Неваляшка. Прохор

Сама по себе деревня Неваляшка небольшая. Дворов тридцать. С виду - обыкновеннее некуда, таких тысячи на Руси. Но из-за своего интересного расположения не всякий её найдёт, хотя и стоит она буквально в километре от большой дороги.
    Хотели деды-ведуны дополнительно её куполом закрыть, дабы чужие не шастали, да молодёжь взбунтовалась: дескать, и так из всех развлечений только по улице на велосипедах гонять, а тут ещё и в деревню никто не войдёт - себя не покажет и на других не посмотрит. От того и решили деды, что коли так, то и деревья надёжно прикроют. И высадили лесополосу в два ряда, в шахматном порядке, со стороны большой дороги, и по самой деревне семечек потыкали в землю-матушку, да слово заговорное нашептали, и выросли те деревья на глазах по десять метров высотой, густые и развесистые - все домишки спрятали. А с других сторон поля безкрайние лежали. Смотришь издали на деревню, а домов-то и не видать. Как будто б рощица стоит... Только зимой дымы печные её выдавали.
    Деревня не город, где люди, максимум, знают соседей по площадке. Да и это в последнее время редкость. В деревнях же всегда все, как на ладони живут, хотя и не задумываются об этом. Вот и про Прохора известно многое. Он и не делал тайны из своих странствий.

   Родился сей герой вдалеке от родовой деревни. Знать, судьба ему такая выпала. Но что он – особенный, знал от рождения. Хотя бы потому, что более никто в округе его жизни фамилии такой не имел. И особенно гордился тем, что никто не мог его наземь повалить: друзья висли на нём, как ягоды винограда на кисти, а он встряхнётся и все попадают на пол, точно листья с осеннего дерева от малейшего дуновения ветерка. Хохочут - развлечение нашли! А в остальном вроде был такой же, как сверстники. Хотя позднее узнал, что стойкость - не единственный дар. Но до этого ещё время тогда не дошло. И потому он вместе со всеми лазал в чужие огороды за яблоками, стрелял из рогатки по банкам, залезал на стену летнего кинотеатра, чтоб кино безоплатно посмотреть - детство катилось своим чередом. А ещё он любил читать книжки, особенно фантастику и про страны дальние. Читали те книжки и друзья. Потом они собирались где-нибудь в укромном уголке и обсуждали прочитанное, выясняя вопросы непонятные. Например, Сенька как-то спросил: "Южная Америка... Там же жарко, да?! Аборигены вон фиговым листом прикрыты и чёрные все. А откуда тогда взялись краснокожие индейцы? Почему они краснокожие?" На что Митька ответил: "Ты себя вспомни летом! Сколько ни загораешь, а краснорожим всё остаёшься!" И покатился со смеху!
    Сначала чуть не разодрались - не любил Сенька грубых слов в свою сторону, потому Митька то завсегда его и поддразнивал, а потом полезли картинки смотреть. Собрали все книжки с индейцами, какие нашли, да стали портреты сравнивать. И выяснили, что индейцы-то как бы и не индейцы вовсе: все или почти все краснокожие наружность имели рязанскую. Так что Митькино замечание было верным. Но Прохор настороженно покосился на Митьку: "Митяй?! А ты ведь знал об этом! Откуда!??" И рассказал Митяй, что, когда он был совсем маленьким, рассказывала ему "баушка" истории разные, когда он сказки на ночь просил. Баушка и рассказала, что народу раньше во земле сибирской было поболее. А пришёл сей народ с материка на севере, из Асгарда великого. И шёл он оттуда во все стороны по материку нашему. Берингова пролива тогда ещё не было, и народ шастал по земле туда-сюда, считая все земли своими. Что на Аляске, которую так неосмотрительно цари продали, и доныне русы живут - остатки родов древних. Что дошли предки наши и до самых югов на обоих континентах. А на нашем, там, где ныне республики Узбекистан, южный Казахстан, Туркменистан, Таджикистан, северный Афганистан - это из тех, с коими он сам разобрался позже - на землях тех была страна Согдиана, так её даже Македонский победить не смог. Потому что предки наши ему отпор дали.  И что народ там могучий жил. Были у того народа состязания типа олимпийских: быков на плечах на скорость носили. А быки те были отборные, специально для соревнований откормленные. И что находились такие удальцы, что ударом кулака в лоб быку убивали того наповал... Прохор только в затылке почесал: "А где сейчас баушка?!" Митяй загрустил: "Так нет уже. В том и печаль, что спросить не у кого. Родители не знают того."

    В общем, любознательные ребятишки были у Прохора в друзьях. Так дожил он до армии у бога за пазухой. Только и успел юный повеса поработать учеником токаря на заводе: точил болты да гайки разных размеров для нужд предприятия. Тем определилась его армейская судьба - взяли на службу его в строительный батальон. Известное дело, что найдутся людишки, которые ляпнут: "Стройбат! Фуууу! Такая бяка!" И будут не правы. Потому как не от рода войск служба зависит, а от людей, которые там службу несут.
    А чтобы Прохору не скучалось, судьба насуропила ему образцово-показательное подразделение. И вот тянет Прохор носок на плацу, как на параде на Красной площади - обязательное занятие перед рабочим днём - и рифмует: "Вот шагает дружно в ряд пионерский наш отряд!" Он до армии ещё пристрастился словечки разные складывать, хотя сам стихи не любил - тошнило его от них. А тут речёвка пионерская прицепилась. Да и шагать так сподручней было. Армия - это же только слово грозное, а по факту - детский сад! Мужики - они ж завсегда дети по жизни. Особенно, когда толпа в пределах одного забора соберётся.

    Работа в стройбатовском гараже не напрягала, но и удовлетворения не приносила: станок был основательно разбит предыдущими служаками, и что-либо точить на нём было проблемно. К тому же и резцы отсутствовали. Выбрал пару из хлама в углу и с ними чего-нибудь ваять пытался. Пытался-пытался и бросил. Стал помогать другим ничего не делать. Лучше б книжку почитать какую-нибудь, чем так время терять. Однако с книжками тоже было не ахти: в солдатской библиотеке ничего путного не было. Только и нашел, что опыты профессора Павлова над собачками.
    Когда попалась ему на глаза заметка в какой-то газетёнке с заданием: слова, в ней указанные, зарифмовать и послать в редакцию, Проша обрадовался. Конечно никуда ничего посылать он не собирался, но само задание понравилось тем, что можно голову чем-то занять. Вспомнилось доармейское увлечение. Для службы голова совсем не нужна - выполняй приказы тупо, а думает за тебя отец-командир. Так он опять стал со словами баловаться.

   А ещё ему нравилось песни слушать. Был во взводе у них Мишка, песни на слух перенимал и пел. Нотной грамоты Минька не разумел, ибо его родители не озаботились музыкальным образованием сына, но петь любил. Голос у Мишки был чистый и "пробористый". Пробористый потому, что как запоёт, так до самых кишок достаёт. Когда он акапельно затягивал есенинское "Не жалею, не зову, не плачу", старшину на слезу пробивало: "Как поёт, шельмец! Как поёт!!!"  А у "шельмеца" у самого на строчках "Я теперь скупее стал в желаньях... Жизнь моя, иль ты приснилась мне!?" выкатывалась огромная слеза, а голос становился таким пронзительным, что у Прохора мурашки бежали по рукам и ногам - настолько сильными были ответные вибрации Души. Когда Мишка замолкал, в казарме ещё минут пять стояла гробовая тишина. Народ, приходя в себя, боялся спугнуть в себе что-то глубинное, что из каждого вынимало Мишкино исполнение. За Мишкой, когда слава о нём до командования дошла, из округа приезжали, хотели в хор имени Пятницкого забрать, да Мишка отказался: "Ещё я на сцене не позорился!"
    Вот с Мишкой Прохор в армии и сдружился: интересно им вместе было, потому как Прохор много чего мог рассказать, а Мишка - много чего спеть. Через Мишку Проша песни полюбил и сам иногда "мычал" чего-нибудь. А когда человек песни поёт, его внутреннее ухо на гармонию звуков настраивается. А через музыку и иные таланты приходят.
 
     Армия - это место, где все пороки и достоинства людей принимают свою естественную форму. И если есть в человеке склонность к подлости, то рано или поздно эта особенность наружу вылезет. Особенно, если ты с этим человеком из одного котла кашу хлебаешь.
    Есть такой редко учитываемый факт, что подобное притягивается подобным: людей подленьких окружают такие же шакалистые личности, честных - честные. В пределах роты, а в роте двести человек, качества разных людей напоминали слоёный пирог: каждые личности, притягивая других, собирали возле себя "своих". И круги эти не всегда могли сосуществовать мирно. До открытых противостояний дело доходило редко,  но "ушки на макушке" держать стоило всегда.

    Через некоторое время Прохор напросился у командира на стройку: надоело по гаражу банки пинать. Лучше уж дома строить. Бойцы взвода, где он служил, в основном были нормальными мальчишками с адекватными наклонностями, но было и три "паршивых овцы". Вот через этих "паршивых овец" у Прохора и начались первые видЕния: он открыл в себе способность читать их помыслы, поймав себя на том, что видит их потоки. Научился по излучаемым цветам определять, с чем человек идёт в его сторону - чего ожидать. И, конечно, он молчал о вИденьи своём. Наблюдал, анализировал, сравнивал: что делает человек? Как делает? И как сам к этому относится. Позже стал оберегать наиболее адекватных ребят и поправлять, если что-то идёт не так. Объяснял каждому: "Ты всё равно делаешь эту работу. Неважно, что у тебя к ней душа не лежит! Мы в армии и выполняем приказ. Когда ты работаешь спустя рукава, то и душа твоя ленится. Работа так или иначе будет сделана. Даже через твоё "не хочу!" Вот и сделай её так, чтобы душа радовалась! Не ради похвалы командира. А для себя и ради себя! Самого же потом совесть отблагодарит."
    В основном к нему прислушивались - в его словах был резон. Да и сам Прохор работал всегда с шутками-прибаутками, споро и ладно. От того взвод никогда в отстающих не был. Старшина обратил внимание на Прохора и спросил его как-то: "Рядовой Неваляшка, ты на моё место метишь что ли?!" На что Прохор ответил: "Да упаси господь! Мне на своём хорошо."
    Однако Вселенная наша предпочитает гармонию. И коль у тебя появились хорошие товарищи, то и враги найдутся. И это не замедлило подтвердиться: к "паршивым овцам" присоединились недовольные речами рядового Неваляшки. Стали они ему козни строить. А так как в лоб предъявлять свои претензии стеснялись, поскольку Проша мальчик рослый и силой бог не обидел, стали они Мишаньке втихую подлости устраивать. Природа ведь не просто так людей отмечает. Многие, пожалуй, заметили это правило: если человек высокий и сильный, то только подковы и гнёт, как калачи, детишкам на потеху и более не трогает никого - муху боится обидеть. А если маленький да плюгавенький - так и жди от него чего нехорошего. Вот и "овцы паршивые" были как на подбор: метр пятьдесят с кепкой, один другого краше. И мысли у них были такие же: как бы где нашкодить чего. То мыло у Мишки "смылят", то полотенце в грязи изваляют, то еду пересолят. Когда Проша успевал, то он подменивал Мишане вещички и еду, благо, в армии полотенца да тарелки одинаковые. Подсовывал грязные вещи и пересол кому-нибудь из паршивой стаи. Тогда те, кто это делал, недоумевали: "Как так-то?!" и меж собой ссорились. Ну а когда не успевал, хлебал Мишаня что есть да чем Прохор поделится, а шакалята над ним ржали. Шакалята потому и шакалята, что только толпой сильные. А в одиночку - весь героизм исчезает сразу.
    Лопнуло однажды терпение у Прохора. Решил он наказывать эту мелочь прямо на месте, дабы другим неповадно было. Только соберётся кто нашкодить, он берёт его за шкирку, как котенка, и тащит пред Мишкины очи: "Рассказывай, пострелец, чего сотворить удумал!" А тот извивается, как уж на сковородке и ерепенится: "Отстань! Ничего не удумал! Ты слишком много на себя берёшь!" Отвесит Прохор такому подзатыльник да отпустит. Они в ответ ещё больше ненавидеть его стали: каждому выпало побывать в лапах у этого «шкафа», как называли они его меж собой. И стали сговариваться: как бы им Прохору толпой тёмную сделать да в каком углу. Прошу предупредили, что шакалята активизируются. Да он и сам видел и взгляды их исподтишка, ненависти полные, и души те, от злости чёрные. А что делать, как защититься - ума не мог приложить, а подсказать некому было. И вот лежал он как-то ночью и размышлял: "Что делать-то? Не убьют, так покалечат... Кому я, калечный, нужен буду!?? Как их остановить?"
    Видимо, Леги-Хранители услышали Прохора - стали во взводе странности происходить труднообъяснимые. Один споткнулся на лестнице. Да упал не вперёд, как обычно падают все нормальные люди, а навзничь - чуть черепушку о бетонную плиту не раскроил. Комбат сказал на построении: "Крепкая башка! Отделался сотрясением мозга!" И обматерил весь строй заместо инструкции. Второй буквально через день после первого неловко соскочил с турника - сильно стопу подвернул, отправили в госпиталь. Третий ещё через несколько дней умудрился кирпич себе на руку уронить, на что старшина ему сказал: "Охрименко! Ты шо - дЭбил!?? Ты не Охрименко! Ты - Охриненко!!! Ты б ещё башкой своей безтолковой в стену врезался!" Ну тот и врезался. Правда не в стену, а в растворный ящик, но легче от этого никому не было. После этого старшина матерился молча, скрипя зубами, боясь проронить хоть слово. А уж комбат на плацу так распоясался, что всему батальону честно рассказал, что он об этом обо всём думает! Потому как и комбат под начальством ходит и за подряд три случая ч/п по головке никто не погладит. Речь его на русский язык непереводима - озвучивать не будем. У остальных тоже чего-то там случилось по мелочи, но им, однозначно, было не до Прохора.

