Влюблённый бог

Закат был великолепен. Розовые облака, красное солнце, наполовину окунувшееся в море, небо – полная гамма цветов. Одинокий кораблик, плывущий под треугольным парусом по спокойному морю. Мир, покой, красота.
– Идеальный пейзаж для художника, – проговорил я, глядя в окно. - Впрочем, не только для художника, для всех. Но красоту, к сожалению, не все и не всегда замечают.
«Жаль, что завтра всего этого уже не будет», – добавил я про себя.
Я вздохнул и отошёл от окна. Комната была наполнена волшебным розовым светом заходящего солнца. Бросив прощальный взгляд на море, я задёрнул занавес и сел в кресло.
– Грустишь? – тихо спросила Кейт.
Она сидела на диване напротив. Тёмно-каштановые волосы до плеч, бледное лицо, серые глаза. Худенькая, почти хрупкая, но с хорошей фигурой. Я бы не сказал, что она очень красива, но мне она всё же нравилась.
Я молча кивнул и посмотрел на неё. «Почему ты мне так нравишься?» – спросил я себя. Этот вопрос я задавал себе не раз, но пока не нашёл ответа. Иногда мне казалось, что я и не хотел его находить. Когда не знаешь чего-то, но догадываешься, это похоже на смакование хорошего вина. Наслаждаешься вкусом, пока держишь во рту. Раз проглотил – вкус начинает исчезать, и вскоре остаётся одно лишь воспоминание об ощущении.
– Я тоже, – она вздохнула. – Не хочу, чтобы ты уезжал.
Я успел заметить блеск в её глазах, прежде чем она отвернулась.
– И я не хочу. Ливерпуль – прекрасный город. Такой же красивый как ты.
Я попытался улыбнуться, но ни мой комплимент, ни моя улыбка не произвели на Кейт никакого впечатления. «Завтра уже не будет никакой красоты, – подумал с сожалением я, – как, впрочем, и уродства».
– Знаешь, – произнес я после некоторого молчания, – возможно, мы ещё когда-нибудь увидимся.
Почти соврал.
– Когда?
Я пожал плечами. Что я мог сказать на это? После всего, что произойдёт завтра, даже при удачном исходе, и если она останется жить… Не знаю. Не стоило говорить этого.
– А почему ты не возьмёшь меня с собой? – Кейт уже не пыталась скрыть слезу, которая побежала вниз по щеке и остановилась возле уголка губ, словно раздумывая, куда ей катиться дальше. Тут мне показалось, что я вижу ответ на свой вопрос, который я так часто задавал себе. Я закрыл на несколько секунд глаза, а когда открыл, слезы уже не было. Были лишь мокрые глаза и приподнятые тонкие брови – она ждала ответа.
Я протянул руку и погладил её по волосам.
– Если я возьму тебя с собой, это может изменить наше… вернее твоё отношение ко мне.
– Почему ты думаешь, что я… – она запнулась на полуслове, – …ты думаешь, что я перестану любить тебя?
Я почувствовал едва заметную нотку гнева в её голосе.
– Я не говорил, что ты перестанешь любить меня. Я сказал, что твоё отношение ко мне может измениться. Оно может ухудшиться, то есть… то есть ты действительно можешь разлюбить меня… и даже возненавидеть. Или оно может улучшиться, даже… слишком улучшиться.
Девушка нахмурилась, пытаясь понять смысл моих слов.
– Я хочу сказать… – я запнулся, не зная, как объяснить ей всё. «Какой же ты идиот! – обругал я сам себя. – Ты не имел права делать этого! Полюбил её – твои проблемы. Но ты не должен был позволять ей влюбиться в тебя. Дурак!»
– Что плохого в том, что я буду любить тебя ещё сильнее? – в голосе Кейт звучало отчаяние.
