Прерванная жизнь

Виталий, 31.
Параноидная шизофрения (F20.0).
Острая манифестация, прогредиентное течение.

Каждый вечер я играю в прятки с тенями. Это изматывает меня. Слишком часто они оказываются хитрее, чем я сам… Но за все время, пока я здесь, мне удалось выяснить самое важное правило игры – главное, не смотреть им в глаза.

Когда я был маленьким мальчиком моя мать говорила, что опасно верить людям. Она так говорила. Она учила меня жизни. Теперь я понял и принял ее уроки. Мне доподлинно известно, что за мной уже очень давно следят. Возможно, они начали следить за мной еще до моего рождения. Порой мне кажется, что я словно Иисус, и ни одному царю не было выгодно мое рождение. Но я родился. И теперь я здесь.
Мне нравилось есть манную кашу по утрам. Без сахара. Но обязательно с молоком.

Это успокаивало меня. Делало… Мягче. Да. Я люблю быть мягким. Таким, чтобы об меня возможно было сломать нож. Мягким словно масло. Из морозильника моей мамы.
Усталость всегда настигает меня внезапно, прямо посреди наших дьявольских танцев с тенями. Сейчас бы манной каши… Но Эн ушла, и некому больше заняться готовкой. Почему она ушла?... Меня выручают лишь таблетки, которые приносят по утрам. И вечерние уколы. На этом прелести жизни заканчиваются.

Моя мама говорила мне: «Виталий, ты вырастишь и станешь великим человеком! А пока ты не вырос, я должна заботиться о тебе. Но ты обязательно станешь великим». Этой женщине было невдомек, что я уже был великим человеком. А может… Может, и не человеком вовсе.

Эн ушла, потому что я плохо ел манную кашу? Черт, а кто такая Эн?!

- Савелий! Савелий, ты здесь? Ты спишь? Савелий!

Мужская фигура медленно перевернулась на другой бок. В темноте с трудом можно было разглядеть черты лица Савелия. Виднелись лишь его острые скулы, длинный нос и очертания усов.

- Что тебе опять, окаянный?

- Напомни, кто такая Эн?

Савелий тихо выругался. Лег на спину, заставив скрипеть старый металлический матрас койки, и пробормотал:

- Да у тебя реально шиза, походу. Не знаю я никакой Эн. Выдумал ты ее поди. Все.
Отстань. Я спать хочу.

Но я знал. Я точно знал. Эн существовала. Просто она почему-то ушла…
Утро настало с невероятной скоростью. Я не заметил ночь. Не заметил восхода. Казалось, что я лишь моргнул, а солнце уже успело взойти очень высоко. Из окна моей палаты можно было видеть деревья и… На этом, собственно, все.

Я плохо помню причину своего ночного беспокойства. Да и было ли оно? Вряд ли это теперь важно, ведь мне снова принесли таблетки.

- Савелий!

Мой голос оглушал. Больно бил по ушам. Ударял дурным запахом прямо в нос.

- Савелий!!!

Еще сильнее. Словно кирпичом по затылку.

Савелий не отзывался.

Я больше не рисковал.

За окном бушевал новый день. Я точно знал это. Видел остатки листьев на деревьях. До моего слуха даже доносились обрывки уличных голосов. Хм, или это снова… Снова… Нет. Таблетки заглушают гул в моей собственной голове.

Обыкновенно у меня нет сил, дабы поднять свое тело с кровати и занять свой разум хоть чем-то. Однако сегодня… Сейчас! Я чувствую себя иначе.

Я встал.

Я поднял себя с постели мощным усилием воли. Вот это да. Эн гордилась бы мной. Эн… Моя Эн!

На миг я погрузился в воспоминания о былом: белые простыни, что не отдают плесенью, а лишь ее запахом. Вкус блинчиков, свежесваренный кофе. Эн удивительно хорошо умела варить кофе. И жарить блинчики. Эн удивительно хорошо умела делать абсолютно все…

Воспоминания захлестнули меня. Они словно внезапное цунами – опрокинули мое сознание на океаническое дно. И воздуха там не было. Моя Эн… Вот Дьявол.
Я снова упал на кровать.