     Так работает мгновенная карма, если сие кому неведомо. Задумали чего плохого - получите и распишитесь! Так что, если кто ногами, головой или другими местами часто бьётся, - отследите мысли свои, пока худшего не произошло. Мало ли где подумали неверно.

    А служба продолжалась своим чередом. По утрам и вечерам на плацу маршировали, днём дома строили. Когда мелкие пакостники вернулись из госпиталя, Прохор им честно сказал: "Если понравилось в больничке, ломайте себе ноги и возвращайтесь обратно. Шкодить не дам." Поняли они чего в своей истории или нет, нам неведомо, и Прохор умолчал, а только до конца службы была эта троица по его словам "тише воды, ниже травы". С тем и на дембель пошли.

    "Гражданка" встретила Прошу пустыми дворами - некому было дембеля встречать: кто сам ещё в армии был, кто учиться уехал. Вернулся он на завод работать, да и там половины коллектива не обнаружил из тех, с кем начинал свою трудовую деятельность. Скучно Прохору стало, решил с девушкой познакомиться. И на первом же свидании трудность обнаружил языковую - забыл язык человеческий! Хочет сказать что-нибудь теплое, а на уме слова матюжные почти, как у комбата, - поставила на него армия печать свою. Неинтересно девушке с Прошкой было: ей поговорить хочется, а мальчишка молчит, как балда деревянный, только глазёнками и вращает. Поди разбери: что там на уме!? Герой называется! И не пошла более с ним на свидание.
     Проня взялся за речь свою разумную - ходит и сам с собой разговаривает точно дед старый! Телефонов-то тогда не было ещё таких, чтоб без проводов говорить. Это нонеча идут мужики да орут в трубку на всю улицу, а тогда б любой за сумасшедшего сошёл. Люди у нас заботливые: и скорую вызовут, и милицию,- дабы народ не пугал. В общем, искал Проша выход, как печать армейскую с себя скинуть. Даже учиться пошёл в техникум на автомеханика, потому как открылся в нём талант к железу. Там и встретил ту первую, что сердце тронула красотой неземной. Да только ничего и с нею у Прохора не вышло: говорила она на языке непонятном Прохору, на чужом языке для русского человека. А по личику того и не скажешь - славянское вроде б. И знаков внимания его не понимала и не принимала. А вИденье его в отношении девчонок почему-то давало осечку. Другими они были, девчонки-то. Как с другой планеты.

 Много позже он научится их "видеть", но и это вИдение будет отличаться от всех, что ему уже были ведомы. А он "видел" весь живой мир - у всего сущего на земле есть свой рисунок энергетический. Как животные и люди, так и большинство растений сознанием обладают. Только сознание у них скорее коллективное. Впрочем, у людей тоже такое есть, и называется оно по-умному - "коллективное безсознательное" или, если сказать иначе, - ментальное поле, через которое мы способны общаться на великие расстояния, читать мысли, творить новые реальности и так далее. В том числе писать картины, стихи и песни.

    В те времена, помнится, ходила среди мальчишек поговорка: "Кто в армии служил - тот в цирке не смеётся". Это было не правдой. В цирке всё-равно смеялись, но ещё больший цирк - жизнь на "гражданке".
    За время службы, как бы там ни было, ты привыкаешь к порядку: подъём в шесть утра, пробежка всей толпой до озера и обратно с попутной зарядкой, завтрак, занятия и так далее. Каждый день одно и то же. Каждый день расписан по минутам. На "гражданке" же с первого дня начинается расслабуха, ибо дневальный не орёт во всё горло, как заправский будильник: "Ротаподъёёооом!!!" Не орёт старшина: "Рота, строиться! Форма одежды - голый торс!" Поэтому автобус может опоздать на остановку. Приходишь в контору, а госслужащие, как сонные тетери, ещё только чай пить собираются... Это вместо того, чтобы вовсю бумажками с утра шуршать.
   Прохор видел, что с такой постановкой вопроса страна далеко не уедет. И оно грянуло! Вылез на трибуну "главный перец" и брякнул: "Перестройка!" Первый вопрос, который возник в голове после этого слова с экрана телевизора, у Прохора народился такой: "Охримэнко! Ты шо, дЭбил!?? Да ты ж не Охримэнко! Ты ж Охринэнко! Какая перестройка, если фундамент в стороны поехал!?" У него потом часто будет возникать такой вопрос с различными вариациями. Но «главный перец», конечно же, этого вопроса не слыхал. А зря: уроки прошлого впрок не пошли - нельзя стены перестраивать, если фундамент "пляшет".

   За всеми последующими событиями в стране Прохор наблюдал с тоской: он видел, как тучи чёрные клубятся над Кремлём московским. Старики наблюдали за этой теменью, языками цокали и головами качали: "Беда грядёт..." Кто-то из них пытался в самую гущу саламандр отправлять, да не могли духи огненные ту тучу пробить. А однажды оттуда "ответка" прилетела: убило молнией одного из дедов. Этого дедка и доныне сила чёрная в эту жизнь не пускает: мальчонкой в Питере молнией его убило, когда неосмотрительная бабушка вывела детей на улицу грозу смотреть...

    Это раньше между воплощениями проходило от полутысячелетия и больше. А теперь души возвращаются раньше. Потому что те же силы чёрные сильно сократили срок жизни людей. Раньше всегда все знали, что круг жизни равен ста сорока четырем годам. Мы не успеваем выполнить программу минимум по развитию. Потому возвращаемся сразу, чтобы пройти оставшиеся "грабли", что суть - уроки наши. Примеров тому масса: дети помнят, кем они были - дед во внуке воспитывает собственного отца. А бывает, что и дочь воспитывает в своём сыне папу или в дочери – бабушку.

    Тучи чёрные клубились, да видели их не все. Вот нонеча-давеча бежал по улице сосед. До шестидесяти дожил, а ума не нажил. Бежит и орёт во всё горло: "Свооообоооодаааа! Своообоооодаааа!" Придержал его Прохор за рукав:
- Ты чего орёшь, старый? Какая свобода!??
 Тот, не задумываясь, отвечает:
- От коммунистов свобода!
- Ну погодь, - сказал ему Прохор. - Через пятнадцать лет будешь в первых рядах с красным флагом обратно проситься!
- Да иди ты! - отмахнулся тот и дальше помчался: "Свообооодаааа!"
    Как в воду глядел Проша: на всех собраниях коммунистической партии дед в первых рядах стоял шапку мял... До второй победы коммунизма не дожил.
    Потому мы ныне и скучаем по тому обществу. Всё-таки отношение друг к другу было человечным, а не товарно-денежным. А ради этого, помня о плече друга в трудную минуту, люди горы сворачивали. Нынче же ещё не каждый «за просто так» за хлебушком сходит для пенсионера.

    В общем, тучи чёрные все мудрые люди видели, а поделать ничего не могли - слишком мало их осталось. Шибко много правильного народа войны унесли. Подгадала вражья сила, когда можно будет страну великую этого самого величия лишить, дабы забыли дети земли русской, кто они есть на самом деле, и что никогда Европа не несла на Русь просвещение, а только тьму и разор. Оттуда и до сих пор кроме дождя с туманами более ничего не приходит. А солнце в нашу жизнь только свои, южные, ветры приводят.

    К тому времени, о котором речь, родители Прохора разошлись - ушёл лад из семьи. Проша никого ни в чём не винил: это их дела, все люди взрослые - каждый сам за свои поступки ответственность несёт. По складу характера своего он остался бы с отцом, но тому, спустя полгода, добрые люди новую жену нашли, с коей отношения у Прохора никак не складывались: мамой он её назвать не мог, а тётей - душа не позволяла. Ибо если она тётка чужая и холодная, то зачем тебе с ней под одной крышей жить!?
    Написал Прошка Миньке, с которым они периодически перекидывались письмами, да и уехал к нему ближе. Тем более, что дружок давно встречи хотел - скучал по солдатскому братству. К тому же Прохор невзначай жизнь Мишке спас, а долг платежом красен. Случилось это уже перед самым дембелем. Крановщик, что раствор подавал бадейками на пятый этаж, выгрузил свежую порцию в корыто и поволок бадейку обратно. Да поднять её повыше не озаботился. Мишка не раздумывая упал на площадку плашмя, когда услышал истошный крик друга: "Ложииииись!" От крика того попадали все, кто был на площадке. Мишка услышал "жизнь-жизнь", когда бадья в полтонны весом, поскрипывая и покачиваясь на тросах, проплыла прямо над ним, обдав солдата растворным холодком. Такое всегда помнится. Как потом оправдывался крановщик, что-то у него куда-то закатилось да за тяги зацепилось, и не мог он с краном справиться. Чуть не накостыляли ему бойцы: падали-то кому куда пришлось. Кто и в раствор вляпался.


Город Уездный.

     Встретились друзья радостно, тискали друг друга в объятьях до хруста костей, как два медвежонка. "На постой" Мишка, не принимая никаких возражений, определил Прохора к родителям: "Какая гостиница? Ты с дуба рухнул?! У меня там целая комната пустая! Да не будешь ты старикам мешать! Им наоборот радостней будет! А то они без меня, как дети малые. А я считаю, что каждая семья отдельно жить должна. У меня пострелята шибко шумные! Один скрипку пилит, сам выбрал - я меньше всего этого ожидал, второй на аккордеоне меха тянет. Жена не возражала, чтобы оба в музыкалке учились. А старший-то каков!? Слух идеальный! В меня пошёл! Учитель говорит, что ему и ноты не нужны! Ты не поверишь, он на своей скрипке даже речь изображает! Все интонации подчеркнёт! Мы, когда с Ольгой повздорим немножко и говорим на повышенных тонах, так он нас своей скрипкой передразнивает! Такой слухач!!!" - тараторил Мишка всё то, чего не рассказывал в письмах. Так с этим «тараторкой» дошли до родительского домика на окраине городка. "Ты не переживай, что окраина! У нас тут автобусы и троллейбусы ходят! Если что." - сказал Мишка, подходя к калитке. Мишкины родители ковырялись в палисаднике перед домом, облагораживая цветы.
     - Мама, папа, я Прохора привёл, знакомьтесь!
     - Да чего ж на улице знакомиться? - ответил отец. -  В дом пошли!
    На столе в гостиной стоял настоящий самовар. В этом доме любили чаёк с дымком, что Прошу очень обрадовало: хотя и не было уже огня в самоваре, но следы его золотого пламени ещё пробегали сполохами по стенкам серебристой посудины.
     - Давайте чайку попьём и поговорим ладком, - предложила хозяйка.
Возражений не было.
     - А твои где? - спросил Мишку Прохор.
     - Ольга на работе, дети у тёщи. Она пожелала с ними посидеть. Вообще мы тёщу не балуем, лишний раз детей с ней не оставляем, - засмеялся Мишка.
     - Ага, жадина такой! - сокрушенно вздохнула мать. - Ни сватье, ни нам детей не доверяет! Всё сами! Бросили нас с дедом тут вдвоём! - улыбнулась она.
После чая и общепринятых разговоров о житье-бытье Мишка показал другу комнату. Одна из стен была увешана фотографиями.
     - Мишань, а это кто?
     - Так родственники наши. Я специально всех на одну стену собрал. Более старшего поколения уже в живых нет, а остальные чуть не по всей стране разбросаны. Кто за счастьем поехал, а кто за деньгами... Ты вещички бросай, идём с городом знакомиться.

