Жизнь Бафаметова

   Дурное воспитание, никчёмное окружение и врожденная предрасположенность ко всему гадкому и мерзкому, с детских лет поселили в душе Бафаметова все земные грехи.
  Вот ведь как бывает! Если человек становится обладателем только одного греха, то ведь вполне может добиться успеха в земной жизни. Гордец может преуспеть во власти, сребролюбец - стать миллионером, завистник - может стать и тем, и другим, развратник - какой-нибудь звездой эдакого фривольного жанра, о котором не принято говорить в приличном обществе. Однако, Бафаметову не повезло - он был обладателем сразу всех семи смертных грехов.
Конечно, следуя логике жизни, она, жизнь его, должна была пойти по наклонной, так сказать, ещё до достижения им зрелого возраста. А следовательно, представ перед апостолом Петром, он, совсем ещё юный Бафаметов, наверняка, преспокойненько бы отправился в увлекательное путешествие по трем, четырем, а если бы повезло, то и пяти кругам ада.
  Однако, случилось так, что черт его знает как, но у Бафаметова с детства была еще одна маленькая страсть. Он обожал весы.
  Бабушка его, та ещё скажу я вам, мегера, всю жизнь торговала на рынке, и была обладательницей прекрасных весов, обвешивая на которых наивных покупателей, сколотила себе капиталец. Капитал бафаметовой бабушки эпически сгорел в пожаре деноминаций 90-х годов. Но весы с гирьками перешли по наследству внуку в совершенно рабочем состоянии.
Я так полагаю, что детская страсть к взвешиванию всего, что только умещалась на чашах этих весов, и уберегла Бафаметова от падения, скажем так, в тартарары.
Страсть к взвешиванию привела к тому, что Бафаметов стал в своей голове взвешивать и совсем нематериальные вещи, а именно – свои желания и порывы. Взвешивая все и вся, даже всякое такое абстрактное, он вдруг внезапно открыл для себя, что один его грех вполне может быть сбалансирован другим. Он стал филигранно выстраивать свою жизнь на системе сдержек и противовесов. И, надо признать, к совершеннолетию, почти идеально отладил эту систему. Работала она, примерно, так. Когда один порок вдруг начинал перевешивать чашу весов бафаметовой жизни, он сразу уравновешивался другим. Жадность прекрасно уравновешивалась гордыней. Гордыня не могла позволить Бафаметову, чтобы о нем думали плохо, будто что он скряга и жмот. Когда же гордыня начинала слишком выпячиваться из него, на сцену жизни выходила лень. Грех гордыни или тщеславия всегда требует признания своей значимости хоть от кого-нибудь, кроме самого себя. Стало быть – он требовал от Бафаметова действий! Лень быстренько гасила этот запал. Чрезмерная лень Бафометова, прекрасно уравновешивалась уже упомянутым нами выше сребролюбием. Оно навязчиво напоминало разленившемуся Бафометову, что бездельем богатства не стяжаешь. Когда же патологическая жадность вдруг начинала слишком о себе заявлять - противовесом могло выступить чревоугодие. Кушать много и вкусно, и к тому же запивать деликатесы прекрасным вином, не дешевое, напомню я вам, удовольствие. Обжорству, в свою очередь противостояла похоть! Она настойчиво напоминала Бафаметову, что ожиревшим, он вряд ли будет пользоваться успехом у женщин. Похоти, максимально успешно, противостояла зависть. Ведь пока он тратил время на женщин - кто-то добивался славы и богатства, а это было непереносимо для бафаметовой душонки. Зависть заставляла его бросать женщин и покорять вершины, которые кто-то уже завоевал. Когда зависть становилась непереносимой, а цели - недостижимы – Бамафетовым овладевал гнев. Он злился, на соперников, на весь мир, но больше всего на себя самого! Вот тут-то и приходило уныние. Оно твердо и безапелляционно внушало Бафаметову мысль о никчемности его существовании. Так гнев сменялся апатией. Когда же уныние достигало суицидальной стадии - в дело мог вступить абсолютно любой порок. Уныние было самым уязвимым смертным грехом Бафаметова.
Как-то так и жил он дальше, с этаким греховным букетом. Социализировался, отучился, устроился на работу. Вперед не выбился из-за лени, но и в хвосте не плелся, из-за гордыни и зависти. Одним словом, стал крепким середнячком. На работе, в большинстве вопросах, занимал, в основном, средневзвешенную позицию, из-за чего пользовался даже у кого-то чьим-то уважением. Не исключено также, что для кого-нибудь, он, Бафомётов, вполне мог считаться более-менее перспективным женихом.
Что было с Бафаметовым дальше? Решение этой дилеммы лежит исключительно в руках автора сего нетленного произведения. Я могу сделать так, что благодаря силе воли и постоянной работе над собой, Бафаметов победил свои пороки, после чего, однажды, принимая душ, даже обнаружил прорезающиеся из-под лопаток белоснежные крылышки. И этим, я как бы дам вам понять, что нужно верить в человека и его способность меняться в лучшую сторону.
  Но... в моей власти сделать и так, чтобы хотя бы один из грехов всё-таки взял верх над нашим героем. И этим, я как бы намекну вам, что испорченную человеческую сущность исправить нельзя. В этом случае, мне, наверное, следовало бы придумать способ, каким образом получше прикончить Бафаметова. Ведь добро должно восторжествовать! Вот только не надо упрекать меня в кровожадности. Достоевский руками своего персонажа старушку топором зарубил, а Шекспир своих героев, вообще, как курицу гриль на шпаги насаживал, да ядами травил, и прекрасно! Это вас не смущает! Так что, извините, я уж это сам как-нибудь решу...
  Ну, ладно, не злитесь!.. И уж, конечно, не завидуйте моим возможностям распоряжаться Бафометовой жизнью! И, пожалуйста, с остальным… тоже поаккуратней!
Впрочем, чтобы никого не обидеть... может быть выберем какой-нибудь средний, более сбалансированный вариант? Ведь как гласила одна из надписей на дельфийском храме - «Мера важнее всего»!