de omnibus dubitandum 116. 369

ЧАСТЬ СТО ШЕСТНАДЦАТАЯ (1915)

Глава 116.369. ПРИЕХАЛА ПОЛЕЧИТЬСЯ… ОТ НЕРВОВ!..

    Во второй половине июля он по делам приехал в Москву, а дня через три после приезда его позвали к телефону.

    Знакомый товарищ по выпуску из училища Осанко, теперь уже полковник, из штаба Московского округа звал его в ресторан, где целая компания кутила в отдельном кабинете.

    – Кстати, увидишь свою старую знакомую! – сказал Осанко.

    – Какую?

    – А вот приезжай, сам и узнаешь!.. – лукаво ответил приятель.

    Венков вернулся в номер, наскоро закончив, запечатал письмо к отцу, переоделся и поехал по указанному адресу.

    Он совершенно не догадывался, о какой старой знакомой говорил Осанко, но ему хотелось, чтобы это была нарядная, красивая и легкодоступная женщина. Вырвавшись из дома, из знакомой, слегка уже надоевшей обстановки, он чувствовал себя в этом большом, незнакомом городе молодым, свободным и сильным, и ему бессознательно хотелось какого-нибудь легкого пикантного приключения.

    В коридоре ресторана было шумно и гадко. Пахло чадом кухни и вином. Торопливо, всем телом изгибаясь при встрече, проносились лакеи с подносами и бутылками. Но эта обстановка только возбуждала Венкова и усиливала в нем желание какой-нибудь интересной встречи.

    Предшествуемый предупрежденным лакеем, ой шел мимо закрытых однообразных дверей отдельных кабинетов, за которыми слышались возбужденные голоса, обрывки пения, смех, звон стекла и звуки расстроенного пианино. В одну полураскрытую дверь, из которой вышел лакей с целой горой грязных тарелок, он мельком заметил яркий свет, раскрасневшиеся лица, разноцветные пятна женских туалетов и чьи-то розовые обнаженные плечи. Атмосфера всеобщего бесшабашного веселья охватила его.

    – Пожалуйте, сюда, – сказал, наконец, лакей и посторонился, открывая дверь.

    Венков переступил порог и сразу был оглушен приветственными криками.

    Сначала он даже не разобрал, кто кругом него.

    Сильно подвыпивший Осанко, на черной бороде которого, висел кусочек раковой шейки, покачиваясь, встал ему навстречу.

    – Ну, вот милУша, что приехал!.. А мы, брат, кутим!.. Воронов звездочку заслужил… Спрыскиваем!.. Идем, я тебя познакомлю.

    Он обнял Венкова за талию и подвел к столу.

    Все мужчины оказались Венкову знакомыми, кроме маленького горбатого литератора и самого виновника торжества Воронова, толстого, огромного мужчины.

    Дам было только две. Одна – маленькая, хрупкая, с открытыми худенькими плечами и прикрытой газом грудью, с венком бледных незабудок на слабых пепельно-светлых волосах. Другая – сильная, налитая женской прелестью красивая женщина, с пушистой родинкой на щеке и, серыми, вострыми глазами, яркими губами и пышной прической. На ней было черное, точно обливавшее ее, платье, соблазнительно оттенявшее бело-кремовое тело на полной открытой груди и великолепных плечах. На корсаже алели какие-то яркие цветы, и вся она была яркая, сильная, смелая.

    Горбатенький литератор что-то говорил ей, почти ползая губами по ее голому плечу, но она не слушала и смотрела на подходившего Венкова каким-то странным, знакомым, любопытным взглядом.

    Маленькая женщина оказалась известной актрисой императорского театра, блондинку же Осанко представил так:

    – Нида Сергеевна Фогельсберг…

    Эта фамилия ничего не сказала Венкову, но когда он пожимал ее красивую обнаженную руку, Нида Сергеевна взглянула ему прямо в глаза, улыбнулась как знакомому и сказала:

    – Не узнаете?..

    И он вдруг вспомнил. Мгновенно промелькнули в памяти далекие годы, станица, зеленый лес, незабываемые времена, река и обрыв, и сама Нида, милая, светлая девушка с большими глазами.

    – Вы!.. – сказал он, чувствуя, как забилось сердце, и невольно радостно поцеловал ее руку.

    Она указала ему стул возле себя, прогнав одного из мужчин, который очень неохотно уступил свое место. Венков сел и во все глаза, со странным волнением посмотрел на нее.

    – Как вы похорошели!.. – невольно сказал он.

    Нида Сергеевна засмеялась, и некоторое время они не знали, что сказать друг другу. Слишком много воспоминаний нахлынуло вдруг, и потом ему было трудно узнать прежнюю Ниду в этой полуобнаженной и роскошной женщине.

    — Вот неожиданно!.. Сколько лет, а все-таки узнала… зимой видала в последний раз! Узнали меня?..
   
