de omnibus dubitandum 118. 561

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.561. КУБАНСКИЙ ВОЙСКОВОЙ ПРАЗДНИК…

    Высочайшим Указом Государя Императора Николая Александровича для Донского и Кубанского Казачьих Войск — был установлен общий Войсковой праздник 5-го октября, в день Тезоименитства Наследника — Цесаревича, великого князя Алексея Николаевича, ставшего Августейшим Атаманом всех Казачьих Войск.

    В феврале 1917 г. в России произошел государственный переворот; в марте Император отрекся от престола; не стало и Августейшего Атамана, но Войсковой праздник в Кубанском Войске тогда отменен не был.

    Революционные события в стране расширялись. Нашу 5-ю Кавказскую казачью дивизию, из-под Карса, перебросили в Финляндию, где и застал ее наш Войсковой Праздник.

    Полки дивизии были распылены по стране: 1-й Таманский полк и 4-я Кубанская батарея стояли в Выборге; 3-й Екатеринодарский полк в Гельсингфорсе; 1-й Кавказский, 3-й Линейный полки и 6-я Кубанская батарея — в Вильмондстранде, что у озера Сайма, на северо-восток от Выборга.

    Наш городок маленький, чистенький, уютный. Здесь «тупик» железнодорожной ветки Выборг-Вильмодстранд. Дальше на восток — озеро и лес до самой Карелии.

    Полки расположились в отличных двухэтажных кирпичных казармах 20-го драгунского Финляндского полка. К городку мы подходили поездными эшелонами. На вокзальчике казаков встречали мрачные фигуры озлобленных солдат. Для вызова им, молодые командиры сотен нашего полка с песнями прошли по городку и вошли в очень просторный двор, мощеный булыжниками и окруженный многочисленными казенными кирпичными зданиями.

    Казаки не могли сразу же расположиться в казармах, т.к. — помещения загажены; кровати перевернуты; матрацы и подушки разбросаны на полу. Оказывается, здесь квартировала какая-то пехотная часть и, уходя на фронт, оставила свой революционный след. Возмущенные казаки быстро все привели в порядок и впервые после г. Мерва, с августа 1914 г. — расположились на одиночных, железных военных кроватях с матрацами.

    Все довольны. Казаки отдыхают после трехлетней войны со всеми ея невзгодами совершенно по-мирному. Около города широкий военный плац окаймленный сосновым лесом. В конце его, в сторону города, стоит одиноко военная церковка гарнизона, теперь заброшенная. Полк «живет» нормальной жизнью. Имея собственных лошадей — уборка их идет исправно, как и в мирное время. Имеется вместительная столовая драгунского полка, но, провонявшаяся от солдатской грязи, мрачная, с грязными дубовыми столами. Казаки и ее вычистили, вымыли. Питание их полковое.

    Казаки нашего полка отдают офицерам честь, в особенности в городке, подчеркивая это солдатам. «Да, у казаков сохранился полностью старый ряжим!» взвыли солдаты. Они начали устраивать гарнизонные митинги в нашей полковой столовой. Приезжали какие-то делегаты и звали казаков «к раскрепощению». А они только посмеивались, да и приходило их на митинг мало.

    «Утопить казацких ахвицеров в Сайменском озере!» — был брошен лозунг. Казаки насторожились. При таких обстоятельствах приближался наш Войсковой праздник, который офицеры полка решили отпраздновать «как следует», чему способствовал командир полка, с широким размахом, смелый на слова, дружественный со своими офицерам, полковник Георгий Яковлевич Косинов (будущий первопоходник в должности командира Сводного полка).

    На Кубань были командированы офицер и урядники «за белой кубанской мукою» и привезти джигитам призы из казачьего строевого обихода. Решено — полковых и сотенных экономических денег не жалеть.

    От сотен вызвали наездников, добровольно желающих участвовать в джигитовке. Их собралось около полусотни. Возглавил их Ф. Елисеев. Начались ежедневные репетиции.

    Солдаты, увидев «казаков разбивающихся на джигитовке» — ахнули от удивления, злобы и ненависти к офицерам. На репетиции выезжали и молодые офицеры. Офицеры и казаки все в черкесках и вместе «разбиваются» на занятиях. А после занятий, полусотня джигитов, во главе со своими офицерами, на разгоряченных в работе лошадях, с лихими песнями, возвращаются в свои казармы. «Ды… ваши ахвицеры совсем другие люди, чем наши» — уже с похвальбой говорили солдаты нашим казакам. Но, скоро солдаты узнали, в честь «кого» устраивается праздник.

    Государь с наследником престола и со всею своею семьею был в это время в заключении, в Тобольске. Запестрели газеты с руганью и угрозами, что «казацкий праздник» они сорвут и недопустят его. Офицеры полка насторожились и решили: — на Богослужение и парад, вывести полк в конном строю и при винтовках. Это будет торжественнее, наряднее и лучше, чем маршировать пешим строем по пыли, чего казаки не любили.

    Если же солдаты выступят, то конным строем легко будет расчистить себе дорогу. В нашем полку совершенно не было революционных смутьянов и, как показатель, — и сотенные и полковой комитеты не протестовали против устройства, фактически, Царского Праздника.

    Настал день 5-го октября старого стиля 1917 г. В конном строю, резервною колонною в 750 всадников, по команде командира полка, сняв папахи, казаки слушают Богослужение. «На-а… кройсь!» — пронеслась напевно-лаконичная команда.

