Вышивальщица. Глава 53. Вот так клюква...

— На вот, в ящик почтовый загляни. — Михална дала сыну ключ. — Там лежит что-то, а мне открывать несподручно, наклоняться нельзя, доктор сказал, хрусталики выпасть могут, собирай их потом, с полу-то…

Колька читал письмо от Матильды Браварской, своей бабушки и материной несостоявшейся свекрови и злейшей врагини. Впрочем, врагиней она была тридцать восемь лет назад, а сейчас тяжело переживала смерть мужа и боялась, что так и не увидит внука. Так и написала: «Я не прошу прощения, я хочу лишь увидеть единственного внука, если успею. И сердечно благодарю пани Зяблову, за то что ответила на письмо и сообщила ваш адрес».

Колька скрипнул зубами. Отец не желал о нём знать, откупился деньгами. А бабушка вспомнила о внуке через тридцать восемь лет, когда собралась помирать. Ну дела-аа…
Арина вскрыла конверт, прочитала письмо, написала ответ и отправила в Польшу. ну дела-ааа... А если бы не вскрыла, он бы о нём не узнал, мать бы выкинула письмо по тихому: сын уедет в эту чёртову Варшаву, к этой чёртовой Матильде, а она, Алла, останется одна. Совсем одна!

— Коль, чего она пишет-то? Чего молчишь как сыч? Или плохое что?
— Хорошее, мам.
— Поедешь к ней? Колюшка… А как же я? Мне куда деваться? Одной - зачем жить...
— Мам. Не передёргивай. Съезжу, посмотрю на свою бабку и приеду. Может, ей чего надо… Старая она. Пишет, здоровье ни  к чёрту. Ещё про дом какой-то пишет, про наследство. Документы оформлю, дом продам и приеду. Тебе что, деньги не нужны?

Михална покивала, вытерла слёзы и робко спросила:
— Приедешь, значит?
— А куда я денусь? — Колька обнял мать за плечи, поцеловал в мокрую от слёз щёку. — Здесь у меня всё: ты, Василиска... Аринка.
— На кой она тебе сдалась? Ты теперь человек денежный, богатый, а она голодранка, полы в подъездах мыла, теперь занавески чужие строчит, из ЖЭКа-то выгнали… Шитьём на хлеб зарабатывает. И мужик к ней ездить повадился, мне почти ровесник. Ни стыда ни совести у девки! Валерьяновна, Петра Ильича жена, своими глазами видела: машина белая, красивая, к подъезду к нашему подъехала. Мужик из себя видный, хоть немолодой уже. И с букетом. Любовник её, значит. Она дверь ему открывает — здрасьте, Игорь Владимирович, проходите в гостиную — и голос от радости звенит! 

Колька помрачнел:
— С Ариной я сам разберусь.
Мать поняла его по-своему, запричитала:
— Тебя ж посадят, Коленька! Не трожь ты её, бога ради!
                ***
…С экрана на него смотрели усталые глаза. Лицо казалось странно знакомым. Где он мог её видеть? Он не помнил названия фильма, но актриса была точной копией его польской бабки, только моложе лет на тридцать. Тот же рисунок губ…
— Матильда Вацлавна, вы никогда не снимались в кино?
— Что? Заграч в фильми? Нет. Длачэго повиннам робич фильми… Почему я должна играть в кино?
— Не должны, вы не так поняли. Просто вы очень похожи на одну актрису, я видел, давно, только название забыл. — Колька сообразил, что говорит что-то не то.

Они смотрели друг на друга — постаревшая красавица и её взрослый внук — и молчали. Михална глянула на экран из-за Колькиного плеча:
— Забыл он… Беата Тышкевич, а фильм «Дворянское гнездо». — И зашептала сыну в ухо: — Она это, Марека мать, кровь змеиная. Нам с Мареком жизнь поломала, за тебя взялась, надумала прощения просить, курва. В глаза бы ей плюнула!

