусовок. Я ощущал себя, словно в детском саду: многое было впервые.
За полтора года хорошо устроился только Ваня. Из всех нас, олухов, он был самый грамотный. Пока сидел в тюрьме, выучился на электрика, и по этому документу, да по ходатайству нашего общего друга Геры, пошёл работать в жилконтору, в Петроградском районе, в центре города, и не прогадал. Центр города – это без преувеличений золотое дно.
- Ты там как только место освободится, сразу же дай мне знать! – пытал я Ваню практически каждый день, а иногда мечтательно закатывал глаза, и говорил, - Дааа! Электриком, конечно, круто работать!
- Электриком вряд ли когда, а вот сантехник требуется! – не раз говорил мне Ваня, а когда я согласился, добавил, - Приходи завтра на собеседование с начальником ЖЭСа, к 11 утра. Встретимся на углу Ленина и Пушкарской, возле кафе «Кошкин Дом», напротив «Полушки».
Я пришёл. Тогда ещё можно было ходить по улице с открытым пивом в руках. Ваня, по-матерински прискорбно посмотрев на меня, произнёс:
- На собеседование с пивом? Одиннадцать утра! Не мог потерпеть?
И что-то ещё про то, что «хочешь, чтобы мне стыдно за тебя было?» и так далее. Мы вышли на Монетную, к ЖЭСу, и, когда зашли в парадную, Ваня остановился, ткнул пальцем в радиатор отопления, и произнёс:
- Это футорка! Это ниппель! Это муфта! Запомнил? – и вопросительно посмотрел на меня, - Ну, это если спросят.
- Вроде да. Как ещё раз? Футорка? Смешно звучит.
- Вот футорка, вот ниппель, вот муфта, а это радиатор! Пошли быстрее, опаздываем!
Начальник ЖЭСа, Марк Захарыч, являлся бывшим военным, подводником. У него всегда была одна книжка, где всё написано.
- Вот, у меня всего одна книжка, где всё это написано, - говорил он, и тряс в руках советским нормативным справочником в зелёном переплёте. – Открываем, значит. Вот, пожалуйста! Страница 173. Вот! Здесь есть формула, и по этой формуле получается, что они нам ещё должны триста тысяч!
Жилконтора вцелом вызывала удручающее впечатление: убогое, нищее учреждение ещё советской атмосферы, с унылыми, обшарпанными стенами, и тусклыми лампочками на высоких, дореволюционных потолках.
- Сантехником, значит, хочешь быть? – спросил меня Марк Захарыч, - А у тебя образование сантехника есть?
- Нет, ответил я, у меня высшее образование...
- Высшее образование?! – перебил Марк Захарыч, - Так какой же из тебя тогда сантехник?
- Ну, вообще-то я сантехнику знаю, футорка, радиатор...
- Мне инженер по теплоэнергетике нужен в отдел. Ты готов?
- Так у меня образование гуманитарное, Марк Захарыч, - Я исторический факультет закончил.
- Ничего страшного, я тоже раньше на подводной лодке служил, – он поднял трубку, набрал трёхзначный номер на диске, и прокомандовал:
- Кубареву позовите!
Через минуту вошла пятидесятилетняя с виду женщина с абсолютно нейтральным выражением лица, и отсутствующим взглядом, скрываемым очками-хамелеонами. Невозможно было скрыть только две вещи: стаж, и ещё то, что она всё время что-то скрывает. Вошедшая женщина оказалась главным инженером ЖЭСа. Её звали Татьяна Ивановна.
- Значит, Татьяна Ивановна, - начал Марк Захарыч, - Я с понедельника ухожу в отпуск, а после отпуска перехожу работать в Жилкомсервис, вышестоящую организацию, начальником вновь создаваемого по контролю за расходованием ресурсов. Это Илья, примите его временно на работу сантехником в наш ЖЭС, а через 2 недели, когда я вернусь из отпуска, я заберу его к себе в отдел инженером.
На том и порешали.
Все выходные я, заплетающимся, и онемевшим языком, хвастался перед друзьями своей новой работой.
- В говне! – смеялись они.
- Там на шабашках можно за два дня пятнашку заработать!
- В говне! – смеялись они.
- Но потом я буду инженером!
- Инженером? – и все сразу переставали смеяться.
Слово «инженер» звучит круто. Оно сияет интеллектом, технологиями, и надёжностью. Поэтому все два года я с особенной городостью на вопрос: «Кем ты сейчас работаешь?», отвечал: «Инженером!», и задирал нос повыше.
Когда я выходил с собеседования, Ваня сказал:
- Ты не смотри, что тут так всё бедно обставлено, и все люди такие невзрачные, тут денег куры не клюют!
Лично я никаких денег за два года не видел, но в говне мне всё таки поковыряться пришлось. В первую же неделю на моём участке, в подвале, засорилась труба с говном, которое наполнило ванну жителей первого этажа, и неспеша ползло всё выше. Работы было немного, но в подвале было кафе, и труба была зашита коробом из гипсокартона. Я было взялся разбирать короб, но...
- Ничего не трогай, - сказал напарник, - Пускай доступ обеспечивают. Мы с тобой не плотники, это не наша работа.
Мы прождали около двух часов. Сначала искали директора кафе, чтобы согласовать работы, затем искали плотника, который за пять минут сломал кусок стены, потом ещё минут 15 мы меняли трубу.
Обед у работяг был с 12 до 14, а в 16 можно было уже спокойно идти домой. Но меня вызвала к себе Якимова, директор Жилкомсервиса №1. Мы познакомились, а через 2 недели я уже сидел в кабинете Марка Захарыча за поставленным специально для меня столом. Марк Захарыч сидел на своём месте, напротив.
В этот день я как раз проверял счета Петербургтеплоэнерго по формуле из зелёной книжки, когда Марк Захарыч снова вызвал Кубареву к себе, и сказал:
- Татьяна Ивановна, с понедельника я больше не работаю в Жилкомсервис№1, ухожу на повышение, главным инженером Жилкомсервиса №2, так решил глава района Телюкин.
- Ой, Марк Захарыч, ну, вам, конечно, уже пора повыше! – с непритворным беспокойством произнесла она.
Очень часто, когда уходил старый начальник, новый начальник приводил с собой своих людей, а старых пытался сместить на неключевые посты. Татьяна Ивановна беспокоилась.
Итак, Марк Захарыч, мой непосредственный начальник, уходил в соседнюю жилконтору. У меня теперь не было начальника. Я стал единственным сотрудником отдела о смысле существования которого никто не знал, поскольку единственный человек, который об этом что-то знал, Марк Захарыч, больше здесь не работал.
2.
ООО Жилкомсервис №1 включал в себя три жилищно-эксплутационных службы (ЖЭС), ремонтно-производственную базу (РПБ), и аварийно-диспетчерскую службу. Руководил жилконторой, если можно назвать это руководством, Генеральный директор Людмила Николаевна Екимова, которая в своё время пришла сюда работать дворником. Вторым человеком, главными инженером, был Владимир Андреевич Кипятков, который в своё время пришёл сюда работать плотником. Кроме них, были ещё отдел ПТО, планово-экономический отдел, договорной отдел, сметный отдел, канцелярия, бухгалтерия и отдел кадров. В ЖЭСах была своя бухгалтерия, свои начальники, свои главные инженера, мастера сантехников и сами сантехники, плотники и электрики. Они занимались непосредственно обслуживанием подведомственной им территории. Ещё были отделы по работе с арендаторами.
Слово «арендатор» для сотрудника жилконторы сладко звенит золотой монетой в ушах, и липнет густым мёдом к жадным устам. Хочешь работать – плати. Даже самые модные бутики на Большом становились жалкими, если у них вдруг пропадал свет. Ни один ресторан не может жить без воды.
- Ну что вы как маленькие? – давала указания Кубарева, - Прийдите к арендатору, и скажите, что если он не будет платить, то мы с завтрашнего дня отключим ему воду. В парадных, на первых этажах, (только не НА парадных, чтобы арендатор не заметил), повесьте объявления, что завтра с 9 до 12 будет ограничена подача воды, в связи с производством работ. Они (арендаторы) сами же к вам прибегут с деньгами, и будут просить включить воду.
Отключить подачу воды арендатору, не отключая подачу воды жильцам невозможно, она поступает по одной и той же трубе, и по закону, подачу воды жильцам прекращать нельзя, можно только ограничить (на время проведения работ, например).
К арендатору можно было всегда зайти, для осмотра сетей, для проверки возможных несанкционированных подключений к воде или электричеству, и они обязаны были предоставлять доступ к этим сетям. Этим я и занимался впоследствии: когда показания счётчиков, которые сдавали мне электрики, казались мне завышенными, первое подозрение падало на арендаторов.
На Каменноостровском 37 парикмахерская подключена к сетям коммунального освещения, с техусловиями за подписью Кипяткова (подпись стоила пять тысяч рублей), на Подрезова подпольная сауна с девочками (и мальчиками) в подвале, про которую лучше не знать, и не говорить, а на Воскова 6, к лифтовому счётчику подключена целая парадная с жильцами. Кстати, до сих пор, наверное, подключена.
В отделах ЖЭС по работе с арендаторами работало по одному человеку. Добрые женщины с видом «не надо сюда лезть», обладали, например, властью уменьшить (за денюжку) или увеличить арендную плату. Их никто не трогал. Я даже не знаю, на кого они работали, кому заносили деньги. Это было отдельное государство, разделённое на три участка, куда было допущено всего три человека, которых, впрочем, я часто видел вместе.
Меня поселили в канцелярии, и некоторое время никто не мог объяснить мне, чем я должен заниматься. Поэтому, временно я был закреплён обязанностями за отделом ПТО.
Каждое утро, Кипятков собирал весь ПТО на совещание, которое сопровождалось криками: «СРОЧНО! БЕГОМ! НЕМЕДЛЕННО!».
Кипятков выглядел точно так, как все привыкли видеть с экранов ТВ российских чиновников. За шестьдесят, ухоженный, с большущим пузом, и проворованными узенькими, блестящими лукавыми глазёнками. Он не умел пользоваться сотовым телефоном, и все номера у него были записаны на листочках, или в блокнот. Каждый раз, когда ему надо было позвонить, он находил нужную запись на столе, и каждый раз набирал одиннадцатизначный номер своими короткими и толстыми пальцами.
Если он звонил в администрацию, его лицо становилось притворно-доброжелательным. На нём делался натянутый оскал, и интонация голоса становилась заискивающая, как у пса.
- Пётр Семёнович, здравствуйте, - мурлыкал он в трубку точно так, как мурлыкает пёс, - А мне буквально один вопросик узнать, не отвлекаю ли я вас от ваших важных дел? Может быть, если не удобно, то я в другой раз? Удобно? Пётр Семёнович, вы нас просто от смерти спасаете, мы без вас и шагу не можем сделать!
Если Кипятков звонил в ЖЭС, то его стопроцентно бюрократический фейс становился предельно надменным, и он лаял в трубку на подчинённых, как тот же самый пёс. И его все боялись.
В то же время, когда один из жителей района, банкир, пришёл непосредственно в Жилконтору, и начал кричать: «Где там ваш Кипятков? Я ему сейчас голову оторву!», Кипятков ссыкливо скрылся по коридору, и заперся у себя в кабинете, и открылся только тогда, когда банкира выгнал охранник.
Кипятков всегда носил один и тот же, скромный, пиджак. На работу приходил пешком, хотя все знали, что у него есть Крайслер. И большая квартира на Каменноостровском, возле метро. И дача за городом. Тем не менее, по рабочим делам он пользовался служебной Волгой с водителем, брызгался дешёвым одеколоном, носил часы в хромированной оправе с металлическим ремешком, и пользовался сотовым телефоном за полторы тысячи рублей. Типичный Корейко.
Каждое утро Кипятков лаем раздавал указания, и требовал отчёт о выполнении вчерашних указаний, если эти указания были даны по поручению вышестоящих лиц. В основном, это была письменная работа.
Например, студенты общежития написали коллективную жалобу депутату Макарову об отсутствии у них в течение двух недель горячей воды. Депутат Макаров, рассмотрев обращение, направил письмо главе района Телюкину. Телюкин отписал это в Отдел районного хозяйства (ОРХ), ОРХ направили письмо в Жилконтору с приложениями всех предыдущих писем.
Пока это письмо пришло в жилконтору, у студентов уже как месяц была горячая вода, которую отключали на две недели, в связи с работами, по замене труб. Теперь надо было действовать в обратном порядке: идти в общежитие, брать расписки от трёх студентов о том, что горячее водоснабжение (ГВС) восстановлено. Далее, нужно было написать письмо в Администрацию, от имени Кипяткова, о том, что в связи с проведением работ по замене розлива ГВС в общежитии, расположенном по адресу такому-то, с такого-то по такое-то число отсутствовала подача горячей воды. На данный момент указанные работы выполнены, горячее водоснабжение восстановлено. Приложение три листа: расписки студентов.
По большому счёту, все два года работы я занимался преимущественно бумажной, никому не приносящей пользы, ерундой, выполняя, на первый взгляд казавшиеся глупыми, распоряжения. Но распоряжения не были глупыми. Кто-то украл деньги, теперь нужно замести следы бумагой. Такого рода работа была основным делом всех канцелярских работников.