    — Нида… какая же вы стали, по родинке только и узнал, да по вашим неизменным глазкам!.. Разбогатели? замужем?..
   
    — Любопытный какой… И замужем, и холостячка… вот как хотите! — болтала Нида, шлепая его по руке ладошкой.

    — А как по-вашему лучше?

    - Забыли небось, а я про вас часто думала. Раз даже написать хотела, да… совестно что-то стало. Чего, думаю, старые дрожжи подымать… поэзию разводить! А вот под снежком последний раз и встрелись… встретились! — поправилась она с улыбкой.

    – Какими судьбами вы здесь?.. – спросил он, наконец.

    – Приехала из Петрограда…

    – Из Петрограда?.. Почему из Петрограда?..

    – Там служит мой муж… Я ведь замужем! прибавила Нида Сергеевна и почему-то засмеялась.

    Это неприятно кольнуло Венкова. Замужем?.. Что-то старое, совсем забытое шевельнулось в душе, и он почувствовал смутно-ревнивое чувство к этому неизвестному человеку, который обладал Нидой, его прежней Нидой.

    – Вот как!.. – протянул он. – И давно?..

    Нида Сергеевна комически вздохнула и пожала голыми плечами.
   
    — Давайте шоколад пить с шашечками. Помните, как меня шоколадками подчевали? А вашу коробку с абрикосовой пастилой и посейчас помню, как юнкером меня отыскивали! Мне тогда братушка все выложил. Э-эх…
   
    Они проболтали с полчаса, как добрые старые друзья. Венкова изумляло «преображение»: из станичной девчонки, потом из московской девчонки-белошвейки, за пятнадцать лет выправилась шикарная бабенка, дама. О нем она знала почти все: брат ей писал иногда из Стеблицкого хутора. Конечно, она им помогает, живут богато.

    - Все еще не женился? Скоро… — ну, дай Бог счастья. А она уж и заграницей побывала, скоро опять уедет.
   
    — Чего от вас мне таиться, сами хорошо понимаете… А особо дурного чего не думайте. Чего раньше было, глупила там… сплыло. А теперь будто и по закону, восемь лет в «у-зах», и растет мальчонка. - Ах, прямо вы для меня… ну, как родной совсем встретился!

    Венков заметил, что она вообще смеется как-то уж чересчур часто, показывая белые зубы и нежную точеную шею.

    Горбатенький литератор что-то сказал, но Нида Сергеевна не ответила и продолжала блестящими глазами смотреть на Венкова, точно отыскивая в его лице прежнего молодого юнкера.

    Литератор неприятно усмехнулся и отошел к группе мужчин, столпившихся возле маленькой актрисы.

    Нида Сергеевна положила голые руки на скатерть и, близко наклонившись грудью к Венкову, сказала:

    – Ну, расскажите же о себе… Как живете?.. Счастливы?..

    Ее обнаженная высокая грудь была близко от Венкова, Нида смотрела на него  почти в упор. Ему был слышен волнующий запах ее духов и тела.

    – Что же обо мне, – сказал он, – холост, служу, скучаю… вернулся по ранению с фронта… Расскажите лучше вы о себе!..

    – А, вы что же не женаты? – переспросила она и почему-то нехорошо поморщилась.

    – Да, не женат… – повторил Венков вскользь.

    – И кого же вы любите?.. Расскажите… Мне все интересно. Мы ведь, можно сказать, старые друзья…

    Напоминание о несостоявшейся жене неприятно кольнуло Венкова, и он ответил вопросом:

    – Почему же вы в Москве?.. Нида Сергеевна пристально посмотрела ему в глаза, усмехнулась и ответила:

    – Приехала полечиться… от нервов!.. А вы все такой же!..

    – Зато вы расцвели чудесно!.. – сказал Венков, невольно скользнув глазами по ее груди и плечам и впадая в тот шутливо-наглый тон, к которому он привык с красивыми, легкомысленными женщинами.

    Крик и шум возле маленькой актрисы усилились. Там просили что-то спеть или прочитать. Нида Сергеевна мельком оглянулась и опять повернулась к нему.

    – А помните нашу станицу?.. Обрыв?.. Славное было время!.. Какие мы тогда были дети!..

    – А… где же… как его?.. Ну, знаменитый Коля Вязовкин? – вдруг невольно вспомнил Венков.

    – Коля?.. Ах да… милый Коля!.. – засмеялась Нида Сергеевна. – Не знаю!.. Он давно уже исчез с моего горизонта… Кажется, где-то на Урале… не знаю!.. Последний раз я видела его лет шесть тому назад, когда он кончил институт… Вы знаете, он мне предложение делал!..

    Нида Сергеевна засмеялась, но глаза ее вдруг стали печальными и нежными.

    – Что ж, он действительно любил вас!.. – сказал Венков с трогательностью воспоминания о молодости, вспомнив баранообразного студента в узкой путейской тужурке.

    – Да… он любил!.. – тихо ответила Нида Сергеевна и потупилась.