Адская Красотка

                АДСКАЯ  КРАСОТКА
                Мини-экстрим-роман
    Стояла на лоджии, раскуривая вечер, стряхивая пепел вечность. Длинные чёрные волосы, густые и тяжёлые, в них запутался ветер, пряди ниспадали на красную тунику, это смотрелось потрясающе! Он целовал её взглядом, снова и снова, сердце замирало от любви и восторга, и рука его переносила это счастье на большой холст, туго натянутый на подрамник. Он вновь и вновь создавал своё счастье на холстах, в разных ракурсах. Она никогда не позировала ему, он просто схватывал её образ в неожиданные моменты, взахлёб, и сердце его рвалось из груди! Вот она обернулась, выпуская колечки дыма из пухлых,  капризно изогнутых губ. Глаза её с лисьим разрезом янтарно лучились. Аккуратный, чуть вздёрнутый, носик, чёткий овал лица, такого родного, безумно любимого, много раз им писаного! И целованного, когда она позволяла. Он делал для неё всё, каждый миг отдавал ей всего себя, свою душу, свою жизнь! Как она прекрасна! Эта её точёная фигурка, тонкие ноги, острые коленки, всё в ней сводило его с ума! Мысли о доме, о жене и дочках развеялись, растворились в пространстве. Иногда жена напоминала о себе, звонила, но в мастерскую в центре города, где он теперь постоянно жил, приезжать не смела. Люба знала, что у него есть Сабина, и уже отчаялась устраивать истерики и требовать вернуться в семью, смирилась.
    «Что все мои картины в сравнении с настоящей Сабиной? Всего лишь вечности песок…»  - думал он. – «Если они останутся в вечности, конечно, что не факт».
   В мастерской везде висели, стояли, лежали картины с Сабиной всюду: на фоне моря – это когда он возил её на Кипр, она в купальниках, в сарафане, она топлес, её силуэты на итальянских пейзажах – они были в Италии, вот Сабина в коротеньких белоснежных шортах и оранжевом топике в Греции. Везде она. И несколько пейзажей в изысканных рамах, написанных самой Сабиной. Егор научил её работать с красками, это был её каприз. Актриса, пожелавшая стать художницей. Но длилось это недолго. Потом она стала создавать куклы, и выступала с ними на городских праздниках, текст ей писал Егор. Куклы у неё получались со своими характерами, с собственной мимикой, как живые. И вели они себя на выступлениях непосредственно и весьма темпераментно.
    Раньше она играла в театре в массовых сценах, иногда ей давали небольшие роли. Но это кончилось. Да и устала она ездить из Подмосковья, где была у неё крохотная квартирка. Все коллеги, знакомые, друзья были в Москве. И вот на одной творческой тусовке подруга познакомила её с Егором – художником, реставратором, весьма обеспеченным  мужчиной. Он был высоким, привлекательным, а главное – с большой мастерской в центре города, и с иномаркой. Это было удобно. Вскружить ему голову не представляло труда. Да это, впрочем, и не требовалось. Художник не сводил с неё горящих глаз, ни на шаг не отходил от неё весь вечер, сразу сунул ей свою визитку, а потом лично отвёз её домой. Они стали встречаться. И вскоре Сабина перебралась к нему. Красивая, уверенная в себе 40-летняя женщина с повадками дикой кошки, с большим амурным опытом. В её жизни всякое бывало. Не было лишь одного. Она никогда не была в загсе, не надевала белого платья. Иногда ей  хотелось побыть замужем по-настоящему, официально. А так, мужья у неё случались иногда, свободные. Не очень долго. Потом ей всё надоедало, и она их гнала. Любить она не стремилась.
    Егор был старше её на 10 лет. Сначала она не замечала разницы, всё было отлично. Она стала хозяйкой большой мастерской и повелительницей талантливого самца. В сексе он оказался неистов, но это стало раздражать. Нет, ну сколько можно! Она уже не девочка, пусть притормозит! Но её неприязнь только ещё больше распаляла его. И тут она ощутила его возраст. Это произошло на подсознательном уровне. Никаких внешних проявлений не было. Просто – не то, и всё тут. Не её это самец. Ей нужен моложе, намного моложе, лучше лет 30-ти парень или меньше. Юношеская страсть даёт энергию, силы, игривость. А от Егора она уставала. Но Егор удобен, послушен, влюблён. И она терпела. Он исполнял любой её каприз. Это радовало. Иногда она была шаловливой и даже заботливой. Но потом взрывалась, колола его словами, хотела побольней задеть, и это у неё получалось.
