Стена для героя рабочего класса - шоу The Wall

(Этюд в грязно-белых тонах на тему рок-шоу Роджера Уоттерса «The Wall-2011»)

Хорошо быть маргиналом. И вообще, хорошо тому живётся, у кого за душой ни хрена. Лишь глоток портвейна нужен, и закуска не нужна. Как поётся в старой афро-американской балладе о Доме Восходящего солнца «и только тогда он бывает доволен, когда пьян вдрабодан». Хорошо впасть в нирвану забвения, завалившись под ближайший куст у стены, и ни о чём таком существенном голову не ломать. Не то что эти озабоченные повседневными проблемами, вечно куда-то спешащие с набитыми едой пакетами граждане, у которых в кармане или совершенно бесполезный «Сартр, или в лучшем случае пятак». Хотя какой там Сартр в наше совершенно бездарье-оданцованное время. Да и пятак — кто сейчас помнит, эту славную увесистую медную монету из далёкого прошлого, когда маргинал именовался «героем рабочего класса»?

В те славные времена он крутил ручку настройки радиоприёмника и наливал всё тот же портвейн в гранённый стакан. Со всех четырёх сторон, что немаловажно, торчали стены: благодаря им в жизнь «героя рабочего класса» мало кто мог пролезть из внешнего мира. Что давало возможность спокойно упиваться музыкой и тешить себя словами песенки, будто специально написанной для него и про него. Кажется, текст звучал примерно так: «When I was a boy, everything was right», что некоторое время спустя транслировал на русский язык рок-бард с берегов Невы: «Пока я был мал, я знал всё, что знал…».

Впрочем, была ещё совсем другая песня. И исполнял её поэт-песенник, прославившийся своим рок-н-ролльным краснобайством. За словом в карман поэт никогда не лез. То под два аккорда споёт что-то о необходимости любви для всех здесь и сейчас. То какую-то ахинею нагородит о яйцеголовых жрицах порнографии, сидящих на кукурузных хлопьях, о парнях в девчачьих трусиках, обнаруживших дохлую собаку, о морже вместе с пингвинами, поющем «харе кришна», и  гоняющем Эдгара Алана По — полный гу-гу гу-гжуб!  Но иной раз у этого ливерпудийского очкарика очень даже связно получалось, хоть и резковастенько, но всё же:

С первого дня твоей жизни тебе дают понять, что ты ничтожество,
Не давая времени очухаться, пока боль не станет такой сильной, что перестаёт ощущаться.

Дома тебя унижают, в школе бьют,
Тебя ненавидят, если слишком умён, презирают, если туп.
И всё это до тех пор, пока ты не слетишь с катушек от всех их чёртовых правил.

От этих горьких слов на душе странным образом теплело и щекотало — значит, он не один такой задолбанный придурок, есть ещё и другие ему подобные. Даже те, кто говорит и думает по-английски.
 
И после двадцати лет мучений и пыток
Они ещё ждут от тебя успехов в карьере
Но ты уже ничего не можешь, и от этого тебя охватывает ужас.

Тупик, везде тупик! Для любого входящего в «машину» этого мира, будь он хоть самый что ни на есть героический «герой рабочего класса», она холодна и враждебна. “Welcome to the machine!”

Оболваненный религией, сексом, ТВ,
Ты мнишь себя свободомыслящим умником вне классовых рамок,
Хотя на деле остаёшься всё той же тупоголовой деревенщиной.

Тут шли некоторые непонятки: какой такой секс и как он может быть связан с ТВ и — тем более — с религией?! Секса у нас, как известно не было. Религии — тоже. А вот ТВ было. И оболванивало — будь здоров! На этом сходство «взрослых» реалий НАШЕГО «героя рабочего класса» с реалиями ИХ «героя» заканчивалось, но сути дела не меняло. В самом начале-то, то есть в детстве, они совпадали абсолютно! Да и что касается классовых рамок — это в точку. Начинающий маргинал ни о чём таком не задумывался и не подозревал даже, то есть был вне классовых предрассудков.

Они твердят, что и для тебя есть тёплое местечко наверху,
Только сначала ты должен научиться идти по головам,
Если хочешь быть как те ребята, что на вершине.

С этим утверждением трудно было спорить, особенно глядя на комсомольских активистов, активных карьеристов: ради восхождения по служебной лестнице они могли и убить — и не только морально! — мило так, с улыбкой.

Но герой рабочего класса — это не хрен с горы!
Если хочешь стать героем, иди за мной.
(John Lennon — The Working Class Hero)

Заманчивый призыв лохматого очкарика воспринимался как инструкция к действию. Только не понятно, куда нужно идти, если вокруг только стены. На баррикады что ли? Бред! В Париже одни такие уже сходили в 68-ом. Тупик, везде тупик.

Но музыка оставалась. И в её гипнотической трясине неожиданно всплывали на поверхность какие-то слабые подобия песни о «герое рабочего класса». Например, строчки, года на три раньше пропетые парнем, приятным во всех отношениях, по странному стечению обстоятельств оказавшегося близким приятелем длинноволосого очкарика и даже игравшим с ним в одной группе со запоминающимся названием Битлз.