    Неожиданно для всех учителей, и в первую очередь для себя, Прохор дипломные работы сдал на оценку "отлично". Двигатель, который он собственноручно перебрал на преддипломной практике, был установлен на автомобиль и завёлся с пол-оборота стартером. О чём незамедлительно было доложено директору техникума. Тот посчитал, что это случайность! Что мальчишке просто повезло! И дал устное задание дипломной комиссии гонять Прохора по всем предметам, как "сидорову козу". Потому что студент усердием не отличался: учился спустя рукава, перебиваясь с "хлеба" на "квас". Контрольные работы  на "четвёрку" вытягивал, но звёзд с неба не хватал. На защите диплома Прохор пробыл дольше всех, отвечая со скучающим видом на вопросы учителей. Те приходили в неистовство от такого хамства, но ответы были безупречны. Его "пятёрка" была третьей на курс, а курс – это почти сто человек. Больше "пятёрок" не было. Учителя, в точности выполнившие распоряжение директора,  испытывали когнитивный диссонанс: "Ну как так!? Четыре года мозги "компостировал"!!! Красный диплом мог бы получить!" Прохор отмахивался: "Да не нужен мне ваш красный диплом! Обыкновенного хватит!" Замдиректора по технической части предложил Прохору:
     - Пойдёшь в милицейскую учебку? Год в учебке - лейтенант госавтоинспекции.
    Проша отказался. Чувствовал: не его это, не сможет он там работать. Хотя позднее иногда жалел об этом - авось и свыкся бы. После отказа от учебки ему предложили «сдать на права» и открыть категории на право вождения легковых и грузовых машин, хотя остальным "хорошистам" и "отличникам" можно было сдать только на "грузовик". Вождение Прохор сдал также на «отлично», как до этого контрольную работу и государственный экзамен по правилам дорожного движения.

     Столбы в городе пестрели объявлениями "требуются, требуются...", а Мишка комментировал:" Туда не ходи. Сюда не ходи. И на "молочке" делать нечего. Зарплаты маленькие."
    Выбор пал на два предприятия.
   - Завтра с утра пойдёшь! - заявил Мишка. - Все начальники с утра всегда на работе.  Лучше на город посмотри. Ты сам-то решил, к чему тебя больше тянет?
     - Да, наверное, водителем пойду, - ответил Прохор. - Это дело для меня новое. Надоело станки крутить.
     Да и не хотелось, как в армии, попасть словно кур во щи - станочный парк страны откровенно хромал. Он в этом убедился ещё на преддипломной практике, когда знакомился с разными автохозяйствами. И его завод, где он до того трудился, выгодно отличался в этом плане от остальных предприятий: оборудованию было не более двадцати лет. Не сравнить, как в одном из гараже Прохору попался станок, выпущенный до великой отечественной войны... Он даже оробел: с какой стороны к этой железяке подходить и как на ней работать?!
   - Ну тогда и гадать нечего! - ответил Мишка. - Иди на автобазу.

     На следующий день Прохор так и сделал. Приняли его тепло: из отдела кадров понесли диплом директору показывать, после чего тот решил сам побеседовать с Прохором.
   - Ты точно водителем быть хочешь? - сделал упор директор на слове водитель.
   - Точно.
     И директор стал ему рассказывать о жизни подотчетного хозяйства. Прохор недоумевал: кто к кому на собеседование пришёл?! Изложив концепцию развития и перспектив, директор по-свойски хлопнул Прошу по плечу: "Иди оформляйся. Пойдёшь в первую автоколонну." Дирекция первой колонны была на этом же этаже. Там тоже Прохора не обидели, подвели к окну, показали на площадку: "Видишь, КрАЗы с железными кузовками стоят? Выбирай любой!" И пошёл Проня "любой" выбирать.
    Самосвалы с виду были все одинаковы, ни один не улыбался. «Что ни рожа, то Сережа!» - констатировал Проша и, включив своё внутреннее зрение, стал сканировать автомобили сердцем.  От одной из машин потянуло родным теплом. Прохор подошел к ней и, положив руку на крыло, закрыл глаза. Да, сердце его не обмануло - это был его КрАЗ. Он уверенно забрался в кабину и стал осматриваться. Пришёл механик автоколонны:
     - Ишь ты! Самого лучшего выбрал из всего калашного ряда! Чутьё у тебя что ли?!
И потом добавил:
     - Проверяй и принимай. Завтра в карьер на работу поедешь.

    Так началась его трудовая деятельность на новом месте. Новая профессия, новые люди, новые товарищи, первые ошибки и находки. Оказывается, чтобы поставить самосвал под погрузку, тоже свои тонкости знать надо. Со стороны действие казалось обыденным и простым.  Но всё менялось, когда ты это делал сам. Советский КрАЗ машина достаточно тяжёлая и неповоротливая. Да ещё смотря какой экскаваторщик попадётся: "асам" своего дела было всё равно, как ты подъехал -  за минуту полный кузов накидают.  Однако не все "асами" были, и тогда экскаваторщик стучал ковшом по кузову, если ты подъехал криво.  Оттого, понятное дело, вся машина ходуном ходила, как игрушечная.
    И всё же, как и в любом деле, если есть желание, то и опыт придёт.  А у Проши желание было. Так новоиспеченный "кразист" втянулся в карусель "дом-работа-дом". Из всех развлечений - книги. У Мишкиных родителей оказалась замечательная библиотека. Прохор с упоением наслаждался этой тишиной и дружбой с бумажными друзьями.

    Однажды в свой законный выходной он выбрался в ближайшее кафе, прихватив с собой учебник психологии, чтобы ненавязчиво понаблюдать за людьми. Пил чай и разглядывал типажи, отключив внутреннее зрение, чтобы не отвлекало. Через какое-то время ощутил на себе чей-то липкий взгляд, пытающийся его раздеть. От такой безцеремонности организм сразу напрягся и выставил защиту: ещё не хватало ментального вторжения. Прохор сформировал вокруг себя золотое свечение и незаметно оглядел зал.  Наблюдателя не было видно, но взгляд искал брешь в его защите. Это было нехорошо: разглядывать так нагло его ещё никто не пытался, не показывая себя.  Он настроился на ощущения...  Агрессии во взгляде не было. Было жгучее любопытство. Включив виденье и прикрыв глаза, Прохор откинулся на спинку стула и сосредоточился на энергетике взгляда. Ниточка уходила в сторону кухни, дверь которой была прикрыта. За дверью кто-то стоял. Положив расчёт под чашку, Проша покинул кафе. Его удивил сам факт атаки и вызвал волнение: " Кто это мог быть?"  Вопросы остались без ответа.
 
    Проанализировав все "за" и "против", через неделю он вернулся в кафе и сел так, чтобы уже никто не мог наблюдать за ним безнаказанно - спиной к стене.Стол ему достался под номером «девять». Заказал чай и открыл книгу. Но теперь лишь делал вид, что читает, настроив все свои антенки на восприятие и пытаясь проникнуть во все уголки кафе.
     -Ты посмотри: что творит! - раздался удивлённый женский голос. Голова повернулась автоматически. Рядом стояла бабка. Он так и подумал: "Бабка!" Та возмутилась:
     - Да какая я тебе бабка!? Совесть имей!
У Проши отвисла челюсть:" Обалдеть! Она ещё и мысли читает!"
     - А ты, милок, думай потише. Чтобы тебя не читали.
Естественно, что вопросов у Прохора сразу образовалось множество, на что бабка сказала:
     - Ну что зачастил? Помедленнее, пожалуйста! Сейчас всё объясню. Я могу присесть?! Лукерья меня зовут.
Прохор кивнул: "Да, конечно."
     - Чай-то какой духмяный пьёшь, - потянула бабка носом. - Сам собирал, молодец!
И продолжила:
     - Манька моя неделю назад прискакала домой довольная: "Ой, бабушка, кого я видела! - шутливо передразнила она свою Маньку. - Такой парень сильный! Сидел и сиял! Я хотела поближе его рассмотреть и…не смогла! Он закрылся, бабуль! Как это он так сделал?" Вот я и пришла на тебя посмотреть.
Теперь ясно было Прохору, что вызвало в нём такую реакцию организма - его беззастенчиво сканировали! Но, судя по бабке, внучка та ещё страхолюдина.
     - Но-но, ты аккуратней, милок! Нашёл страхолюдину. Ты ещё страхолюдин не видел, - урезонила его бабка. - Ещё не позрел, а выводы уже делаешь.
Прохор пытался закрыть своё ментальное поле, но бабка махнула рукой:
     - Хорошая попытка, но супротив меня безполезна.
В этот раз удивлённый Проша успел выпалить, прежде чем подумал:
     - Почему???
     - Да всё потому же. Знания в тебе мало. И энергии... Учиться тебе надо, - и бабка вперилась в глаза Прохору. Зрачки её расширились, и Проше показалось, что он куда-то проваливается. Организм интуитивно сопротивлялся этому. Ему стало неуютно, и он заёрзал на стуле, пытаясь избежать такого глубокого проникновения чужого взгляда в душу.
- Не ёрзай, - сказала бабка и, прикрыв глаза, отодвинулась от Прохора. Сидела и о чём-то размышляла. Потом, пожевав губами, спросила:
- В учение ко мне пойдёшь?
Прохор оторопел: "В какое учение?" А потом подумал: "А может...стоит?!"
- Смотри...  Я два раза не приглашаю. Да и приглашаю не каждого... Из мужиков - ты первый... и последний. Девкам бы надо передавать учение моё. Так по роду положено... Только они не всё возьмут... Ума не хватит. А я должна знание на земле оставить... Сохранить его надобно... А у меня время на исходе.
Ещё немножко посидев, она поднялась и продолжила:
- Ты у родителей друга живёшь... Водительствуешь на автобазе. Вот тебе адрес, - она испытующе посмотрела на Прохора. - Ты парень скромный. Домик у меня там, жильцов нет. Порядок в хозяйстве сам наведёшь - сердце подскажет, что сделать надо. Потом я за тобой Маньку пришлю. Будь здоров. Особо не тяни. Уходить мне...

    И ушла. Прохор сидел в раздумьях: "Интересная бабуля... Столько информации для размышления дала... Мысли слышит..." Посмотрел на листок оставленный, прочёл: "Садовая 18. И тут "девятка"!!! Любопытный день сегодня!"

    Мишка, выслушав друга стал возмущаться: "Да что же это такое!? Да куда ты собрался?! А что, нельзя что ли жить здесь, а ходить туда? Или тебя обидели здесь!? Ну как ты к чужим людям пойдёшь?" На что Прохор ответил: " Ну что ты переполошился!? Не за тридевять земель еду. Стариков не брошу, буду заглядывать. Не просто так бабка адрес дала. Что-то за этим стоит."
    Беленный домик на Садовой стоял не заперт. А время-то лихое было, в стране разруха... Подивился Прохор: "Чего это нараспашку всё?" Зашёл сторожко в калитку, поздоровался со всеми обитателями. Внутреннее зрение отметило радужность двора. Вошёл в дом. Выключил сканер, стал осматриваться.
    Это действительно был домик: одна большая и светлая комната. Посередине русская печь, в левом дальнем углу газовая плита и умывальник. Лежанка за печкой, стол у окна... Было видно, что в домике давно никто не живёт, но запаха нежилой затхлости не было. Наоборот, в воздухе витал едва уловимый аромат какой- то травы, из-за за которого домик казался уютней. Рядом с печкой стоял старый шкаф для одежды. В него Проша определил свои вещички и пошёл осматривать хозяйство. Обнаружил небольшую баньку и рядом такой же миниатюрный сарайчик, выполнявший роль дровяника. "Похоже и скотинка водилась когда-то". Дровяник был полным, а справа от загородки для козы лежал уголёк. Прохору подумалось: "Зимовать можно!"  Улица одним своим концом упиралась в лес, другим - в город. Была зелёной и умиротворяющей.

