Братья по крови-5

V. Высылка

Вот уже вторую неделю поезд медленно продвигался на восток, пропуская пассажирские составы, следовавшие по расписанию. Вагон был забит такими же, как и Зарубин, ссыльными. На остановках злые конвоиры, получившие нагоняй за двоих сбежавших, строго контролировали перевозимых.

Григорий впервые подневольно оказался вдали от родной деревеньки.  Притёртый к зарешёченному окну он с интересом наблюдал ненавязчивую ленту бегущих навстречу полей, перемежающихся лесами, речек с мостами, железнодорожных полустанков и станций. При этом он уже привычно не замечал горечь дымных хлопьев, ползущих от паровозной трубы вдоль состава. В тихих воспоминаниях Зарубин весь ещё находился с семьёй в родной Дубовке.

Ссыльные, разбившись на родственные или земляческие группы, вели вялый разговор, осваиваясь с новой обстановкой.

- Ничего, разберутся и вернут домой. Ведь, не виноваты мы... - размышлял вслух пожилой старик с кустистой бородой.
- Жди! Ещё и извинятся, - насмешливо отреагировал неунывающий и крепкий мужчина.
- Только лошадёнка с приплодом и была у нас.  Никому не мешали, трудились на земле, - не успокаивался старик. – Всё забрали подчистую.
- Знать бы, куда везут? – беспокойно поинтересовался щуплый и востроносый, невзрачного вида мужчина.
- А тебе какая разница? Тюрьма везде не сахар, - философски заметил его сосед. – Обвыкнешь потихоньку, втянешься и будешь жить.
- Такой жизни и врагу не пожелаешь, - нудно тянул свою линию невзрачный мужчина. – К земле мы привычные.
- Земелькой два на два квадрата тебя везде обеспечат.
- Тьфу, нечистая сила! О чём дурные речи ведёшь?
- Граждане, табачку не найдётся? – молодой задорный голос перебил ровное гудение голосов в вагоне.
- Дышать и так нечем, - раздражённо возмутилось несколько пассажиров, - скоро должна быть остановка, там и перекурим...

Лагерь, куда их доставили, находился в излучине таёжной реки Вира. Выглядел он безжизненно и дико, окружённый двумя рядами изгороди из колючей проволоки, торчащими сторожевыми вышками, да безбрежными лесными просторами. Длинный, наспех сколоченный, барак с двухъярусными нарами принял поступившее пополнение. Страна восстанавливала разрушенные длительными войнами объекты народного хозяйства и ускоренно возводила новые. Требовались большие объёмы строительного материала. Лагерь имел плановое задание по заготовке лесоматериалов.

На следующий день заключённые, спешно разбитые по командам, под конвоем охранников приступили к работе. Григорий оказался в бригаде вальщиков леса. Более слабые и старики были поставлены на обрубку веток и сучьев. Назначенный руководством лагеря бригадир придирчиво требовал от каждого выполнения планового задания, сокращая непродолжительные паузы в рабочем цикле. Даже привычный с малолетства к тяжёлой крестьянской работе Зарубин к концу рабочего дня почувствовал страшную усталость.

Осенняя непогода ещё более осложнила работу. Влажная рабочая одежда не успевала просыхать, в бараке стало холодно. Появились первые заболевшие. Угроза срыва выполнения плановых заданий заставила руководство лагеря принять решение об изготовлении и установке в бараке печек-буржуек.

Полуголодное существование и тяжёлый физический труд по заготовке леса постепенно изматывали даже физически сильных заключённых. Многих угнетала и страшная оторванность от родных мест, отсутствие связи и поддержки. Лагерь существовал уединённым и обособленным от государства островком, оторванным навсегда и связанным с ним только тонкой нитью заготовленных кубов древесины.

Первый снег и пришедшая зима мало чем порадовали заключённых, но избавили их от надоедливой сырости. Григорий, несмотря на усталость, в промежутках работы с интересом наблюдал за особенностями дикой природы неизвестной ему ранее Сибири. Мелькнувшая на их участке вырубки леса подвижная рыжеватая белка привлекла внимание и навела на мысль, которая назойливо не покидала его в течение дня.

Придя в барак, он подошёл к раскалённой печке и бросил в неё тонкий моток добытой проволоки.
- Зарубин, это же не дрова. Зачем кидаешь? – удивился заключённый, назначенный дежурным истопником.
- Пригодится, - немногословный ответ ничего не прояснил.
- Не трогайте Молчуна, он знает, что делает, - поддержал старший по бараку. Так и закрепилась в среде заключённых брошенная им новая кличка.

На следующий день, воспользовавшись небольшой паузой в работе, Григорий установил заранее подготовленные силки из перекалённой проволоки. Она стала матовой и мягкой с легко затягивающейся петлёй. Рядом разложил для приманки разломанные шишки кедрового ореха – излюбленного лакомства белок.

