de omnibus dubitandum 116. 375

ЧАСТЬ СТО ШЕСТНАДЦАТАЯ (1915)

Глава 116.375. УЙДИ… УЙДИ ЖЕ!..

    Он не знал, что говорить, а Нида, не слушая и не замечая его фальшивых ласк, смотрела прямо перед собою и о чем-то напряженно думала. Острая складочка легла у нее между бровями. Венков, все с той же искательной улыбочкой, робко следил за нею.

    – Первый встречный!.. – вдруг тихо проговорила она.

    – Ну, будет… полно… Нидочка!.. – почти с отчаянием попросил он.

    Но Нида не слушала. Она, очевидно, вся была охвачена какой-то новой неожиданной мыслью.

    – Первый встречный!.. – повторила она и горько засмеялась.

    – Нидочка!..

    Она вдруг оттолкнула его.

    – Как вы смели сказать мне это?.. Именно вы!.. Ну, да… я дрянная, развратная, подлая женщина… но кто же сделал меня такою?..

    – Нида!.. – опять повторил Венков, не зная, что делать.

    – Да знаете ли вы, что вы значили в моей жизни?.. – продолжала Нида, не обращая внимания на его попытки овладеть вновь ее руками и зажать поцелуями рот, отталкивая его совершенно машинально. – Ведь вы были первым, кого я полюбила!.. Знаете ли вы, что я готова была идти за вами куда угодно… что, если бы вы захотели, я на всю жизнь была бы вам преданной и нежной женой!.. А вы!..

    Голос Ниды горько сорвался.

    – Нида… я был молод тогда!.. Я не знал, что делал… – пробормотал Венков, бессильно оставляя свои попытки заставить ее замолчать.

    – Вы?.. Молоды?.. Да разве вы были когда-нибудь молоды?.. Вы еще мальчишкой развратились с какой-нибудь горничной или старой развратной бабой, а потом смели подойти ко мне и заставить меня полюбить вас!.. Ах, да разве вы один!.. – с внезапной тоской оборвала Нида и, отвернув лицо в профиль к нему, коротко махнула обнаженной рукой.

    – Вы только первый плюнули в мою душу, – продолжала она, опять повернувшись к нему, – первый познакомили меня с грязью и пошлостью… с вашей подлой и грязной мужской душой!.. Что я была для вас?.. Я любила и готова была любить больше жизни, а для вас я была только красивым куском женского мяса!..

    А потом пришли другие… такие же, как и вы!.. А знаете вы, сколько раз я после падения поднималась, стараясь забыть прошлое, забыть все унижения и страдания, стать прежней Нидой, любить кого-нибудь на всю жизнь, всей душой… Сколько раз я выбиралась из грязи, и сколько раз меня снова сталкивали туда именно те, за которых я цеплялась, которым хотела верить, как Богу!..

    Я еще не понимала, в чем дело, а мне все плевали и плевали в душу, пока не заплевали всю!.. А когда я стала тем, чего все от меня хотели, чего вы первый добивались, когда внушали мне, что страсть свободна, что надо пользоваться жизнью, то есть принадлежать вам, когда всю меня опоганили, истоптали, изуродовали, вы же мне бросаете в лицо название потаскушки, недостойной произнести имени вашей женщины!..

    – Нида, я не хотел!.. – робко пробормотал Венков, не в силах будучи прямо взглянуть на нее.

    – Не хотел!.. – злобно повторила Нида и засмеялась.

    Венков снова взял ее за руки.

    – Нида, видит Бог, – с искренней болью сказал он, чувствуя, что сердце сжимается и слезы жалости выступают на глаза, – я не хотел оскорбить вас!.. Мне показалось, что вы нарочно издеваетесь надо мною…

    – Да, я и издевалась!.. – беспощадно ответила Нида.

    – Ну да… – запнувшись, согласился Венков. – Вы имели на это право!.. Мы все негодяи и преступники… Мы все относимся к женщине ужасно… Самый честный из нас считает своим правом быть подлецом по отношению к женщине как к женщине… Но, клянусь вам честью, если бы я мог искупить свою вину перед вами, я не знаю, что бы я сделал…

    – Я это сегодня слышала!.. – насмешливо вставила Нида.

    – Нида, это не то… клянусь вам!.. Это было безумие, в котором я сам сейчас раскаиваюсь… Я просто обрадовался вам…

    Нида превесело захохотала.

    – Вот это прелестно!.. Обрадовались и потащили меня на постель?.. Какая трогательная встреча старых, обрадовавшихся друг другу друзей!..

    Венков беспомощно развел руками.

    – Я знаю, Нида, что мои оправдания, может быть, смешны, но если бы вы могли забыть старое и взглянуть мне в душу, вы бы поняли, что я переживаю сейчас!.. Что мне искренно жаль прошлого, и если бы это можно было вернуть, я никогда бы…

    Голос у него задрожал искренней, глубокой болью.