«Беата» приоткрыла рот и округлила глаза. Тут Михална сообразила, что её видят и слышат, и вознамерилась было плюнуть в экран, но Николай успел захлопнуть крышку ноутбука.
— Мать, ты что творишь? Всю малину мне испортишь! — И подхватив ноутбук под мышку, утопал с ним на кухню.

Мысль об Арине мучила его со вчерашнего вечера. Почему она не пришла? И утром не заглянула. К чёрту! Сегодня он скажет ей всё, что хотел сказать  ещё в Осташкове, когда она — в пижаме и с взлохмаченными косами — сидела на кухонной табуретке и пила смородиновый морс, а он поддерживал её под спину, чтобы ей легче было сидеть. Спина была тёплая, с выступающими позвонками, трогательно детская… Он скажет ей, что чувствовал тогда, что чувствует теперь… И пусть сама решает, нужен он ей или нет.

Отвязаться от бабушки не получалось. Она то говорила, мешая русские слова с польскими (Колька плохо понимал, но не переспрашивал: хочет перед смертью душу облегчить, пусть оправдывается, ему её оправдания не нужны), то принималась плакать. И успокоилась лишь взяв с внука обещание, что он прилетит в Варшаву.

Колька пообещал, подумав попутно, что надо ещё деньги на билет достать. У кого бы одолжить? Может, у Арины? Нет, одалживать стыдно, тем более у будущей жены. Пани Арина Браварска. А может, сначала жениться и в Варшаву поехать вдвоём, и не самолётом, а поездом? В купе СВ… А бабка подождёт. Тридцать восемь лет ждала, подождёт ещё немного.
Закончив разговор по скайпу с Варшавой, с облегчением выдохнул. Желание рассказать обо всём Арине прямо-таки распирало.

На звонок никто не открыл. За Арининой дверью предупредительно мяукнули. Значит, Белый один, при хозяйке он молчит, не разговаривает. Кот не любил гостей, исключая Василиску, с которой дружелюбно мурлыкал в аринином палисаднике.

— А она ушла, — сообщила Кольке вездесущая мать. — Пока ты с курвой этой миндальничал, у неё  замок щёлкнул. Я в окно глянула — на голове платок, на спине рюкзак, на ногах сапоги резиновые. В Чигориху отправилась, на Лебяжье болото.
— Ты откуда знаешь? — удивился Колька.
— Чего тут знать-то? Автобус на Чигориху три раза в день ходит, на утренний она и потопала, на восьмичасовой. За клюквой, видать. На Лебяжьем болоте клюква крупная, прямо как садовая. Только народ туда и в сушь ходить боится, трясины там страшенные. А в этот год и летом лило-поливало, и осенью льёт! Уж сколько народу там утопло, на Лебяжьем, а её словно кто бережёт. Кажный выходной с полным бидоном возвращается. Спрашиваю, где такую крупную насобирала, а она мне: на Лебяжьем да на Семёновском. Там, говорит, клюквы россыпи целые и народу никого. Она и мне бидончик набрала, я с сахаром перетёрла, в холодильник поставила. Клюквенный морс от простуды первое средство.

Колька слушал мать с ужасом. Он тут мечтает о Варшаве, о том, как будет гулять с Ариной по варшавским улицам, как познакомит её с бабушкой, и они все вместе поедут в неведомый Бяле–Блота смотреть отцовский дом… А Арина одна на болотах, смерти ищет! Без царя в голове девчонка. А он, Колька, себялюбивый идиот.
— Да вернётся она, куда она денется, — успокоила сына Михална. — С дневным автобусом приедет, встретишь подружку свою.

С дневным автобусом Арина не вернулась. Не приехала и с вечерним. Белый не спал, утробно звал хозяйку: «Мау. Мау. Ма-аау. Мма-ааа-аау!» Колька представил, как кот мечется по квартире, и на душе стало ещё тошнее.

На иллюстрации из интернета - польская актриса Беата Тышкевич

ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/04/04/842