А убил меня тот мальчишка...

Я и сам для себя непосильная ноша,
А уж вы тяжелы и подавно*

Фридрих Ницше «Песни Заратустры»      



А убил меня тот мальчишка с торчащими пшеничными волосами. Он не мог меня не убить. Я всё сделал для этого.

-Пошли - сказал Димка.
-Куда? – спросил я.
-Пошли, там увидишь…

Догадка проклюнулась сквозь пьяную хмарь, сквозь зыбкую морось предутренних сумерек, тяжелого полусна, лиц чужих мне людей, ящиков с бутылками и прочей дребедени, чем бывают набиты ночные палатки…

Да светится Витрина Твоя во Мраке веков!

Вяло и неохотно я подумал: вот и всё. За тот вечер я вылил из себя всё дерьмо, что культивировал все эти годы… Все свои порушенные надежды… всю неудавшуюся жизнь…

Сначала всё складывалось как будто неплохо. Я решил твёрдо: Веру я заберу к себе. Малышка будет жить с нами… Я уже обещал сходить с ним в зоопарк. Он будет какать в мой детский горшок, который отыскал я в кладовке. Накануне мы с Верой ходили в детский сад. Я всё там уладил. Она мне подыскивала работу…

А почему, собственно, нет? Ты сам хозяин своей судьбы… Пора выбираться из этой помойки, из своего сумасшедшего текста, придуманного самим собой и никому не интересного… Пора жить простой жизнью. Пора, наконец, отдавать долги! И ещё… ещё мне Вера сказала, что у нас скоро будет свой малыш! Но зверь, живущий во мне, распорядился иначе.

Вначале было пиво. И было как будто весело… Приехал Димка – привез левый товар – несколько блоков сигарет с оптового рынка. Маленький секретный бизнес – разница от продажи, клалась в карман… вернее пропивалась. Какие-то люди приходили и уходили… А я всё вытаскивал деньги, как из прорвы и угощал… В палатке было так много выпивки!

А потом… потом наступил момент, когда кто-то шепнул мне из своих глубин и высот: «иди домой». Какой-то добрый ангел пытался вразумить меня… Но я не услышал… не захотел. Слишком тих и невнятен был голос… А в палатке оставалось ещё так много выпивки!

Мы пили ещё и ещё, пока не наступил полный мрак. Нет, до полного мрака была ещё одна фраза…реальная и жестокая: «Никаких детей от тебя не будет. Никогда!». Тогда и наступил полный мрак.

Какой-то хоккеист лез с поцелуями…

-Я ж Капустин… Знаешь? Брат того самого! Я за сборную юниоров играл. А ты мужик чёткий… я вижу… Дай я тебя обниму, земеля…

Димка кемарил в углу… Вера  бойко торговала…От неё едва уловимо веяло предательством. Я очнулся от звука собственного голоса. Как отвратителен он был! Я кашлял и плевался словами. Зверь сцеживал яд. Всё было наполнено им… Всё казалось мелким, ненужным… в прорехах! Жизнь, сшитая из  ветоши, расползающаяся по швам…
Мышиная любовь… игрушечное коварство… Всё… Всё! Всё не настоящее!!

И тогда я оскорбил их по-настоящему… вычурно и грязно. Я сказал: «Профурсетка от бога и Чмо с большой буквы – идеальная пара!». И хмыкнул, довольный своей шутке. Мне всё казалось, что я говорю в пустоту, что до них не доходит мой яд… Оказалось – доходит.

-Пошли – сказал Димка.

Я, пошатываясь, встал. Димка взял ломик, что валялся в углу. Зачем он здесь, подумал я, чего им открывать? Картонные ящики с шампанским или полиэтиленовые с пивом? («Если на сцене валяется ломик, он обязательно что-нибудь проломит» – не Чехов). Мы вышли. Димка мне стал неинтересен… как, впрочем, и его благоверная. Я повернулся к нему спиной… лицом к дому… Мне нужно было домой…

Я ничего не успел уже в этой жизни.
Даже испугаться…



Отрывок из романа «Зона любви»