  - Ну не люблю я тебя, не люблю! – вскрикивала она надрывно.
    У Егора  перехватывало дыхание, всё  внутри  больно сжималось, никло, увядало. Он деланно похохатывал и шутил. Он умело скрывал свою муку, отчаянье,  и с ужасом думал, что вот она уйдёт, исчезнет из его жизни. Он изо всех сил старался привязать её к себе. Пытался распалить в ней чувственность, любовь. И ждал её именин, чтобы удивить и обрадовать. Подарок выбирал заранее, долго, тщательно. Ездил по всем ювелиркам. Но ничего, достойного Сабины, не находил. В конце концов, сделал на заказ изысканное колье, серьги и перстень с бриллиантами. Такой вот гарнитур из золота высокой пробы. Дорого, красиво, в чудесном футляре.         
      И вот этот день настал. Рано утром, пока она спала, он поехал  в элитный мегацентр. И накупил кучу всего самого вкусного. Потом долго готовил пир. Сабина красиво сервировала стол. Она заранее пригласила всех своих подруг и знакомых. Знала, что Егор для неё очень постарается. И хотела похвастать. Надела новое платье, слегка прикрывающее гибкое тело. Эффектно подколола волосы, подгримировалась. Выглядела изысканно! Егор не сводил с неё восхищённых глаз. Когда гости собрались, он произнёс восторженную поздравительную речь, и преподнёс Сабине корзину белых роз и дорогой подарок.
   - Ой, какая красота! – воскликнула Сабина, открыв футляр, и бросилась Егору на шею.  Он принялся её целовать.
   - Ну, хватит, хватит, - оттолкнула его она. – Лучше надень на меня всё это.
  Он застегнул на её длинной тонкой шее колье, вдел в ушки серьги. Перстень она надела сама. Это смотрелось на Сабине так роскошно, что гости ахнули.
   Летний день сиял за окнами мастерской не хуже Сабининых бриллиантов. Гости осыпали именинницу подарками. Звучали поздравительные речи и стихи, песни под гитару, разговоры, тосты, похвалы хозяйке праздника. Всё это длилось до самого позднего часа. Но вот гости разъехались. Егор был счастлив и возбуждён. Его обуревала страсть. Он подошёл к Сабине, обнял её.
   - Ты прекрасна! – прошептал он, почти задыхаясь, и прижал её к себе.
   Она оттолкнула его.
  - Слушай, отстань, а, - сказала устало. – Отвали.
  - Сабинушка, ну ты что, любимая моя девочка, что с тобой? – подавленно произнёс он.
 Она метнулась, накинула на себя кардиган, схватила телефон, и заказала такси.
  - Ты что? – ахнул он. – Куда? Полночь же? Зачем?
 - Я еду к знакомому композитору.
 - Куда? К Витьке, что ли? – крикнул Егор.
 - Да! Не жди. Вернусь, когда захочу!
   Она выскочила за дверь, и умчалась.
  Он остался один в огромной накуренной мастерской с неубранным столом. Рухнул  в кресло, закрыл лицо руками. Душа его стонала. Он был как скомканная перчатка, брошенная под танк. Потом встал, подошёл к столу. Взял недопитую бутылку джина. Залпом выпил. И стал звонить Сабине. Но она сбросила вызов.  Написала ему в ватсапе:
   - Не звони. Не вернусь. Никогда.
 Он чуть с ума не сошёл.
  Из такси Сабина позвонила Виктору, что сейчас приедет. Он не удивился, знал взбалмошную натуру своей давней приятельницы. Он называл её «Адская Красотка».  Говорил, что своим воздыхателем она создаёт ад в сей бренной жизни.
   Вскоре Сабина возникла на пороге его квартиры. Он встретил её радостно.
   - Ну, проходи, садись и рассказывай. Выпить желаешь?
   - У тебя, как всегда, малиновая наливка? – спросила Сабина, хмельно покачиваясь.
   - Как всегда. Своя, дачная, - ответил он, и достал из шкафа бутылку и бокалы.
