История рукотворного демона

Все дружно его приводили в себя
Советами, льдом и корицей,
Загадками сумрачный ум теребя,
А бренное тело - горчицей.

Очнувшись же, Пекарь шепнул: "Рассказать
Хочу, как я в жизни мытарил".
А Кормчий воскликнул: "Внимайте! Молчать!"
И в медную рынду ударил.

(Льюис Кэрролл «Охота на Снарка» Перевод С. Афонькина).

За сорок семь лет своей жизни Магистр Луп совершил множество преступлений. Историки спорят, был ли он бандитом по кличке Магистр, обладавшим даром предвидения, или же экстрасенсом, попавшим в криминальную среду. Ему приписывают штурм Мозаичного дворца во главе отряда боевиков, и покушение на короля, которое предотвратил Джулиано, после заражения ставший Ешап фон Шпулом. Последнее деяние Синильному приписали огульно, чтобы выгородить упомянутого Джулиано. Он правил Каруш Ашаш шесть с половиной лет и был очень популярен в народе. Поэтому на Лупа Синильного навесили то недоброе, что совершил носитель Ешапчика. Однако не стоит жалеть колдуна. Брошенный любимой женщиной, в последние годы жизни он пустился во все тяжкие. Из какого-то больного любопытства Луп создал рукотворного демона, который причинил очень много горя людям.

На территории Каруш Ашаш аборты были запрещены Указом Агалафа Моралиста № 13. Наказание за проведение процедуры было суровым как для повитухи, так и для несостоявшейся матери. При таких обстоятельствах процветали подпольные аборты. Пойманные на месте преступления или обратившиеся с осложнением к врачу женщины, получали срок, как если бы убили по предварительному сговору человека. Если выживали, конечно. Случалось, что это деяние сходило с рук абортмахеру и его пациентке. И тогда к делу подключался Рудольф Синильный, радикальный мститель за нерожденную жизнь.

Сам Рудик, больше известный шеольской публике под псевдонимом Винценц Болит-Сердечко, возник в результате гнусного магического эксперимента. Магистр Луп решил проверить гипотезу о происхождении потусторонних сущностей. Он сошелся с некоей Флёной, которая пробавлялась криминальными абортами и гаданием на картах, как и ее мать. Сначала он был любовником матери, потом женился на забитой дочери Флёны по имени Грация. А может, и не женился, а просто сделал ей паспорт, по которому позднее Рудик открыл себе счет в банке.

29 февраля, который наступает раз в четыре года, Рудольф Синильный появился на свет… кусками. По желанию зятя, Флёна абортировала его на 29 неделе развития, когда уже у ребенка появляется нервная система, и он отлично чувствует боль. Сильная боль и всепоглощающий страх порождает стабильную мыслеформу, которая постепенно крепнет и демонизируется, питаясь чужими страданиями. В последнем недостатка не было, учитывая, с каким садизмом теща выполняла свою работу. Грация умерла на третий день после операции. Нужно иметь богатырское здоровье и мощнейший иммунитет, чтобы выжить после вмешательства Флёны. От корявых рук этой гадины пострадало множество женщин.

Магистр Луп положил заштопанное тельце в морозильную камеру. Каждое полнолуние размораживал его и на кладбище проводил какие-то ритуалы. Колдун вел журнал наблюдений, фотографировал беднягу, с удовлетворением отмечая, что при одном и том же освещении и качестве пленки происходят изменения на снимках. Очертания изуродованной плоти все больше расплывались, смазывались, потом появилась какая-то темная дымка, которая обволакивала трупик. «Даже если Рудик не оживет, - записал в журнале Луп, - я внакладе не останусь. У меня будет такая коллекция спиритических фото, что Мумлер* задушится от зависти».

Процесс протекал туго. Долгое время создание ничем не отличалось от обычного мертвеца, которого так и норовят переварить бактерии. Все изменилось, когда бандиты притащили в дом Лупа ребенка, похищенного с целью выкупа. Богатых родителей мальчишки пристрелил убийца из конкурирующей группировки. А дядя не стал его выкупать. Братве не хотелось мараться детской кровью. А Луп задействовал сироту в своем эксперименте. Усыпив мальчика, он положил на его живот своего размороженного отпрыска. Спустя сутки у спящего остановилось сердце, а Рудик стал не подвержен гниению. Больше его не замораживали. Рудик хранился в тисовом корыте с выбитой на стенках магической вязью. Луп приделал к краям корыта свинцовые колокольчики. На подстилке из багульника тельце впервые пошевелилось, к восторгу папаши. На этом эпизоде записи в журнале наблюдений обрываются. Злого колдуна убили до того, как Рудик сделал первые шаги в образе демона.