Всё лучше и лучше с каждым днём.
В школе я буквально слетал с катушек.
Учитель так круто обучал меня,
Так давил, так плющил меня,
Что я по самую макушку наелся ваших правил.
(The Beatles — Getting Better)

Что-то нам знакомое, так, так. Та пластинка была упакована в одуряюще замысловатый конверт с нагромождением немыслимого количества лиц и четырёх красовцев-усачей в разноцветных атласных камзолах. Поначалу она просто завораживала своей красотой — и конверта, и музыки. Её нельзя было расчленить на составляющие её элементы. А, значит, и извлечь из неё полезную информацию. Её нельзя было даже воспринимать, как все обычные пластинки с набором более или менее приятных песнюшек. Ей можно было только жить и дышать. Из всего этого искрящегося облака великолепия вычленялись отдельные самые понятные строчки: про помощь друзей, про жизнь пенсионеров в 64 года, про непослушную хиппушку, сбежавшую из дома и про загадочную девочку Люси, парящую в облаках. Всё остальное казалось слишком замысловатым, волшебным и непривычным. Какие-то дыры, в которые нужно забиться, какой-то говорящий конь по имени Генри, и ещё один день непонятной жизни, заканчивающийся мощным фортепианным аккордом. Особенно сносила крышу индийская рага никаким местом не влезавшее привычное понимание рок-н-ролла. С песенкой про «всё лучше и лучше» было чуть легче, но не намного. Не удивительно: всё тот же очкарик помог другу, приятному во всех отношениях, написать текст песни о «рассерженном молодом человеке». Видимо, оттуда, из того вдохновенного альбома Четвёрки усачей, и росли ноги «героя рабочего класса».

Правда, была ещё и Пятёрка безбашенных рокеров, которые редко ласкали слух окружающих сладкими мелодиями и стройными распевами — разве что с большого перепоя. Однажды, продрав глаза после очередных возлияний и других излишеств нехороших, они увидели в окошко то, что один из них, резиновогубый чувак-себе-на-уме, тут же воплотил в бессмертное творение с такими словами:

И когда я разглядываю безликую толпу
Поток серо-черно-белой массы
Они не кажутся мне реальными
По сути, они выглядят так странно.

Так кривляка-гедонист описывал толпу «героев рабочего класса» обречённо бредущую на постылую работу у станков, горнил и прочих конвейеров. Словно испугавшись обвинения в пренебрежительном отношении к пролетариату, песню назвали «Соль земли» и дополнили строчками:
 
Давайте выпьем за трудяг,
Давайте выпьем за тех, кто из низов,
Вспомним о тех, кто плохо одет,
Давайте выпьем за соль земли.
(The Rolling Stones — Salt Of The Earth)

Конечно, там было о политиках-прощелыгах, которых совершенно не заботят нужды простого народа, и опять же о зомбирующем ТВ, то есть почти всё то, что пару лет спустя в более зубодробильной форме воплотилось в песню гениального очкарика.
Но если бы всё было так просто — написал пару-тройку куплетов, припев и готово. Так ведь нет же. Экзистенциальный дух «героя рабочего класса», запертого в четырёх стенах, требовал большего. Хотя парень, приятный во всех отношениях, и написал очередной свой хит, в самом начале которого недвусмысленно предложил свой вариант решения проблемы:

Запертый в четырёх стенах
Обречённый сидеть вечно…
Мне и нужна всего-то пинта в день,
Если я когда-нибудь выйду отсюда.
Банда отправляется в побег, банда — в бегах…
(Wings — Band On the Run)

Способ эскапизма оказался весьма весёлым, но далёким от практического применения. И тогда появилась идея противоположная прекраснодушию парня, приятного во всех отношениях. Идея заключалась в НЕЙ. В самой обычной кирпичной стене, под которой валялся одинокий, всеми забытый маргинал, превратившийся по прошествии лет в аморфную куклу, страдающую астеническим синдромом.

Четверо интеллектуалов с университетским образованием не стали бить себя пяткой в грудь и настаивать на своём рабоче-крестьянском происхождении, как гениальный очкарик. Они попросту взяли да и сделали из каждой строчки — а то и слова — его песни о «герое рабочего класса», отдельную вполне законченную композицию в своём характерном задумчиво-гипнотическом стиле в явным протестным оттенком.