   Сад в новом хозяйстве Прохора оказался слегка запущен: кое-где у яблони торчали сухие ветки, грядки за домом поросли сорняком. В сенях обнаружилась ножовка. Подойдя к яблоням, Прохор предложил им опилить сушняк. Прислушался - возражений не последовало. Спилил лишнее, попросил прощение за доставленное неудобство. Потом распилил сушняк на дрова.  Люб был сердцу живой огонь. Мишкины родители зимой отапливались газом. И пусть ещё стояло лето, но газовая зима Прохора не прельщала - никакой радости. Пока протиралась пыль, обмывались тарелки, обнаруженные в буфете, и оборудовалась летняя печка во дворе из подручного материала, Прохор проголодался. Бутерброды, что Мишкины родители сунули в сумку, исчезли незаметно за делами. Пришлось бежать в магазин. В нём, кроме хлеба и консервов, практически больше ничего не было. Вернувшись в домик, он разжёг огонь в самодельном уличном очаге, что соорудил почти сразу, и поставил на огонь вскрытую банку тушёнки. Дровишки разгорались нехотя - яблоня местами была сыровата. Потянуло дымком... Прохор приволок из сарая старую табуретку, смахнул с неё какой-то тряпицей пыль и уселся перед импровизированным очагом. Быстро перекусил, потом подложил ещё дров в костёр и блаженно потянулся к огню, да так и застыл: перед взором поплыла картинка...Улица - та же, а вот домик другой, более старый. На месте импровизированного очага из железных листов, найденных в сарайчике, стоит очаг, сложенный из округлых камней и местами обмазанный глиной. У очага мужчина с бубном, поющий заунывную песню, в длинном тёмном одеянии, на груди которого на верёвочке висел крупный медвежий клык... Из оцепенения Прохора вывел крик: "Бабуль, бабуль!" Хлопнула калитка, и перед Прохором материализовалась взлохмаченная девчушка лет десяти. Вытаращилась на Прохора и спросила:
- А где бабуля? А ты чего тут делаешь? Тебя бабуля прислала?
- А ты Манька что ли? - улыбнулся Проша.
- Нет, я Танька! Манька с бабулей живёт, а я с родителями!  Я думала, что бабуля пришла!
- Нет, это я пришёл, - серьезно ответил Прохор.
- Ты не мог просто так сюда прийти! На доме защита стоит! Без бабушкиного ведома сюда никто войти не может!
" Интересно, - подумал Прохор. - Что-то я никакой защиты не видел..."  Девчушка на секунду задумалась и выпалила:
- Бабуля для тебя защиту сняла! Ну тогда ладно - живи! - смешливо разрешила она.
- Если что - мы тут рядом, через дом, - махнула Танька рукой в неопределённом направлении. - Захочешь - найдёшь. Только папка у нас чужих не любит.

    И Танька помчалась обратно туда, откуда прибежала. Пока они разговаривали, огонь в очаге погас. Прикрыв его сверху ещё одним листом железа, чтобы ветер не разносил угольки по всему саду, Прохор вернулся в домик. Было слишком много информации для одного дня, необходимо было её проанализировать. Но анализ не состоялся: крылатые кони унесли его в царство Морфея, едва голова коснулась подушки. Ночью ему опять привиделся мужик с бубном, который пытался донести до Прохора что-то важное. И Прохор прекрасно понимал, о чём именно ему говорил мужик. Но это во сне. Проснувшись, он не сумел ни единой буквы вспомнить, а смысл и подавно остался в Нави.

    Вернувшись в домик после утренней лесной пробежки, Прохор приводил себя в порядок и собирался завтракать, когда раздался стук в дверь. На крыльце стояла девушка. "А вот и Манька!" - подумал Прохор, разглядывая гостью. "Кому Манька, а кому Мария!"- ответила она ему, не разжимая губ. Серо-зелёные глаза её смотрели с вызовом. "И смотри-ка, какая норовистая!" - мелькнула у него мысль. "Я тебе лошадь что ли?" - ответила Манька. И тут Прохора осенило, что диалог идёт молча.
- Здрава будь! Чем могу быть полезен? - спросил Прохор.
- И тебе здравия! Меня бабуля за тобой прислала, - ответила сероглазая.
"Оба-на! - отметил для себя Прохор, - Как быстро цвет глаз меняется!" А вслух сказал:
- Я ещё не завтракал.
- Там позавтракаешь, - ответила девица и мысленно добавила: "А за комплимент спасибо!"
- Не на чем! - механически ответил Прохор. Девушка была достойной ученицей бабушки. И опять он услышал в голове: "Благодарю!" Прохор подумал, что прежде чем что-то подумать, надо подумать: а стоит ли думать вообще!?? На что Мария просто рассмеялась: "Ну и каша!" И тут Прохор вспомнил о своей защите и забрался в свой золотой скафандр. "Уффф, теперь можно думать без опасений, покуда до "баушки" не дойдём. Однако... что это было? Телепатия что ли? Бабка в кафе меня слышала... Эта меня слышит..."
- Замуровался! - сердито сказала девушка и представилась: меня, между прочим, Мария зовут. "Ага, - подумал Прохор, - Марья-Искусница!" А вслух сказал:
- Меня - Прохор.
"А я знаю!" - пронеслось у него в голове. "Да что ж это такое!?? - возмутился Прохор. - Защита продырявилась что ли?! Это ж как под микроскопом жить!!!" Но ответом была тишина. Не всё ещё умела Мария. А Прохору было невдомек, что он и сам чужие мысли слышать может.

    Бабушка жила на соседней улице, но Манька намеренно повела Прохора вкруголя - пусть прогуляется. А тот и не спешил, шёл, иногда приотставая и разглядывая девушку.
"Девка как девка... обыкновенная... ну коса ниже пояса и что? - мысленно улыбнулся он. - А фигуру толком и не увидишь. Платье длинное и не приталенное... поди разбери: толстая или худая... по лицу не скажешь - скуластенькая... а за словом в карман не лезет! Ишь, заявила!!! Я тебе лошадь что ли!??"-  засмеялся он и тут же задумался: "А ведь как заявила!!! Рта не раскрыла!!! Не проста, девка, ох не проста!"
    Манька невозмутимо вышагивала по выбранной ею дороге и делала вид, что он её, "ну ни капельки!", не интересует, но мысли упорно возвращались к попутчику и бабушке: "Чего бабуля в нём нашла? Почему она в учение его взять решила? Норовистой меня обозвал... Тоже мне, принц выискался! На себя бы посмотрел! Что же бабуля в нём увидела? Что???" Этот вопрос ей не давал покоя.
Сколь бы Маня ни путала следы, а все дороги когда-нибудь кончаются.

- Пришли? Ну, наконец-то! Манька, тебя только за смертью посылать! Пироги же стынут! - встретила их Лукерья. Манька смутилась, хотела было уже что-то сказать, но промолчала. Бабуля удивлённо посмотрела на внучку: "Не оправдывается... Вину на Прошку не валит... Взрослеет девка. Не иначе", - и вздохнула неслышно.
- Ну, давайте, руки мыть и за стол. Но прежде пирога, милок, отведаешь эту травку, - и положила на стол пучок Мокрицы. Сполоснув руки, Прохор сел на обозначенное место. Взяв пучок, понюхал - не понял. "Что за клевер тётка мне подсунула?"
- Да ты жуй - не отравишься! Шибко куры эту траву любят - ни одна не сдохла!
"Да то ж куры, а я тут при чём?!" - подумал Прохор, но послушно затолкал траву в рот и начал жевать. Вкус не нравился: травку явно дустом блюдо приправили. Хотелось выплюнуть, но тётка Лукерья сделала упреждающий жест рукой: "Не вздумай!"
Через силу Прохор проглотил эту зелёную кашицу.
- В этой траве твоя сила, милок, - сказала ему Лукерья. - Ты не смотри, что она дустом припахивает. Это - ее родной вкус.
- Какая сила?
- Через недельку - две поймёшь, - ответила бабушка. - Будешь по такой порции каждое утро съедать. Благо её полно на огороде. Для тебя растёт.

    После завтрака бабка Лукерья стала объяснять:
- Запомните первое правило: все наши встречи не случайны. Мы все были знакомы в прошлых жизнях. Но сейчас я хочу сказать не об этом. Эту тему вы и сами сможете отследить в течении жизни, коли желание будет.
- Все наши встречи, когда бы, с кем бы и где бы они не происходили, - пусть даже мы их вообще не помним - оставляют свой энергетический отпечаток в нашем личностном ментальном поле, тем самым изменяя нас. Так происходит взаимодействие полей, которое мы "как бы не замечаем". И совсем не важно: были они в реальном мире или мы общались только мысленно. Так происходит просто потому, что наше личностное ментальное поле имеет одну природу с планетарным, и мы все взаимосвязаны. Запись этого события остаётся в вечности. Если кто пожелает какой-либо самости, индивидуальности - это нереально. Нет индивидуальности. Есть общее поле. Впрочем, мы этого будем касаться часто: нам это поле пахать и пахать. – улыбнулась она.
- К чему я это вам говорю?! Сейчас ты, Прохор...,- она впервые назвала его по имени, отметил для себя Проша.
- Не отвлекайся, пожалуйста. Тебе надобно в прошлое сходить. Лет двадцать пять назад ты, думая, что играешь в игрушки, закопал важную для себя информацию. Тебя девочки учили делать "секретики", помнишь? Там в разноцветных стекляшках записка лежит. Принесёшь её сюда. Пора явиться ей на свет - время пришло.

    Прохор был ошеломлён: ладно в прошлое сходить - куда ещё ни шло, но кАк он оттуда записку принесёт, которую в упор не помнит!??
- Сейчас я помогу тебе войти в транс, а позже сам научишься ходить. Сядь, как тебе удобно. Расслабься... дыши глубже... закрой глаза, - она положила руку ему на голову и выждала какое-то время.
- Я тебя позову. Иди.
    Прохор вернулся в детство и увидел себя, маленького, со стороны: вот он с соседскими девчонками копает ямки. Девчонки насобирали цветных стёклышек, красивых их глазам камушков и каких-то разноцветных бумажек. У Прошки такой же набор. Выкопал ямку, сгрудил в неё свою заготовку и в последний момент, когда он подгребал землицы, чтобы засыпать разом весь "секретик, ему кто-то кинул сложенную вчетверо бумажку со словами: "Это тебе!"
Увлечённые действием, они даже не поняли, кто это сделал. Мелкий закопал свой "секрет" и ушёл. Прохор палочкой пошурудил в его кучке и выудил бумажку. Развернул. Детским почерком было накарябано: "Привет из прошлого. Найди меня!" Ни подписи, ни намёка... Кого искать? Писавший, очевидно знал, что его безошибочно найдут.
Пока Прохор "гулял", бабуля показала Мане его истинный лик.
- Узнаёшь?
Мария была ошеломлена не меньше Прохора. Круглыми глазами она смотрела на мальчишку, прикрыв рот рукой, чтоб не вскрикнуть: это лицо ей снилось с третьего класса!
- Бабулечка, миленькая! - из глаз брызнули слёзы. - Как ты узнала? Ну так же не бывает!!!
- Бывает, внученька, всё бывает. Твой он. Только пока не говори ему ничего - он не знает твоих сновидений...
Мария кивнула, пытаясь оправиться от увиденного.
- Ну всё, пора ему возвращаться... Проохоор, - шепнула она, наклонившись чуть к нему. Тот вздрогнул.
- Проша, иди ко мне, - ласково позвала его бабушка. Прохор глубоко вздохнул и открыл глаза.
- Как путешествие? - с улыбкой спросила Лукерья, когда его взгляд стал осмысленным. - Нашёл записку-то?!
Прохор кивнул. Говорить не хотелось. Лукерья завела руку за голову Прохора и в руках у неё оказалась бумажка из того секретика.
- Эта?
Теперь округлились глаза у Прохора. "Не может быть! Не может быть!! Нет!! Так не бывает! ТАК НЕ БЫВАЕТ!!!" - кричал ошеломленный мозг. Лукерья, телом отгородив Прохора от внучки, развернула перед ним бумажку и показала текст: "Привет из прошлого. Найди меня!" Теми же буквами!!!
Слова "Так не бывает!" висели в пространстве голограммой. Эти слова выдыхали два молодых организма, хотя повод был у каждого свой... Для них это было невозможно. Сказка! Так не бывает!!!
Прохор почувствовал, что хочет побыть один.
- Можно я пойду?! - отрешённо спросил он у Лукерьи.
- Иди, - разрешила Лукерья. Она понимала, что парню нужно свыкнуться с новой реальностью. Вопросы будут потом... Вопросов будет много.