В память о зяте Флёна не стала избавляться от останков внука, чьи телодвижения не сулили ей ничего хорошего. В Рудольфе начало формироваться демоническое сознание, которое прекрасно знало, кто, что и почему сотворил с ним. Когда малыш открыл тигриное око и увидел бабулю, его захлестнуло желание замучить ее до смерти. Своих глаз у Рудика не было – вытекли из раздавленной головы. Луп позвонил в зверинец и приказал вырезать у самого сильного самца глаз, под угрозой прекратить финансирование. Поэтому одному из тигров пришлось пожертвовать глазным яблоком. А в левую глазницу восстановленной черепушки Рудика колдун вставил осьминожье щупальце с острым рыболовным крючком. Носика у новорожденного не было, лицо пересекал уродливый рубец. Конечность головоногого моллюска давно сгнила, но задала форму этому существу. Демоническое щупальце из темной субстанции могло растянуться на любую длину и обладало крепостью стального троса – не вырвешься из его колец. Крюком он любил ослеплять своих врагов. Чаще Рудик наводил ложную слепоту на похищенных детей.

Первое убийство Синльного сформировало его фирменный стиль. За три дня до кончины у Флёны изменилось восприятие. Затхлый запах и привкус тлена примешивался к самым свежим продуктам, которые она употребляла. Этим же разило и белье, высушенное на улице, и цветы, только что сорванные в саду. Старуха все время проветривала помещения и фильтровала родниковую воду, которая казалась ей болотной жижей. Она лежала в постели, простуженная от сквозняков, когда что-то черное и блестящее мелькнуло перед глазами – и глаз не стало. Флёна закричала от боли, зажимая сморщенными ладонями окровавленное лицо.

 - Как меня зовут, тварь? – раздался глухой голос, дрожащий от ненависти.

 - Не знаю! Я ничего не вижу! – рыдала перепуганная бабка.

 - Ты не знаешь, как зовут твоего нерожденного внука, сука? Того, кого ты разделала щипцами в утробе своей дочери, как маньяк?

 - А, этого я знаю! Я тебя знаю! Ты… ты Рудик, сын Грации! Не убивай меня, внучок! Во всем виноват Магистр Луп… не губи меня, молю!

 - "Не убивай, и тебя не убьют", - процитировал папашу Рудольф, выпуская звериные когти из подушечек пальцев. Он утащил бабку в погреб, где долго  полосовал слепую когтями, рвал крюком ее старую плоть. С тех пор Флёну больше никто не видел. Полоски кожи и кусочки мяса быстро растащили крысы на обед. А из мелких косточек, обернутых в разноцветную фольгу, и свинцовых колокольчиков внук сделал Музыку ветра. Слушая ее позвякивание у форточки, Рудик дал зарок, что посвятит свое сверхъестественное существование борьбе с абортами.

При монархии и режиме Коралья законы на этот счет были суровыми. Поэтому Рудик в начале пути просто убивал, не помышляя об уличных протестах и карьере журналиста. Алгоритм гейса позволял ему безошибочно отличать детей, рожденных от матерей, чистых от греха детоубийства, от тех, кто родился после аборта. Последние были в большой опасности до трех-пяти лет. Сохраняя младенческие формы тела, демон увеличился до среднего роста и веса семилетнего ребенка. Все его жертвы были дошкольниками, преимущественно из ясельной группы. Конечно, похищенных ребятишек он убивал не столь изуверски, как свою бабушку. Он просто выкачивал из них жизненные силы. А перед похищением малышей преследовал запах гнили. Потом они теряли зрение и уже слепые попадали на мансарду дома на Шорной улице, который построил Луп Синильный на участке Флёны после сноса дома ее родителей. Из левой глазницы похитителя высовывалось щупальце с крюком, которое обвивалось вокруг головы ребенка. Он плакал от страха, постепенно слабея, терял сознание, и в забытье умирал. Рудик не стремился причинить боль детям – они просто пища. А вот матери их, когда-то сделавшие аборт или пережившие выкидыш, должны страдать на полную катушку, решило это чудовище.