Если открыть Устав жилконторы. Там, в самом начале, чёрным по белому написано: «ООО «Жилкомсервис №1» является коммерческой организацией, основной целью которой является извлечение прибыли».
3.
Наступила зима. В начале декабря, во дворе на Чапыгина 5, установили сцену, подготовили аппаратуру, и организовали стенды с выставкой новейших разработок трубопроводов отопления и различной отсекающей и регулирующей арматурой иностранного производства.
Мероприятие было приурочено к окончанию следующих работ.
Дело в том, что дочернее предприятие ОАО «Газпром», «Петербургтеплоэнерго», за свой счёт построили в районе 90 новых модульных котельных, и проложили 226 километров магистральных труб отопления то ли из ПНД, то ли из ПВХ трубы. Образцы этих труб, в разрезе, с утеплителем внутри, красовались на стендах.
За 2004-2008 годы силами Газпрома была произведена полная реконструкция всей тепловой системы, с полной заменой магистралей на современные, пластиковые. Злые языки говорили, что так Матвиенко продала Петербург Миллеру. Как будто было бы лучше, если б не продавала.
За счёт средств города, через главу района Телюкина, силами компании Мон-Ферран, была произведена повсеместная замена внутридомовых систем отопления. Таким образом, была полностью демонтирована вся старая система, и смонтирована новая, современная.
В связи с этим событием собрали массовку: жилконторские, представители администрации, заказчики, подрядчики, исполнители, – все. Были и глава района, и его заместители, и начальники отделов, и их подчинённые, и конечно же, телевидение.
Приехали Матвиенко и Миллер.
Матвиенко в роскошной шубе важно ходила, в окружении своей свиты.
Перемещаясь от стенда к стенду, и останавливаясь у каждого, она немного наклонялась, делала сосредоточенный вид, и замирала на несколько секунд, чтобы штатный фотограф успел отснять репортаж для пресс-службы Смольного. Видно было, что в трубах она ничего не понимала.
Миллер, как верховный распорядитель всего этого действия, ждал её на сцене. Обойдя выставку, Матвиенко взошла на сцену, и произнесла речь о грандиозном, и плодотворном сотрудничестве бизнеса, и власти. После неё что-то говорил Миллер, что-то говорил Телюкин, что-то говорили другие люди.
Почему-то никто из них не сказал, что теперь весь район будет отапливать Газпром, в лице Петербургтеплоэнерго. И деньги за тепло будут идти не в бюджет города СПб через ГУП ТЭК, а в другой бюджет.
Когда всё закончилось, Матвиенко и Миллер, ещё какое-то время общались, и шутили, стоя возле ожидавших их автомобилей, в окружении охраны и телекамер.
Следующим кольцом окружения были подрядчики, и жилконторские.
- Встаньте по-плотнее, - шептала директор жилконторы Екимова, - Не пускайте жителей, чтобы никакой житель к Ней не подошёл, и не начал жаловаться!
Она вытолкала нас в первые ряды. Она переживала. Мероприятие проходило на её участке, во дворе подотчётных ей домов. Если какой-нибудь смельчак посмел бы подойти к Валентине Степановне, и сказать, что у них в парадной часто не бывает света, Екимовой бы мало не показалось. Её бы размазали об асфальт, как прилипшее к подошве говно. При начальстве, она вела себя, как преданная, и ласковая собака. С подчинёнными вела себя иногда как мразь.
Потом мне объяснили, что это «жизнь по принципу курятника», единственный шанс куда-то пробиться в этой системе: сри на нижнего, клюй ближнего, и заглядывай в жопу верхнему. Тем не менее, Екимова была такой лишь для ширмы. Она не была плохим человеком, и мне даже жаль, что её уволили из-за меня. Из-за меня уволили и главного инженера, Кипяткова, и даже главу района, Телюкина. Тогда я и сам не знал, что так будет. Я устроился два месяца назад, и тот факт, что все работы в районе, на которые выделял деньги Смольный, выполнялись одной фирмой, не вызывал у меня никаких подозрений.
Качество работ оставляло желать лучшего, и это неудивительно, когда половину денег нужно вернуть обратно, Телюкину. Или директору ГУЖА. Или главному инженеру ЖКС, или кому-то ещё. Тому, кто не делает ничего.
При этом, крайними оставались всегда жилконторские, ведь по документам им было передано всё в надлежащем качестве. Поэтому устранять дефекты подрядчика отправляли местного сантехника.
- Почему мы должны всё это делать? – возмущался сантехник, - Это косяк подрядчика, пускай ПТО заставляет исправлять его по гарантии.
Но начинаешь узнавать, подрядчика этого уже нет. Фирма «ЗЕВС» прекратила своё существование. Звонишь директору, Иван Иванычу.
- Мы обанкротились, - отвечает Иван Иваныч по телефону.
А на следующий день Иван Иваныч сам заходит в отдел ПТО. Он уже не директор фирмы «ЗЕВС», а директор фирмы «ЗЕВС+». Все знают, что это друг Телюкина, а раз так, то значит снова будут пилить бюджет, и несчастные сантехники, за свой ничтожный оклад, будут ещё год бегать, и устранять дефекты, которые Иван Иваныч оставит им в наследство.
А бывает и хуже. Это когда воруют все выделенные деньги. И жилконторских работяг, вместо того, чтобы обслуживать сети, заставляют заново их монтировать, чтобы отчитаться за украденное.
4.
Первые 3 месяца я писал письма, составлял акты, готовил ответы на жалобы, носил в ГУЖА и Администрацию какие-то документы. Каждый день я шёл на работу, не зная, что делать, но Кипятков на утреннем совещании нарезал несколько задач. Как я потом понял, абсолютно все, без исключения, задачи имели за собой цель скрыть то, или иное хищение, отписаться от прокуратуры, жителей, ГУЖА, Администрации, и выйти сухим из воды. Но в то время я искренне верил, что делаю что-то важное для народа, и выполнял все задания чётко.
Обстановка была нервозная. Кипятков кипятился, Екимова капризно и строго кричала, начальник ПТО вечно была на взводе. Через слово раздавалось «срочно!» и «немедленно!». Надо срочно сделать то-то, или немедленно принять те, или иные меры! Все носились, и делали впопыхах.
- Всё бросайте! Нужно срочно дать отчёт в Администрацию! – раздавалось вдруг.
Все бросали на полдела, и начинали другое дело, и так далее. Редко что доводилось до конца. Когда я понял, что вокруг происходит бессмыссленная возня, я перестал реагировать на нервные указания начальства. В 9:30 я брал папку с кипой документов, которые нужно СРОЧНО проанализировать, и дать ответ к 11:00, шёл в свой кабинет, клал папку на край стола, заваривал себе кофе, и включал «косынку». После 11:00 я либо убирал папку в шкаф, либо выкидывал, потому что к 11:00 уже никому не нужно было то, что нужно было срочно с утра.
За 3 месяца я приобрёл репутацию алкоголика, потому что выпил почти всё вино, которое осталось от новогоднего корпоратива, и стояло, спрятанным в диване на жилконторской кухне. Ведь надо было похмеляться каждый день. Вино перепрятали, а с нового года меня, и мою коллегу Светлану, пересадили в кабинет в другом здании, а также, у меня появился начальник, экономист планово-экономического отдела Татьяна Ивановна.
А перед новым годом состоялся корпоратив, на который были приглашены все, кто скинулся. Не скидывались только представители Администрации, которые были в числе почётных гостей.
Кипятков прибыл на своём личном Крайслере (это был единственный раз за 2 года, когда я увидел его машину). Екимову привезли на служебной Волге. Все остальные добирались своим ходом. Я пришёл под шафэ, в потёртых джинсах, и свитере в стиле Курта Кобейна. Такой же, как и приходил на совещания с утра.
Началось всё с торжественных речей, и поздравлений.
Автором одного из них был заместитель главы района, Голованов. Усатый дядя лет шестидесяти.
- Впереди у нас новый, 2009 год. Хотел бы поздравить всех вас, и сказать, что год будет непростой, и если мы выстоим....
- Не если, а когда выстоим! – перебил его я.
Екимова сконфузилась. Челядь перебила барина, и теперь Екимова может получить по шапке на аппаратном совещании.
- Действительно! - продолжил Голованов, посмотрев на меня с одобрением, - Когда мы выстоим!..
Екимова пришла в себя.
В 2008м году начался очередной кризис, который перенёсся и на 2009 год. Я полагал, что слова Голованова про «выстоять» означают пережить кризис. На самом деле они значили совершенно иное.
Начинался 2009 год, объявленный годом борьбы с коррупцией. Все ожидали, и боялись серъезных перестановок и увольнений. Все ждали репрессий. И даже Кипятков, говоря на одном из совещаний про 2009 год, ляпнул что-то вроде «сейчас такое начнётся, зашатаетесь!». Никому и дела не было до жильцов. Каждый сам за себя.
С Нового года к нам в Жилконтору, по протекции директора ГУЖА, пришла работать заместителем деректора по экономике, бывшая исполняющая обязанности заместителя директора по экономике ГУЖА, Яна (Янина) Ивановна Зайцева. И мой, вновь созданный отдел начал подчиняться двум совершенно неадекватным людям: Зайцевой и Кипяткову.
Также, была создана новая служба СЭР, куда были переведены все электрики, и которая подчинялась непосредственно генеральному директору Екимовой. Теперь электрики платили дань, в виде 10% от шабашек, не главным инженерам ЖЭСов, а начальнику СЭР. Начальника нашли по знакомству, им стал знакомый Екимовой, двадцати однолетний Волченко Юрий Иванович, против которого сразу же все ополчились все ЖЭСовцы. Оно и понятно: ведь электрики приносили им самый жир.
Я тоже написал на Волченко служебную записку впоследствии, но совершенно по идеологическим причинам. Я свято верил, что здесь все работают для людей. Однако это оказалось в крайней степени не так. Работали либо на свой карман, либо на карман своего руководителя. Никто не хвалил за хорошую работу, единственной мотивацией к труду была возможность не лишиться премии, и получить её в полном объёме.
- Ты понимаешь, что ты сам на себя написал? – строго возмущалась Екимова, держа мою служебку в руках, - Тут же написано: расстрелять! При Сталине бы ты хорошо жил!
Тогда я было начал что-то перечить, но сейчас я точно бы сказал нечто вроде:
- Так вас и надо расстреливать, казнокрады! Из-за вас люди гибнут.
Скажу сразу. 2009 год они выстояли. Не выстояли 2011.
5.
Наш отдел представлял собой технико-экономическую структуру. Задачей было контролировать расход ресурсов (воды, электроэнергии и тепла), и сокращать их потребление. Экономить. Экономия никак не сказывалась на жителях, в отличие от перерасхода.
Моя коллега Светлана занималась водой, я занимался теплом и электроэнергией. У Светы была самая сложная, и самая объёмная работа, так как в каждом доме на тот момент уже был установлен узел учёта ХВС (холодного водоснабжения), который представлял из себя две задвижки, фильтр и сам счётчик.
По показаниям данного счётчика жилконтора расплачивалась за воду.
Для жителей, у которых не были установлены внутриквартирные счётчики, рассчёт потребления воды производился по норме, которая была явно завышена. Таким образом, образовывалась дельта между показаниями общедомового прибора учёта (счётчика) и начислениями на граждан. Эта дельта условно именовалась «экономия». Экономия, которая могла достигать миллиона рублей с одного дома, никак не возвращалась жителям этого дома. Считалось, что она возвращалась на счёт ЖКС. Но это не точно. Куда действительно уплывали деньги с экономии, я за 2 года так и не понял. Как и то, куда уплывали остальные деньги, которые платят жители.
Но был и обратный вариант – перерасход. Это могла быть утечка воды в подвале из-за плохих труб, несанкционированная врезка в трубопровод, арендаторы (особенно, кафе), у которых не установлены счётчики, и не заключён прямой договор с Водоканалом. Бывало и такое, что в квартире прописан один житель, а проживает пятнадцать узбеков. Счётчик не установлен, и расчёт производят по норме на одного жителя, а пользуются водой пятнадцать человек. Итак, если по показаниям общедомового прибора учёта приходилось заплатить больше, чем начислено на жильцов, то сумма этого перерасхода размазывалась на жителей, путём применения увеличивающего коэффициента. При этом, коэффициент применялся только для тех жителей, у которых установлен внутриквартирный счётчик. То есть, если вы по своему счётчику израсходовали за месяц сто литров воды, но при этом по вашему дому числится двести литров перерасход, показания вашего счётчика умножались на такой коэффициент, который покрывал бы эти лишние двести литров. Таким образом, если во всём доме вы оказывались единственным жильцом, у которого установлен счётчик в квартире, то ваши сто литров умножались на коэффициент, равный трём, и вам приходил счёт за триста литров воды. Это было личное изобретение Телюкина, которым он очень гордился, потому что это его ноу-хау тут же подхватили в Смольном, и растиражировали на весь город.
- Весь город по моей формуле считает! – гордо заявлял он.
Жители жаловались, писали в прокуратуру, подавали в суд. Однако, решением Верховного суда Санкт-Петербурга было признано правомерным применять подобного рода коэффициенты, и копия указанного решения лежала у Светы на столе, как броня. Работа заключалась в устранении этих перерасходов.