Не помню, как прошел день. Когда мне удалось очнуться, я все еще лежал в своей постели в той же позе. За окном виднелись редкие огоньки звезд. Все казалось ледяным. Холодным. Черт побери… Все было таким потерянным. Мне следовало просто закрыть глаза, снова провалившись в небытие. Так я и поступил.

Щелк. Слайд сменили. Из забытья меня вывели веселые голоса медсестер в коридоре. Сейчас мне снова принесут таблетки… Значит, настало утро. Не знаю, какое по счету. Я и не пытаюсь их считать.

Нейролептики, антидепрессанты, нормотимики… Все отправляется прямиком ко мне в рот. Уколов ждать не буду. Сами придут. Позже.

Я повернул голову в поисках Савелия. Однако мужика снова не было в своей койке. Неужели, умер? Или выписали? Я думал, отсюда никого не выписывают… Интересно.
Итак. Новый день. Чувствую себя… Да никак не чувствую. Снова ничего не помню. Я даже не помню, что именно должен был бы помнить. И пусть.

Меня постигает волна несвойственного для моего существования здесь чувства. Волна… Желания. Желания увидеть этих мило смеющихся в коридоре медсестер. Быть может, даже заговорить с ними. О чем нынче разговаривают нормальные люди? Да откуда ж мне знать…

Я медленно свесил с кровати ноги. Так, славно. Первый шаг в тяжелом пути проделан успешно.

Облокотившись на деревянную тумбочку, я привстал. Отнюдь. Не дурно. Кстати, тумбочка ужасна на вкус.

Мое тело вдруг оказалось в вертикальном положении. Я на миг ощутил себя победителем. Затем мои ощущения снова перешли в нечто вроде ровной линии.
Хорошо. Теперь осталось дойти до самого коридора.

Путь предстоял близкий, но трудный. Не знаю, когда в последний раз мне удавалось выбраться из палаты.

Каждый, проделанный шаг, приближал меня к высоким женским голосам. Кажется, они обсуждают какие-то новости… Интересно.

- Доброго… Дня.

Мне казалось, что мой тон звучал оглушающе. Он будто вонзился в головы двух молодых медсестер.
Они в недоумении посмотрели на меня.

- Добрый день, Виталий.
Одна из медсестер приблизилась ко мне всего на пол шага. Но я заметил. Я все замечаю.

- Как ваше самочувствие сегодня?

Я застыл в оцепенении.

Довольно давно мне не приходилось вести ни с кем разговоры. Кроме Савелия. Но он не в счет. Он болен, как и я.

Медсестра сделала еще шаг.

- Как чудесно видеть вас, хм… Здесь. Бодрым. Может, вы что-то хотели?

Я пристально смотрел на нее, собирая все слова, что знал, в одну большую гору, из которой мне удалось бы выкопать хоть парочку подходящих.

Я не мог…

- Сонь, я думаю, нужно позвать Петра Геннадьевича. Пациент явно не в себе. Еще учудит что…

Почти прошептала вторая медсестра. Но я услышал. Я все слышу.

Их намерение напугало меня.

- Нет!

Мой голос снова разлетелся миллионами острых иголочек.

- Нет… Я лишь хотел узнать…

Медсестра, стоявшая ближе ко мне, очевидно Соня, оглянулась на подругу, а затем резко перевела взгляд на меня.

- Да, Виталий. Я вас слушаю. Что вам угодно?

- Я хотел… Узнать. А где… Где Савелий?

Медсестры снова переглянулись.

- Какой Савелий? – спросила девушка, что стояла позади.

Однако я все еще продолжал смотреть на Соню:

- Ну, Савелий. В палате со мной лежит. Не знаю, сколько именно по времени… У меня с этим туго. Но по ощущениям, уже вечность. Его выписали? Или… Где он?

На несколько секунд воцарилась тишина. Девушки явно размышляли над ответом.

- Виталий, мы не знаем и не видели никакого Савелия.

Голос Сони звучал как-то… Будто снисходительно. Если я еще знаю, что это такое, и как оно звучит.