    Машуля сидела в прострации. Даже не заметила, как ушёл Прохор. Зря бабушка подстраховывалась, чтоб он записку не видел - ей было не до того. Любопытство шевелилось где-то глубоко, конечно, но сейчас это было не главное. Маня привыкла, что бабуля всегда всё знает. Даже то, чего не знает она сама о себе. А поскольку Лукерья её фактически забрала от родителей, едва та заговорила, то и ближе человека у неё не было. Бабушка значила в её жизни больше, чем мама и папа вместе взятые. И то, что бабуля знает её сны, её не удивило вообще никак - она об этом даже не задумалась.  Но вот то, что она САМА "прошляпила" Прохора, её сильно удручало. По факту он и не сильно изменился. Просто она была маленькой, и он ей снился маленьким. Она подрастала, и он взрослел вместе с нею в её снах... Но ведь Ангелы не показывали, что он старше её. Она и ждала ровесника. Ну или чуть-чуть старше... Но не на десять же лет! Для неё эта разница казалась пропастью времени.
Конечно, она отдавала себе отчёт, что в тот день, когда её попутным ветром занесло в кафе, куда она вообще не любила ходить, было много знаков чего-то необычного. Но она не могла найти добрых объяснений тем знакам и потому готовилась к худшему: с утра у неё упал нож остриём к двери. Предупреждение домового, что придёт враг?! На выходе из дому она зацепилась носком за порог... Дом не хотел её отпускать?! В лесу соловушка откуда не возьмись трель выдал и тут же ворон каркнул. Это к чему? А в довершение позвонила соседка из кафе и попросила принести заколку для волос... Соседка, которая Маше при встрече сквозь зубы выдавливала: "Здрасссьти!".  И это были все их контакты. А по телефону была сама любезность!!! А это как трактовать?! Тем более, что, когда Маша принесла ей заколку, та ещё и отлучилась куда-то! "Сюрприз" называется! От нечего делать Манюня и заглянула в зал - любопытно стало: кто вообще в это кафе ходит. КАК она не разглядела Прохора!?? Сердечко-то ёкнуло! И даже словно за руку кто потянул: "Пошли к нему!" Почему Манюня решила, что это просто чары?! Почему испугалась показаться ему? Почему??? Он же вообще не реагировал на то, что она пришла! Сидел уткнувшись в книжку - ни до чего дела нет!!! Почему, увидев его радугу, она наоборот прикрыла дверь!??? У неё не было ответов на вопросы о её глупом поведении. А те носились в голове, словно фантики, вздуваемые ветром.
Лукерья с улыбкой наблюдала за игрой света и тени в ауре внучки: "Совсем измучилась девка. А и на пользу! Сколько раз говорено: слушай внимательно! Ан нет же, лучше ж мух на потолке посчитать, чем бабулю слушать! Бабуля же вечная! А того не понимает, что память у бабули кончается... Вот передам им знания свои и на покой пойду. Отдохну маненько."

     Шаман, как окрестил Прохор мужика с бубном в первый же вечер, сидел напротив него за каменным очагом, тыкал в сторону Прохора пальцем и беззвучно смеялся. Смеялся так, что слёзы катились из глаз, которые он поминутно утирал, и яблони гнулись от его выдохов. Прохор подумал было, что у него за спиной происходит что-то смешное, повернулся посмотреть и - проснулся. Оказывается, он задремал у своего очага. "Да что ж за место тут такое?" - удивился Прохор. "Даже подумать не получается, сразу в царство Морфея уносит! Благо, хоть просыпаешься нормальным и хоть что-то помнишь!" Глянул на часы: "Оба-на! Мне ж на работу завтра, а я ничего не собрал!" Занимаясь нехитрым приготовлением обеда, он мыслями опять вернулся в прошедший день. "Лукерья... Интересно, а слышит ли она, когда я её вспоминаю?"
"Конечно!" - прозвучал ясный ответ. Прохор аж вздрогнул от неожиданности: будто б прямо в ухо сказано было.
 "И как же мне отгородиться, чтоб меня не читали?" - мысленно спросил он Лукерью.
"Как-как! Кастрюлю алюминиевую на голову одень и ходи!" - развеселилась бабулька. Он услышал её заливистый смех. Проша представил себя в машине с кастрюлей на голове... "Нет, не пойдёт! А мужики мне что скажут?! Скажут: "Крыша съехала"! И будут правы," - констатировал Прохор.
"Да шучу я!"- сказала Лукерья. - "Ну ты что как маленький! Парень взрослый, самостоятельный, а вопросы как у моей Маньки! Ты УЖЕ делал это!"
"Когда???" - оторопел Прохор.
"Думай. Вспоминай. Анализируй. У меня тут ещё внучка в себя прийти не может. Ходит как сомнамбула. А ты и сам всё знаешь."

    И Проша весь оставшийся вечер убил на анализ событий со дня приезда в Уездный, особенно тщательно разобрав поминутно последние два дня. Открытие пришло неожиданно: "Вот я дурак!!! Да как же я сразу этого не заметил!!! Это же обыкновенный перевод внимания!!!" Теперь он знал, как спрятать свои мысли.
 
    Позднее Прохор обнаружит в себе ещё один способ сокрытия мыслей. Точнее, он обнаружится сам, скорее, как побочный эффект: невозможно прочитать мысли человека, излучающего высокие вибрации безусловной любви. Да и самого человека читать сложно. Ибо до него ещё необходимо дотянуться сердцем. Никто не задумывался, почему мы не видим Легов-Хранителей - самых близких нам сущностей?!
Лег-Хранитель - это чистая энергия безусловной любви. Мы их увидим, когда снимем физическую оболочку и то при условии наличия соответствующих высоких вибраций. Они бы рады быть видимыми для людей! Для них это означало бы совершенство курируемых членов общества. Они хотят говорить с нами на одном языке! Наша темнота тому преградой.

    Лукерья обезпокоилась внучкой: "Слишком уж долго в себя приходит. Гоняет в себе вопросы туда - сюда, а ответы на ладони лежат. Вот уж не думала, что внучка так слаба. Учишь её, учишь, а воз и ныне там. Сложно знание передавать не прямым наследникам. Отцовы гены... тот вообще ни во что не верит. Да и дочь моя больше о вещах заботится, чем о душе... Мальчонка быстрее соображает - уже закрылся." Она с любопытством посмотрела на защиту Прохора: "Вот хитрец! Спрятался! В зелень ушёл!! Кто ж ему дар-то передал?! Надо будет спросить... А хотя чего спрашивать?! Можно и самой вычислить. Как будто б много у нас ведунов, кто в зелень уходит..."
- Маааш! - начала выдёргивать Лукерья внучку из задумчивости. - Машуляа!
- Что, бабушка? - спросила та с надеждой на избавление от морока.
- Присядь рядышком, - показала на лавку Лукерья. - Я тебе твои знаки объясню. Потом дальше пойдём.
Маня послушно присела на лавку.
- Нож домовой на пол уронил - дорогу скорую тебе показал, а носком ты зацепилась, чтобы дом не забыла. Соловушка в лесу не про тебя свиристел. Потому ворон и остановил его, чтоб он душу твою своими любовными трелями не смущал. Ну а соседка позвонила... А ты уверена, что это соседка звонила?
- А кто же, бабушка!? - удивилась Маня. Лукерья лукаво взглянула на внучку:
- Нешто голос не признала?!
- Ты??? ТЫ???
- Я, моя хорошая, я. Чуть голос изменила и всё.
- Но, бабуль, постой... Ты же дома была!!! - ещё больше удивилась Маня.
- Да выходила я. На пять минут... Ты просто не заметила, - улыбнулась Лукерья.
- Так ты... Нет, не может быть! - пронзила догадка Маню.
 - Ты всё знала!? Ты знала всё-всё-всё!!??? - оторопела внучка и круглыми глазами уставилась на бабушку. Та вместо ответа обняла внучку и, поцеловав в щёчку, ответила:
- Нет, моя родная, всего я не знала. Я не знала: каков будет ваш Выбор. Ты же могла не ходить в кафе. Оно ж тебе не по нраву, как и наша соседка. Ты могла послать Таньку вместо себя. И Прохор мог раздумать проводить свои эксперименты...
- Но как ты узнала про Прохора?
- Так весточка была о нём...
- От кого?
- Сон приснился вещий… Поздно уже... Тебя завтра учителя ждут. Моё учение - это одно, а профессия - это другое.
И уже расстилая постель дала наказ:
- Завтра Прохор с работы придёт, сходи за ним.
У Маши не укладывалось в голове: "Неужели бабушка была главным сценаристом всей этой оперы?!" Верилось в это с трудом.

    На следующий день вечером она встретила Прохора у калитки. Он даже не сразу её узнал. За ночь в ней что-то неуловимо изменилось. Тихой была Манечка. "Вот тебе и Марья-Искусница!" - подумал Проша.
- В дом зайдёшь?
"Неа," - покачала Манечка головушкой, и коса мотанулась из стороны в сторону.
- Пойдём к баушке, - сказала она по детской привычке.
- Ну дай я хоть шмурдяк брошу. Не носить же его с собой.
- Я подожду, - прошелестела Маша.
Совсем Прохор не узнавал девушку: от вчерашней бойкости и следа не осталось.
- Вот что, Проша, - сказала "баушка", когда молодёжь встала на пороге. - Давай закроем один вопрос, чтобы нам к нему больше не возвращаться.  Уволить с работы я тебя не могу, а до отпуска тебе ещё далеко... Столоваться по вечерам будешь у нас. Потому как другого времени у нас нет. Я, конечно, могу снять у тебя пищевую зависимость, но думаю, что ты сам к этому ещё не готов. Согласен?
- Согласен.
- Ну тогда давайте поедим, что бог послал и продолжим, - ответила Лукерья.
- А ты молодец! - похвалила "баушка" Прохора после ужина. - Быстро задачу решил. Как спалось в эту ночь?!
И тут Прохор вспомнил: он спал без сновидений! Шаман не приходил!
- Рассказывай: как дом тебя встретил? - глаза её смеялись.
- Домовой-то у меня смирный. Никто не донимал?!
"Баушка шутит," - улыбнулся Прохор.
- Ну-ка, ну-ка, милый, повернись к свету... Ой, хи-хи-хи-хи! - зашлась баушка мелким смешком. - Тебя никак Шептун навещал! Послание мне оставил у тебя на лбу.
"Да ладно!"- удивился Прохор и потёр лоб.
- А ты глянь в моё зеркальце!
- Да смотрелся я утром. Ничего не увидел.
- В какое ты смотрелся - не знаю. Но то, в которое ты смотрел, оно слепое. Ты в моё зеркальце глянь!
Прохор отчего-то смутился: "Не думал, что зеркала ещё и слепыми бывают."
Но встал и подошёл к большому, во весь рост, зеркалу на стене. Подошёл и оторопел: на лбу сияла диадема! Так вот почему Шаман ржал до слёз! Он опять потёр лоб, но диадема от этого только ярче засияла.
- Да как же я теперь с этой штукой жить буду? - возмутился Прохор.
- А что, - широко улыбнулась баушка. – Ты ж на работу так ходил! Её ж никто не видит! Ну кроме нас... хи-хи-хи-хи... Ну так кто к тебе приходил - рассказывай!
И Прохор рассказал, что и как было.
- Шаман, говоришь, приходил?! - смеялась баушка. - Да не Шаман это, а Шептун. Ну это не страшный персонаж. Принял тебя дом. Своим посчитал.
- А что, ещё и не свои были?! - спросил Прохор. Бабулька нахмурилась:
- Зятя моего дом не привечает. Всё ему не так и не этак. Вот дом ему взаимностью и платит. То на грабли зятёк наступит, то метлой... гм-гм... по мягкому месту получит, - опять прыснула смехом Лукерья.
- Бабууль?! - подала голос Манюня, тихо сидевшая у печки. Она умела быть незаметной. - А за что дом папу не любит?
Маша раньше не заостряла внимание на этом моменте и была слегка удивлена: "Дом и папа в ссоре? Разве так бывает?!" Сколько раз ей самой там приходилось бывать, дом никогда не выказывал неприятия. Она и не думала, что он... И тут ей на ум пришла мысль: "Живой! Дом ЖИВОЙ??? Разве дома ЖИВЫЕ???"
Бабушка хмыкнула:
- Ну, здравствуй, милая! Проснулась!!! Кому я объясняла столько лет, что ВСЕ вокруг ЖИВОЕ!??? А папу твоего дом за это и не любит, что он его живым не признаёт.
- А мне-то что делать?! - спросил Прохор.
- Да не переживай ты! - ответила Лукерья. - Шептун диадему мне прислал, я её и заберу. У меня к тебе ещё вопрос есть. Чем отец тебя перед отъездом напутствовал?
- Хорошей дороги пожелал...
- И всё? Вспоминай лучше!
И тут Прохор вспомнил: дал ему отец угольно-чёрный камень. Сказал, что, если будут серьёзные проблемы, достаточно взять его в руки. Камень поделится энергией, и проблемы будут решены. Положил он его в укромное местечко и не трогал понапрасну – сам справлялся.
- А фамилию свою помнишь?
- Помню.
- Ну и то ладно. В вашем роду знания по мужской линии передаются. А мне было указано подготовить тебя к большему.
- К большему - к чему?
- Всему своё время, Проша. Всему своё время.