Ввиду этого всем арендаторам выдавались предписания о необходимости заключения прямых договоров с Водоканалом, и вёлся контроль исполнения этих предписаний. Владельцев кафе заставляли устанавливать счётчики, показания которых вычитались впоследствии из показаний общедомового узла учёта. Лично я облазил все проблемные подвалы, фиксировал все дефекты, утечки, и передавал данные в ПТО.
- Представляешь, - говорила Света, - Сегодня домуправ обходила квартиры на предмет утечек воды в санузлах, а там в одной квартире прописан один человек, а живёт целый табор рабочих из Средней Азии. Счётчика нет, по дому перерасход. Домуправ созвонилась с хозяином, приехал полковник полиции, и говорит: «Это моя квартира, и чё?»
И всё.
По моей части работы было гораздо меньше. Узлы учёта тепла стояли всего в семи домах из 373. Ни в одном доме не было общедомовых узлов учёта электроэнергии. Однако, были установлены счётчики на коммунальное освещение, и лифты, но далеко не везде.
И если у меня возникали подозрения относительно показаний, которые каждый месяц сдавали электрики, я выходил на адрес, считал количество лампочек, умножал мощность на часы и дни, и у меня получались примерная цифра, какими должны быть эти показания. Если что-то было не так, я обследовал электроустановку дома. Если не удавалось ничего найти, а показания явно были завышены, я приходил в этот дом с утра, и выключал рубильник коммунального освещения в ГРЩ (главный распределительный щит). Вечером я снова шёл туда, и включал освещение обратно, на ночь. После таких манипуляций, на второй или третий день, показания выравнивались. Было понятно, что кто-то из жильцов отключился от коммуналки ввиду отсутствия электричества в проводах. Можно было больше там не появляться. Были и квартиры, подключенные к комуналке, или лифтам какими-нибудь необразованными электриками. Получалось так, что и квартира платила по внутриквартирному счётчику, и контора, по коммунальному. Все эти вещи мной устранялись.
Однажды на одном из домов, я заметил подозрительный провод, отходящий от распределительной коробки коммунального освещения. Этот провод привёл меня в парикмахерскую. На вопрос, а на каком основании ваше помещение подключено к сетям к/о, хозяйка заявила, что у неё всё согласовано, и дала мне бумагу, техусловия на подключение, за подписью Кипяткова.
Напомню, что подпись Кипяткова стоила пять тысяч рублей. Конечно же, сам Кипятков в случае любого кипеша, заявлял, что это ему подмахнули, подписал не глядя, много работы и так далее. То есть, подпись его не стоила ничего.
Парикмахерскую отключили, как и гараж главного инженера ЖЭС№3 Наиля Рауфовича, на чьей территории находилась парикмахерская, и который долго потом протестовал.
Помимо технической части, с меня постоянно требовали какие-то отчёты, от наличия, или отсутствия которых, фактическая ситуация не менялась. Что ни пиши на бумажке, а вода как текла, так и будет течь. Вместо того, чтобы устранять течь, я делал отчёт о том, что течёт труба. Потом делал отчёт о том, почему она течёт. Эти отчёты заставляла делать Зайцева. Каждый день я ходил к ней. Она сидела в одном кабинете с юристами. Отдельного кабинета у неё не было, так как должности заместителя генерального директора по экономике до её прихода в жилкомсервис не существовало.
- Принёс отчёт? Давай! – говорила она, - Так, почему эти две цифры за январь и февраль разные?
- Потому что в январе 31 день, а в феврале 28, - отвечал я.
- Я не понимаю, ты что мне вообще принёс, что это такое? Иди переделывай!
- А что переделывать, Яна Ивановна?
- Ну как что, ты вообще что ли? Цифры должны совпадать!
- А как они совпадут, Яна Ивановна?
- Так, Илья! – бесилась она, и била ладошкой об стол, потом поворачивалась к юристам, и говорила, в совершенно другой, дружеской интонации, - Ой, представляете, вчера на Сытном рынке себе такие сапоги роскошные купила! Мне на Пушкарской комнату дали от контроры, там сейчас ремонт делает РПБ (ремонтно-производственная база), вчера была там, так хорошо всё сделано, в среду доделают. Кстати, майонез вредно для здоровья, – потом снова строго обращалась ко мне, - В общем, понял, да, Илья? Через час жду нормальный отчёт!
Ей невозможно было объяснить, что если один умножить на тридцать один, получится тридцать один, а если один умножить на двадцать восемь, получится двадцать восемь. А все эти лирические отступления к юристам, которые тоже смотрели на неё странно, давали мне повод усомниться в её психическом здоровии. Однако, если возможно было бы устроить районный чемпионат по лизанию задов, она заняла бы первое место, обойдя даже Екимову, и Кипяткова. После их увольнения, она так и продолжала работать.
Зайцеву я доводил своим натужным спокойствием, которое мне едва удавалось поддерживать в её присутствии. Я мог повторять ей одно и то же, с невозмутимым видом, по нескольку раз, и её это выводило из себя. И однажды, мой начальник, Татьяна Ивановна, вернувшись с утреннего совещания, заявила:
- Екимова сказала написать тебе заявление об увольнении, потому что от тебя пахнет перегаром. Доигрался? Говорила я тебе!
В том, что это была Зайцева, у меня не было никаких сомнений, потому что и раньше я часто ходил с перегаром, и никому не было никакого дела до этого.
Я написал заявление, отнёс секретарю, и поехал домой, переживая за своё будущее, и одновременно радуясь началу очередного свободного периода.
Но не тут-то было. Уже в дороге, позвонила Света, и сказала:
- Тебя Екимова к себе в кабинет вызывает, ты где?
- Я уехал, - ответил я.
- Вернись! – настояла Света, - Вернись, и подойди к Екимовой.
Я вернулся.
Екимова произнесла примерно следующий монолог:
- Ну что, Илья? Куда ты без работы пойдёшь? Во все тяжкие подашься? А друзья, с которыми ты сейчас живёшь, ещё масла в огонь подбавят: «Давай, мол, с горя, выпей?» Зачем так жизнь свою гробить? Давай-ка ты, оставайся. И от друзей уезжай, мы тебе комнату служебную выделим. И пить бросай!
Пить я бросил не сразу, но на переезд согласился.
6.
Из работяг в конторе на особом счету значились электрики. У этих ребят всегда была работа, и они не ковырялись в говне. Небольшая часть этой работы заключалась в хотелках местных жителей что-то улучшить, или отремонтировать у себя дома (а всё, что начинается от счётчика делалось, и делается за денежку), но самое жирное, самое лакомое блюдо, находилось в нежилых помещениях, занимаемых арендаторами под коммерческие нужды. А от слова «техусловия» у электриков загорались глаза, и они готовы были работать, не покладая рук, до позднего вечера.
Если помещение переводилось в нежилой фонд, то его отключали от электричества. Для того, чтобы подвести туда 220 вольт, вам нужно получить бумагу (те самые техусловия), в которой указана точка подключения, сечение кабеля, трасса прокладки, и другие необходимые работы, которые нужно выполнить, чтобы официально оформить у себя электричество. Это нужно было делать для каждого вновь переводимого в нежилой фонд помещения, потому что нежилые помещения должны запитываться от отдельного щита арендаторов. Из других необходимых работ вам могли предписать замену электропроводки, и этажных щитов в парадной. Таким образом, на арендатора вешали и заботу о жителях.
Техусловиями заправлял инженер ГУЖА Доненко. Он же и рекомендовал арендатору организацию, которая будет проводить работы. В противном случае, если арендатор упирался, и заявлял, что готов выполнить указанные работы самостоятельно, Доненко заявлял, что в этом случае, по окончании работ, он потребует от арендатора проведения экспертизы электроустановки, и заключение электролаборатории. Без них техусловия он не подпишет, и работы не будут считаться выполненными, а арендатора накажут за незаконное подключение к сетям дома.
«Маленькие» техусловия он отдавал ЖЭСам, а «большие» техусловия своим дружественным подрядчикам.
- Сегодня звонят мне из HC Boutique на Большом, - рассказывал как-то электрик Ваня, - Нервничают, света нет. Прихожу, говорю: десять тысяч! Они сразу же соглашаются, только сделайте. Захожу в ГРЩ, смотрю, всё в порядке, просто автомат выбило. Постоял, покурил, чтобы они не думали, что всё так просто. Поставил им хороший автомат. Включил, забрал десять тысяч, и пошёл дальше.
- Круто, - говорю.
- Ну, это не всё мне, пришлось с напарником делиться, потому что он в это время один работал. Главному инженеру ещё косарь...
- Здесь все что-то мутят, что-то воруют. – рассказывал мне электрик Гера, -Агафонов, простой мастер сантехников, каждые выходные с семьёй ездит отдыхать в Финляндию, с зарплатой в двадцать тысяч. Ездит на крузаке. А бывает, что на дом выходит комиссия ГЖИ, домоуправу выписывают штраф пятнадцать тысяч за мусор, и он со своего кармана платит. А у него зарплата пятнашка, и ничего, не накладно.
Дворники халтурят: подметают входы в магазины, потому что у магазинов нет своих дворников. У мини-отелей нет сантехников.
Были ещё плотники. Они вставляли окна, и заделывали окна.
Большинство работяг жили в коммунальных квартирах, которые им выделялись от Жилконторы. Мне досталась комната на Каменноостровском проспекте 24, в которой раньше жил какой-то каменьщик из РПБ. Комната была просторная, двадцать шесть квадратных метров, с двумя большими окнами. Из мебели на полу стояло три деревянных ящика из-под овощей, тумбочка, монитор с электронно-лучевой трубкой, и видавшее зады последних аристократов кресло. В комнату вело три двери, две из которых были заделаны. Ранее, видимо, эта квартира принадлежала какому-то царскому чиновнику. Тем более, что в ста пятидесяти метрах находился дом канцлера Горчакова, в котором ныне располагается Администрация Петроградского района. А в тридцати метрах, на Большой Монетной 9, располагался ЖЭС№1, где и находился мой кабинет.
В первую же ночь на новом месте я забыл поставить будильник, и проспал. Кипятков заставил писать объяснительную. А дело было вот в чём: Телюкин придумал новую ересь. Он решил обвинить в периодическом завоздушивании внутридомовых систем отопления ресурсоснабжающую организацию: Петербургтеплоэнерго. Мол, вы, ребятки, не поддерживаете соответствующий режим работы котельных, давление в магистралях у вас, якобы, скачет, дома завоздушиваются, сантехнику приходится идти стравливать воздух, а время сантехника не бесплатное, поэтому, извольте заплатить.
К слову, эти совершенно новые, современные модульные котельные вообще не управлялись человеком, они управлялись безотказной автоматикой Сименс.
Тем не менее, мне было поручено посчитать, сколько же нужно заплатить. Дополнительно, в контору пришло предписание Администрации о том, что нужно трижды в день снимать параметры ИТП по наиболее проблемным домам (список они прислали) в течении недели, и сдавать каждое утро данные в Администрацию. Ясно было, что никто этим заниматься не будет. Я проспал эту подачу данных, не стал тревожить сантехников, посчитал, какие должны быть параметры ИТП по температуре воздуха за окном, сделал таблицу за две минуты, и отправил.
Мне позвонила начальник аналогичного отдела из Жилкомсервиса №2.
- Скажите, а как вы считали сумму, которая затрачивается на сантехников? Исходя из чего? – спросила она.
- Я взял зарплату сантехника, 15 тысяч рублей в месяц, поделил на дни, на часы, получилось 85 рублей в час. Умножил это на количество выходов сантехника на развоздушивание, которое взял из данных Администрации.
- Ах, вы вот так считали? – удивилась она, - А я тут сижу по ТЭРам рассчитываю, голову ломаю.
- Эта чушь, которой мы сейчас занимаемся, никому не нужна, можно было в принципе не считать, а вбить произвольное число.
- Вы правы, ерунда какая-то, но спасибо.
Так и было. Через неделю уже никто об этом не вспомнил. Но премии меня всё же лишили, за опоздание.
7.
Через месяц наш отдел переименовали. Ранее он назывался отдел топливно-энергетических ресурсов (сокращённо ТЭР), но это не понравилось Телюкину, он сказал что-то вроде:
- Каких таких топливно-энергетических ресурсов? Вы что, топливная компания?
На основании этого, было дано СРОЧНОЕ задание внести коррективы, и наша начальница, на коленке, сочинила новое название. Мы стали называться отделом сбыта и учёта коммунальных услуг (сокращённо ОСиУКУ). Название ОСиУКУ Телюкину понравилось. Его и утвердили.
Но на двери в кабинет мы решили всё же поместить развёрнутый вариант.
В этом кабинете я просидел целый год, до тех самых пор, пока меня не перевели в РПБ (ремонтно-производственная база).
Вскоре, начальника нашего отдела уволили, и назначили на её место Кубареву, ту самую, что в самом началале принимала меня на работу.
В районе началось движение в сторону постановки под учёт всех ресурсов (Медведевская экономия). Были проведены какие-то адресные программы по установке выключателей коммунального освещения на первых этажах, и прочая дичь.