    Перед строем выехал командир нашей 1-й бригады, генерал-майор Филиппов. Он казак Терского Войска. В Русско-японскую войну 1904-05 гг. он был командиром сотни 1-го Сунженско-Владикавказского полка, которым командовал полковник Н.Н. Баратов. На ней, Филиппов был награжден офицерским Георгиевским крестом 4-й степени. На эту войну он вышел в должности командира 1-го Черноморского полка; недавно назначен командиром нашей бригады и произведен в чин генерала. Он не женат. Мог кутнуть в кругу друзей. Веселый и находчивый. Он стильно одет по-кавказски. Бритая борода и усы. Выглядит молодо. Довольно высокая папаха темно-серого каракуля, — чуть набекрень. Вид его отличный внешне, импонирующий перед конным строем. Поздравив полк с Войсковым Праздником, он очень умело и проникновенно произнес Казачью Заповедь — заклиная казаков не поддаваться никаким искушениям в этот Войсковой Праздник и оставаться до конца молодецкими казаками, закончив свое слово «Ура — за Вольную Кубань». Это было, кстати, изболевшему сердцу казаков по далекой своей Отчизне, заброшенных сюда, в далекую Финляндию, в пучину революционного солдатского разгула.

    После этого, шесть сотен полка, развернутым строем, каждый под полковой хор трубачей сигнала «рысью» — прошли мимо генерала со своим Георгиевским Штандартом. Сознавая святость дня — полк без песен, спокойно вернулся в свои казармы.
   
    Обильный обед казакам, с толикой вина; отдых и в 4 часа дня началась полковая призовая джигитовка. Полусотня наездников появилась на гарнизонном плацу тогда, когда толпы казаков бригады, солдат и местных жителей-финнов, уже были на нем. Полусотня идет 2-шеренговым развернутым строем. Шесть сотенных цветных значков на пиках, делят джигитов по их принадлежности к своим сотням. На правом фланге широкий полковой флаг Войскового алого цвета. Все джигиты одеты в однообразные светло-серые черкески при черных бешметах. Все они в белых папахах и с красными башлыками за плечами. Полковой хор трубачей одет был так же, следуя перед строем на серых лошадях. Он бравурным маршем сразу же повернул в свою сторону всю толпу и, прорезав через нее «улицу», выстроился против офицерской палатки) где стоял командир полка с комиссией, для оценки состязующихся. Ее составили два штаб-офицера и все шесть вахмистров от сотен.

    Не стану описывать, как прошло это красочное и молодецкое казачье представление. Оно прошло так, словно казаки делали вызов революции. В ней приняли участие все молодые командиры сотен и их младшие офицеры. Развернутым строем разгоряченных в работе казаков и лошадей, полусотня наездников подведена к офицерской палатке с призами. Командир полка благодарит джигитов за молодецкую работу в седле. «Рады стараться, господин полковник!» – дружно, в один голос, ответили 50 голосов, да так, словно и не было революции. Что думали солдаты, видя и слыша все это — не знаю.

    Стояла дивная погода. Все они в гимнастерках, иль в шинелях нараспашку, иль накинутых на плечи. Большинство без поясов. Расстегнутые воротники и картузы «на бок» — стояли они гуртами, молча.

    И тут же стояли казаки бригады, совершенно обособлено от них, словно люди иной нации — все в черкесках, при кинжалах, в папахах.

    Это было ровно за 20 дней до большевицкого переворота в Петрограде, 26 октября того же 1917 года. Вечером этого же дня, в городском народном доме финнов, на сцене, офицеры устроили состязание в лезгинке. Выступило около 20-ти урядников и казаков. Лезгинка была в моде в полку. Танцоры в суконных наговицах и в цветных чевяках без подошв, чтобы плясать «на когтях» (на пальцах). Выступали поодиночке, без перерыва музыки полкового хора трубачей. За офицерскими рядами стульев с гостями, с дамами — толпы казаков заполнили все места позади; толпились во всех дверях, во всех окнах, чтобы повидать невиданное ими раньше состязание в лезгинке. Инициаторами этого были мы молодые командиры сотен в чине подъесаула. Успех был исключительный.

    Казаки были в восторге. Мы радовались за свой родной 1-й Кавказский полк, за его непогнутость в месяцы революции. Казак Поздняков на репетиции свалился вместе с конем, сломал ключицу и был отправлен в госпиталь. На войне он оглох и подлежал отправки домой, как неспособный, но отказался, заявив — «А чиво я там буду делать в станице, когда мои сверстники еще на войне. Это стыдно». И остался в своей 4-й сотне.

    Он казак станицы Тифлисской, славившейся наездничеством. Поздняков был отличный наездник. Сам стройный, ниже среднего роста, безусый. Под ним вороной, как смоль черный конек-горбунок, белоногий со щетками, пылкий, нарядный, хвост трубой. К седлу набор красного ремня, т.е. уздечка, пахвы, нагрудник. Он был претендент на первый приз. И вот — сорвался с конем и разбился. Для поощрения молодцу — офицеры собрали денег между собою, купили серебряные часы с цепочкой и подарили ему, с надписью: «Молодецкому джигиту, приказному Позднякову, от господ офицеров полка». Ф. Елисеев награжден был офицерским золотым жетоном, с надписью: «За рубку и джигитовку».