– Если ты будешь любить очень сильно, ты можешь потерять себя. Любовь – это безвозмездная отдача. Чем сильнее ты любишь, тем больше ты отдаёшь себя другому человеку, тем больше ты, тем самым, теряешь свою личность. Я не хочу, чтоб ты исчезла. Я люблю тебя такой, какая ты есть сейчас. Не хочу, чтобы ты поклонялась мне или боготворила меня. Я хочу быть с тобой на равных, хочу быть человеком.
– Разве мы не на равных?
– Пока да. В некотором смысле, да.
Мы не заметили, как сумерки перешли в вечер, и в комнате стало темно. Я встал и включил лампу на письменном столе. Девушка задумчиво наблюдала за мной. В тусклом свете настольной лампы её лицо приобрело детскую нежность и некую едва уловимую загадочность. Серые глаза изучали моё лицо, словно она видела меня впервые. Я залюбовался её лодыжкой, которая виднелась из-под отворота брюк. Тонкая, изящная и хрупкая, как она сама. Кожа нежная, словно шёлк.
– Ты странный, – констатировала она тихо, будто говорила сама с собой.
С трудом оторвав взгляд от её ступни, я покачал головой.
– Нет. Обычный. Обычный в своём роде.
Я сел на диван рядом с ней и обнял её за плечи. Кейт разглядывала меня ещё некоторое время, а потом спросила:
– Кто ты?
«Вот и всё, доигрался, – подумал я, поёжившись под пытливым взглядом серых глаз. Прямой вопрос. Нужен прямой и честный ответ. Ведь я не лгу тем, кого люблю. Около месяца назад, когда мы только познакомились, сказал, что я коммерсант из Швеции, приехал в Англию по делам. Это была ложь, но тогда я ещё не любил её. Теперь всё по-другому.
Я вздохнул и посмотрел ей в глаза.
– Я – бог, – сказал я.
Когда сообщаешь людям ошарашивающую новость, бывает интересно следить за их глазами, как они меняются, как показывают эмоции, намерения. Глаза – это окно, за которым великолепно видна человеческая душа. Просто надо уметь заглянуть в это окно. Но сейчас я неожиданно обнаружил, что окно в душу девушки закрыто. Казалось, моё откровение не произвело на неё никакого впечатления. Помолчав несколько секунд, она сказала:
– Если ты бог, сделай так, чтоб мы с тобой не расставались.
– Ты думаешь, боги всемогущи?
– Конечно, – убежденно кивнула она, – разве нет?
Я покачал головой.
– Всемогущих не бывает. Ни богов, ни людей. Всемогущество – это один из абсолютов, к которым можешь приближаться с какой угодно скоростью, но так никогда и не достигнуть. Неисполнимая мечта человечества – стать всемогущим или иметь всемогущего покровителя и защитника.
Я вздохнул и обнял её покрепче. Она положила голову мне на плечо и закрыла глаза. Мы просидели молча несколько минут. Потом я спросил:
– Ты мне не поверила?
– Поверила, – ответила Кейт.
– Ты восприняла моё сообщение так спокойно, будто знала…
– Да, я знала. Ты похож на бога. У меня такое чувство, будто всё это время я ждала, что ты сообщишь мне нечто подобное.
– Ты не жалеешь, что влюбилась в меня?
– Нет. Я жалею лишь о том, что я не богиня.
Кейт посмотрела на меня, и в её глазах я увидел просьбу. В эту секунду я испытал страх, мысленно заклиная ее не делать того, чего я так боялся – чтобы она не почувствовала желания молиться мне или умолять меня. Я боялся умереть как человек. Если я превращусь для неё из человека в бога, всё кончено. И нашим отношениям конец.
– Не бойся, я не сделаю этого, – сказала Кейт, будто прочитав мои мысли. Она улыбнулась, и я ощутил огромное облегчение.