На Кронверкском проспекте, под лестницей, нашёл подключение к сетям коммунального освещения небольшого офиса. Опять же, «маленькие» техусловия, за подписью Кубаревой, когда она ещё была главным инженером ЖЭС. Местные электрики подключили куда попало, и арендатор трясёт бумажкой, что у него всё согласовано.
- Ну, это когда ему выдавалось? Два года назад? – закатив глаза на лоб, говорила Кубарева, - Когда я это подписывала, они как положено, от щита были подключены. Сами, видимо, на коммуналку переключились.
- Странно, - говорю, - Зачем им это? У них счётчик стоит, и прямой договор с ПСК.
- Илья, ну переверни ситуацию в свою сторону, - сказала Кубарева, - Научись уже работать. Помнишь, как Марк Захарыч говорил: «Работайте, как учат».
В некоторых домах, в подвалах, располагались спецточки. Это бомбоубежища. Их было штук тридцать, и мне нужно было все их обойти, и посмотреть, откуда они подключены, и сколько ориентировочно электроэнергии они потребляют.
Подвалов я повидал немало. Иногда, глядя на покрытые конденсатом, насквозь прогнившие двутавры, дервжавшие снизу пол первого этажа, становилось не по себе. В любой момент сюда мог провалиться житель квартиры сверху. Подвал могло затопить грунтовыми водами. В подвале могли жить бомжи. Но в то же время, подвал мог быть идеально вычищен, высушен, залит бетонной стяжкой с гидроизоляцией, и прекрасно освещён. Часто это зависело от того, где живёт депутат.
Классическая спецточка представляла себя вот что. Ты идёшь по тёмному, сырому подвалу, в резиновых сапогах и с фонариком в руке, пока не наткнёшься на массивную, металлическую, полукруглую дверь в дюймовых заклёпках, покрытую ржавчиной на сантиметр в глубину. Эта дверь всегда наполовину открыта, и практически никогда не шевелится с петель ни в ту, ни в другую сторону. За дверью ещё темнее, чем в подвале. Внутри обнаруживаешь заплесневелые катакомбы из нескольких помещений с мёртвой электропроводкой, времён ГОЭЛРО, опасно свисающей с потолка, и больше ничего.
Не классическая (показательная) спецточка дополнительно оборудовалась высокими потолками, бетонным полом, на котором лежали ковровые дорожки, отоплением, канализацией, кабинетами, и мебелью. Таких было около трёх штук. Ещё было нечто среднее: без мебели и ковров, но светлые и чистые бетонные коробки, переходящие одна в другую.
Однажды мне надо было попасть в такую на улице Куйбышева. Я шёл туда не первый раз, и знал, что ключ от неё находится в этом же доме, у домоуправа. В домоуправлении в этот раз ключа не оказалось, а домоуправ по телефону сказала, что ключ забрал начальник ЖЭСа №2, Граболинский. Я зашёл в подвал: спецточка закрыта, но свет горит: видно сковзь щель двери. Я постучался – никто не отрывает. Аккуратно, через щель, отодвинув засов какой-то палкой, я зашёл внутрь. Там меня ждала лепнина. Много гипсовой лепнины, сохнущей на больших столах. Различные узоры, цветы, лица из гипса, как будто попал в музей. Но я был здесь не один. В конце всех этих залов шкерился гастарбайтер из средней азии, девушка лет двадцати пяти.
- Что вы здесь делаете? – спросил я, и показал своё жилконторское удостоверение
- Мы работаем, - виновато ответила девушка.
- А кто вас сюда пустил? Вы в курсе, что это бомбоубежище, и здесь нельзя находиться посторонним?
- Нет, нас самый главный начальник пустил, как его, этого....
- ЖЭСа?
- Да, ЖЭСа
- Граболинский?
- Да, он.
- Это не самый главный начальник.
- А вы нас отсюда не выгоните?
- Сейчас нет, потом да.
- Не выгоняйте нас, позалуйтса!
- Всего хорошего!
Сначала были мыслишки пошантажировать Граболинского, но в итоге я рассказал об увиденном Кубаревой, которая сама позвонила ему, и спросила:
- Послушай, а кто у тебя там на Куйбышева в спецточке сидит? Хорошо. – Она повесила трубку, и сказала, - Завтра там никого не будет.
Через пару дней ключ уже висел на своём месте, в домоуправлении, а в спецточке не было и следа от недавней мастерской.
Летом уволился начальник ЖЭСа №3, а мастеру (начальнику) сантехников ЖЭСа №1 объявили выговор. Это происходило со скандалом, в кабинете директора. Кипятков под конец совещания заявил, что к нему на приём пришли жильцы, и пожаловались на то, что мастер сантехников ЖЭС№1, Татаев, вымогает у них деньги.
- Значит, так! – горячился Кипятков, переходя на крик - Татаеву сто процентов лишения премии, строгий выговор через отдел кадров, с занесением в личное дело!
Однако, через две недели, когда я пришёл в ЖЭС№3, в кресле начальника, как ни в чём не бывало, сидел тот самый Татаев. Тот самый, который намедни получил выговор за вымогательство. Его повысили.
Так закончилось лето 2009, и оно было не таким жарким, как следующее.
8.
Всё, что мне запомнилось этим летом, это концерт Ника Кейва, и концерт Prodigy, где я первый, и последний раз видел Кейта Флинта живым. Бесконечный ремонт в комнате, жизнь на полу, и автостоп. Каждый день я просыпался за десять минут до начала рабочего дня, умывался, одевался, переходил дорогу через Большую Монетную, заходил к себе в кабинет, наливал кофе и завтракал.
В это время завтракали бухгалтера, специалисты планового отдела ГУЖА, диспетчера, домоуправы, мастера РПБ, инженеры ПТО. Не завтракали работяги – у них в 9 утра развод, и начальство – у них совещание. Минимум до десяти.
До этого времени я мог позволить себе валять дурака. После чего с совещания возвращалась Кубарева, и нарезала какую-нибудь задачу. Звонила Зайцева, и требовала к обеду очередной отчёт о потреблении электроэнергии (как будто он будет отличаться от вчерашнего).
Никто из начальства не предполагал, что все эти задачи я выполняю максимум за полчаса на допотопном компьютере.
Зайцева могла две минуты печатать слово «электроустановка» в ворде, а чтобы скопировать, выделяла его мышкой, клацала правой кнопкой, выбирала в меню «копировать», и тем же путём вставляла в текст. Кипятков не умел пользоваться записной книжкой на кнопочном телефоне, и каждый раз, чтобы позвонить кому-то, он доставал бумажную записную книжку, и набирал вручную одиннадцатизначный номер. Компьютер – это было для них совершенно что-то дикое. Новенький моноблок в кабинете Екимовой я ниразу не видел включенным.
- Какие ещё такие электроустановки? – кричала Зайцева, в упор глядя рыбьими глазами мне в лицо, - Где ты видел у нас в домах электроустановки?
- Яна Ивановна, - пытался оправдаться я, - Электроустановка – это совокупность машин, аппаратов, линий и вспомогательного оборудования, предназначенных для производства, преобразования, передачи, распределения электрической энергии. Так написано в Правилах устройства электроустановок, в соответствие с которыми мы должны привести наши жилые дома, чтобы поставить их под учёт в ПСК.
- Что ты мне ерунду городишь?! Какие машины, какие установки? У нас нет в домах никаких установок! У нас есть провода, лампочки.... Переписывай!
- Но провода, и лампочки – это часть электроустановки дома, в которую входит ещё главный распределительный щит, этажные и квартирные щиты...
- Илья! Ты меня вообще понимаешь?! Чтобы это слово убрал!
- А на какое заменить?
- Илья, это ты инженер, а не я! Я экономист. Ты далёк от этого!
- Но по-инженерному есть один правильный вариант – это слово «электроустановка». Это так называется, Яна Ивановна.
- Так, ты мне надоел! Иди переделывай по-нормальному. – она гневно ударила ладонью об стол, а потом повернулась к юристам, и весело продолжала – А я с Мурманска сама приехала. Не хотела, но бывшый муж меня взял, и силком буквально перевёз, я тут и осела, - потом сново строго, ко мне - Илья, ну чего стоишь? Не понятно что ли? Иди, работай!
Всё это напоминало школу: рядом с домом; не знаешь, что будет; будет что-то новенькое. И бесполезное. Огромная машина принимала, и производила тонны печатной бумаги, а по факту дела не двигались. Я даже придумал свою шкалу оценки работы бюрократа по весу использованной бумаги, которую сейчас уже не припомню.
В августе я влюбился. Всё началось так же быстро и неожиданно, как и закончилось. Тем не менее, моя одиночная жизнь прервалась на полгода, и это был первый опыт моей семейной жизни. У меня появилась кровать из икеи, ковролин, зеркало, и куча утвари из индийского магазина.
Однако, поняв, что я унылое говно, которое ходит на дешевую работу, никуда не двигается, и ничем не интересуется, моя девушка сбежала солнечным апрельским днём, накануне моего дня рождения, а точнее, за день до него. А ещё за четыре месяца до этого вышел новый закон, согласно которому в квитанциях по оплате ЖКХ появлялась новая графа: «Электроснабжение на общедомовые нужды», куда включалась оплата за коммунальное освещение и лифты. Эта графа вычленялась из какой-то другой графы, по которой жители должны были теперь платить меньше.
Был один нюанс. Данная графа могла применяться только в том случае, если на доме установлен прибор учёта этих общедомовых нужд. Если прибор учёта не установлен, то расходы на указанные нужды ложились на плечи жилконторы. То, что надо было вычленить – вычленялось, а то, что нужно было добавить – не добавлялось. Но это в теории. По указанию Зайцевой, мной вносились данные согласно счетам ПСК, которые рассчитывали сумму по мощности. Это было нарушением закона, и теперь все знали, что я кое-что знаю, и у начальства в голове начало складываться недопонимание по поводу того, что же теперь со мной делать. На этой ноте я окончательно расслабился.
В январе я не подал вовремя в ГУЖА данные по экономии тепловой энергии, которая составляла три с половиной миллиона рублей, и в планово-экономическом отделе сказали, что выплаты за январь не будет. «Хорошо», - ответил я, и спокойно вернулся в свой кабинет, ожидая скандала, и лишения премии, но ничего этого не произошло. Как будто никаких денег от экономии никогда никуда и не поступало вовсе, а я просто каждый месяц делал какую-то бумажку, и куда-то относил.
Только вот замглавы Иноземцев жил с семьёй в Финляндии, а Телюкин на своей даче, с отдельной котельной и трансформаторной подстанцией, которая была установлена специально для него. Имел несколько квартир в центре города, возможно, полученных бесплатно, как-нибудь через КУГИ (эта аббревиатура сверкает золотом с вкраплениями платины и палладия, обрамлёнными бриллиантовой инкрустацией).
Были и совсем странные дома, которые числились в управлении жилконторы, а в квитанциях по оплате значилась какаянибудь ООО «УК «Бастион». Говорилось, что якобы, Жилкомсервис обслуживает этот дом по договору с УК «Бастион», которая получает деньги от жильцов.
Мне кажется, одна Екимова была более менее честным человеком во всей этой структуре. Но она ничего не могла сделать, поскольку была обычной шестерёнкой этого механизма. Должность Генерального директора жилконторы значилась в штате Администрации района, и её могли убрать в любой момент. Ради этой должности она ходила на задних лапках перед Телюкиным, выполняя всё, что тот ни заблаговолит.
На день рождения Екимовой, в её кабинет приходила делегация из Администрации, с подарками. Один из делегатов, видимо, какой-то телюкинский зам, произнося поздравительную речь, сказал что-то вроде:
- Достаточно с вас, Людмила Николаевна, и Генерального директора...
- Ой, Борис Андреевич, - отвечала Екимова, - Да я и об этом даже не мечтала!
В то время я был законченным эгоистом, и тогда подумал: «Что она говорит? Как можно мечтать о том, что ты всего себя будешь отдавать людям, и жить только для них?» Я был наивным эгоистом.
В январе 2010 произошло ещё одно событие. Это зима. Выпал снег. Много снега, который подтаивал от тёплых чердаков, и струился водой к желобам и воронкам водосточных труб, где снова замерзал, превращаясь в сосульки, размером в два-три этажа. Приходилось иногда выходить и дежурить внизу при сброске снега, разгоняя прохожих, чтобы те не заходили в ограждённое лентой пространство. Домоуправов не хватало.
Я с болью смотрел на то, как альпинисты ледорубами колотят по кровле и карнизам, отбивая висящие ледяные глыбы, и с замиранием сердца на то, как эти глыбы невозмутимо, и с достоинством, падают оземь, снося всё, что попадается им на пути. Я совершенно не понимал, как они потом собрались это всё восстанавливать. Все крыши в решето. Задаваясь вопросом, почему бы не проложить вдоль карнизов греющий кабель, начальство странно на меня смотрело, мол, у нас так не делается. Каждую зиму нужно выделять деньги на сброс снега и наледи с кровли, и каждое лето на ремонт кровли после сброса снега и наледи с кровли. По-другому это не работает. Тогда я уже знал такое слово «откат». Слышал от приятеля, который работал прорабом на стройке. И уже начал понимать, почему, если есть ООО «Зевс», то есть и ООО «Зевс +».