Убедившись, что жертва испустила дух, Рудик отрезал ручку или ножку ножом, похищенным из того же дома. Подкидывал этот ужас безутешным родителям, которые, сбившись с ног, искали свою малютку. И сообщал в полицию от лица того или иного соседа, что слышал детский крик в таком-то доме. Причем малыш умолял маму не отрезать ему ручку или ножку, обещал сквозь слезы, что будет хорошо себя вести. На основании доноса оперативники получали ордер на обыск, находили неопровержимые улики и отправляли мамашу или обоих родителей в тюрьму. Весть о том, что твой ребенок убит или сильно покалечен, находится где-то в плену, обрушивалась на головы несчастных вместе с лишением свободы – что может быть кошмарнее этих мук? Затем следовали бесконечные допросы, суд, исправительная колония строгого режима или виселица, в зависимости от настроения судьи и наличия смягчающих обстоятельств. Что и говорить, создание Рудика – самое скверное из деяний Магистра Лупа, оно чернее всякой бездны и бьет по самому больному, что есть у нормального человека.

Демону хватало ума не трогать семьи сотрудников полиции и военных. В те времена, если на службе узнают, что супруга сделала аборт, мужа увольняли из правоохранительных органов. Рудик видел, что и в таких семьях случались тайные аборты, но сдерживал себя из уважения к погонам. Демон был доволен политической системой, которая добивала тех, кого ранил он. Если какого-нибудь сыщика слишком строго пробирали за то, что он не может найти похищенного ребенка, Рудик услужливо подкидывал трупик на ближайшую к участку помойку. «Мои деревянные солдатики, - говаривал он, любовно глядя на полицейских из укрытия. – Куда направлю, туда и маршируют!»

Монархия номинально существовала при режиме Джулиано, который фактически стал диктатором наземного королевства. А когда он умер, страну захлестнула демократия Коралья. Отец и сын договорились править по очереди. Андре Коралья продолжил политику своего отчима Джулиано фон Шпула в отношении аборта, заглушал закон, который считал негуманным. Активисты пролайферского движения Ша-Гре-Хай побаивались скорого на расправу Джулиано, а при Коралья подняли голову и заявили протест. Их возглавил молодой депутат Хорсини Милошей. Он громил новый закон об абортах в каждом выступлении. Собирал подписи для петиции об ужесточении наказания за прерывание беременности по любым показаниям. На его стороне была Православная церковь. Правительство уступило и сделало все, как было. А через четыре года Андре передал власть сыну. В пылу борения за права эмбрионов Милошей как-то подзабыл, что Чучо унаследует пост отца. Депутат изводил нотациями избалованного молодого человека, который постоянно сталкивался с нежелательной беременностью своих любовниц. Преследовал его по пятам, призывая хотя бы казаться праведным. Назло противному болтуну, новый государь настолько смягчил наказание за аборт, что теперь и повитухе и матери-убийце давали всего по году общего режима. Милошей так взбеленился, что кинулся на Чучо с тростью. Его отправили в психиатрическую лечебницу, где врачи столкнулись с проблемой депутатской неприкосновенности при назначении лечения. Несмотря на уговоры отца, мажор лишил старину Хорсини всех привилегий, выбросил его за борт Синшарары.

Рудик любил слушать по радио полные благородного негодования речи Милошея. Внезапное падение депутата-моралиста он воспринял болезненно. Кипя от гнева, Рудик изложил свою историю на бумаге. Пусть люди прочтут и возмутятся самоуправством Чучо Коралья! Как можно так потакать абортмахерам?! Выгонять из Синшарары их злейшего врага?! Рудик разослал свое творение во все издания, которые в то время имелись на острове. Ему хотелось не только защитить Хорсини, но и заявить о себе. В процессе написания первого рассказа, Рудика озарила мысль об собственной уникальности.

Демона потрясла реакция издателей на появление нетленки: все они равнодушно отправили ее в урну. «Рукописи не рецензируются и не возвращаются» - слышали такое выражение? А вот начинающий автор Рудольф Синильный в первый раз с этим столкнулся и испытал непомерное разочарование.