    Умолчал Прохор, что есть у него ещё один амулет. Впрочем, его он делал сам, а про него никто не спрашивал. Ему показали его во сне во время учебы в техникуме. И наступил однажды такой момент в жизни, когда Прохор понял, что амулет ему очень нужен. Нарисовав эскиз, он отнес картинку мастерам серебрянных дел и подробно объяснил рисунок. В результате у него появилась своя серебрянная печать. Там же, у мастеров, он и цепочку для нее прикупил.
    Амулет помогает читать пространство. Проша понимал, что информация к нему приходит из ментального поля. Даже видел порой над собой эти мыслеформы, называя их для себя пакетами. Потому что стоило потянуть за любую из серебряных нитей, свисающих из пакета мыслеформы, как информация начинала разворачиваться в стройную картину, поражая видящего своей простотой и глубинной истинностью. Но ведь кто-то же ему эту информацию присылал! До встречи с Лукерьей он об этом как-то не задумывался. Пакеты над ним висели всегда. Порой они были разноцветными, порой одинаковыми, но всегда в них были ответы на его вопросы, и он, как губка, наполнялся энергией знания и понимания сути бытия. Доходило до эйфорического опьянения от этого потока, и тогда он куда-то пропадал из мира Яви, хотя физическое тело продолжало пребывать в нём и выполнять свои функции. Сознание как бы раздваивалось, будучи в двух реальностях одновременно. Раньше ему думалось, что все - такие же, как он. Пока случай не показал ему обратное на примере всё того же Мишки. Мишка в этом плане ходок: он "улетал" только, когда пел песни. Это ему давало представление о мире тонком. Как говорится "где твоё внимание, там и ты." Но друг-то ходил. А сколько народу вообще живёт одной мерностью! Нет для них ничего. Так же, как для зятя Лукерьи. У Прохора не укладывалось это в голове: ну как ничего нет, если есть свет и тьма эмоций - их чувствуют все! Есть воздух - им тоже дышат все! Потрогать руками это нельзя, но если нельзя потрогать руками... Как можно отрицать их наличие?

   Жизнь - это школа. Причём постоянная. Здесь невозможно сбежать с уроков. Перемену, на которой можно побегать и попрыгать, беззаботно радуясь тому, что ты есть, надо ещё заработать. И с уроков никто тебя не отпустит "домой пораньше". Хотя попытки "сбежать" не так уж редки. Просто все эти суицидники не понимают, что они безсмертны. Не знают об этом. "Сбежав из школы", они обрекают себя на ещё более жёсткие уроки. Потому как не за тем Душа воплощалась, чтобы тела лишиться прежде, чем должно. Человек из этой школы может уйти лишь тогда, когда сдаст все экзамены своего воплощения. "Сбежавшие" же, отказавшись от инструмента/тела/, остаются между небом и землёй, образно выражаясь. И вниз их не берут из-за отсутствия определённых качеств, и вверх подняться они не могут по той же причине. И сколько им болтаться по междумирью, один лишь Творец решить может. А ему некогда этой пеной заниматься. С издержками эволюции занимаются Леги, но лишь тогда, когда должна была завершиться земная жизнь воплощённой души. И, как правило, такие люди вновь не воплощаются: выбрав преждевременный уход, они перекрывают себе все пути развития. Отказываются от него. А поскольку энергию, каковой является наша душа, убить невозможно, то Леги просто раскручивают по ниточкам то, что когда-то было душой, и складывают эти ниточки в копилочку - авось пригодится когда. Ниточка - это "безсознательное ничто", из которого когда-нибудь сошьётся новая "рубашка". Есть, конечно, и другие виды смены мерности… Если б все палачи, которым по службе выпало прерывать чужие жизни, видели: что происходит в момент истины другого человека,- они бы все сходили с ума.

   Как в любой "десятилетке" мира Явного, в школе нашей есть свои "двоечники" и "отличники". Но "отличников" пересчитать - хватит пальцев одной руки. "Хорошистов" чуть поболее.  Вот на них-то мы и ориентируемся, чтобы понять: к чему мы сами стремиться должны. Хотя для кого-то примером служат "двоечники"... Но у этих другая задача: они для того и "двоечники", чтобы увлечь за собой людей незавершённых, с поломанными душами - кон эволюции естественного отбора в действии. Несовершенное/незавершённое всегда уничтожается: никто из гнилой семечки не пытается растить прекрасный цветок, ибо она просто сгниёт, став удобрением для следующих поколений растительности. То же ждёт и "гнилых" людей: как вверху, так и внизу - одна жизнь копирует другую. Вот только мы почему-то понимаем это в отношении растительного мира, но не примеряем на себя. Ума не хватает что ли? У людей, в отличии от гнилой семечки, всегда есть Выбор: гнить дальше или иметь продолжение. Потому реальности высших столь долготерпимы по отношению к нам. Ждут они. Нас ждут...
  Те же, кому из людей дают возможность дожить свою жизнь в мире Явном, тех возвращают обратно в ту же ситуацию, в тот же урок, который они не хотели проходить.
 
    Эта информация Прохору пришла из пакета, который давно "пылился" где-то на периферии сознания, и ему просто стало любопытно: что же там лежит. Мысли о суициде его не посещали, но он подобные читал у других мужчин. Это его нервировало. Из всех полезностей пакета было лишь объяснение смысла уроков, что тоже давно перестало быть секретом. Но коли пришла такая информация, значит она для чего-то была нужна. Для чего - Прохор ещё не знал.

    На одном из очередных уроков Лукерья его спросила:
- Почему ты не "видишь" женщин? Что смущает твой дух?
На что Прохор лишь пожал плечами.
- Ну, хорошо. Манюня, встань в центр комнаты. Смотри на неё, Проша. Можешь глаза закрыть для лучшего восприятия. Хоть что-нибудь видишь? Скажи, что видишь.
В следующую секунду Прохор не понял, что произошло: то ли Лукерья щёлкнула пальцами, то ли в голове что-то щёлкнуло, но комната озарилась светом, излучаемым Машей. Она была чиста, как утренняя росинка на листе розы майским утром. Прохору даже показалось, что он ощущает запах этой свежести. Невольно залюбовавшись открывшейся красотой, он замер в восхищении - Мария была девственно чиста во всех смыслах. Бабушка уже объяснила детям телегонию и законы энергетического взаимодействия, рассказав, как это работает. А ещё Прохор увидел в ней своё отражение. Поначалу он принял этот факт, как зеркальность энергии, но тут же понял, что ошибается. Сосредоточившись на своём видении себя в ней, он прочёл все её сны. Сердце забилось так сильно, словно вот сейчас ещё чуть-чуть и он совершит открытие века. Его открытие века действительно было на подходе, и не было ещё в жизни этого человека чего-то более важного.

    Лукерья видела, как Прохор вошёл в ментальное поле внучки, и поняла, что более от него не будет секретов у внучки. Что лежит она сейчас перед Прохором, как на ладони, и что большего слияния им и желать невозможно по причине его отсутствия. Теперь изменяться может только качество слияния. Хотели того дети или нет, но произошло то, что должно было произойти. А Прохор в это время хозяйничал в ментальном поле Марии: он нашёл блоки, мешающие ровному течению энергий, и хотел их убрать. Несколько стёр, но два блока - один в районе солнечного сплетения, а второй выше центра мироздания -  прочно засели на своих местах, и он чувствовал, что дело не в его слабых силах, а в самой Маше - для очистки каналов нужны были качественно другие энергии, каковых на момент его проникновения в её поле было крайне мало. Значит необходимо делать набор. На прощание он зашёл в центр мироздания и очень нежно поцеловал её сердце.
Мария вздрогнула. Да, она видела, как радужный шар вошёл в её поле и расслабилась. Коли бабушка сказала, что ей быть экспонатом, то никуда и не денешься. Теперь хоть стой, хоть пляши, а Прохора из себя не выдавишь. Тем более, что его радужность так легко интегрировалась с её полем, словно всегда там была. Ей даже было немножко щекотно чуть ниже пупка. И тут она вспомнила: "Да! Именно эта радужность приходила в мои сны и наполняла меня силой!" Это было её открытием.

     Маша ещё не знала любви. Если не считать родных и близких. Ей нравились некоторые мальчики в её классе, но никто не мог сравниться с тем, кого она видела в своих снах. После таких свиданий настроение становилось воздушным, а тело наполнялось энергией. Она любила сны и того, кто снится. И не соотносила свои сны с возможностью существования реального человека. И вот он был здесь. Больше того, он вошёл в её поле наяву так же, как это происходило во сне. Она наполнялась сиянием тихого восторга. А потом он поцеловал её сердце... Никогда прежде она не испытывала ничего похожего и даже не знала, как объяснить самой себе, что она чувствует. В ней отсутствовал критерий для сравнения. Но примерно то же самое она испытывала, когда бабушка смешивала ароматы разных трав для очищения дома. Тогда запахи сандала, ванили и пачули наполняли всё её существо. На душе становилось благостно, словно кто-то большой и тёплый тебя по головушке гладит, как маленькую девочку, а ты готова забраться в эти ладони вся, как есть. И вот Он пришел и пробудил ее естество: оно проснулось - для любви.