9.
Дело хорошим не кончилось. Если зимой у жильцов что-то ещё подкапывало, то весной лёд тронулся, и пошла горячая вода. Сыпались сотни, и сотни жалоб на протечки с кровли, на которые не успевали выбегать домоуправы, и был мобилизован весь штат инженерных сотрудников, включая сотрудников администрации, для составления актов о протечках, с фиксацией приченённого ущерба. Адресов было очень много, и я побывал во многих квартирах Петроградского района.
В основном в них жили пожилые люди, коренные жители Петроградки, многие из которых помнили ещё времена блокады. Жили они в просторных квартирах, простор которых сжирали жёлтые, выгоревшие и потемневшие от копоти обои, и теряющийся в жидком свете единственной живой лампочки потолок. Откуда-то оттуда капала в аллюминиевый тазик вода. До слёз, бывало, тоже доходило.
Разруха, бедность. Нет денег (а где они?). Последний ремонт был не иначе, как при Брежневе, и, очевидно, следующий будет только при новом хозяине. Горячей воды нет – газовая колонка. Ванна, возможно, стоит на кухне, а возможно, и отсутствует вовсе. Приходится ходить в общественную баню, которых в сердце культурной столицы, и второго по величине мегаполиса России, становилось всё меньше.
- Зачем вы вообще здесь живёте? – спрашивал я, - Продайте квартиру, и купите новую, в Купчино, с горячей водой и мебелью, и забудьте об этой ветхой, и убогой конуре навсегда.
- Нет! – били себя в грудь старожилы, - Я здесь родилась, я здесь всю жизнь прожила, я здесь и умру. На Петроградке!
- А почему у вас фото Александра Друзя везде висит? – спрашивал я у приятной пожилой, и уютной женщины с Большой Пушкарской.
- Да, я мама Саши, и что? – отвечала она, - Не так уж я и богато живу.
- А Александр где?
- Они на Комендантском живут. У них своих проблем хватает.
Плесень, отслоившиеся обои и старость Петроградского района были разбавлены изыском и роскошью. Вот ты проходишь в массивную резную дверь, вот она неслышно закрывается у тебя за спиной, и только итальянский замок издаёт приятный, надёжный звук щелчка, который успокаивает, и создаёт ощущение безопасности. Широкий коридор, статуя Апполона, небольшой жучащий фонтан, лестница наверх, и вот ты идёшь следом за хозяйкой, то поднимаясь, то спускаясь по ступеням коридора, проходя через огромные залы, с картинами на стенах, дорогим ремонтом, камином, роялем fazioli, мебелью Daniel Pouzet и Roche Bobois, лепниной, люстрами из муранского стекла и австрийского хрусталя, шторами из мадагаскарского шёлка, обоями из крокодиловой кожи – и даже не верится, что минуту назад ты зашёл сюда из проссанной насквозь парадной с перегоревшими лампочками на обшарпаных стенах.
- Кто-кто, а жилконтора гребёт деньги лопатой! – заявлял во всеуслышание специалист Водоканала, который снимал показания счётчиков у нас в районе, и подписывал акты в ПТО. – А больше всех – главный инженер.
Все молчали. Все знали, что ему не стоит класть палец в рот.
- Вы, жилконтора, - продолжал он, - Только одно можете – деньги у жильцов брать. А вот фонтан городу подарить – это мы.
И он был прав. У меня за время работы сложилось представление, что жилконтора – это некий бетонный куб, без окон и дверей, но с купюроприёмником, и терминалом. По закону, все граждане должны раз в месяц вносить в этот купюроприёмник деньги, а бетонный куб – какие к нему претензии? Если вы платите за содержание дома, значит дом содержится, ведь для этого и существует закон бетонного куба.
Отталкиваемся от того, что вы – начальник. Как человек, вы, может, и тупое говно, которое не в состоянии освоить даже записную книжку на нокии 3310. Вы берёте за подпись пять тысяч рублей, по-свински обращаетесь с подчинёнными, а с начальством вы сам как розовый поросёночек. Вам абсолютно плевать, кто там умирает от сырости и плесени, лишь бы всё это не дошло до вышестоящих, иначе, придётся сырость сушить, а плесень обрабатывать. Бесплатно. Но вы начальник, значит всего этого нет, потому что всего этого быть не может по причине того, что вы – начальник. Не может начальник быть тупым, вороватым, необразованным говном, а значит, и вы – не такой. Закон бетонного куба говорит в том числе и об этом.
А закон кармы говорит о том, что существа с похожей кармой собираются вместе. А значит, вор возьмёт к себе в заместители только вора. Они видят друг друга издалека, каким-то своим третьим, бестыжим, глазом.
Попался на воровстве, и ты уже на крючке у начальства. Пиши объяснительную через отдел кадров, строгий выговор с занесением в личное дело, лишение премии сто процентов, и будешь теперь делать то, что я тебе прикажу.
- Нам начальник нужен в третий ЖЭС. Оформим вас переводом в связи с производственной необходимостью. Что вам в мастерах сидеть? Тем более, жильцы первого ЖЭСа на вас жалуются.
Кроме кровель была ещё одна проблема: далеко не во всех домах стояли счётчики на коммунальное освещение и лифты. Служба СЭР была загружена восстановлением этих домов. Электрики ходили печальные, ведь времени на халтуры не оставалось, а на одну зарплату долго не протянешь, особенно, когда привык тратить.
- ГУЖА хотят нам дом отдать по адресной программе, - говорил электрик Ваня, - Полностью замена всей электроустановки.
- А вы чего?
- Мы думаем, браться или нет. Там денег мало. Половину же нужно будет обратно в ГУЖА вернуть. Скорее всего, откажемся.
Почти каждый день в район выходил инженер ПСК Брандин, на осмотр наших домов. Если при выключении рубильника все лампочки в доме выключались, он опломбировал счётчик. Было много счётчиков вообще непонятно как установленных, не подключинных, или которые ничего не считали. Почерк был схож, и мне удалось выяснить, что не так давно в районе по адресной программе были установлены счётчики на коммунальное освещение. Так как половину нужно заблаговременно вернуть туда, где брал, телюкинские подрядчики, условно ООО «Зевс», нашлёпали этих счётчиков куда попало, лишь бы побыстрее забрать свою половину, и слинять. Акты выполненных работ подписали в ресторане, не глядя. Сделка состоялась. ООО «Зевс» больше не нужно. Можно позвонить директору ООО «Зевс», Иван Иванычу, и он скажет, что работы выполнял не он, а ООО «Зевс», которое обанкротилось ещё в том году, поэтому исправлять по гарантии он ничего не будет.
Потом ты встречаешь Иван Иваныча в ПТО. Он уже директор ООО «Зевс +» (не важно), которое заключило контракт с Администрацией на выполнение каких-либо работ по очередной адресной программе.
- Опять вы нам вредить пришли, - ехидно смеётся зам.начальника ПТО, - На Рентгена когда доделаете?
- Так на Рентгена же Зевс делал, - смеётся Иван Иваныч в ответ.
И все друг друга понимают. Зам.начальника ПТО понимает, что Пал Палыч – человек Телюкина, Пал Палыч понимает то же самое. Он уже откатил Телюкину половину. Теперь налепит говна из остатков, а жилконторские работяги, по указке Кипяткова, плюясь, будут ходить исправлять.
Когда воруют не половину, а сто процентов (бывает и такое), все работы делают жилконторские работяги.
10.
В начале апреля от меня ушла девушка, как потом выяснилось, к другому. Потом они расстались, а потом санитары психиатрической лечебницы нашли его мёртвым, с перерезанным горлом, которое он сам, якобы, себе перерезал. Нет, не из-за неё. Я сам был в шоке, потому что после того, как они расстались, мы познакомились через общих друзей, и иногда общались.
- Я уже в четвёртом измерении нахожусь, - говорил он мне, - Там хорошо. Тебя тоже возьмут. У меня там guard стоит, не всех пускает, но тебя пустят, не переживай.
За себя я в тот момент точно не переживал, глядя на сумасшедшие глаза бывшего своей бывшей. Сейчас бы я точно спросил: «А кто это говорит?», но тогда лишь мурашки пошли по спине, и стало не по себе.
Девушку звали Саша. Она была миниатюрной симпатичной неформалочкой, с дредами, пирсингом в языке, и красивыми, тёмными глазами. У неё была подруга, Наташа.
Прийдя с работы на привычный обед, я с удивлением не обнаружил дома ни девушки, ни её вещей. Она, конечно, говорила мне, что уйдёт. Месяца три, почти каждый день. Но гордый алкаш во мне, чуть менее года назад завязавший со спиртным отказывался верить в эту легкомысленную болтовню.
Указанное обстоятельство нанесло серъезный удар по моему эгоизму, и месяца на три я погрузился в юношеские страдания по самому себе.
На работе я и ранее не напрягался, а теперь и вовсе стал порой приходить, и уходить домой, появляясь ближе к вечеру. Если будут претензии, я напомню, что я тут по вашей указке вообще-то закон нарушаю.
Но случился конфликт с Зайцевой.
Как я говорил ранее, мы не имели право производить начилсление по графе «электроснабжение на общедомовые нужды» по тем домам, где не установлены счётчики. Но ПСК всё равно выставляли нам счета за коммунальное освещение и лифты, исходя из рассчёта по мощности, указанной в справке на мощность. Эту цифру я вносил в таблицу, как будто это были показания счётчиков. Но не все жильцы были такие лопухи. Жители некоторых таких домов прекрасно знали и новый закон, и то, что никаких счётчиков у них отродясь не стояло. Пошли жалобы, и на основании этих жалоб, во избежание дальнейшего развития событий, нами производились перерасчёты квитанций. Также, я отмечал у себя в таблице, какие конкретно дома жалуются, чтобы в дальнейшем не производить начислений до установки счётчика. Список таких домов был в срочном порядке передан в службу СЭР для приведения электроустановки (проводов и лампочек) в надлежащий вид, и сдаче инспектору ПСК для опломбировки.
Но был один дом. Жители этого дома приглашали меня, и показывали мне не опломбированный счётчик на коммуналку. Не помню, почему его не опломбировали. То ли инспектор ещё не дошёл, то ли дошёл, но выявил какие-то недочёты. Скорее всего, первое. Но счётчик стоял. И считал. Считал исправно, однако, в коммерческий учёт принят не был, а это значит, что и счётчика никакого нет. Зайцева наотрез отказывалась делать перерасчёт. Мол, счётчик стоит, считает.
Жильцы настаивали на своём, и грозились прокуратурой. Я, как обычно, встал на сторону жильцов, тем более, что они были правы.
После словесной перепалки Зайцева сказала мне:
- Пиши заявление на увольнение!
Я написал заявление. Мне настолько надоела эта вечная бесполезная, беспросветная возня, тупость, хаос и неадекват, что я решил ретироваться. Подальше.
К слову, в этой беспросветной возне, тупости, хаосе и неадеквате, кто-то хорошо грел руки. И больше всех грел тот, кто создавал этот хаос.
- Зачем ты заявление написал? Не надо было писать, - сказала Света, одна из немногих адекватных людей в конторе. К тому же, ещё и красавица. Света заканчивала институт, и позже защитила кандидатскую.
Мама у светы работала в Жилкомсервис №2 того же района, и жила в моём доме, этажом ниже.
Жилкомсервис №2 хоть и находился в ста метрах от нашего, но являлся совершенно другой планетой. Я заходил туда по своим каким-то делам, и сразу обратил внимание на атмосферу, царящую там. Никаких истерик, криков «срочно», и беготни: спокойная, планомерная работа в продуктивном режиме. Всё по графику, без спешки, без прыгания с одного на другое.
- Да, там действительно по-другому работают, - отвечала Света на моё удивление.
Удивление было такое, что я ко многим тогда подходил с вопросом:
- А вы в Жилкомсервисе №2 были? Видели?
- Да, видели, - говорили мне многие, - Там у них нет такой дичи.
На вопрос «почему» мне удалось получить только один ответ, который дал заместитель начальника аварийки:
- Они там жопу Администрации не лижут, и под Администрацию не прогибаются, а работают.
Света была немного расстроена моим увольнением – как ни как, почти полтора года в одном кабинете. Мне же было непонятно пока, что делать, и где жить. Непонятно до тех пор, пока не позвонил Кипятков, и не пригласил к себе.
- Что это, - говорит, - Заявление от вас какое-то. Что там у вас с Зайцевой стряслось?
Кипятков знал, что Зайцева тупая. Он так и говорил ей в глаза на совещаниях: «Ты тупая!»
- Я хотел перерасчёт жильцам сделать, а она сказала заявление писать. А мы ведь Жилкомсервис, мы на жильцов работаем.
- Это кто это тебе сказал, что мы на жильцов работаем? – всплеснул Кипятков, и повысил голос, отчеканивая каждое слово, - Мы на себя работаем! На жильцов, но в другом ракурсе, если ты этого ещё не понял!
Я многозначительно промолчал. Кипятков, немного успокоившись, продолжил:
- С заявлением это вы погорячились, наверное. С Зайцевой не получается у вас, а вот в РПБ мастер кровельщиков уволился, человек нужен. Давайте, идите туда работать.