Учителям хотелось сделать больно настолько,
Насколько это возможно…
(Pink Floyd — The Happiest Days Of Our Lives)

Мама постарается воплотить все твои кошмары в реальность
Мама вселит все свои страхи в тебя…
(Pink Floyd — Mother)

Эй, ты! Скажи, надежды ведь никакой,
Мы вместе стоим, но падаем врозь.
(Pink Floyd — Hey You)

Кое-что добавили, не без того. Например, про девушек трудной судьбы, но лёгкого поведения. Или про пацанов, которых пора бы уже возвращать домой из горячих точек. И ещё подлили масла в политический огонь, навесив ярлык тоталитаризма на вполне демократическую систему родного Соединённого Королевства, а иже с ним и на все остальные западные государства. Подпустили всякого фрейдизма для пущей важности, для чего пришлось воспользоваться строчкой из песенки про «всё лучше и лучше»:

Я был жесток со своей женщиной
Я бил её и держал подальше вещей, которые ей нравились.
Я был отвратителен, приятель, но я меняю свои привычки…
(The Beatles — Getting Better)

В интеллектуальной трактовке строчка превратилась в пугающую стивен-кинговскую сентенцию:

Беги в спальню, в чемодане слева
Ты найдёшь мой любимый топор.
Не смотри так испугано,
Это уже прошедшая фаза.
(Pink Floyd — One Of My Turns)

Не забыли и о Сартре с его экзистенциализмом. Намекнули на синдром принца датского в образе рефлексирующего рокера. А также на слепо-глухонемого мальчика Томми из одноименной рок-оперы ещё одной очень сердитой группы, взяв идею отверженного человека-изгоя. Но главное — довели до мегагалактических масштабов образ стены, за которой их обиженный всеми герой пытается найти убежище, но находит тюрьму. В сценическом воплощении появились устрашающего вида гигантские куклы, изображающие садиста учителя, чудовищно заботливую мамочку, мегеру-жену и летающую свинью, как символ всего отвратительного, что есть в человечестве. А ещё, когда в начале шоу на сцену пикировал бомбардировщик и бомбил всё подряд, становилось понятно, что шутки закончены и наступает Армагеддон. Впрочем, тогда это всё равно всерьёз не воспринималось: так, забавная гигантомания рассерженного басиста, автора идеи проекта и самопровозглашённого лидера квартета интеллектуалов.

Собственно, именно апокалиптической картиной всё и заканчивается. После страшного (во всех отношениях) суда над несчастным куклообразным маргиналом, главным героем шоу «Стена», на которого навешали всех собак, Стена рушилась, погребая под обломками всех его обидчиков, которые олицетворяли зло мира. В самом конце нежно и успокоительно звучал мотивчик, вселяющий надежду на то, что вновь Стену строить никто не будет. Верилось с трудом.

Прошло три десятка лет. За это время гениального очкарика убил свихнувшийся фанат. Рок-н-ролл после его смерти из состояния души и образа мышления превратился в способ беззастенчивого баблорубилова. Отсутствие секса за железным занавесом восполнилось сторицей. Но и с религии сняли запрет. Хочешь — иди в церковь. Не хочешь — иди в стрип-бар. ТВ превратилось в стоглавого многоканального монстра, изрыгающего потоки нечистот. Разного рода проходимцы, экстрасенсы и лже-миссии плодятся как кошки. Стрессы и катаклизмы, крушения и аварии, торнадо и цунами, экономические кризисы и взрывы атомных станций, глобализм и автомобильные пробки, гей-парады и политики-трепачи, акулы-людоеды и акулы капитализма, нескончаемые войны и террористические акты,  насилие и обман — и много ещё какой другой гадости разделило людей настолько, что ни о каком контакте друг с другом и, тем более, о мире во всём мире речи просто не идёт. Хотя земной шар и окутан плотным коконом всемирной интернет-паутины, которая вроде бы должна объединять страны и континенты, но на деле только разъединяет, поскольку нечистот в ней ещё больше, чем на ТВ. В сети сидят несостоявшиеся герои рабочего класса, одинокие, озлобленные и никем нелюбимые, и без остановки накачивают сеть собственными обидами, завистью и злобой. Конец времён приблизился, стал ощутимее в сотни раз. В пугающих картинках и надписях, сменяющих друг друга на грязно-белых кирпичах Стены под завораживающе депрессивные ритмы оркестра, заменившего интеллектуальный квартет, это особенно заметно.

Стена XXI века — это вам не фунт изюма. Рассерженный басист стал матёрым волком в борьбе за право называться человеком, со всеми вытекающими из этого последствиями. Шоу «Стена» стало ещё более внушительным, ещё более технологичным. Квадрофонический звук, лазерные эффекты, 3-D видео-изображение, оттюнингованные фигуры садиста Учителя, патологической Матери, гадюки-Жены и апргейдированной до невозможности летучей Свиньи — вся эта «стеновая» атрибутика, кажется вполне реальной вестью о конце света. И грязно-белая стена, растущая от песни к песне, обрушивается в зал вовсе не набором картонных муляжей, а вполне ощутимыми бетонными блоками, призванными расплющить всё то зло, которое человечество со странным упорством продолжает накапливать. Почему никого при этом не ранит и не калечит, остаётся загадкой.

Но самое главное, апатичный, страдающий астеническим и алкогольным синдромом бывший «герой рабочего класса» по-прежнему валяется у стены, совершенно не замечая того, что толпы сограждан спешат куда-то по нескончаемым  делам, с пакетами, набитыми едой, и что… приблизилось Царствие Небесное.