Медсестра, стоявшая дальше всех, громко добавила:
- Не было здесь никогда никакого Савелия. Очевидно, он лишь у вас в голове.

Я попятился назад и схватился за стену. Силы покидали меня, однако чувство, будто я должен узнать еще нечто важное, никак не оставляло.

-Вас проводить в палату?

Соня подошла еще ближе. Ее голос звучал все тише.

Я должен был… Я должен был вспомнить.

- Нет. Нет. Стойте. Еще кое-что. Очень важное.
Медсестра выпрямилась и заглянула мне в глаза.

- Кто… Скажите, Соня. Кто такая Эн?

Мне в нос ударил мерзкий запах гречки. Кажется, я ненавижу гречку. Глаза открылись сами собой. Моя постель, ремни на запястьях… Что произошло? Память снова подводила меня.

Я повернул голову к окну и увидел яркий круг луны. Дожили. Ночь на привязи. Явно не первая в моей ничтожной жизни. У окна стоял Савелий и курил сигарету.

- Привет, Виталий. Ты идиот, конечно. Что натворил то?

- Не помню я. А ты где был?

- Попробуй-ка вспомнить. Иначе много интересного пропустишь. И будет не весело.

Я закрыл глаза. Вспомнить? Вспомнить что?

Последний день в сознании. Я… Я решил выйти в коридор. Точно. Выйти в коридор прямо на звонкие женские голоса. И я… Я смог! Мы говорили. О чем мы говорили с медсестрами? Была там одна… Хм. С… Соня! Так. Отлично. Что еще? Савелий. Я спросил про Савелия. Хотел узнать, где он, и не случилось ли что. Что мне ответили…

Савелия не существует.

Я распахнул глаза.

Мой сосед по палате все еще стоял подле окна и курил свою, кажется нескончаемую, сигарету.

- Вспомнил. Я тебя придумал. Тебя нет.

Савелий смотрел прямо в окно.

- Да. Только это не все. Ты задавал еще один вопрос. Самый важный.

- Какой вопрос? Расскажи, если ты — это все равно я. Расскажи!

- Ты должен сам. Знаю я – знаешь и ты.

Я ощутил соль на губах. Мое лицо было мокрым от слез.

Мне вдруг стало известно все, о чем мы говорили тем днем. Эн…




-  Кто… Скажите, Соня. Кто такая Эн?

Девушка опустила глаза. Она выжидала. Выдерживала паузу, будто обдумывала говорить или нет.

- Прошу. Скажите мне. Этот вопрос не дает мне покоя целую вечность. Ведь для меня не существует времени.

- Виталий, Анна – это ваша жена. Вы звали ее Эн. Так вы сказали мне, когда только поступили к нам, почти год назад. Точнее Анна была вашей женой…

- А теперь? Она ни разу не навещала меня? Вам что-то известно о ней? Я вспоминал запах ее блинчиков и наших простыней… Я порой… Порой мне больно думать о ней.

Соня не сводила с меня взгляда. Ее губы немного тряслись.

- Она не приходила к вам. У нее есть на то причина. Вы очень напугали ее… Виталий, вы…

- Вы ударили ее ножом, Виталий. Вряд ли она придет вас навестить, - медсестра, стоявшая поодаль, обладала на редкость неприятным голосом.

- Да. Так случилось. У вас был психоз и бред и… Вы просто не здоровы. Вы не виноваты. Но ваша жена была чрезвычайно напугана. Он звонила сюда несколько раз за год, чтобы узнать о вас. Но… Это все.



Слезы ручьем катились у меня из глаз. Моя Эн, блинчики, наша постель… Все стало прахом. Я сам стал прахом.

Проснулся я уже без ремней на запястьях. Рядом со мной сидел Петр Геннадьевич в белом халате.

- Как ваши дела, Виталий? Жалобы есть?

- Нет. Все славно. Только гречку ненавижу. Попросите, чтобы не приносили мне ее больше, ладно?

- Хорошо, постараюсь что-нибудь сделать для вас, Виталий. Рад, что вы сегодня улыбаетесь.