- Бабушка, а что такое любовь? – спросила как-то внучка.
Лукерья улыбнулась:
- Ты же читала в книжках. Романы, помнится, тебе нравились.
- Но я не чувствую того, что было описано в тех книжках, - потупилась Мария.
- Потому что каждый переживает это по-своему. Иначе бы жить неинтересно было.
- А у меня... Любовь?
- Ну, судя по тому, что я вижу - да.
- А что ты видишь?
- У тебя появилось красное и усилилось оранжевое свечение.
- Мне там щекотно... Где оранжевое...
- Значит организм просыпается.
- А ещё изменения есть?
- Да. И теперь я буду с тобой говорить серьёзно. Очень серьёзно!
 Когда мы влюбляемся, мы влюбляемся не в человека, а в своё отражение в нём. По факту все люди видят друг друга внутренним зрением. Именно этим объясняется симпатия и антипатия с первого взгляда: мы видим излучаемые человеком вибрации.  Просто люди не отдают себе в этом отчёт - в том, что видят. Так же происходит, когда наши встречи находятся за пределами нашей реальности. До того, как человек появится в нашем ментальном поле. Хотя встреча эта уже обусловлена прошлым воплощением. Мы, не видя человека глаза в глаза, знаем своё отношение к нему. На любом расстоянии. Внезапно возникающую симпатию, как и равную антипатию, мы объясняем родственностью или неродственностью душ. Это тоже имеет место быть, но родственность душ возникает тогда, когда наши вибрации схожи с вибрациями другого человека. Это и называется отражаться в другом человеке.
Некоторые путают любовь с вожделением, исходя из формулы "я хочу, значит я люблю". Вожделение - это жажда обладания, животный уровень. Так самки животного мира спариваются с самцами - любовь на час. У людей тяга к обладанию длится дольше, но природа та же.
Библия порождает брожение в неокрепших умах постулатом: "Относись к другим тем отношением, какого ты хочешь к себе." Порождая любовь "ты мне - я тебе". Её ещё можно назвать товарно-денежным отношением: я тебе улыбаюсь, и ты улыбайся мне - я тебя куплю, ты мне себя продашь за улыбку. Но так не всегда получается. Кому-то мы безразличны, и этим людям абсолютно всё равно, улыбаешься ты или нет. Даже те, кого мы любим, не обязаны улыбаться нам в ответ, если им того не хочется.
Любовь безусловна. Она не жертвенна, нет. Она просто безусловна - она всегда отдаёт. Человек не жертвует собой во имя любви, но дарит себя. Как нам дарят себя небеса. Мы все любим ясное небо, но никто не стремится обладать им. Точнее, мы всегда обладаем им - память о его чистоте хранится в нашем внутреннем зеркале. Почему-то память не хранит небо в тучах и не предоставляет нам такую картинку. Сложно спрятать его в кармашек. То же самое относится к солнцу. Его свет и тепло мы тоже всегда храним внутри себя. То же самое относится к людям. Мы дарим им себя только за то, что они есть. Ничего не требуя взамен. Дарить себя - это счастье. Ибо мы ведаем, что счастье - это когда человек соединён со своим божественным Я: С-ЧАСТЬю-Есмь. Мы с любимыми нам людьми делимся своей божественностью, способностью дарить себя. А через любимых мы дарим себя всему миру. Не только своей реальности бытия, но всему, что нас окружает.
Когда вибрации людей совпадают по частотным характеристикам, они становятся способны считывать информацию с ментального поля как любимых ими людей, так и с более дальних. Таким образом происходит обмен информацией.
Любящие же люди автоматически настраиваются на своих любимых, и тогда у них пропадает надобность пользовать речь, как инструмент выражения мыслей - они читают мысли, видят желания своих близких, способны влиять на их настроение и делиться новыми знаниями. Я вот сейчас рассказываю это тебе, моё знание становится твоим знанием. Но Прохору рассказывать ничего не придётся. Он это узнаёт одномоментно с тобой - вы с ним уже взаимосвязаны. Тебе всё понятно?!
- Да, бабушка! - мысль, что Прохору ничего не надо объяснять, вдохновила её.
После того, как он вошёл в её ментальное поле, Мария отметила у себя появившуюся особенность: она стала слышать, как просыпается Прохор, хотя по-прежнему спали каждый в своём доме. В ней зрело новое чувствование реальностей. Словно ментальное поле необозримо расширилось. Вместе с тем почему-то - она не могла объяснить это самой себе - росла её застенчивость. Она не могла, не краснея, смотреть Прохору в глаза, потому что он притягивал её к себе - ей нравилось вдыхать его запах. Даже тонкий дух дизельного топлива, неизбежно исходящий от него в силу профессии, не вызывал в ней отторжения. Её реальность неуловимо изменялась с его возвращением с работы, и в мыслях она летела ему навстречу, раскрыв объятия. Так же радостно маленькие дети встречают родителей после долгой, как им кажется, разлуки.

    Прохор всё прекрасно видел и чувствовал, ловя на себе её проказливые взгляды и с удивлением слушал своё учащённое сердцебиение - в нём зарождалось ответное чувство. Те мимолётные влюблённости, которые ему приходилось испытывать прежде, не шли ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал теперь. Когда к нему на огонёк заглянул Шептун, он даже и не сразу его увидел, летая в облаках. Пришлось Шептуну, дабы замеченным быть, уронить полено ему на ногу. Прохор вздрогнул:
- Чего ты кидаешься?!
"А чего ты сидишь весь такой счастливый и меня не замечаешь!? Если влюбился, то и дружба побоку?!" - улыбнулся Шептун.
- О! Я тебя слышу!!! - воскликнул Прохор.
"Конечно!" - засмеялся Шептун. -"Ты думал, что я только во сне разговаривать умею?!" И Шептун заискрился смехом так, словно лучшей шутки и не слышал. От его заразительного смеха заулыбался и Прохор. Вдоволь похихикав, Шептун наконец спросил:
"Тебе Лукерья показала разницу между Марией и остальными особами женского полу?"
- Нет. Не успели ещё, - неожиданно для себя смутился Прохор. Он даже не мог понять: вышел ли из Марии полностью или всё-таки какая-то его частичка осталась в ней. Не покидало ощущение, что он теперь какой-то не полный. Словно нарушилась его целостность.
- Кстати, а ты чего мне диадему на лоб прилепил? - задал он, как ему казалось, сторонний вопрос.
"Да чтоб ты её не потерял! Ты же в руках ещё носить не умеешь! Записку из прошлого за ушами принёс!" - опять развеселился Шептун. - "Как тут диадему тебе доверить!?? Драгоценность всё ж таки! Из светлой Нави Лукерье передана,"- смеялся он от всей своей чёрно-серебристой души, отчего и застрял в мире плотьем. Утерев смешливые слезинки, он сразу посерьёзнел: "Пора делом заняться. Ты помнишь, что я тебе во сне рассказывал?! Нет??? Я так и думал! Вечно вы, люди, всё забываете! Но теперь мне будет легче - ты видел свет своей суженой."
- Суженой?! Да она на меня и не смотрит! - пытался слукавить Прохор: как-то не очень уютно жить, когда про тебя все всё знают - к этому ещё привыкнуть надобно.
"Так ты ещё и сказочник! Знаешь, что девка глаз с тебя не сводит, а валенком прикидываешься! - ответил Шептун. - Сейчас не о чувствах твоих вопрос. Вам с Марьей предстоит посвящение, а ты по программе отстаёшь. Тебе прогуляться надоть вдоль по улице: скоро к соседям твоим гости приедут из города."
- Мне что, любоваться на них?
"А не будешь ты любоваться. Пройдёшь мимо, посмотришь одним глазом - тебе хватит. Я бы и так тебе всё показал, да вдруг ты скажешь, что это - мои фантазии. Вот и хочу, чтобы ты убедился сам. Потом поговорим."
Проше довелось увидеть нескольких людей. Мужчин не смотрел намеренно. Первой оказалась дама бальзаковского возраста на скамеечке у дома. Прохор поздоровался кивком головы. Чуть дальше молодая женщина развешивала банки на штакетник для просушки, поздоровалась первой. Прохор учуял её любопытство. Ну и гостей чужого дома тоже, конечно, имел возможность лицезреть. Шептун решил, что этих персонажей будет достаточно, и предложил Прохору посидеть на поляне в лесу:
"Присядь на пенёк. Итак, первой была дама." В воздухе повис фрагмент улицы с героиней в центре: "Что видишь ты?"
- Насыщенную жизнь прожила тётенька...
"Я не про жизнь её спрашиваю. Что видишь ты в ней?"
- Тёмный и тусклый оранжево-жёлтый показывает вялого, подавленного, слабовольного, ленивого человека, склонного идти на поводу у других, которому «всё равно». Он также означает эмоциональную замкнутость и заблокированное творческое начало. Такой человек доверяет только своему уму и способностям аналитика, а не сердцу и интуиции, - отбарабанил Прохор.
"Ты таки диагност! - улыбнувшись и придав своей речи еврейский акцент, сказал Шептун.  - Вторая картинка: женщина с банками."
- Тут картинка веселее... Замужем, двое детей... Зарод ясный, но заблокирован - детей не хочет более. Мужчина в ауре. Он питает её энергией своей любви... Она - его и детей... и родителей.
"Я тебя не к целительству готовлю, смотри на свечение."
- Свечение яркое, чистое... Кристаллическая решётка поля мужская... Стоп!!! Почему мужская?
"Ты же сам сказал: мужчина в ауре."
- Ну и что?! Она же ЖЕНЩИНА!!!
Шептун посмотрел на Прохора как на недотёпу: "У неё кристаллическая решётка первого мужчины. Так происходит слияние полей: мужчина оставил скелет своей решётки. И дети на него похожи... поэтому. А её решётку унёс в своём поле. Замещение происходит всегда во время первого слияния тел. Ты словно не знаешь об опыте над животными, когда пытались скрестить лошадь и зебру..."
- Однако это не решётка её мужа. У него другая структура...
"А муж не первый её мужчина."

    Прохор был шокирован свалившейся информацией. Он тут же вспомнил сюжет из своей жизни, где дочь друга была похожа на первую любимую женщину этого друга. Тогда это казалось невозможным, хотя факт был на лицо. Теперь сомнения исчезли: дочь друга и "первая любовь" не просто так имеют одно лицо, но жена его о том не ведала. И ныне не ведает – дочь-то её. Шептун, с любопытством рассматривавший воспоминания Прохора, вздохнул: "Красивая девочка... У нас ещё одна компания." Но заново осмысляемые факты из прошлой жизни отбили у Проши охоту продолжать "разбор полетов".
- Не хочу!
"Что значит "не хочу"?
- Не хочу их рассматривать.
"Да там и рассматривать нечего! "Муж и жена - одна сатана", как говорится! То есть, сутью - одно. А вот дети..."
- Сказал же: не хочу и не буду. Огня хочу... Там и на детей посмотрю.
И Прохор отправился домой.