 Комната была завалена нотами, книгами, каким-то хламом, и при этом казалась очень уютной, милой, как игрушечный мягкий мишка. В торце стояли синтеза и компьютер. Виктор создавал электронную музыку. Сабина плюхнулась на диван, положила локти на стол. Виктор поставил перед ней бокал и блюдо с пончиками.
    - Во-первых, с именинами, - сказал он. – Извини, что не смог прийти. Твой Егор ревнивый. Ещё раз поздравляю!
    - Спасибо, - ответила она, и вынула заколки из причёски. Волосы рассыпались по плечам.
  - Ты в шикарной обёртке и в бирюльках, наверно в дорогих, - сказал Виктор.
  - В дорогущих! – похвасталась она. – Егор сегодня подарил.
 -  Вернее, вчера, - заметил Виктор. – Сейчас уже другие сутки, час ночи ведь.
 Они выпили, закусили пончиками.
 - Ох, хороша твоя наливка, - сказала Сабина. – Хорошо у тебя здесь, мне  тут легко и комфортно.
 - А в мастерской? – поинтересовался Виктор.
 - Там другая жизнь. Всё отлично там, но Егор меня жутко раздражает. Не люблю я его. Терпение не мой конёк. Я у тебя поживу пока?
  - Конечно. Как всегда.
  Квартира одинокого композитора была прибежищем для многих его друзей. Он был рад гостям. У него нередко кто-то бытовал, в основном это были творческие женщины.
   - Устала, пойду лягу.
    - Иди, красотка, отдыхай.
    Сабина зыбко поплелась в гостевую комнату.
  Через пару недель она вернулась в мастерскую. Весёлая, ласковая, заботливая. И Егор с разлёту, с окрылённой душой, сделал ей предложение.
  - Нет, замуж за тебя я не пойду, - ответила она.
  - Но почему? – воскликнул он.
  - Я не люблю тебя. И вообще, не хочу ни с кем связывать свою жизнь.
 Она лукавила. На самом деле, она мечтала встретить СВОЕГО мужчину, да так, чтобы и в ней и в нём сразу вспыхнула сильная страсть, обоюдная, особенная, фантастичная! Чтобы – фейерверк чувств и роскошь, как в красивых сериалах. «Я этого достойна!» - занозой застряла в её мозгу фраза из рекламы.
  А Егор, получив резкий отпор, потеряв надежду, стал как скукоженный осенний лист. И в душе Сабины вдруг жалом проросла жалость. Проросла, воткнулась, ужалила. Она позвонила подружке и долго болтала с ней, советовалась.
   - А ты сходи в церковь, там успокоение на тебя снизойдёт, и душа отдохнет. Разберёшься в себе, и мудрое решение само придёт, - сказала та.
  Сабина не долго раздумывала. Надела длинную юбку, платок, и пошла в церковь – она была рядом.
   Сильные запахи ладана, звуки молитв и песнопений спеленали её душу, она стала словно младенец, так уютно, спокойно, неотмирно ощущала она себя сейчас. Она и раньше иногда заглядывала в храмы, ставила свечи. Но теперь она простояла всю службу, долгую, с проповедью в конце. Ей всё очень понравилось. После службы она осталась чистить подсвечники. В мастерскую вернулась смирная, задумчивая. Егор удивился её новому настрою, совсем иному её выражению лица, схватил кисть и принялся писать эту иную Сабину. В нём опять зародилась надежда. И он решил что-то сделать для Сабины особенное. Но что? Можно устроить очередное путешествие в экзотическую страну. Например, в Индию.
    Сабине понравилась эта идея. И он, не откладывая, помчался в туристическую фирму, и заказал тур.
   С этого дня у них началась идиллия. Сабина была ласковая, заботливая. Но по выходным она уходила в церковь, а возвращалась печальная и сетовала, что живут они в грехе.
   - Да чушь всё это, какой ещё грех! – возмущался Егор. – Всё естественно! Не бери в голову всякую ерунду! Глупости тебе все эти церковники внушают!
  - Нет, Егорушка, ну как ты не понимаешь! Ведь мы не расписаны и не венчаны. Это блуд. В блуде живём.
 - Задурили тебе голову святоши всякие! – говорил Егор. – Всё это полный бред! Эта надуманная религия для простаков! Ну, давай распишемся, венчаемся, если тебе так надо. Я же предлагал!
   - Нет, Егорушка, ты ничего не понял, - горестно сказала Сабина.