    Нида пристально посмотрела на него, и Венкову показалось, что ему удалось заставить ее понять, как велики его раскаяние и жалость к ней. Но лицо ее вдруг хитро и странно изменилось.

    – Я понимаю, – сказала она притворным-сочувствующим голосом и вдруг прибавила жестко и грубо: – А если я сейчас протяну вам руки и скажу «возьми меня!»… Вы откажетесь? Да?..

    Венков почти с испугом взглянул на нее.

    – Нида! Зачем! – сказал он. – Этим не надо шутить!

    – Я не шучу… я этого хочу… возьми меня!.. – повторила она.

    Венков вздрогнул. Выражение ее голоса было так странно, что он не мог понять, продолжает ли она свою фразу или, в самом деле…

    – Ну, что же ты?.. – страстно и нетерпеливо повторила она.

    Холодный пот выступил на лбу Венкова. Он не верил своим глазам: да, она действительно звала его, тянулась к нему, вся дрожала и горела, щеки ее пылали, губы раскрывались в неутолимой жажде поцелуя. Это была уже не Нида и не Нида Сергеевна, а какая-то новая, странная, дикая женщина, гетера. Какая страшная, невыносимая красота!..

    – Я шутила… не надо больше… возьми меня!..

    Ему показалось, что все закружилось кругом и исчезло куда-то, осталось одно это требующее, зовущее, грозное от страсти лицо, с пылающими щеками и воспаленными ненасытными губами.

    Не помня себя, он, как зверь, кинулся к ней.

    Резкий хохот и грубый толчок в грудь отшвырнули его. Как пьяный, он шатался и бессознательно еще тянулся к ней. Она лежала, откинувшись на подушку, и глаза ее горели мрачным торжеством.

    – Красиво!.. – отчетливо проговорила она. – Боже мой, какое вы грязное и подлое животное!..

    – Ты сумасшедшая!.. – крикнул он, почти в бреду.

    – Может быть!.. А вы подлец, грязное, подлое животное!.. Вот вам!.. – повторила она, захлебываясь от мести, грубо и вульгарно, как последняя уличная девка. – Если бы вы знали, как мне хочется плюнуть вам в лицо!.. Вот так, взять и плюнуть!..

    Все помутилось перед Венковым. С минуту они дико и страшно смотрели друг на друга, как два разъяренных зверя.

    – Попробуйте!.. – хрипло сказал он.

    – И плюну!.. – торжествующе повторила Нида.

    Венкову показалось, что все это какой-то страшный бред. Неужели это она?.. Он попытался стряхнуть с себя этот ужасный кошмар, но лицо Ниды вдруг исказилось животной злобой, губы вытянулись, и, инстинктивно предупреждая плевок, Венков стремительно схватил женщину за горло.

    Она хрипела и билась, стараясь оторвать его руки, хотела что-то крикнуть, но он все крепче и крепче сжимал ее полную, такую желанную шею.

    Волосы ее спутались диким комком, лицо посинело, меж синих губ показались синевато-белые зубы, слюна, которую она все-таки хотела выплюнуть, текла по подбородку, на голую грудь.

    – Пустит… те!.. – наконец удалось выговорить ей уже в то время, когда ее судорожно скорченные пальцы ослабевали и бессильно скользили с его рук.

    Последний проблеск сознания молнией осветил перед Венковым ужасный смысл происходящего. С внезапным безумным отвращением он выпустил ее шею, всю покрытую темными красными пятнами, и сидел, вытаращив глаза, ничего не понимая и не видя перед собою.

    Она судорожно двигала головой, глядя на него дикими непонятными глазами.

    – Больно!.. – хрипло и слабо, наконец проговорила она.

    Страшная жалость, омерзение к себе, мучительная нежность потрясли Венкова. Он ахнул, бросился перед кроватью на колени и стал целовать руки, плечи, бедную изуродованную шею.

    – Нида, Нида!.. – бормотал он сквозь слезы, чувствуя, что это точно она – прежняя Нида, бедная, опозоренная, несчастная.

    И в эту минуту ему казалось, что всей жизнью своей он искупит прошлое. Умершая при родах жена, дочь, Елена Романовна и другие женщины – все полетело куда-то и исчезло, как не бывшее. Он любил только ее, эту несчастную, измученную, жалкую женщину.

    – Нида! Нидочка!.. Прости!..

    – Уйди!.. – услышал он над собою слабый страдающий голос.

    Он взглянул и увидел, что она плачет. Плачет, с широко открытыми глазами, глядя прямо вверх перед собою. Все тело ее содрогалось, и судорожно скорченные пальцы мяли и рвали простыни и скомканное одеяло. И эти плачущие открытые глаза были так страшны, что вся душа его содрогнулась.

    Он хотел что-то сказать, схватить ее в объятия, спрятать в самое сердце свое, заставить забыть все, отдать ей всю жизнь свою.

    – Уйди!.. – повторила Нида.

    Он посмотрел на нее как безумный.

    – Уйди… Уйди же!.. – крикнула она с такой мукой, с таким отчаянием, что волосы шевельнулись у него на голове.