От горя он стащил в магазине два литра водки. Одну опорожнил сам, а другую бутылку, непочатую, обернул листами бумаги со своим печальным рассказом и сделал приписку химическим карандашом: «Драгоценный Хорсини Милошей, прими от поклонника скромный презент и прочти историю о том, что со мной сделали абортмахеры. Основано на реальных событиях».

Бедный Рудик! Даже в дурдоме не стали читать его сочинение. И до опального депутата водка не дошла. Ее выпили санитары, а что касается дурацких басен, они наблюдают их каждый день на работе.

Хорсини не так-то просто сломить. Он тоже писал заметки в газеты. К ним публика проявляла больше внимания. Вокруг этой персоны сплотились противники мягких наказаний для абортмахеров. В будущем они станут моралистами Ша-Гре-Хай, и выйдут на улицы.

Рудик стал соображать, как продвинуть свое сочинение. Глухая стена безразличия к молодому таланту удручала его. Ни одно сердце не воспламенилось сознанием, что производящие аборт жить не должны, равно как и эти мерзкие бабы. Душа одной из них, его мамки Грации, не обрела покоя. Околачивалась возле Рудика и увещевала его стать лучше. Демон гнал призрак матери с лютой злобой, а она так и норовила  разжалобить его историей своей короткой трагической жизни. Первое сочинение маленького паршивца ничем не напоминало ту сентиментальную чушь, которую он будет писать для газеты «Мелочи жизни». Оно вышло из-под его пера грубым, жестоким и корявым. А Рудик так гордился собой, когда его написал!

Много лет рукотворный демон пристраивал свою рукопись, как одержимый. Он даже перестал следить за переменами в законодательстве об абортах. Отныне Рудольф утаскивал детей только по мере необходимости и больше не заигрывал с полицией, подкидывая отрубленные конечности родителям и доводя их до виселицы. Похищенной энергии ему хватало примерно на полтора - два года. Крепкие здоровые дети не сразу умирали и порой успевали убежать, но, выживая, они долго болели и не могли вспомнить, где были. Литературный успех стал более вожделенной целью Рудика, нежели наказание "неправильных" матерей, которые делали аборты. Это был тот случай, когда своим пренебрежением к начинающему автору редакторы невольно спасали детские жизни.

Рудольф крал, лгал, допекал тех, от кого зависела судьба его сочинения. Демон уже и сам забыл, почему так важно опубликовать его. Он просто хотел увидеть свой текст напечатанным в журнале, а еще лучше изданным отдельной брошюрой с номером Книжной палаты и восторженными рецензиями.

Как-то Рудик взял кассу и заказал в типографии двести тысяч экземпляров своей истории на красной бумаге, сложенной конвертиком. Так коммунальные службы уведомляют жильцов о наличии просроченной задолженности. Теперь-то демон найдет для своей истории двести тысяч читателей! Он ночами напролет бродил по улицам Агалафии и собственноручно бросал красные конвертики в почтовые ящики. А днем названивал издателям с просьбой прочитать и оценить его драгоценный рассказ.

 -  Войдите в мое положение, в положение тех, кто сейчас живет в маминых животиках, - твердил он своим собеседникам. – Главная проблема в жизни эмбриона – аборт. Когда-то аборт, как Дамоклов меч, висел и над вами тоже!

 -  Больше не звони, отрыжка графоманская. Сначала научись писать, а потом уже впаривай свою ахинею, - как правило, отвечали ему.

В одно прекрасное утро назойливость Рудика была вознаграждена вниманием главного редактора дамской газеты «Мелочи жизни» Эжена Жюсе. До сих пор этот гордый господин с французскими корнями стойко держал оборону и ни строчки не прочитал из рассказа Рудольфа, выкидывая и красные конвертики, и обычные письма. Упорный писака дозвонился даже до его жены и долго упрашивал ее высказать свое мнение о его творении.

 -  Из всех, кого я отшивал, этот тип самый навязчивый. Почему он так упорствует? А я, пожалуй, поступлю оригинально - погляжу, что он пишет. Утру нос коллегам, - усмехнулся Жюсе.