– Похоже, ты и есть богиня, – я улыбнулся в ответ и поцеловал её. У неё были мягкие, влажные губы. Она закрыла глаза, наслаждаясь моими ласками, пока я целовал её губы, её щёки, уши, шею. Она была прекрасна. Прекрасна, как всегда. Прекрасна, как богиня…

*       *       *

Час спустя я стоял у окна и смотрел на звёзды. Небо было безоблачно, и вид многих тысяч искорок, сверкающих в тёмном небе и складывающихся в созвездия, завораживал и притягивал взор.
– Всё-таки у людей богатое воображение, – сказал я, не отрывая взгляда от сияющих небесных огоньков, – я разбросал звёзды совершенно хаотично, а они увидели в них какие-то фигуры. Очень интересная способность – открывать в хаосе порядок.
«Собственно говоря, я сам с этого и начал», – заметил я про себя.
Кейт подошла ко мне сзади, и я почувствовал нежное прикосновение мягких ладоней. Она обняла меня и прижалась щекой к спине.
– Звёзды – это самое лучшее твоё творение, – промурлыкала она. – Когда я была ребёнком, мне приснилось, как хожу по звёздам и прыгаю с одной на другую. Это был мой любимый сон. Он приснился мне только один раз, но я запомнила его на всю жизнь. И сейчас мне кажется, будто видела его только вчера.
– Хочешь увидеть свой сон ещё раз? – спросил я, обернувшись к ней.
Она молчала, не отводя зачарованного взгляда от неба, а потом заговорила так тихо, что я не был уверен, услышал ли я её голос, или прочёл её мысли:
– Нет. Пусть мой сон превратиться в явь.
Звёзды заманчиво сверкали в ночном небе. Я медленно взял её ладонь в свою и заглянул ей в глаза. Она негромко всхлипнула, почувствовав прикосновение звёзд, ощутив холод пространства и бесконечность времени. Всё это влилось в неё яростным потоком, смешиваясь с радостью и безграничным восторгом, и порождая в итоге невероятную смесь, к которой даже я боялся прикоснуться.
Комната, в которой мы находились минуту назад, исчезла. И Земля исчезла. Вокруг нас были лишь звёзды. Они сверкали со всех сторон, образуя громадную сферу волшебных огоньков. Каждая из них сияла по-своему. Одни яростно и агрессивно, другие спокойно и дружелюбно, третьи нежно и даже любовно, а некоторые и вовсе безразлично. Но их всех связывало одно – все они пытались тем или иным способом привлечь к себе внимание своего создателя и той, которую он полюбил. Те, что были ближе всего, тянули к нам лучи, словно пытаясь коснуться нас, чтобы поприветствовать и показать свою любовь. Их прикосновения были нежными, мягкими и тёплыми, как ласка котёнка, трущегося пушистой головой о стопу.
Я посмотрел на Кейт, но с удивлением обнаружил, что держу за руку маленькую девочку лет трёх. Она вертела головой во все стороны и почти беззвучно смеялась. Смех этой малышки и был той смесью, которая возникла, когда мечта слилась с чувствами, и когда звёзды наполнили вселенским светом её душу. Девочка протянула руку к ближайшей звёзде, и та послушно скользнула в её раскрытую ладошку. Она осторожно поднесла ладонь к глазам, затаив дыхание от восторга и изумления.
Я смотрел на малышку Кейт, держа её детскую ручку в своей, и думал о том, какой прекрасный и милый ребёнок живёт в девушке, которую я полюбил. Я думал также о том, что похожий ребёнок живёт в каждом человеке и даже во мне. Надо лишь увидеть его и разрешить ему показаться на свет, быть честным с ним и любить его. А когда человек познает по-настоящему своего ребёнка и станет жить в согласии с ним, тогда он будет готов наслаждаться вечным покоем. Тем, у кого есть дети, повезло, потому что они обладают прекрасной возможностью учиться у своего ребёнка быть Ребёнком. Те, у кого детей нет, тоже могут научиться, если захотят. Но как бы там ни было, у всех будет достаточно времени сделать это, потому что я решил не спешить с Концом Света и отложить его ещё на пару тысяч лет. Может, к тому времени люди научаться быть Детьми?