Так меня перевели в самую жопу: на кровли. На кровли, насквозь пробитые молотками и ледорубами. На кровли, на которые приходило в день более ста жалоб от жильцов. Каждый день. На всратые, раскалённые солнцем, издающие ненавистный жестяной звук под ногами, обоссанные токсоплазмозными котами, и загаженные сальмонеллиозным голубиным калом, крыши Санкт-Петербурга.
Часть 2.
РПБ
1.
Ремонтно-производственная база находилась на Казарменном переулке, в самом конце Большой Монетной улицы. Здесь же находились Аварийно-диспетчерская служба (АДС) и склад. Располагалось всё хозяйство в двухэтажном здании, и на прилегающей территории, проход на которую был ограждён забором. На входе спал охранник, проверял удостоверение, и механическим способом убирал стопор советского ещё турникета, если его всё устраивало.
Проходная вела во двор, где стояли рабочие Газели, Волга, и скамейка с урной, для курящих. Сразу направо – вход в здание. Нужно было пройти до конца по длинному коридору, который заканчивался буквой «Т», потом подняться по лестнице на второй этаж, чтобы попасть в мой новый рабочий кабинет, который находился в самом углу.
Кабинет был огромный, и в нём стояло четыре стола. На одном копился всякий хлам, другие три занимали я, Галя, Света, и Максим. Галя была мастером штукатуров и маляров, Света была мастером каменщиков, я был мастером кровельщиков и слесарей, и Максим – начальник РПБ. Каменьщики строили, штукатуры и маляры делали отделку, слесари изготавливали металлоконструкции, кровельщики клали кровлю.
У меня было 2 бригады. Одна состояла из одиннадцати кровельщиков, вторая из двух слесарей и сварщика.
Изначально сварщиков было двое, но один из них уволился ещё до моего перевода. Это был Эдик Мотовилин. Всё произошло из-за того, что начиная с 2010 года всем сотрудникам конторы повысили зарплаты. Окладные части. Но при этом, сильно урезали премию. Особенно, рабочим. ЖЭСовские работяги, а это были электрики, сантехники, и плотники, обычно отдавали зарплатные карты жёнам, и прекрасно жили за счёт халтур. Починить проводку в квартире, или заменить смеситель стоило денег. Возможно, где-то халтурили каменщики, и отделочники, которые занимались восстановлением квартир после протечек, и аварий по вине жилконторы. Но вряд ли кто-то захотел бы менять за свой счёт кровлю в доме, или устанавливать металлическую дверь на парадную. И несмотря на то, что у меня под рукой было всё: цеха, станки и инструменты, люди (главное – люди), и автотранспорт с водителями, я продолжал плавать в радужных фантазиях, и лишь ветер далёких странствий шумел у меня в голове, а сладкие грёзы будущей жизни маячили разноцветными облаками на горизонте. Поэтому халтур у меня не было. Видимо, до меня их не было тоже, потому что Эдик Мотовилин уволился до меня. Эдик Мотовилин был амёбный мужик, полностью нашедший своё счастье, и комфорт в спиртном. Ему было лет 35, он родился и жил где-то неподалёку, последние лет пятнадцать отработал сварщиком в РПБ.
- У меня одна запись в трудовой, - гордо, поднимая указательный палец вверх, заявлял он мне, когда приходил зачем-то в цех, - Я всю жизнь здесь отработал, а они зарплату мне урезают. Так не пойдёт. Вот будут нормально платить – вернусь обратно, а пока что – посижу дома.
Как можно гордиться одной записью в трудовой, если эта запись не «Верховный Жрец»?
Галя была женщиной за пятьдесят. С рыжими крашенными волосами, и в очках. Свете было 32 года, она была симпатичной блондинкой. Её сыну было 16. Она принципиально не ела соль, но курила сигареты. У обоих был хитрющий, прозорливый взгляд, по которому сразу было понятно, что хер этим прожжёным бабам в уши не вкрутишь. Обе были хабалистые, на дворовом позитивчике, дерзкие, и крутые.
- Вор ворует, фраер пашет, да, Илюха? – подмигивала Галя, - А он мне «Если бы» говорит. «Если бы дверь открыта была, я бы заштукатурил». Глядите-ка, какой умный! Да если бы у бабушки был бы ***, она была бы дедушкой! У Светы спроси, она подтвердит! Я ему специально после шести дверь пришла лично открыла – пошёл у меня в ночи штукатурить. А кто ему мешал днём самому за ключом прийти? В следующий раз будет думать!
Одна была рыжая, вторая блондинка. Одна была пожилая и некрасивая, вторая молодая и красивая. Чем они ещё отличались – не знаю.
Руководил всем Максим. Опытный строитель, и хороший руководитель. Он знал всё, начиная от фундамента, и заканчивая кровлей. Работал он здесь недавно. Намедни я видел его в кабинете у Екимовой, куда тот приходил на собеседование. Ему было немного за тридцать, он был женат, и не скрывал своего героинового прошлого.
Работяги, на удивление, были пьющими только наполовину . Азгат, Нурлан, Кайрат, Марат, Заур, Володя, Витя, Андрей, Дымов (слесарь). Имён остальных не помню, они менялись.
Самым большим минусом работы в РПБ было то, что теперь мне приходилось приходить на работу к восьми утра, и выходить не за пять минут до начала рабочего дня, а раньше. Но зато никакой Зайцевой.
- А ты чем раньше-то занимался? – спрашивал Максим
- Был инженером по электрике и теплу, - отвечал я.
- А по кровле?
- Нет. Я вообще не понимаю, как я здесь оказался. Меня перевёл сюда Кипятков, и про кровлю я совершенно ничего не знаю, кроме того, что под ней находится чердак, по которому проходит розлив центрального отопления.
- Понятно. – Максим многозначительно промолчал, и было видно, что ему действительно всё понятно.
- Значит, смотри, - продолжил он, - Ты же район хорошо знаешь?
- Да
- Так вот, каждый день приходит такая вот пачка заявок из ПТО, давай я сразу их к тебе на стол положу. Те, что по 004, или через Администрацию, нужно выполнять в первую очередь. Берёшь кровельщиков, и расставляешь их по адресам. Группируй адреса так, чтобы они были рядом, у нас кровельщики пешком ходят, могут заблудиться на весь день. Отверстия в кровле замазываем мастикой, мастику берём на складе. Если что-то тяжёлое надо везти, то бери Газель. Пойдём, познакомлю тебя с кровельщиками.
Цех кровельщиков находился на первом этаже, и с утра там собиралась толпа ребят. Азгат – мужичок лет шестидесяти, всю жизнь отработал кровельщиком в жилконторе. Заур на десятку моложе, начинал сантехником, но переквалифицировался, и тоже – всю жизнь в конторе. Витя – то же самое. Они с Азгатом корешки не разлей вода. К этой троице примазался Андрей, он ещё моложе, и видно, что любит выпить. Марат – усатый, весёлый алкаш, в тельняшке, бандане и берцах. Тоже от 30 до 40. Вечно молодой шутник. Нурлан, «человек восточной внешности», полный, круглолиций казах. Кайрат – дагестанец. Когда он пришёл устраиваться на работу, и его спросили, умеет ли он делать кровлю, он ответил, что однажды, у себя в ауле, он покрыл сарай рубероидом. Так его и взяли. Витя и Андрей – студенты. Дымов – дедуля-приколист, кузнец. Казалось, он был здесь ещё со времён царя, и в своей панаме, и с вытаращенной из под неё бородой, напоминал местного домового. Он знал всё, что, где лежит, и как всё происходит за этим волшебным забором под названием РПБ. И уж если в чём-то не смог помочь сам Максим, то Дымов-то точно всегда выручал. Но делал это так, что тебе становилось немного стыдно за свою глупость. Одним словом – коллектив. Крутые ребята. Настолько крутые, что «университетов не заканчивали», и что-то там ещё дальше.
2.
К лету я купил велосипед, и по вечерам стал проводить время с друзьями в Купчино, накатывая каждый день по пятьдесят километров пробега. Если не ездил в Купчино, то бегал на школьном дворе, или занимался на турниках, или ходил в тренажерный зал. Нужно было чем-то занимать себя, чтобы меньше переживать по поводу всех этих расставаний со своей бывшей возлюбленной.
У неё была подруга, Наташа, с которой мы постоянно переписывались. Она встречалась с моим товарищем Артёмом, который жил на Ваське. Я часто бывал у него. Нас связывало несколько автобусных остановок. Наташа жила на севере, в Мурманской области. Я не очень понимал их с Артёмом отношений, но, в конце концов, это не моё дело, мне просто нравилось с ней общаться. Мы просто разговаривали.
Таким вот образом, зайдя на страницу Наташи в контакте, чтобы отправить ей очередное сообщение, я увидел, что из окошка с друзьями онлайн, на меня смотрит женщина моей мечты. Классная, стильная, сексуальная неформалочка с карими, искрящимися глазами, и улыбкой, разящей наповал. Её звали Саша. Я сразу же влюбился. Написал ей что-то: «Привет, классное фото!». Она ответила. И так вот, слово за слово, я обнаружил себя голым, в кровати с очаровательной, милой, и жизнерадостной девушкой.
Эти отношения напоминали сладкий до тошноты, приторный сироп, который за пару месяцев превратился в говно. Она здесь ни при чём. Это я говно.
До Саши я ни с кем не встречался лет пять. Последней девушкой была N., с которой я познакомился ещё в институте, на съёмках сериала «Кармелита», где я играл цыгана в массовке. Несмотря на то, что N. была младше на два года, она училась на том же курсе, потому что поступила в университет в возрасте пятнадцати лет. Оказвается, за пару лет до меня, она долгое время встречалась с одним из моих однокурсников, но я её никогда не видел. Наши же отношения продлились недолго, по той же причине, что и с Сашей.
На работе с первых дней началось что-то непонятное. С утра я давал кровельщикам адреса, по которым нужно было сделать ремонт. Всё по инструкции: сначала заявки 004, Администрации, и жителей блокадного Ленинграда, потом всё остальное.
На следующий день, когда я проверял что выполнено, выяснялось, что кровельщики были совсем по другим адресам. На вопрос о том, что же заставило их изменить маршрут, они отвечали: «По дороге позвонил Максим, и дал другие адреса».
- Максим, а почему ты им сказал туда идти?
- Мне Кипятков позвонил.
- Кипятков, почему ты позвонил Максиму?
- Мне Телюкин позвонил.
- Телюкин, почему ты позвонил Кипяткову?
- Мне позвонил член Законодательного собрания Санкт-петербурга, который занимает две восьмикомнатные квартиры с террасой, на пятом этаже в центре города. Сказал, что если сегодня же не сделают крышу, то нам не выделят бюджет на благоустройство. А ещё, он знакомый Валентины Ивановны.
Пенсионеры, ветераны, блокадники продолжали умирать в отсыревших от плесени трущобах, под проваливающимися потолками. Я всегда рассматривал это, как убийство, ведь почти каждый человек не доживает ещё лет десять по причине того, что руководители разного уровня что-то там не так освоили. Обязательно где-то прорвёт трубу, и кто-то сварится в кипятке. Кого-то убъёт током. У кого-то засыпет дымоход, и он задохнётся угарным газом. Кого-то похоронит под обвалившимся лестничным маршем.
А кто-то построит себе дачу, с отдельной трансформаторной подстанцией, и котельной в уютном Курортном районе, в соснах, на берегу Финского залива.
В ЖЭС №2 пришёл новый главный инженер, Володя: двухметровый бывший спецназовец, участник боевых действий, вояка. Отметился он тем, что зайдя в ПТО, сказал что-то громко, по-армейски, про амфетамин, чтобы все слышали. А потом включил свой радар, и прозондировал реакцию сотрудников, чтобы вычислить из них амфетаминщиков. Я тоже прозондировал: амфетаминщиков в ПТО не было.
- Всю жизнь, на всех работах у меня была маленькая зарплата! – рассказывал Володя, подвозя меня в своём новом Ауди до адреса, - Не вопрос! Не хотите платить, я буду по-другому зарабатывать!
- А как? – поинтересовался я.
- Что значит как? – удивился Володя, - Ты в жилконторе работаешь! Все деньги у людей! Люди кругом! По кровле я, конечно, не знаю пока, что тебе посоветовать.
Володя любил выпить. А когда выпьет, любил надеть свою армейскую камуфляжную куртку, прострелянную на войне из автомата, и устроить разбор полётов, чем кошмарил не только свой ЖЭС№2, но и соседние, ЖЭС№1 и ЖЭС№3.
Но я был на особом счету: ведь обо мне очень тепло отзывалась моя бывшая коллега по ОСиУКУ, Светлана, на которую Володя запал всем своим израненным в боях сердцем.
Как говорил мне позже мой тренер: «У бойца не должно быть проблем, у бойца должно быть всегда всё хорошо». Таким и был Володя.
Я не был бойцом, и у меня всё было плохо. Я приходил домой и страдал.
- Что-то ты опять какой-то грустный, - говорил мне мой друг Ваня, который решил навестить меня на обеде.