Солнышко пробивалось сквозь облака и будило авантюрную жилку. Редактор сделал глоток кофе с ромом, откусил от свежего круассана и мазнул снисходительным взглядом писанину демона. Количество чернухи зашкаливало даже для поверхностного просмотра. Бедняга поперхнулся.

 - Странно, что у этого маньяка нет читателей… в Синшлипсма. В самом деле, куда смотрят наши правоохранители? – удивился Эжен и все-таки дочитал до конца. Немного посидел в раздумье, наблюдая за солнечным зайчиком. – Просто он пишет слишком эмоционально. Если выбросить из текста призывы убивать и сократить предложения, история подошла бы для бульварного издания. Моя газета таковой не является. Чего этот Рудольф пристал ко мне? С другой стороны, муссировать тему абортов выгодно. Ни для кого не секрет, что, несмотря на запрет, их продолжают делать подпольно. Надо стыдить и пугать таких женщин! Позвоню-ка я этому мудиле.

Эжен набрал номер телефона, который Рудик оставил под своим заветным текстом. Звонок прозвучал так неожиданно, что Рудольф свалился с полки, по которой полз за многоножкой.

 - Вы издадите мое сочинение?! – вместо приветствия выпалил демон срывающимся голосом.

 - Нет, черт возьми! – завелся редактор. – Я не желаю попасть на нары за разжигание ненависти вместе с тобой!

 - Причем тут ненависть? – удивился Рудик.  – Я всего лишь хочу поведать миру о невзгодах нерожденных малюток. Почему вы против этого?

 - Я только за, - устало произнес Эжен, уже жалея, что связался с этим графоманом. – Прежде чем писать о страданиях зародышей, ты хоть бы ознакомился с рассказами других авторов. Они стараются разжалобить будущих матерей, пишут о том, как эмбрионы их нежно любят и хотят родиться, чтобы помочь им. А ты пишешь от имени агрессивного урода, рождение которого сулит катастрофу!

 - Именно аборт и привел к катастрофе, - грустно промолвил Рудик. – Мое сочинение убедит баб рожать!
 
 - Не спорь с Эженом Жюсе, мозгляк! Скоро я проведу конкурс для молодых талантов. Он не бесплатный. Напиши на конкурс что-нибудь приличное и социально значимое. «Мелочи жизни» опубликует произведение, которое изберет жюри. Чтобы не упустить подробностей, подпишись на наше издание! Что касается бреда, до которого я снизошел… сожги это! Сожги!

Редактор в сердцах бросил трубку, все еще не веря, что опустился до какого-то бумагомарателя. А Рудик слушал гудки, стараясь смириться с тем, что бесплатно его читать не будут.

 -  Вот видишь, сыночек, как полезно быть добрым! – высказался призрак матери. – Если бы ты писал с любовью, не пришлось бы слоняться по столице с красными конвертиками. Сколько раз я тебе внушала, что слезы невинных отольются обидчику!

 -  Умолкни! Ты позволила им растерзать меня! – рявкнул Рудик.

 -  Я была беззащитна, сынуля! Нас обоих растерзали! Что я могла поделать? – заплакала Грация. Она взмахнула полупрозрачной рукой и показала воспоминание своему злобному мальчику.

Грудастая, крепко сбитая мать Грации расселась на коленях у Магистра Лупа и положила ладонь на его щеку. Тот с отвращением скинул ее и посоветовал после абортов чище мыть руки, а то от лап тещи смертью пахнет. Грация была уже замужем, но все равно не смела отстаивать супружеские права на колдуна. Она мыла грубые мамины инструменты, боясь даже посмотреть в сторону грозной парочки.

Вдруг калитка с лязгом отворилась, и какой-то взбешенный мужик подбежал к окну и бухнул по стеклу кулаком.

 -  Где моя жена?! – заорал он. – Она давно должна была вернуться домой! Флёна, что с ней?!

 -  Хорошо, что Алваро зашел за женой. Он вообще замечательный мужик – всех своих баб ко мне водит. Задам-ка я его мымре настой тысячелистника, чтобы она живой до дому добралась, - промурлыкала на ухо Лупа теща, нехотя поднимаясь на ноги. – Слышь, Алваро, она на веранде отдыхает! Я сейчас к вам подойду.

Едва Флёна за дверь, как Магистр Луп поманил к себе Грацию и усадил к себе на колени, сильно стиснув ее в своих могучих объятиях. Девушка пискнула от боли, глядя на мужа, как на зверя невиданного. На его чувственных губах заиграла жестокая усмешка.

