Происшествие в кабинете

        Тысяча девятьсот девяностые годы начались с бурных событий. Страна Союз Советских Социалистических республик бурлила как огромная лужа под напором проливного дождя. Дождь словесный из уст Председателя Президиума Верховного совета СССР (без бумаги с записью плана речи) лился по каналам радиопередач и телевидения не ослабевая. Давно это было, не помнится фамилия лидера, только помнится, что его фамилия сочеталась с прозвищем героя из кинофильма «Место встречи изменить нельзя» - «Горбатый». Помнятся его знаменитое выражение – «Перестройка и Ускорение». Помнится еще знаменитое выражение Гайдара, внука великого сказочника: «.. . . уже брезжит свет в конце тоннеля».  Очевидно экономист намекал, что весь народ, загнанный в тоннель пропаганды, скоро попадет в Рай, забывая о том, что в Рай попадают только после смерти. А может он об этом и намекал! И все же тоннель кончилась, и все попали не в рай и не в «социализм с открытым лицом», а в «капитализм с волчьим оскалом». Эти времена сегодня называют «Бурными», «Темными», или «Грабительскими». И все же смерть произошла: исчезла, умерла страна дружбы народов СССР. А устроителей этого «блага» через тридцать лет назвали предателями. Многие из проводников к свету в конце туннеля в могиле, многие за рубежом, но есть и осколки перестройки и ускорения, например, родоначальник ваучеризации господин Чубайс, да и сам президент, участник бурных дней, сопровождающихся выстрелами из танков по зданию Совета Народных депутатов, и ракетной атакой на свободу слова «Останкино».  Прошли бурные разрушительные времена, но память о них осталась, и память народа содержит их осуждение.    
          Бурлили в то время и разные мнения, и в отделе автоматизации и телемеханики управления транспортом газа в городе Югорске. Инженер по контролю Государственных стандартов Лариса, закатывала глаза под лоб, и чуть не падая в обморок, повторяла: «Кузьмич, пойми! Танки на улицах Москвы! Ах! . . . танки! Это ужасно, страшно!».
         Буденный Игорь, инженер телемеханики, опережая Кузьмича, отвечал: «Чего волнуешься. Танки! Ну и что тут такого?  Ты же не волновалась, когда танки во время парада идут по Красной площади».
        - Может и правильно делают. Следует приструнить прозападных мятежников. Ничего на западе нет привлекательного, там так же, как и у нас рабочий пахнет рабочим потом. Успокойся Лариса, а то придется скорую помощь из-за рубежа вызывать. Наши врачи тебя не вылечат, - вступал в разговор Кузьмич.
        - Помолчите! – подал голос Леонид Сбродов, – разговорились на рабочем месте! Я был за рубежом, видел. Уважительный народ. Вежливый и копейки зря не потратит. Денежки у них – святое дело. А я вот, двадцать лет в Компартии, платил взносы. Кому взносы? Мне за них партия хоть булку хлеба дала!? Ни черта не дала! Куда денежки делись?
        Леонид Сбродов - заместитель начальника отдела по автоматике и телемеханики. Спокойный, выдержанный человек. Сидел Сбродов лицом ко всем присутствующим в кабинете за полированным столом завышенных размеров. Кресло, на котором он возлежал, опираясь левым локтем на подлокотник, было обито коричневой кожей. Чуть поднятая вверх голова и особо прищуренные глаза, выразительно взирающие на всех, выдавали в нем главную личность в этом служебном кабинете. Он, два–три дня тому назад, вернулся из рабочей командировки из Франции и прослушивал рабочие записи телефонного автоответчика.
        Лариса воспользовалась тем, что Сбродов отвлекся от прослушивания телефонного ответчика, обратилась с просьбой:
        - Леонид Васильевич, ты расскажи, как во Франции люди живут.
        -  Нечего мне рассказать. Я был на рабочем месте с утра до вечера. Головы некогда было поднять, осмотреться. Работают люди с большей интенсивностью чем у нас. Продолжительность работы фактически не нормируется. Они аккуратные в работе, бережливые. Копеечку экономят. Понравилась их вежливость. Обращаются друг к другу – «Господин. . . .». Не то что у нас – «Товарищ». Какие у нас на работе товарищи? Мы в процессе работы производительная сила техпроцесса. Мы, как говорил Ленин, «винтики» в стране. А там, во Франции, «Господа», «Господин» Сбродов, ведь как это уважительно, приятно. Они . . . .
        Сбродова прервал Кузьмич:
        - Господин винтик, коммунист Леонид, Ленин такого не говорил. Говорил Сталин! и смысл другой. Он говорил, что каждый человек, какую простую работу он не выполняет, ценный в обществе, как маленький винтик в двигателе, без которого двигатель не будет работать. Иную трактовку ты, господин, из Франции привез. Да, мы производительная сила, но мы в своей стране СССР были все собственники, хозяева своих производственных сил. Работали вместе на своих предприятиях и поддерживали между собой товарищеские отношения. И никто не господствовал ни над кем! Тебе, господин Сбродов, - слово «господин» Кузьмич произнес с особой выразительностью, - хочется над кем-то господствовать и быть господином над нами, сидящими в этом кабинете?
        В кабинете все затихли и устремили взгляд на Сбродова. Буденный загадочно смотрел на Кузьмича с улыбкой, потирая правой рукой щеку. Лариса готовилась что-то сказать, приоткрыв выразительно накрашенные губы. Кузьмич с полуулыбкой смотрел на Сбродова.
        У Сбродова реакция на сказанное была отрицательная. Он не любил, когда ему перечат. Он нахмурил брови и сжал плотнее губы, собираясь с мыслями для ответа. В напряженные моменты в разговоре он всегда сильнее откидывался на спинку кресла и начинал со слов «Вот я и говорю».