Примерно через неделю Прохор в оказию угодил. Идёт домой и видит: стоит старичок, по чурбачкам топориком тюкает. Поднимет топор еле-еле, опустит на чурбачок, вроде как ударить хочет, а у него всё вместе валится - и чурбачок, и топор из рук. Решил помочь Прохор деду.
- Давай подсоблю!
- Да уж подсоби, унучек, - отдал дед топор.
Один раз Прохор поднял топор - полон сил. Второй раз поднял - почуял: что-то не то. Третий раз поднял, а сил-то для удара и нет. И тут услышал голос сзади:
- Слышь, пацан! Дай я дров порублю.
Оглянулся - стоит мужик в расцвете сил лет сорока, а деда и нет.
- А где старый?
- Да домой пошел отдыхать.
Еле доплёлся Прохор до Лукерьи. Та как увидела парня, ругаться да причитать стала:
- Да для того ли я тебя учу, чтоб ты тут силушку свою молодецкую раздавал направо и налево!?? Да что ж это за горюшко-то луковое!? Ты зачем защиту отключил?! А глазоньки где твои были? Отдал силу свою змею трёхголовому!
Прохор сидел, едва понимая, о чём речь.
- Сейчас обратно пойдём силу твою забирать. Подсоблю тебе в этот раз. Но если ещё прошляпишь сей момент... пеняй на себя.
Прохор плохо помнил дорогу, но Лукерья видимо знала её хорошо. Дошли до дома того, мужик у крыльца стоит. Говорит ему Лукерья вместо приветствия:
- Чтоб ты провалился! Али забыл ты, сила нечистая, уговор наш?! Ты живёшь пока я добрая! Ты пошто дитёнка обидел?
Осклабился мужик:
- А что ты мне сделаешь!? Я во какой сильный!
Плюнул он на землю, трава тут же пожухла и высохла, как от сильнейшей отравы, вкруг мужика на метр.
- Ну что ж, твоя воля - твой выбор. Тогда не плачь! - ответила Лукерья и опустила с небес луч белый слепящий на крышу дома. Кровля дымиться начала. Да мужик не понял, стоит бахвалится:
- Хоть ты уже и старая, но я и из тебя силу выпью!
- Ага, - сказала Лукерья. - Рискни здоровьем! На - пей!
Протянула она ему ладонь, а на ней пламя фиолетовое пляшет. Мужик отшатнулся:
- Ну ты, старая, полегче!
Тут из дома дедок выбежал:
- Гооориииим!!!
Обернулся мужик, а кровля полыхает синим пламенем. Пока он соображал что да как, усилила луч Лукерья.. Тут уже и стены полыхнули. Встряхнула Прохора:
- Смотри: кто перед тобой стоит! Требуй с него силу свою. Сам отдал - сам и забирай!
Поднял Прохор голову, а нет уже ни деда, ни мужика, а стоит дракон на месте дома о трёх головах и ревёт:
- Чего ты хочешь от меня??? Чего ты хочешь???
- Отдай силу мою молодецкую... - прошептал Прохор.
- Ты сам отдал! - ревёт дракон.
- Я помочь хотел... - отвечает Прохор.
- Ну и помог! - ревёт дракон.
Собрался Проша с силами:
- Да я ж делом помочь хотел, а не здоровьем своим! Отдай мою силу молодецкую! Твоё быть должно твоим, а моё - моим!
И добавил:
- Согласно кону Вселенной, верни моё мне!
Услышав такое, дракон дрогнул: если прознают про то, что пренебрёг он коном, тогда, точно, размотают все его энергии на волосинки, и даже воспоминаний о нём не останется. Выдохнул силу Прошину обратно.
- Ну, хватит жарить меня! - проревел он Лукерье. - Понял я всё! Понял!
- Вот то-то же! - успокоилась бабулька. - Ишь, распоясался!
И опять стало всё, как и было: дед и дрова. Словно и драки не было.
Всю обратную дорогу Прохор обдумывал то, что он видел. И пришёл к выводу, что ничего этого не было. Потому что это - голая сказка. О чём он и сказал бабке Лукерье, когда они пришли домой.
- Это сказка??? Это скАзкА!?? - нажала голосом Лукерья. - Ты сколько знаков пропустил, милок!? Дорожку свою вспомни хорошенько! Когда ты входил в пределы змеевы... Что происходило? Не помнишь?! Огромная серая ворона на суку каркнула три раза?
- Каркнула, - согласился Прохор.
- Ворона просто так не каркает! ТАКАЯ ворона просто так не каркает! Это было предупреждение и гостю, и хозяину. Ладно, вошёл. Сойка под ноги бросалась?
- Да, крутилась одна...
- Крутилась... Да она тебе в ноги бросалась, чтоб ты дальше не шёл! Ты её прогнал. За топор когда взялся, мурашки побежали по рукам?
- Я думал, что замёрз...
- Вот сколько знаков пропустил! ЭтО скАзкА!?? Я думала, что ты после вашего с Мишкой похода в церкву умнее стал. А ты как дитя малое неразумное!
- Какого похода? А Вы... прошу прощения... А ты откуда знаешь!??
- Смешной ты, милок! Я про тебя всё знаю. Так что, сам вспомнишь или мне рассказать?!
    Прохор прекрасно помнил тот поход. Жена Мишки общалась с каким-то гуру. И он посоветовал ей в церковь сходить, святому Пантелеймону свечку поставить. Одна идти в церковь она постеснялась, и они пошли всей семьёй, прихватив и Прохора на прогулку. Прохор не любил церкви, но пошёл за компанию. После того похода вся семья вместе с гостем попадали дома там, где кого безсилье застало, и спали все 12 часов кряду, всю энергию свою в церкви оставив. Для восстановления не один день понадобился.
- Ну, так что, мало тебе было похода того? - ещё раз спросила Лукерья. - Или ты не понял, что произошло в церкви той?
Прохор сидел, виновато склоня голову:
- Недоглядел...
- Так будешь недоглядывать, то и голову потеряешь, - констатировала Лукерья.
- Так, по умолчанию, силушку из человека вытягивает нечисть, пользуясь тем, что её мало кто видит. Вот помяни моё слово: ещё впереди дни, когда нечисть будет людей обманывать во образе человеческом. Им голодные будут готовы рубаху последнюю отдать на просьбу о помощи, да только нечисти той самое лучшее лекарство - осиновый кол. Потому как нет у нечисти ни души, ни сострадания. Лишь злобой наполнены сущности их.
- А есть ещё двуногие вампиры. После встречи с такими тоже сил нет, и голова болит. Обходи стороной людей таких, - напутствовала Лукерья. - Глазёнки открытыми держи и знаков слушайся.

     Прохор легко и непринуждённо, как делал это на протяжении всей её пока ещё недолгой жизни, вошёл в Машин сон.
  В тонкие миры мы ходим в светьем теле, не теряя мироощущения земной жизни и, по нашему восприятию, имеем руки и ноги. Поэтому нам кажется, что ничего не изменилось - мы те же. И ведём себя соответственно: если перед нами стена, мы пытаемся её обойти.
  Восприятие изменяется, когда действия во сне осознаются: мы сами управляем событиями своего сна. И если перед нами стена, мы делаем в ней проход.
  Мария в сны ходила безсознательно, потому что бабушка подобный вид познания не практиковала и научить внучку этому не могла. Но такие походы практиковал Прохор. Когда ему хотелось познать что-то новое, он задавался вопросом и в сновиденье уходил осознанно. Однако в этот раз у него не было вопросов, ему просто захотелось показать Маше другую реальность. Ту реальность, которую она запомнит на всю жизнь. Найдя её в коридоре меж явью и навью, поскольку Мария недавно легла и ещё не успела полностью покинуть тело, грезя о своём, он просто подошёл к ней и взял её за руку, как сделал бы это в яви. Маша потянулась к нему всем теплом своего юного сердца, её существо захлестнуло ощущение детского восторга и радости.
- Пойдёшь со мной? - спросил Проша. Она в ответ доверчиво кивнула. Её непомерно огромные глаза были наполнены счастьем. Казалось, что и Маши нет - одни глаза и остались.
Они не летели в межзвёздном пространстве, как это пишется в наших Сказах. Когда мы находимся в светьем теле, наши перемещения мгновенны. Достаточно подумать, и вот ты там, где хотел бы быть. Но чтобы качество пространства совпадало с задуманным, необходимо свои вибрации привести в соответствие этому пространству. Иначе можно не попасть в нужную точку сразу, и будешь блудить в поисках.
   Прохор вёл Машу по большой и светлой аллее своего леса. Солнце резвилось в её волосах. Вдоль аллеи чьей-то заботливой рукой были высажены цветы, их дивный аромат пьянил и кружил голову. Реальность была искусственной. Маша это поняла, но вопросов не задавала - рядом с ним она ощущала себя так, словно сам Лег-Хранитель спустился с небес опекать каждый миг её бытия. Вскоре взору открылась поляна. У Марии захватило дух: в середине поляны горел огонь, и своим внутренним знанием она знала, что это и есть цель визита на поляну. Но этот огонь был не простым - фиолетовое пламя вздымалось выше человеческого роста. Рядом с костром стоял Лег, приветственно сложив руки на груди. Когда-то именно его призвали быть Хранителем Огня, и с тех пор он исправно нёс свою службу. Сколько уж народу земного перебывало у этого кострища и в нём, только он один и знает. Но в его обязанности не входил сей учёт. Его забота - пламя.
    Прохор поздоровался с ним, положа руку на сердце и кланяясь в пояс. Мария последовала его примеру. Лег улыбнулся Машиному восторгу вперемешку со страхом, что плавились в её глазах. Она знала, что костёр - это переход, но всё же это костёр! Прохор окутал её нежностью: "Это не больно". Подождав, пока Маша совладает с собой и уложит волны своего страха перед неведомым, они шагнули в огонь. Плотное пламя охватило их фигуры, и на какой-то момент Маша перестала себя ощущать, замерев в своём чистом сознании - все чувства и мысли покинули её, оставшись за границей пламени... Она не знает, сколько прошло времени, когда к ней вернулась способность видеть и мыслить, обнаружив в себе новую способность вИдения - оно стало объёмным. Она смотрела изнутри сознания, но видела всё сразу: и поляну с Легом, и пламя, и себя в этом пламени. Она видела, как её тело утрачивает свою красочность, становясь одного цвета с пламенем - становясь сущностью и ярким представителем этого огня. Всё лишнее, наносное, что было присуще её натуре, отвалилось и лежало у ног, медленно тая. Войдя в огонь и потерявшись в нём, она не почувствовала его температуру. Теперь же ей было тепло и уютно. К тому же рядом был Прохор, такой же как она, но давно готовый к вознесению, усилием воли остававшийся с нею, ожидая её. Неожиданно Маша ощутила, что она поднимается без каких-либо усилий с её стороны. Конечно, Прохор прижимал её к сердцу, но она была занята своими новыми впечатлениями - всё было впервые: чем легче становилось её сознание, тем выше они поднимались. Исчезло ощущение земного тела. Она наслаждалась своей невесомостью и безмятежностью, будучи теперь чистой фиолетовой искринкой, плывущей в пространстве, не имеющем ни верха, ни низа... Её возможности стали другими - она интуитивно чувствовала, что может принять любую форму бытия. Захочет - станет бабочкой, порхающей с цветка на цветок в поисках лакомства; захочет - станет медведицей в лесу, матерью двух смешных медвежат; захочет - поплывёт облаком по небу...
 
    Изначально Прохор хотел показать ей одну из планет, где они пребывали до своего земного воплощения, но увидев, как Мария увлеклась метаморфозами изменения своего сознания, понял, что лучше подарка для неё сейчас нет, и просто следовал за её образами. А Мария продолжала исследовать свою новую реальность. Набаловавшись с медвежатами, она покинула тело медведицы и нырнула в океан, став огромным могучим китом. Но это ей быстро разонравилось, и она стала цветком на ладони у Прохора...
   Проснувшись, Мария лежала, не открывая глаз, боясь спугнуть ощущение нежности ладоней рук Прохора, где она лежала всего миг назад. Её тело наполнял тихий восторг. "Здравствуй, родной!" - мысленно поздоровалась она с Прохором и удивлённо приняла ответ: "Здравствуй, Солнышко!". И в этом ответе нежности было ещё больше, чем секунды назад в ладонях Прохора. Внезапно возникшее желание прыгать и смеяться пружиной выкинуло её из кровати. Лукерья чуть не выронила сковородку, когда внучка в порыве счастья, смеясь, охватила её сзади:
- Здравствуй, бабушка!
- Ну всё! Пропала девка! - улыбнулась Лукерья.
- Пропала! Пропала! Пропала! - запела та в ответ и побежала умываться. Перед зеркалом умывальника она строила самой себе смешные рожицы и смеялась - ощущение счастья и полноты жизни не покидало её.
Вечером того же дня бабушка сказала детям:
- Я вижу вас готовыми вместить в себя силу мою. Знания - это безконечный поток. Передать весь поток невозможно: он принадлежит всему человечеству, а мы - только песчинки этого потока. Я хочу отдать вам возможность пребывания в этом потоке одномоментно с жизнью мира явного. Для вас нет более тайн, и ответы на все вопросы находятся в вас самих. Моя сила поможет вам найти путь к себе и к своим хранилищам.

    Она могла бы просто спросить: "Берёте?" - и каждый бы взял своё согласно разумения своего, но ей хотелось торжественности - не каждый день силу отдаёшь. На помощь пришёл Прохор. Лукерья успела удивиться, когда по хате загулял ослепительно белый смерч, охватил все три тела, соединил их в одно и понёс вверх. Узрели они себя сидящими перед своими Легами-Хранителями, но словно за стеклом. Так отсоединены иногда меж собою разные реальности, в которых мы, видя и слыша друг друга, не можем ни к кому прикоснуться. Сидящий в центре серебровласый Лег спросил Лукерью:
- Отдаёшь?
- Отдаю, - кивнула та в ответ.
- Пожелания будут?
- Пожить бы ещё хотелось...
- Жалеть не будешь?
- Сотрите мне память, чтоб я забыла об умениях своих.
- Хорошо. Твоя воля, - заключил Лег и обратился к Марии:
- Берёшь?
- Беру.
- Что берёшь?
- Знать и видеть.
Лег хмыкнул:
- Зачем тебе это? Тебе детей рожать ещё. Лучше давай оставим тебе знание трав и согласие со своей и окружающей природой, чтобы лечить страждущих могла. А знание и видение оставим тому, кто вас сюда привёл.
- Но я тоже знаний хочу! - воспротивилась Мария.
- Ты будешь знать и видеть Мужа. А через него иметь все его знания, ибо он - твой!
- Хорошо, - согласилась Мария. Вопросил Лег Прохора:
- Берёшь?
- Беру, - ответил Прохор.
- Что берёшь?
- Беру всё необъятное. Хочу вместить в себя Поток.
- Хорошо, - чуть помедлив, ответил серебровласый. - Твоя Воля и Твой Выбор! Об ответственности напоминать не буду - сам ведаешь. Одно могу сказать: твои знания откроются тебе полностью и будут людям служить, когда исправишь отцов недочёт и вернёшься в родовую деревню...
- Здравия всем! - ответил Прохор, положив руку на сердце.

- Хорошо повеселились! - сказала Лукерья, оказавшись в родной избе. Это были последние слова её осознанности.
Молодых ожидала новая реальность. Остальных - своё житьё-бытиё.