Перст и персть

продолжение

АЛЕКСЕЙ

Алёша стоял за ширмой и читал. Он понимал, что надо бы другого священника. Но эта семья – что закрытая секта: никого чужого. И он, монотонно читая знакомый текст, стал ловить себя на том, что молится Нечто Большему, Абсолюту, Гармонии и Развитию, Защите и Оберегу. И это не умещалось в привычное для его ума книгу, здание, ритуал. Но зять попросил – и он читал. Вдруг сиг – сигнал – и Алексей  отходную запел громче. И песнь тоже была не привычно грустная, покаянная – а Славословь Великому Началу Всего Сущего. И ещё – Благодарность за Его Милосердие и Терпение, за Мудрость Бытия, за Витки Величия Обучения Частички Своей Души. В данном случае – Жанны, милого создания Генриха и Елизаветы, третьей жены зятя Рудольфа. И ширилось ещё просьба-мольба, чтобы помог вдовцу, в третий раз вдовцу, горе пережить да деток поднять.
Самому же Алёши было здесь уже оставаться невмочь. Хотя вроде бы и прижился, обжился. Да и в деле, в которое душа рвалась, укрепился,  укоренился.  И настанет день, когда он поймёт, что тянут его леса, в которых родился, в которых вырос. Да и страх, который пришёл при  озвучивании зятем его желания женить его на своей сестре, так ударил по мозгам, прожёг холодом, застудил волю, что заставил бежать от этого логова.
…Телепортация в леса, в тайгу прошла успешно. Даже не промок под  невзрачным плащом. Славную одёжку смастерила ведьмачка… Алексей или божий человек скинул капюшон, огляделся. Он в своих буреломах. Он набрал воздуха полную грудь, воздуха родного, целебного, сытного; задержал на несколько минут внутри себя – и медленно выдохнул. Со всеми пережитыми горестями, страхами, потерями. Он дома. Он у себя. Он на своей земле, землице-матушке.
Где же берлога зятя? Как здесь всё за эти года здесь изменилось… Но залежка точно была здесь…  А вот и скворечники…  Пять шагов на север, семь на восток, два на юг… Снизу мох, сверху дикий вьюн… Зять… Что ж, всё уже хорошо.
Алексей осторожно отодвинул первый заслон, вошёл в притвор, открыл дверь… Вошёл. Тепло, сухо, свежо. И кто такому этого зятя научил… Но это было уже неважно. Теперь служба за ним, Алексеем. Или как теперь он? Леший или Дикарь? Это уже люди прозвище дадут… Его дело лес, воду, землю, зверьё здесь беречь…  Людь сама приползёт…  Да, надо приодеться по-местному…  Зять где-то шкуры заготовил… Зять… Вновь вспомнились ему его, парня молодого, да старца векового, слова: «Будет тебе и скит, и паства. Время своё подожди…». Алексей улыбнулся.
Да, его всегда  влекло уединение. Но родителей надо было поддержать, затем сестру с сыном… После ухода родителей он стал аскетом, а после ухода сестры – перестал и бриться, и стричь волосы, и отошёл ото всего мирского. Исчез от суетного мира. Даже в  маленьком уютном доме, который он построил на территории усадьбы президента чужой страны, жил настолько  отстранённо, что, если бы не свет ночью в окне, все бы забыли о его существовании. Кроме маленькой немчуры-ведьмачки. Та сразу к нему  дорожку протоптала. И – они подружились. Надо отдать должное девке: умелая не по годам. И добрая. Сейчас, наверное, найдёт себе мужчину, зачнёт, родит… Свидятся ли…
… Его заметили староверы на утренней заре дней через сорок. Блистающий  мужской силуэт молился на высоченной недоступной для простого неподготовленного люда  высоченной горе…  Молился как-то по-особому. Кержак не кержак… И вдруг вспышка света – и исчез…