        - Вот я и говорю, Кузьмич, брось так ко мне обращаться, - сделал паузу, выразительно всматриваясь в лицо Кузьмича, - начнешь повторять, запущу в тебя что в руки попадется. Вот я и говорю. Это на западе, во Франции эти слова уважительные, культурные. Сам человек господин сам над собой. Это мое мнение.
        - Так я с уважением, культурно и отношусь . . . . .
        Закончить фразу Кузьмич не успел, вмешалась Лариса:
        - Чего попусту говорите! Леонид, лучше скажи, что там насчет денег?
        - Вот я и говорю. А что денежки. Их там уважают. Дают зарплату в конвертах, чтобы каждый из работников не знал сколько, кому платят. Мое мнение – делают правильно. Все по-разному работают, и за одинаковый труд, в зависимости от качества, могут оплату различную получать. Это стимулирует качество труда. Незачем ссору мотивировать между сотрудниками. Там деньги ценят. За хорошую плату любую работу выполнят.
        - А может это метод не справедливого отношения к работникам, господин Сбродов? – Вновь заговорил Кузьмич, и вновь, особо красочно выделяя слово «господин», и продолжал, – а ты, выполнишь любую работу, например, почистишь обувь?
        - Опять за свое, опять господин! . . . . . .  А насчет почистить, почищу! если хорошо заплатят.
        - К примеру, за пятьсот тысяч рублей (курс денег девяностых годов) почистишь.
        Присутствующие в кабинете устремили свои любопытные взоры на Сбродова, который, сделав паузу, промолвил:
        - Вот я и говорю, почищу, приличная сумма для такой простой и не престижной работы.
        Буденный улыбнулся, и загадочная улыбка застыла на его лице. Лариса, которая хотела что-то сказать, притихла и настороженно смотрела, переводя взгляд то на Сбродова, то на Кузьмича. А Кузьмич тем временем встал из-за стола, достал из кармана пиджака кошелёк, подошел к столу Сбродова. На полированную поверхность стола положил пятьсот тысяч рублей, предложил:
        - Господин Сбродов, вот деньги за работу, почисть мне туфли. Щетка для обуви у тебя, знаю, есть.
        Такого оборота событий Сбродов не ожидал. Да тут еще улыбающиеся лица сотрудников. И Кузьмич, стоял и ждал оплаченной услуги. Свойство характера Сбродова быть сдержанным отказало. Порозовели от возбуждения щеки и во взгляде появилось пламя жестокости.
        - Вот я и говорю. Сейчас я тебе почищу туфли, господин, – с иронией, негромко произнес Сбродов, нагнулся и открыл нижний ящик стола, в котором лежала обувная щетка, - разозлил ты, товаришь, меня.
        Выпрямившись, одной рукой смахнул со стола деньги, а другой, размахнувшись, кинул щетку в Кузьмича. Кузьмич успел отклониться, и щетка упала на стол Ларисы, свалив небольшую вазу с цветами, которые ей подарил неизвестный поклонник. Лариса взвизгнула и обиженно вскрикнула:
        - Леонид Сбродов, что это такое? Ты в жену свою кидай щетки.
        Но нервы Сбродова не унялись, он схватил со своего стола перекидной календарь вместе с подставкой и швырнул его в Кузьмича. Однако и на этот раз, календарь, размахивая листками как птица крыльями, пролетел мимо. Сбродов осмотрел свой стол, приглядывая еще подходящий предмет, но подходящего ничего не нашлось. Телефон как орудие мести слишком дорогой. Наконец нервы успокоились, и он удобнее уселся в своем кресле, пообещав:
        - Кузьмич, будешь еще возмущать меня, запущу в тебя огнетушитель, может он тебя охладит и научит субординации на рабочем месте.
        В этот момент зашел в кабинет начальник отдела Крушельницкий. Увидел возбужденные лица сотрудников, спросил:
        - Что случилось?  Лица такие возбужденные, чем занимаетесь?
        Все молчали, устремляя глаза то на Сбродова, то на Кузьмича. Первым ответил Кузьмич:
        - К мнению одному, насчет «товарища» или «господина», не пришли к единогласию. Не пришли к общему мнению. . . .
        В этот момент с потолка оборвалась четырех ламповая люстра, висевшая на электрошнуре, и упала около стола Кузьмича, словно поставила точку в конце предложения. Осколки стекла рассыпались по полу. Лариса вновь испуганно вскрикнула, перекрестилась. Произнесла:
        - Это предзнаменование, что-то должно случиться, - и закрыла лицо ладонями.
        - Какое там предзнаменование! – произнес Крушельницкий. - Эти новые люстры, импортные, недавно повесили, и уже в нескольких кабинетах попадали. Дошла очередь и до нас. Их заменят, будьте осторожны. - Затем обратился к Сбродову:
        - Леонид Васильевич, пойдем в мой кабинет, надо вопрос один решить, - и добавил остальным присутствующим, - сейчас подойдут господа рабочие с хозяйственного отдела, уберут стекла и снимут остальные люстры. – С усмешкой добавил. – Противоречия ваши тоже снимут.
        Крушельницкий и Сбродов вышли из кабинета. Рабочий день продолжался. . . . . . .
        Будённый до конца рабочего дня стучал пальцами по клавиатуре электронной вычислительной машины и, периодически улыбаясь, поглядывал в сторону стола Сбродова и Кузьмича. Лариса с подругой по телефону тихими голосами обсуждали событие текущего дня. А за окнами кабинета солнце при новой, западной, демократии склонялось к холодному, северному закату.