Восполнение невосполнимого, или Пит Бест в Перми

Иной раз сидишь за дружеским столом и ведешь с людьми, близкими по духу и образу мыслей, вдумчивый разговор. А вдумчивый разговор мужчин среднего возраста никак не может быть связан с выпивкой и женщинами. Он, как правило, о чём-то гораздо большем и значительном. Например, о Её Величестве Музыке, и о том, сколько места она занимает в нашей жизни. Такая эфемерная субстанция, нематериальная, почти абстрактная, — но, Боже мой, насколько важная и ничем незаменимая! Отними у человека музыку, и останется холодный остов с натянутыми на него жилами и мышцами, который хочет одного — вкусно поесть, попить вволю да сладко поспать. А музыка придаёт человеческому существованию не то чтобы осмысленность, — она соединяет человека с Небесами…

Это лишь лирическая преамбула. Хотя и в ней уже содержатся небольшие ростки того, о чём автор намерен рассказать. А именно — о невосполнимости. Но об этом чуть ниже.

Так вот. Ведя разговор с братьями по разуму и духу, иной раз приходишь к неизбежному выводу: вне зависимости от способностей и свойств характера, задолго до знакомства друг с другом мы испытывали одни и те же эмоции по отношению к кудесникам, исполнявшим музыку, которая возносила нас, лаботрясов-мечтателей, до Небес. Прежде всего, это касалось, конечно же, битлов — людей во всех смыслах фантастических. И, оказывается, мистическую связь с кем-нибудь из них — в зависимости от вкуса и пристрастий — имел любой сопливый битломан.
Один представлял себе, как Джон Леннон по некой надобности приехал в Союз, купил билет не на тот поезд, заблудился в лесу… Но ему повстречался отважный подросток-битломан, который узнал своего кумира и вывел на широкую дорогу, за что получил от знаменитого битла пластинку “Abbey Road”. Другой воображал Пола Маккартни, случайно перепутавшего подъезды и оказавшегося в гостях у подростка-битломана в маленькой комнатке «хрущобы», увешанной его же — Пола — портретами и плакатами. Третьему представлялось, как Джордж или Ринго прогуливаются от нечего делать у городского пруда.

Однако никто никогда и не помышлял о случайной и радостной встрече с первым барабанщиком Битлз Питом Бестом, и в этом наблюдалось редкое единодушие. О нём, обаятельном красавце, любимце ливерпульских барышень, советские подростки просто не вспоминали. Да и с какой стати о нём стоило вспоминать, когда нам через «железный занавес» явилась уже сплавленная в одно целое — Великолепная Четвёрка, которая, по нашим понятиям, существовала всегда и могла иметь только такой неповторимый «иконный» вид! Никакие примеси не допускались! И лишь по прошествии значительного времени вдруг выяснилось, что до Ринго за битловскими барабанами сидел совсем другой паренёк. И что именно с ним битлы «бомбили» Гамбург, зарабатывая первые очки в сложной и мучительной игре на выживание в шоу-бизнесе, не знающем ни милосердия, ни сострадания.

Если бы Пит мог только предположить, в какую засаду он вляпался, согласившись погрузить свою ударную установку в фургон, который увозил группу Битлз к парому через Ла-Манш!.. Но по наивности и мягкости характера он считал: нет ничего плохого в том, чтобы поиграть рок-н-ролл с прекрасными парнями, которые ему очень нравились своей непосредственностью и беззаветной преданностью Её Величеству Музыке. Даже не так. Во всей этой затее ему виделись самые радужные перспективы. Не мировая слава, конечно, но уж точно — жизнь, полная приключений и ежедневных новых впечатлений. Впрочем, так оно поначалу и было, вплоть до того самого катастрофического момента, спустя два года, когда Брайан Эпстайн пригласил его в свой офис и сообщил «пренеприятнейшее известие»: остальные парни дали ему от ворот поворот. Попросту говоря, вышибли.

Дальше судьба Пита пошла по ниспадающей. Говорят, вездесущая битломания, постоянное мелькание битлов (с Ринго за барабанами!) на телеэкранах, конверты пластинок, на которых могло стоять его имя, наконец, звучащие из всех утюгов и кофемолок битловские песни, — всё это едва не довело его до самоубийства. Но будучи человеком, которому не свойственны сильные страсти, он всё-таки взял волю в кулак, стерпел унижение и даже постарался стать обычным человеком, — спуститься с тех самых небес, у порога которых он стоял, на грешную землю.
Время шло. Мировая слава и успех, имеющие, как известно, неприглядную изнанку, погубили главного битла — Джона. Тяжкий недуг свёл в могилу другого — Джорджа. А вот Пит, давным-давно ставший обыкновенным обывателем, вдруг оказался востребованным музыкантом. Не рок-звездой в привычном понимании, но всё же — с хорошим налётом звёздной позолоты, замешанной на странном мистицизме. Пит Бест словно вынырнул из пучины далёкого прошлого, таща за собой, казалось, навсегда утраченную гамбургско-битловскую атмосферу. И вынырнул он в феврале 2012 года в Перми, городе таком далёком и от Гамбурга, и от Ливерпуля.