И все эти годы он не выпускал дивчину из вида. Её замужество всё-таки больно ударило по парню. Он долго сидел в своей берлоге, не выходя на свет. Затем ушел бродить, теперь – в горы. На десятки лет.  Затем и это его житие ему наскучило. Он взалкал к Рудольфу. Тот в ответ усмехнулся и Алексей услышал: «На месте сейчас стой. К тебе иду». И появился.
- Рудольф, брат, это ты или мираж? – спросил удивленный Алексей.
- Как хочешь, так и понимай.
- Годами ты должен быть старше.
- Не стареется. Пошли. Мы, я, Мишка, Бану, на острове.  Одни.
- Каком?
- Надира. Знаешь, есть такое государство.
- Твои чудачества.
- Но это же интересно, хотя и хлопотно. Держись, брат, помчались.
Михаил аж рот раскрыл, когда пред ним в длинном латанном-перелатанном тулупе, с длинной с проседью бородой возник отшельник. Но узнал он Алексей сразу, спросил резко:
- Нагулялся, непутёвый? Садись к костру. Поужинаем, затем свои сказки расскажешь.
Бану с любопытством посматривала на братьев, подкладывала им еду, посмеивалась тишком. После ужина разговор не заладился. Алексея потянуло в сон. Рудольф проводил его в дом, предварительно велев снять с себя хламиды, искупаться в заливе, переодеться в чистое, которое уже было приготовлено Бану. И парень ушёл на отсыпку. На рассвете легко проснулся. Вышел из своего закутка. Бану в лучах восходившего солнца творила свой ритуал.
- Что здесь-то вы все? – спросил, когда дева отвесила последний поклон.
- Брата наконец-то покинула преследовавшая его, он решил набраться сил перед следующим шагом, – спокойно та ответила и спросила в свою очередь: – Ты ведаешь, что он решил нас всё же поженить и оставить здесь?
- Он ещё тогда хотел нас соединить.
- Но ты сбежал.
- Не хотел я жить на той земле. Как-то всё там не по-доброму пошло.
- Смотря  как смотреть. Каждому своя чаша предназначена.
Тот кивнул. Она продолжала:
- Приехал племянник. Сейчас он здесь… президент. Но…
- Знаю. Сроки. И его, и его жены, и его сестры.
- Да, та ветвь дала добрый росток.
  - Да и других, старых да малых, чей срок пришёл, заберёт.
- Год такой. Мы очень беспокоимся о муттер.
- Понятно. Молодость, любовь. Как она… выглядит?
- Как и старший брат. На сорок.
- А твой племянник?
- Старше своих лет. Он сильно болеет.
- Сколько на нём… душ?
- Скорее, сказалась сдержанность. Он устал и рвётся к своей любимой. И этим тоже себя ускоряет.
- Как я понял, эта рубаха для меня?
- Да. Полный костюм. С учётом природных условий. Ты привык к снегам, морозам – а здесь жара и влажно.
Переодевшись к встрече с  родственниками, они направились к ним. Алексей  замедлил шаг, когда его взгляд упал на четвёртого.   Иссушенный болями скелет, седая копна на голове, но взор ввалившихся глаз молод, прицелен, проницателен, с хитринкой.
- Беглец вернулся в родственную семью? Прекрасно. Какое коленцо на сей раз выкинете, сват? Вашу машу…
Алексей поддержал ироничный тон начала беседы со стороны наследника рода, в который вошла его сестра, и ответ начал с подобного:
- Мать…  паши… Что так сдал, сват? Твой дядя выглядит моложе.
- Так он и годами моложе меня.  К тому же… древнейшая рептилия…
И оба засмеялись. Затем семья приступила к еде. После него деловой разговор: наследник рода скрепляет сейчас брак между женщиной рода и  близким родственником рода; президенство на острове- государстве передаётся Бану как члену семьи Шнейдеров и дочери деда от второго брака; молодожёнам предоставлено право выбора места для жительства, в том числе и данный остров.  Решение принято – соответствующие действия произведены. Улетая вечером, Рихард, смеясь, обратился к Бану:
- Госпожа, напоминаю, обучение ваших племянников секретам некоторых наук лежит на вас.
Та сразу по-военному отдала честь:
- Слушаюсь, мой генерал.
… Бану с мужем в следующий раз увидели  «отраду дедушки», дедича перед его кремацией. Обряд открыл  целую череду прощаний. Всё эти дни Бану сидела рядом с матерью, острожными поглаживающими движениями снимая с неё напряжение и боль. Уход  дорогого её сердцу мальчика подорвал её физическое состояние.
Но минул и этот тяжёлый период.

12 июля 2020

Примечания:
Вашу машу, мать паши – эмоциональные высказывания, заменяющие нецензурную лексику. Происхождение: или анекдот, или бытовая сцена. Рассказывали: пожилая женщина идёт по огороду, за ней внук. Женщина то и дело, сердясь, бросает в воздух: «Епушу мать». Малыш тоже что-то стал бормотать. Она прислушалась. Мальчик говорил: «Мать паши»… То ли «Мать, паши», «Мать Паши», «мать паши» (сан правителя).


Продолжение в Части второй «ПОТОМСТВО»