В следующую смену, придя на делянку, в одном из силков он обнаружил пушистую белку. Быстро разделав её, отдал шкурку бригадиру, а тушку повесил замораживаться на дерево. Поздно вечером зверёк оказался в кипящем котелке, стоящем на раскалённой буржуйке. Сытный бульон и небольшие волокна мяса стали хорошей добавкой к скудному рациону питания.

Через несколько дней удача опять улыбнулась Григорию, а вечером и его коллегам по несчастью. Повеселевшие, хлебая горячий бульон, заменивший пустой вечерний кипяток, они обменивались мнением:
- Головастый Молчун! Придумал же, без ружья охотой занимается.
- Да, бульончик хорош, особенно после такой работы.
- Главное и бригадир доволен, меньше стал бригаду гонять.
- Конечно, доволен! Он беличьи шкурки начальнику лагеря отдаёт, а тот его теперь тоже не обидит.
- Бригадир умный мужик, хочет дать большую свободу Зарубину для охоты и рыбной ловли.
- Не без личной корысти.
- А это и правильно, лишь бы нам было неплохо.

Начальник лагеря подполковник Серый был незаурядной личностью, самой историей этих мест. Сюда, в глухие сибирские края, он прибыл младшим офицером. Здесь, на одном месте, состоялась вся его карьера. Молодая жена, не выдержав заточения среди заключённых и окружающей дикой природы, быстро бросила мужа и уехала в город искать лучшую жизнь. Серый так долго находился в должности начальника, что уже чувствовал себя единым целым с подведомственными ему заключёнными. Даже его обустроенный кабинет, где он находился постоянно, превратился для него в камеру подчинённого ему лагеря. Радиосвязь была единственным средством общения начальника лагеря с внешним миром и руководством. Боязнь, не оказаться вовремя на месте и внезапно из начальника самому стать заключённым, превратила его в сидельца оборудованной камеры-кабинета. В редкие заезды старших начальников он одаривал их  заранее собранными и подготовленными таёжными дарами, надеясь на перевод поближе к цивилизации. Те уезжали довольные, докладывая о профессиональной состоятельности Серого, и он опять оставался бессменным начальником.

Зарубин с его развитым природным чутьём и возможностями оказался ценным человеком для начальника. Весной ожидалась проверка лагеря, и нужно было готовить встречу.

Теперь Григорий находился в своей стихии, ему была предоставлена возможность заниматься охотой и рыбной ловлей. Довольны были и его товарищи – часть добытых припасов поступала в общий котёл...

Неожиданное известие о начале войны не сильно шокировало подполковника Серого, заброшенного в забытую Богом и людьми глубинку. Он и не сомневался, что вскоре враг будет разбит и изгнан с нашей территории. Обрывочная информация о положении на фронте всё более удивляла его. Противник стремительно продвигался вглубь страны и в том числе на Московском направлении. Поступившее через два месяца приказание  о пересмотре контингента заключённых и докладе списков, достойных защищать Родину и искупить вину перед ней, встряхнуло весь лагерь.

Григорий, узнав о начале войны, недолго размышлял, что делать. Ответ давно был подготовлен всей его жизнью и суровым опытом, приобретённым в лагере.

Ещё весной его поразила и заставила задуматься увиденная картина. Шквалистый ветер, налетевший внезапно, резко сгибал и с треском, как обычную солому, ломал могучие, но одиноко стоящие деревья. Они, даже не сопротивляясь, со стоном глухо падали оземь.  А рядом гудела возмущённая разыгравшейся непогодой роща, и буйные порывы ветра ничего не могли поделать с объединившимися и прильнувшими друг к другу деревьями.

«Вот так и человек, - подумал тогда Григорий, - силён, когда вместе, и тогда никакая буря ему не страшна».
К тому же возможность принять участие в защите страны давала надежду на возвращение в родные места к семье.

- Гражданин начальник, прошу отправить меня на фронт, - при первой же возможности обратился Зарубин.
- Зачем? Ты здесь нужнее, - Серый удивлённо и даже с любопытством рассматривал заключённого. Молчун ему давно нравился, но такое поспешное желание уйти на фронт вызывало подозрение, привитое длительной работой со сложным контингентом.
- Хочу защищать свою страну и семью. Мои родные, видимо, в оккупации, - переживая, доложил Зарубин.
- Погибнешь ведь, подумай.
- Всё во власти Божьей! – неожиданно вырвалось у Григория.

Эта фраза, шедшая из глубин его души, дорого обошлась бы ему раньше, но сейчас она убедила Серого в чистоте помыслов заключённого. Он даже не удержался и дал совет: «Со словами о Боге - поосторожнее. Лучше промолчи».

Через несколько дней команда, сформированная из отобранных заключённых, под конвоем была отправлена на фронт.