Аромат гамбургско-битловской атмосферы возник ещё до прибытия Беста на пресс-конференцию. Собравшиеся — всё те же, в основном, братья по разуму и духу — находились в приподнятом настроении, надеясь задать вопросы о былинных, благословенных временах, когда о битлах знала лишь пьяная матросня в гамбургском порту да богемные немецкие «экзи» (экзистенциалисты) во главе с Астрид Киршнер. Но вот вошёл Пит и… разрушил эти надежды. Не потому, что он такой уж необщительный, замкнутый или злой человек, — во всём виновата его необычайная скромность с большой примесью стойкого нежелания, а возможно, неумения отвечать на вопросы развёрнуто, с интересными подробностями. Его ответы не несли в себе ничего нового, не известного из книг. Но всё перевесил тот факт, что информация поступала из первых рук, точнее — из уст непосредственного участника событий. Экс-квази-битла, который так и не научился ни быть рок-звездой, ни давать интервью.

А ведь быть звездой рок-н-ролла очень непросто. Лишь со стороны кажется: всё, что для этого нужно, — это ром и пепси-кола. Должно быть ещё нечто такое, что на словах и не объяснить. Пит Бест — при всей его очаровательной внешности, которую он сохранил до пенсионного возраста, — ну никак не тянет на рок-звезду. И наполненные грустью его бледно-голубые глаза безмолвно говорят, как неуютно ему в его 70 лет окунаться в пучину славы и успеха.
Спросите, а зачем тогда ему всё это нужно? — эти концерты, эти записи с молодыми и очень толковыми музыкантами? Ответ неочевиден, хотя и напрашивается сам собой: Бест никогда не расставался с той самой битловско-гамбургской атмосферой, он хранил её, как хранят старые пожелтевшие фотографии. И коли уж он получил такую возможность — делиться ей с людьми, то он и будет это делать. А кто же, кроме него? Не обласканный же всевозможными — в том числе, и августейшими — почестями сэр Пол Маккартни! И не гламурный Ринго Старр. В их глазах давно не теплится даже искорки печального задора ушедшей юности. Остаётся наш старина Пит, хотя удел рок-звезды для него только в тягость.

Пожалуй, это его нежелание быть кем-то большим, чем он уже есть, остальные битлы почувствовали уже в 1961-м, когда рядом возникла фигура Ринго Старра, не в пример более эксцентричного и — и пусть подсознательно — но всё же не готового к участи унылого обывателя. Пит на его фоне смотрелся, как бабочка-капустница рядом с махаоном. Не в смысле внешности, конечно. И даже не в смысле умения извлекать из барабанов нужные ритмы и заковыристые сбивки — играли они, может быть, и по-разному, но приблизительно с одинаковым мастерством. Главное их отличие крылось в области мироощущения. И битлы, тонко настроенные на космические вибрации, это мгновенно ухватили. Однако Бест тогда был крепко вписан в группу и казался незаменимым для многочасовых клубных сетов, — этакая «рабочая лошадка». Ринго же для Битлз как единого организма мог стать тем последним росчерком гения, который завершает гениальную картину.

Ринго и появился только тогда, когда перед Битлз замаячила реальная перспектива записи пластинки, и, стало быть, будущего не в поте, крови и слезах нелёгкого труда за тарелку супа и бокал пива, но — в блеске славы и мировой известности. Той самой известности, для которой остро требовалось сменить имидж группы. И битлы его сменили. Не то чтобы с лёгкостью, но с облегчением. Тем более что и на самого Джорджа Мартина наш Петя Бест не произвел особого впечатления…

…А концерт Pete Best Band прошёл в Перми на ура! Молодые (конечно, условно) музыканты играли с таким драйвом, что иной раз заставляли забыть о том, где находишься. Настолько аутентично звучали в их трехголосном исполнении рок-н-роллы из битловского репертуара, да и сам Пит в дуэте со своим младшим братом барабанил так азартно, что даже пальцы разбил в кровь (о чём свидетельствовала барабанная палочка, врученная им лично автору этих строк сразу же после концерта). Всё было крайне весело и по рок’н’ролльному беззаботно. Правда, только внешне. Внутренним чувством этого шоу была всё-таки грусть. Не ностальгия по тем, гамбургским временам и не радость от того, что они — с нами (хотя и этого хватало в полной мере). Но…

Главный виновник праздника скромно сидел за своими барабанами, в тени, даже не выхваченный лучом прожектора из сумрака сцены. Честно и точно исполнял свои партии. И только те, кто стоял почти вплотную к сцене, видели в его глазах неизбывную, ставшую уже привычной для Пита Беста, печаль. Печаль о былом, давным-давно утраченном.


P.S. По причинам этического характера правление Уральского Битлз-клуба не сочло удобным предложить Питу Бесту карточку почётного члена. Вряд ли первый битловский барабанщик оценил бы этот шаг как компенсацию за невосполнимое.