- Понимаешь, - признался я, - Прошло уже три месяца, как мы расстались с Сашей, а я до сих пор не могу забыть её. Каждый раз когда я выхожу из дома, я жду, что она повернёт из-за угла. Каждый раз, когда я захожу в магазин, я вспоминаю, как мы заходили в этот магазин вместе. Вспоминаю, как мы ходили на ебучие «Сумерки», когда иду мимо кинотеатра. Каждое здание, каждый предмет в этом районе напоминает о ней. Я не знаю, что делать.
- Ничего себе, - вытер пот со лба Иван, - Такого у меня точно не было.
- Вот и я не знаю.
В воздухе повисла пауза.
- Трахни кого-нибудь. – сказал вдруг Ваня.
- Что?
- Ну, трахни кого-нибудь. – повторил он убедительнее.
- И что?
- И всё пройдёт. Такое у меня было.
Я решил попробовать, и создал аккаунт на сайте знакомств.
До сих пор я продолжал накатывать километраж на велосипеде по купчинским просторам, а также иногда засиживался в гостях у своего одногруппника, Дунина, который жил там же, в Купчино.
Было забавно в один из дней обнаружить у него в серванте пачку старых, институтских фотографий. Я с интересом рассматривал их пока не увидел на одной...
- Это что N.? – удивился я.
- Да, - ответил Дунин, - А ты что, с ней знаком?
- Мы встречались когда-то, но я не видел, и не слышал её уже лет шесть. Даже не знаю, где она, и что с ней.
- Я тоже не в курсе, - ответил Дунин.
На следующий день, вернувшись с работы, и привычно открыв контакт, я обнаружил новую заявку в друзья. Это была N.
- Как ты узнала? – удивился я ещё больше.
- Я занимаюсь практиками... – ответила она, - Не важно. Похоже, нам надо встретиться.
3.
Лето 2010 выдалось жарким. Жара стояла днём и ночью, и ни намёка на ветерок. В открытые настежь окна не проникал воздух. Он стоял на месте, нагретый, как в сауне.
Чтобы выйти на кровлю нужно было иметь мастер-ключ, который подходил ко всем чердакам. Кое-где можно было пройти и без ключа. Кое-где нужно было звонить ГэБэшникам, представляться, и просить снять с охраны чердак. На таких дверях всегда висела большая наклейка с предостережением, и номером телефона для связи. Такие чердаки были на тех улицах, по которым ездят правительственные кортежи.
Далее, по воняющему голубями чердаку, на кровлю, под самое пекло. Казалось, что если постоять на месте с минуту, то подошва прилипнет к металлу.
Бывало, что по крыше можно было пройти почти целую улицу, перелезая, и перепрыгивая с дома на дом. Поначалу это занятие мне нравилось. Это действительно красиво, и интересно, когда ты занимаешься этим на досуге, раз в месяц. Настолько красиво, что у вас может случиться секс на первом же свидании, если вы проведёте его на крыше. Но есть пословица: мужчина хочет секса каждый день, пока не встретит женщину, которая хочет секса каждый день.
А если это секс на крыше, в тридцатиградусную жару, с кровельщиками, и недовольными жильцами верхних этажей?
Давайте, ребята, вы тут сами. А мне материалы ещё списать надо. И наряды на вас оформить.
Я стал появляться там всё реже и реже, только по крайней необходимости.
А необходимость была. Какая-то комиссия из ГЖИ, о которой было известно ещё два месяца назад, должна была неожиданно нагрянуть через два дня, и пройтись по двум-трём домам на Пушкарской. Пришлось брать кровельщиков, и идти вместе с ними. На чердаке уже суетились подвыпившие сантехники, надевая теплоизоляцию на трубы, что они должны были сделать ещё зимой. Екимова во дворе раздавала указания немедленно закрасить все граффити, привести в порядок двор, и помойки. Были люди из ГУЖА и Администрации района. Все наводили красоту.
Через два дня во дворе появилась служебная Волга, из которой первым делом выскочил штатный фотограф. За ним, под вспышки фотоаппарата, вылез лощёный сынок, лет тридцати. Упитанный, как молочное дитя. Вокруг него сразу же залебезили конторские.
- Посмотрите, ему жарко, - торопливым шёпотом произнёс кто-то из начальства, - Бегом в магазин, купите ему попить!
Кто-то метнулся, и принёс банку кваса, начальник тут же её выхватил, и на задних лапках подбежал к ревизору, услужливо открыл, и подал, испуская преданную собачью улыбку. Ревизору это понравилось. Может быть, поэтому он не стал выходить на крышу, а просто высунул голову в чердачный продух, повертел ей туда-сюда, и уехал.
Начальник знал толк в психологии.
N. тоже знала толк в психологии. К тому же она занималась какими-то христианскими практиками, и целительством.
- Я тоже так хочу, - заинтересовался я.
- Ты хочешь это для того, чтобы удовлетворять свой эгоизм, - отвечала она, - А не для того, чтобы помогать людям. Ты хочешь просто чувствовать себя крутым на фоне других. А это неправильно. Тебе пока ещё рано этим заниматься.
Она рассказывала мне про Астральный мир, про перерождения, карму, и кундалини.
- Это точно христианство? – усомнился я, - В христианстве же нет таких понятий.
- Это сейчас нет, но изначально они там были.
Теория о прошлых жизнях, и перерождениях была интересной, и непонятной. Всё это расшатывало мои стереотипы о том, что кто-то, якобы, тебя создал, и всё вокруг. Но кто это сделал, как не ты?
- Я так думаю, - говорила N., - Что в отношениях люди должны делать друг друга сильнее. Если ты чувствуешь, что ты становишься сильнее рядом этим с человеком, то такие отношения чего-то стоят. Если такого чувства нет, то и отношений строить не следует. Ты чувствовал себя сильнее рядом со своей бывшей?
- Нет, - ответил я.
- Скорее всего, ты перестанешь о ней переживать уже к сентябрю.
Стараясь перестать переживать, я штудировал сайт знакомств, всем подряд отправляя одно и то же сообщение: «Привет, давай дружить», а дальше уже смотрел анкеты тех, кто ответил. Я ещё не знал термина «воронка продаж», и действовал абсолютно интуитивно. Схема сработала на второй день.
- Привет, давай дружить?
- Привет, конечно давай!
Её звали Юля. Она была не просто дипломированный псилохог, она была психолог до мозга костей. С первого взглядя она определила мой характер, темперамент, психотип, наклонности, комплексы, зажимы, детские травмы и гештальты.
- Чему ты удивляешься? От тебя все девушки будут уходить, если ты не перестанешь так жить. Ты сидишь в зоне комфорта, но ты не такой. Комфортность – не для тебя. Давай я помогу составить тебе резюме.
В такой же непринуждённой, и приятной обстановке, Юля весьма деликатно поведала мне, что большинство женщин в сексе предпочитают вовсе не телячьи нежности, а циничный порнушный хардкор. А некоторым даже нравится, когда им бьют пощёщины, и всё такое. И что она одна из таких женщин. И ей нравится подчиняться, и выполнять желания. И она хочет, чтобы я поиграл с ней в игру...
Мы играли в эту игру не раз. Каждый раз она просила в следующий раз быть ещё жёстче, обращаться с ней грубо, как с последней шлюхой, надевать наручники, и делать больно. Из-за этого я находился в каких-то растерянных чувствах. Было какое-то недопонимание, как будто что-то расстыковалось в голове, и уже не будет состыковано так, как раньше.
Рассказывать такое было некому, поэтому я рассказвал всё Наташе. Человеку, от которого у меня не было никаких секретов. Она мне тоже рассказывала про своих мужиков. Они уже расстались с Артёмом, и она перебралась в Москву.
- Жара такая стоит, у меня мозг плавится. У вас также, в Москве?
- Да. Невозможно. Ещё и смог!
- Сегодня весь день в голове песня играет, не могу найти исполнителя, там такие слова: «she said, she needs more, then a friend..». Такая, красивая, про любовь.
- Это Эрика Баду и Дамиан Марли!
- Точно! Спасибо, добавлю себе! Спокойной ночи, Наташа!
- Спокойной. До завтра.
4.
Кроме психологии, Юля увлекалась транссерфингом, йогой, техниками гипноза, транса, рецессий и прочей парапсихологией. Она всегда была в приподнятом настроении, на позитиве, всегда готова к действию. Не употребляла в пищу мясо, и питалась только сырыми овощами, и фруктами. Вся её жизнь была спланирована. Она планировала закрыть со мной все свои гештальты до осени, Новый год встретить со своим будущим мужем, в 2011 выйти замуж, а в 2012 родить ребёнка. Забегая вперёд, скажу, что у неё всё так и случилось – по плану.
- Ты просто не понимаешь ещё, что все твои страдания, и настроения переключаются так же просто, как выключателем ты включаешь свет. Я тебе потом расскажу, как это делается.
Она так и не рассказала. Но после того, как мы начали общаться, меня неожиданно перевели в ПТО, «в связи с производственной необходимостью», на должность инженера. Теперь я должен был заниматься тем же, чем и в РПБ – кровлей. Предыдущего инженера уволили.
Весной из Жилищного комитета пришло предписание: за два дня предоставить дефектные ведомости по кровлям на все 373 дома, для определения суммы ремонта. Лично я за день смог обойти семь штук. Остальное в ПТО настрочили с потолка. Если бы они так не сделали, то Жилищный комитет не выделил бы денег Администрации на подрядчиков.
В тендере, который разыграла Администрация района, каким-то странным образом, почти все дома забрала компания РСУ Приморского района. Было ещё компаний пять-шесть, которым отдали по пять-шесть домов. Тоже ручные.
Всё лето, пока была жара, пилили откаты, а к августу, ближе к дождям, приступили к работе.
Передавая мне свои дела, предыдущий инженер, Саня, сказал:
- Будь осторожней. Ничего не подписывай, и всё проверяй по сметам. Они хотят, чтобы им акты принятых работ подписали, а работы они не выполняют. Можно под уголовку попасть. Я ничего не стал подписывать, меня вот увольняют. Теперь будут пробовать через тебя всё сделать.
Саня был расстроен, он поступал правильно, а его уволили. Я не был расстроен. Я снова работал с девяти, и через дорогу от дома.
Каждое утро снова начиналось с совещания у Кипяткова, на котором он, как обычно, кипятился. Выделены деньги, проплачены откаты, нужно было как-то сдать работы, закрыть чердаки на ключ, и забыть. А работа не ладилась. Подрядчик РСУ, взявший на себя больше двухста домов, не справлялся, и даже не участвовал в работах. Все работы выполняли их субподрядчики.
- Они думали, они сейчас, как обычно, придут, ничего не сделают, деньги заберут, и уйдут! – говорил кому-то в трубку на совещании Кипятков, - А тут контроль-то высокий! Жилищный комитет! Прикрыть-то некому будет в случае чего!
Классическая схема распила пробуксовывала. Никто не хотел брать на себя ответственность. Другое дело, если бы деньги выделяла Администрация района. Можно было, как и раньше, подписать всё в ресторанчике, и заставить жилконторских кровельщиков латать кровли за оклад.
В это время снова отличился Граболинский, начальник ЖЭС№2. Пошли какие-то слухи о том, что его, якобы, увольняют. Якобы, за взятку. Якобы, приняли прямо у себя в кабинете, с поличным, при получении. Но Граболинский как сидел в кресле, так и сидит. Слухи начали утихать, но моё любопытство нет. Однако, никто ничего не рассказывал. И вот, однажды, зайдя в кабинет к юристам, я узнал в чём дело, краем глаза прочитав всё в документе, который лежал на краю стола, у начальника отдела. Заметив, что я читаю, он сразу же переложил бумажку в другое место.
Там было чёрным по белому написано, что начальник ЖЭС№2 Гарболинский, требовал взятку в размере ста пятидесяти тысяч рублей у предпринимателя, который хотел открыть на его территории магазин. Предприниматель обратился в районный отдел полиции, была организована операция, дана взятка, составлен протокол об изъятии взятки.
С нарушениями.
Граболинского не уволили. Уже потом, местные работяги с удивлением сказали мне:
- А ты что, не знал? Из жилконторы в ментовку тоже доля идёт.
В конце августа Юля исчезла искать своего будущего мужа. Было печально расставаться, потому что за месяц я к ней немного привязался, и она многому меня научила, как психолог. Воспоминания о своей бывшей девушке, Саше тревожили уже гораздо меньше, и нам даже удалось мило пообщаться напоследок. Она рассталась с парнем, к которому ушла от меня, и собиралась выходить замуж за другого.
Я задумался об увольнении. У меня было составлено резюме под руководством Юли, но двигаться вперёд я не спешил.
- Я вообще не понимаю, зачем ты там сидишь, – писала Наташа, - Это не твоё.
- Собираюсь валить.
- Это надо было делать ещё весной, когда Сашка ушла! Зачем в этой комнате было одному сидеть, вспоминать что-то, грустить?
Наташа была права. Она всегда давала дельные советы, и всегда могла поддержать. Мы виделись с ней всего раза три в жизни, но вели активную переписку, в которой рассказывали друг другу всё. Наташе было 22, она была студенткой. Немного дерзкая, она обладала магической привлекательностью, острым умом, высоким интеллектом; была эрудирована, начитана, и харизматична. У неё был хороший вкус, она разбиралась в кино и музыке. Казалось, именно для неё англичане придумали слово «Perfect». Проблем с мужским вниманием у неё никогда не было. Когда я впервые увидел их с её парнем, Артёмом, единственное, что пришло мне в голову: «Какого хрена она вообще с ним делает?».
