Руки

Руки говорят: «Мы многое делали, мы многое умеем, мы многое помним. Мы устали. Мы хотим прикасаться, хотим быть живыми».

«Мы помним белокурую голову мальчика, волосы густые, светлые, лежат шапкой на большой голове. Прикасаться к нему, почти родному. Гладить, успокаивать. Где он, как он, - вырос, наверное. Стал крупным, сильным».

«Мы помним, как были маленькими и сжимали руку матери. Когда приходила ночь, и глаза закрывались, мама клала свою руку под детскую щеку. Натруженная мамина рука грела, успокаивала, убаюкивала».

«Мы помним, как держали указательный палец отца. Крепко держали. Это связь была неразрывна, будто узел. Наши тела были рядом, ноги шли по пыльной дороге к поселку».

«Мы помним, как учились чистить картошку. В коммунальной квартире, на кухне с желтым светом. Нам было шесть. Мы взяли картошку, нож, неумело счищали толстую шкурку. Мы старались. Мы хотели быть взрослыми». 

«Мы помним, как касались высокой травы, растущей на пустыре на окраине. Глаза не видели земли. Ноги бежали и вдруг оступились. Тело упало. Правую руку пронзил металлический прут. Прямо в середине ладони маленький комочек, будто крупинка соли под кожей».

«Мы помним, как однажды, на площадке, не выдержали веса и разжались. Голова ударилась. Игра окончилась. Зато, много лет спустя, когда нужно было поднять все тело с земли на платформу, мы справились с первого раза. Нельзя было подвести, – последняя электричка уходила».

«Мы помним, как держали ракетку для бадминтона. Сначала трудно было попасть по валану, но потом стало получаться. Нам нравилось работать. Взмах – удар. Взмах – удар. Мышцы тянулись. Мы становились сильнее. Удовольствие наполняло тело».

«Мы помним струны. Струны вдавливались в пальцы. Нужно было терпеть и давить сильнее, не отпускать. Нужно было держать локти и вести смычек, извлекать чистый звук. Постепенно пальцы окрепли, стали двигаться уверенно. Колени удерживали корпус виолончели.
Иногда на пальцы давила рука Учителя. Рука, держащая сигарету в кабинете, пока ученики не видят. Рука, пишущая дурацкие отчеты, заполняющая бланки. Рука, приглаживающая волосы на затылке. Рука, одергивающая пиджак. Рука, касающаяся твердо и с любовью плеча ученика. Через эту руку приходила любовь. Рука вкладывала в нас музыку, как птица в рот птенца – пищу. Мы несли виолончель из дома до электрички, потом от электрички через мост в музыкальную школу. Мы становились сильнее. Четыре года мы играли.
Но однажды пришел страх и сковал, и силы оставили нас. Мы хотели играть, но страх не давал. Мы не могли побороть его. Мы опустились. Мы принесли Учителю виолончель в жестком чехле, старые ноты. Рот тогда произнес: «Вы только не расстраивайтесь. Я больше не приду на уроки». Рука Учителя оперлась на стул, удержала его туловище. Рот ответил: «Это ты должна расстраиваться».
Мы оставили виолончель в коридоре рядом с концертным залом. Мы вытирали слезы. Мы не могли остановить их. Мы не могли удержать ноги, идущие к станции. Мы не могли вернуть тело назад. Мы не могли заставить рот сказать: «Я ошиблась. Я боюсь. Помогите мне».
Дома мы положили подушку под голову, коснулись прохладной наволочки, легли под щеку: «Мы рядом, мы понимаем».

«Мы помним, как нянчили малышку племянницу. Маленький сверток тянул нас. Качали, прижимали к груди. Звучали колыбельные. Мы двигались медленно, под звук голоса. Мы тоже хотели отдохнуть, остановиться».

«Мы помним, как впервые оказались над клавишами пишущей машинки. Тугие неподатливые клавиши. Надо было внимательно слушать мозг и не спешить. Синхронизировать движения с памятью».

«Мы помним, как много раз собирали вещи. Доставали два черных больших чемодана. Первый, второй, пятый, десятый раз. После седьмого уже было привычно. Мы знали, как быстро разложить вещи, упаковать коробки, что оставить. Мы действовали точно и умело. Только сердце говорило: «Остановите это, я больше не хочу». Мы не могли не выполнять команду».

«Мы помним горячее молоко. Взбивается паром, налитое в металлический питчер. Нужно было держать осторожно, но крепко. Мы научились определять температуру молока. Со временем пальцы привыкли, стали почти бесчувственными. С маленькими ожогами».

«Мы помним, как таскали коробки. Раскладывали пакеты, расставляли бутылки. Складывали салфетки, заворачивали приборы. Натирали стаканы. Протягивали сдачу. Прихлопывали тараканов. Проливали молоко. Терли, мыли. Зимой покрывались красными пятнами и мелкими трещинами. Шершавые, сухие. Дрожа, зажигали сигарету… Скрестившись на груди, отдыхали. Лежали на коленях неподвижно».

«Мы помним, как неловко держали подаренную розу. Небольшая красная роза. Не знали, как правильно ее нести. Мы помним, как поставили розу в вазу в кафе. Там она и осталась».

«Мы помним прикосновение незнакомой руки. Во время прогулки по лесу. Та рука протянулась и оказалась рядом. Маленькая ладонь прикоснулась сильной теплой ладони». 

«Мы помним, как однажды голова решила, что мы должны стать рельефными. Подтягивания, отжимания, гантели – все было на нас. Бицепсы округлились, очертания мышц стали четче. На руках выступили вены. Просвечивались сквозь кожу, будто наглядное пособие по анатомии. К счастью, это скоро прошло».

«Мы помним, как держали фотоаппарат в руках, перематывали пленку, переводили кадр, крутили линзы, нажимали на кнопку. С волнением держали напечатанные снимки».

«Мы помним, как совсем недавно держали щенка. Мягкий теплый живот, непоседа. Он радовался, покусывал пальцы. Мы хотели не отпускать его. Никогда».

«Мы много помним, мы многое делали, мы многое умеем. Мы все еще здесь, мы хотим прикасаться. Хотим быть живыми».