 -  Как жаль, что тебя тоже придется отдать Флёне. Конечно, трагическая встреча виска с углом шкафа намного милосерднее, но что поделаешь? Эксперимент! – тихо проговорил он, задирая подол посконной юбки Грации. – А знаешь, милочка, ты еще успеешь получить удовольствие, прежде чем... ну, ты понимаешь.

 -  Но я уже беременна, - слабо запротестовала Грация. И все равно была ловко насажена на толстый пульсирующий стержень колдуна.

 -  Живи здесь и сейчас, пока не попала к живодеру, дорогая! – цинично посоветовал Магистр Луп, ускоряя толчки. Его ладони сдавили ее маленькую грудь.

А во дворе скандалил Алваро, обнаружив свою новую жену чуть живой после аборта. Он орал на Флёну и грозился выдать абортарий полиции. Хотя Луп был занят любимым делом, он счел нужным вмешаться. Не хотелось из-за этого дурака ставить под угрозу эксперимент.

 -  Эй, болван, завали хлебало и чеши отсюда со своей бабой. Проговоришься кому-нибудь об аборте – натравлю на тебя Магистра. Хочешь, чтобы его зверье прикопало не только тебя, но и твоих детей? – крикнул он, отодвинув штору.

 -  Ага, так я и поверил, что Магистр знается с такой крысой, как ты! – проревел Алваро. – Да ты хоть представляешь, насколько он крут! Мой дядя с Магистром  сидел!

 -  Хочешь проверить, знаком ли я с Магистром? – насмешливо спросил колдун, снимая трубку телефона. Грации хотела соскочить, но он удержал ее свободной рукой.

Мужик еще больше помрачнел, но снизил градус агрессии. На самом деле, дяди у него не было. А о Магистре Лупе ходили устрашающие слухи. Неизвестный хмырь вполне мог знать кого-то из его окружения или даже самого…

Через минуту он покинул двор с больной женой на руках. Флёна с облегчением перевела дух. Магистр Луп притянул к себе встревоженную девушку и жадно впился в ее губы. Грацию охватила сладостная истома. Она обвила руками шею обаятельного монстра, желая всем сердцем, чтобы он превратился в ангела, который защитит ее от матери.

 -  Почему ты не сказал ему, кто ты такой? – прошептала она.

 -  Да кто поверит, что Магистр Луп сидит в занюханной живодерне и тискает худосочную соплячку? – засмеялся этот негодяй, поглаживая ее бедра.

 -  Сволочь! Стоит мне отлучиться, и ты уже жаришь другую! – в гневе заверещала Флёна, замахиваясь на них полотенцем.

 -  Вообще-то я на ней женат, Мадам Мясорубка! Такого сотрудника заждались в службе исполнения наказания. Сношением с тобой будут карать сексуальных маньяков!

 -  Неужели ты думаешь, что это дерьмовое видение поможет мне написать добрую сказку для конкурса? – буркнул Рудик, отворачиваясь.

Мать вздрогнула и развеяла мираж. Захлопала ресницами, глядя на сына.

 -  Будь у меня желчный пузырь, я позеленел бы, - прошипел Рудик. – Ты знала, что эти гниды сделают со мной, но даже не пыталась бежать. Променяла мою жизнь на удовлетворение похоти! Как ты могла, а?

 -  Я даже в школу не ходила. Ничего не умела, только подчинялась маме и замывала ночные дела! – заплакала Грация. – У меня не было ни денег, ни знакомых, готовых помочь. Но я верила в любовь. Верила, что его черствое сердце растает в ответ на мое чувство. В сущности, Луп не причинял мне боли и так сладко ласкал. Я была такой невежественной, что и половины его слов не понимала. Я наивно полагала, что зло жестоко во всем, что оно не может дарить другому блаженство…

У Рудика все тело заломило от бессилия. До папаши не добраться, он уже мертв. По зрелому размышлению, Магистр Луп больше всех виноват. Для этого типа все на свете было игрой, даже страдание собственной кровинки.