Я нашёл её в контакте примерно через год после первой встречи, сразу же, как провели интернет в мою конуру, и мы как-то очень легко начали переписываться, хотя я даже не рассчитывал, что она мне ответит. По большому счёту, я ни с кем больше не общался с тех пор, кроме своей бывшей, пока мы встречались. Но познакомился я с ней, опять же, через Наташу. Общение с друзьями после переезда свелось к минимуму. Но с её парнем я поддерживал связь, и раз в неделю кто-то из нас заходил друг к другу в гости. Поэтому абсолютно никаких видов на Наташу я не имел, но очень ей дорожил, как человеком, который всё обо мне знает. И когда она сказала, что перед сессией приедет ко мне в гости на несколько дней, у меня не возникло никаких подозрений.
5.
У меня было не так много отношений, но все были особенные. Мою первую девушку звали Наташа. Школьная красавица. Когда она проходила по коридору, перед ней все расступались. Она шла уверенно, гордо держа осанку, и не оборачиваясь по сторонам. Наташа занималась теннисом, и была отличницей. На выпускном, ей первой из всего выпуска вручили золотую медаль, и аттестат. Мне – последнему. Как сказала потом Наташа: «На десерт всегда оставляют самое сладкое».
Вторую девушку звали Надя. Её перевели к нам на второй курс института без экзаменов, потому что она окончила педагогический колледж с красным дипломом. Надя занималась волейболом, и выступала за сборную университета, единственную женскую волейбольную команду, которая представляла честь города Новгорода на российских соревнованиях.
Потом была N. В пять лет она пошла в школу, в пятнадцать – в институт. Обладая жёсткой логикой, она была способна объяснить все явления, происходящие вокруг, и ответить на любой вопрос путём рассуждений. Потом Саша – дизайнер, одна из первых, кто начал развивать движение файер-шоу нашем в городе.
Что все они находили во мне – для меня теперь загадка. Меня же всегда тянуло к чему-то особенному.
- Бойся своих желаний, они могут исполниться, - постоянно говорила мне в школе Наташа. Но я её не слушал.
Я стоял на крыше со сметой в руках, где было указано, что замене подлежат двести восемьдесят квадратных метров кровельного железа. Отводя смету от глаз, мне открывалась другая картина: восемьнадцать метров.
- А где ещё 268 метров, - спрашиваю.
- А зачем их менять? – удивляется подрядчик, - Тут же почти всё новое.
- Ну и что?
- Все дефектные участки кровли заменены на новые, - настаивал подрядчик, - У жильцов сухо. Давайте подпишем акт, что работы выполнены, с указанием того, что заменено только 18 метров, а не 280? Нам же сказали сделать так, чтобы не текло, и всё, а не так, как в смете.
- Кто сказал?
- Телюкин.
- Ок. Пусть Телюкин и подписывает.
Предыдущий инженер, Саня, оказался прав. Подрядчики вызывали тебя на сдачу работ, но работ не производили. Я выписывал замечания, они снова вызывали меня на приёмку официальным письмом, но между моими визитами, было видно, что на кровлю никто не поднимался, и замечания не устранялись.
Я каждый раз невозмутимо разводил руками, разворачивался, и уходил. Видимо, поняв, что через меня вопрос продавить не получится, в РПБ, по срочному договору, наняли специального человека. Это был такой человек, который должен был устроиться на работу, всё подписать, и уволиться с концами. Тем не менее, я продолжал ходить по кровлям, и смотреть, что делают подрядчики.
Это был ужас. Они клали листы железа на крышу, на те места, где были отверстия в кровле, прикручивали эти листы насквозь саморезами к обрешётке, густо замазывая всё кровельной мастикой. Грубо говоря, из одного большого отверстия, они делали десять маленьких.
- Нам так сказали!
Я начал актировать все эти дела. Если не успеть, то всё замажут мастикой, под которой уже не видно будет все эти нарушения, от которых у меня, как у инженера, волосы вставали дыбом. Но, надо признать, что те подрядчики, которым досталось небольшое количество домов, делали всё хорошо. Придраться было не к чему. Только телюкинское РСУ Приморского района, которое рядовые сотрудники ЖКС и ГУЖА стали называть «вражеский десант», не двигалось.
Где-то испытывали ноу-хау: резиновое покрытие, которое распыляют на кровлю. Совершенно бесполезная вещь в данном случае. Резина стекала в отверстия. Но работы выполнены: покрытие нанесено. Я всё записывал, и сдавал аты в ПТО.
- Ты думаешь, Телюкин сам лично, в своём светлом пиджачке, по крышам бегает просто так, что ли? – говорила мне одна из домоуправов. – Боится, что за задницу возьмут.
Чувствовал ли Телюкин, что на кровлях в этот раз он погорит, или просто был такой ответственный – не знаю. Думаю, что чувствовал. Как и мои дни в жилконторе подходили к концу, так и подходили к концу дни Телюкина в должности главы района.
- Слушай, Илья, подпиши мои пять домов, дам десять тысяч! Больше нет просто. – шепнул мне на ухо директор одной из субподрядных контор.
Он зашёл в ПТО в разгар рабочего дня, и заговорщицким кивком пригласил меня выйти с ним на улицу, пообщаться. Я заметил, что начальница ПТО изменилась в лице. «Я ничего не видела» - таким стало его выражение, и она как будто бы ещё усерднее зарылась в бумагах.
- Только надо тебе подписать, и ещё в ГУЖА подписать, - продолжал подрядчик, - Они же на твою подпись свою не глядя поставят.
- Я подумаю, - ответил я.
- Да конечно, бери! – не унималась жилец, к которой я после нашего разговора пошёл по жалобе, и рассказал, что мне только что предложили взятку, - Бери, не думай! Страна такая! Я вот в Аргентине живу, сюда приехала только из-за этой долбаной кровли.
Подрядчик перезвонил через полчаса.
- Ну что, Илья, мы договоримся?
- Нет, - оветил я.
На следующий день, на совещании у Екимовой, Кипятков разразился критикой в мой адрес, заявив, что «непонятно, на кого я работаю», и что меня нужно перевести обратно, мастером кровельщиков в РПБ. Но при этом, запретить подниматься на кровли. Я знал, что он получил по шапке от Телюкина за мои акты. А теперь ещё подозревал, что история со взяткой – это его рук дело, и что он хотел посадить меня на крючок подобным образом.
Период «производственной необходимости» закончился этим же днём, и на следующий день я уже сидел за своим столом в РПБ, сразу же заявив Максиму, что по распоряжению Кипяткова, на кровли я больше ни ногой. Максим всё прекрасно понял.
Было не до работы, я больше размышлял о том, чем заняться после того, как уволюсь. Да и Наташа приехала, моя лучшая подруга. Настолько лучшая, что мы спали с ней в одной кровати, и у меня не возникало никаких мыслей на её счёт. «Мы просто друзья. Да, она симпатичная, классная подруга, бывшая моего товарища Артёма, с ней весело, и всегда есть о чём поговорить. Может быть они ещё сойдутся с Артёмом – не знаю, наверняка они встретятся, раз она здесь».
Когда Наташа взяла меня за руку на эскалаторе, я не смог не ответить взаимностью. «Мы просто друзья. Это нормально. Мы просто держимся за руки, как друзья. Она – подруга Артёма, а я – бывший её подруги Сашки», - думал я, - «Но так приятно... У неё такие тонкие, длинные, и изящные пальцы, красивые руки, грациозная шея, а глаза.... Боже мой, мы просто друзья!»
Даже когда Наташа покупала презервативы, я всё ещё, как ни в чём не бывало, наивно полагал: «Наверное, она поедет к Тёме. А может быть, есть кто-то, кого я не знаю – это не моё дело. Мы просто друзья»
- Сегодня вечером штормовое предупреждение, – сказала она, - Илья, давай никуда не пойдём.
«I`m in love with you, in love with you...»
Я плохо помню тот вечер, но тогда я позволил себе немного выпить, за компанию. Помню, что играла музыка, и свет был приглушен. Где-то вдалеке раздавались негромкие раскаты приближающейся грозы. Помню очертания Наташи в полутьме, её неторопливые, воздушные движения, и томный взгляд. Какой-то романтический разговор, постепенно переходящий во всё более откровенный, и интимный. И вот она поднимается, и подходит. Я немного нервничаю.
- Наташа, мы ведь друзья. – говорю я как-то слабо.
- Понимаешь, дружочек, - отвечает Наташа, с каждым шагом становясь всё ближе, - Есть нюансы...
В этот момент, моё сознание куда-то отлетело. Кажется, начался шторм. Сверкали молнии, и гремел гром, а ураганным ветром вышибло стёкла, и разбросало все предметы по комнате. Не знаю, сколько это продолжалось. Я очнулся на полу, в постельном белье. Рядом была Наташа.
- Ты в порядке, дружочек? – спросила она.
Я не мог говорить. Я лежал, и смотрел немигающим взглядом, сквозь потолок, на звёздное сентябрьское небо, и находился где-то там, среди бесконечного космического пространства. Казалось, я знал Наташу тысячи лет, и много-много жизней назад. Я знал её всегда, до всех войн, и потопов, до всех королей, и царств, до строительства пирамид, и Атлантиды. До Солнца, Луны, и Земли. Я знал всё о ней, а она знала всё обо мне.
Дыхание успокоилось, сердце перестало бешено биться , и в ночной тишине пронзительно зазвучал голос Дамиана Марли: «And she says, she needs more, then a friend,
that’s all i`ve ever been, yo..»
Короче, я снова влюбился.
6.
Последний раз на кровле я был по адресу: Рентгена ул., д. 25. Там, на пятом этаже живёт депутат. По его прихоти вся кровля была окрашена в зелёный цвет. Сейчас, если посмотреть со спутника, то она уже перекрашена в белый. Видимо, вкусы депутата сменились. А ещё у бедняжки прохудилась крыша, а также начала мокнуть стена на остеклённой террасе, на которой он обычно принимал завтрак. Он позвонил Телюкину, Телюкин Кипяткову, а Кипятков дал задание Максиму залатать кровлю, а также обшить сайдингом часть террасы. Бесплатно, за счёт бюджета Жилконторы. Максим пытался объяснить, что специалистов по сайдингу в РПБ нет, но это мало кого волновало.
- Пусть кровельщики делают, - распорядился Кипятков.
Несчастные кровельщики возились уже неделю. Я даже не знаю, доделали они, или нет. В ближайшее время я планировал взять отпуск на месяц, и уволиться после отпуска. Но я заболел, с осложнениями, на тот же месяц. Наташа уехала на сессию.
После выхода из больничного, я сразу же написал заявление на отпуск, отнёс его в отдел кадров, и ушёл. Меня вернули. Начальница ОК позвонила, и сказала, что Кипятков отказывается подписывать заявление на отпуск. Только с последующим увольнением. Несмотря на то, что я и так собирался уволиться, это обстоятельство сильно задело мой эгоизм. Я пошёл к Кипяткову.
- Ну, а как ещё? – сказал он, - У нас сейчас такая проблема с кровлями, а ты нас бросаешь: месяц на больничном, и теперь в отпуск! Да и что с тебя толку: ни своровать, ни покараулить!
«Ах ты, чмо жирное»
Я подписал заявление «с последующим увольнением», сдал все свои дела, и уехал.
Как обычно, приехал я с одной сумкой, а для того, чтобы уехать, потребовалось нанимать Газель.
Я вернулся в родной город.
Через какое-то время, я написал письмо в Администрацию Президента РФ о возможных хищениях при проведении работ по замене кровельного покрытия, уложившись в 500 символов, из которых 29 занимали «Уважаемый Дмитрий Анатольевич».
Через месяц из Администрации пришёл ответ, что обращение перенаправлено обратно в СПБ, в главное управление МВД.
Меня пытались вызвать в районное отделение полиции для дачи показаний, но я не поехал, я уже жил совершенно другой жизнью. Ещё через месяц пришло письмо об отказе о возбуждении уголовного дела, так как «фигуранты указанных должностей на данный момент не занимают, по повестке не явились, установить их местоположение не представляется возможным» и т.д.
Телюкина убрали обратно – в комитет по энергетике. Кипятков ушёл начальником РПБ в Центральный район. Екимова – не знаю где. Все эти перемещения на чиновничьем слэнге называются «рокировка».
Чуть позже я стал чувствовать себя немного по-свински. Немного поджирала совесть за то, что я так вот, втихую, всех слил. Поэтому я пошёл на ТКТ-ТВ, где в передаче, посвящённой теме ЖКХ, в прямом эфире рассказал всю эту историю, чтобы всё было по-честному, и все «фигуранты» знали меня в лицо. К сожалению, канал загнулся, и записи эфира, которая раньше лежала у них на сайте в архиве, найти не удалось.
Так всё и закончилось.
Прямой эфир
© Copyright: Илья Вихляев, 2021
Свидетельство о публикации №221033001596
Свидетельство о публикации №221033001596
Рецензии