Потом демона стала угнетать мысль о бессмысленности бессмертия. Он боролся с абортами, он записал историю своей жизни, которая раскрывала тайну исчезновения множества детей. Однако его рукопись в лучшем случае послужила туалетной бумагой. А вот бессвязные речи неукротимого моралиста Хорсини всех проняли (но не вернули его в Синшарару). Те, кому свобода милее материнства, пострадали от рук Рудика. Мужчины виноваты не меньше женщин. Отчего же он  до сих пор не мстил мужикам? А может, все-таки аборт – это исключительно женский грех? Как все сложно! Если нельзя убиться самому, не сходить ли ему на охоту? В хорошую любящую семью, в которой и отца поразит потеря ребенка?

Очередное безобразие поможет ненадолго развеяться, и только. Пустоту его бытия ничто не заполнит.

Может, хоть писатель из Рудика выйдет. На «Мелочи жизни» демон подпишется, пусть неграмотная мамаша хоть на картинки поглазеет. А Рудольф прочтет произведения других авторов, не остановится перед плагиатом, чтобы из-под его пера вышло что-нибудь стоящее. Конечно, этого недостаточно, чтобы выиграть конкурс. Если бы Хорсини Милошей поддержал его, шансов на победу прибавилось бы. Наверное, бывшего депутата не составит труда подкупить, а то отмахнется от его писанины, как другие умники.

Сказано-сделано. В будущем Хорсини не станет отрицать, что однажды побеседовал с Рудольфом с глазу на глаз. Он выглядел умудренным жизнью карликом без тигриных глаз, щупалец и прочей мистики. Наверное, демон применил легкий морок, это одно из базовых умений этих тварей – казаться не тем, кто они есть на самом деле. Рудик расположил к себе бывшего депутата твердой позицией по вопросам материнства и детства. «Слишком охоч до славы, а в остальном хороший малый, готовый сражаться с абортами до упора, - описал визави Хорсини. – Почему-то парень был убежден, что я выпиваю, принес мне магарыч. Я гордо отказался и поддержал его литературную кампанию только из верования в его талант». Если Рудик и дал ему денег, на допросе Хорсини не стал об этом распространяться. Как бы то ни было, именно при содействии Милошея слезливый дневник нерожденного ребенка выиграл конкурс, а Рудик устроился внештатным автором в газету «Мелочи Жизни». Эжен Жюсе придумал ему псевдоним Винценц Болит-Сердечко, вспомнив, как они с женой хоронили недоношенного сына в коробке из-под туфель от Винценца Тиаре.

Так Рудик стал мелким конъюнктурным писакой на удаленке. Его настоящие мысли никого не интересовали. А вот страдания зародышей, которые нежно любят своих непутевых родителей, будучи в животике, продавались, как горячие пирожки. Винценц Болит-Сердечко наловчился вышибать слезу из читательниц и зарабатывать на писанине, что не каждому дано. Даже новая власть оценила его умение. А Рудик возненавидел режим Ешап фон Шпула за то, что он посягнул на Вечный Запрет на аборт.

До правления Ешапчика репродуктивные права женщин Рудику только в кошмарах снились. Вместе с полицией, которая продолжает рыть землю при наличии подброшенных улик, стремится по-настоящему разобраться, что происходит. Конечно, во все времена встречались неправильные силовики, которые хотели служить народу и докапываться до истины, ловить настоящих преступников. Но таких быстро обламывало их собственное начальство. План по раскрываемости преступлений был жестоким диктатором. А Ешапчик, похоже, ввел другие показатели эффективности работы полиции. Сыщики рыщут и рыщут, что-то пытаются разнюхать со своими овчарками. Их что, сроки не поджимают? Премию получать не хочется?

Рудик подкрепился живительной энергией из маленького мальчика, и теперь с замешательством наблюдал за оперативно-розыскными мероприятиями с крыши. После долгого перерыва он сделал все, как обычно, донес в полицию на родителей своей жертвы, и на тебе! Какое падение нравов! В стране вот-вот разрешат аборты, а менты расследуют исчезновение ребенка, и даже сочувствуют родителям, вместо того, чтобы затолкать их в автозак. Почему они делают свою работу, а не пытаются повязать Синшарару с Ешап во главе?! Рудик закрыл руками заштопанное лицо и глухо застонал. Симпатия к системе навек погибла в сердце демона!

* Вильям Г. Мумлер занимался так называемой спиритической фотографией.