  - Да зачем же ты всё усложняешь? – недоумевал Егор.
  Казалось, душа его превратилась в скрипку, и кто-то невидимый неистово рвёт смычком её струны. «Эта религиозность – очередной каприз моей малышки», - успокаивал себя Егор. – «Это пройдёт. Но чего ещё от неё ждать? Она – просто ураган безумств!»
   Незадолго до поездки в Индию Сабина собрала все свои вещи и исчезла. Егор вернулся из магазина – посреди мастерской стоял большой плакат, красиво и разноцветно написанный на холсте: «Ушла к знакомому поэту. Навсегда. Не вернусь».
   Его словно накрыло кипящей лавой, извергнувшейся из вулкана. Уронил пакеты с продуктами, пошатнулся, опустился на пол, стал задыхаться. Мысли жужжали как пчёлы и жалили его: «Какой ещё поэт? Кто? У неё много знакомых всяких! Кто из них поэт? Был ли он здесь, среди гостей?»
   Андрей был очень рад появлению в своей жизни Сабины. Эта норовистая дамочка давно разбередила его воображение и вдохновила на цикл стихов «Адская Красотка». Они познакомились на дне рождения Виктора. Это была грандиозная творческая туса, великолепный праздник! Виктор приготовил свой фирменный салат в огромной кастрюле, женщины принесли какую-то свою домашнюю стряпню, было много напитков, фрукты, пирожные, торты, стол ломился. Сытая и пьяная богема пела, читала стихи, говорила о жизни, веселилась! Самая шумная и яркая была Сабина. Она чаще всех вскакивала с бокалом в руке и говорила тосты, ерошила густые кудри именинника, пританцовывала и бегала на кухню менять экспозицию блюд. Сабина в тот день нежно поцеловала его в щёку. Он дал ей свой номер телефона. Иногда она звонила ему. Несколько раз встречались на выставках. Потом Сабина приглашала его на свои спектакли с куклами, которых она сама мастерски делала. Там были почти все их общие знакомые.
    Очень вовремя возникла у него сейчас Сабина. Андрей грустил. Его бросила жена. У него был творческий кризис. И вдруг – такая муза, бурлящее-блестящее-неуправляемое существо, самое прекрасное из того, что было в его многообразной чувственной жизни!     А Сабина сама не знала, что понесло её к Андрею. Просто случился какой-то надлом в душе, и непонятно стало, как жить дальше. Исповедоваться в куче грехов не хотелось, неприятно это жутко! Жить с Егором из-за тех благ, которыми он её осыпает, из-за удобства, и притворяться паинькой, ломать себя – больно, невыносимо! И нехорошо. Нехорошо? А грех ли это, или сказки о грехах? Пугают адом, а правда ли это? Как узнать?
   А, не думать, и всё тут. С Андреем хорошо в интиме.
  Утром – кофе в постель, днём – белое вино с устрицами, ночью – стихи о страсти к ней  и бурные ласки. Прекрасно! Так мчались дни, недели, минул месяц! Она расслабилась, разленилась. И вдруг поняла: хватит, всё! Так ведь и деградировать можно! А как же её спектакли, всё её творчество!
   И она вернулась к Егору.
   Такой ласковой паинькой она давно с ним ни была! Егор тут же всё ей простил! И жизнь наладилась. Сабина обихаживала его, вела хозяйство, принялась осваивать реставрацию картин и помогать ему. Егор был счастлив! За одну из картин он получил весьма солидную сумму.
   - Малыш, что бы ты хотела особенного? – спросил он Сабину.
  - Я бы? – она задумалась. – Слетать в тёплые края, к морю, в какую-нибудь экзотику окунуться.
 - Может, на Гоа? Это сейчас в тренде, - предложил он.
 - Да! Да! – воскликнула Сабина. – Туда!
   Так и поступили.
   Чемоданы, аэропорт, перелёт. Просторный гостиничный номер. Сабина тут же облачилась в зелёные, кислотного цвета, шорты, и топик цвета фуксии, собрала свои густые чёрные волосы в высокий хвост. Она была великолепна!
   - Интересно, а на каком языке говорит местное население? – спросила она.
   - Ну, если учесть, что это бывшая португальская колония, - ответил Егор.
   Его предположения оказались не точны. Доброжелательные индусы изъяснялись на поразительной смеси конкани, порту и английского, вперемешку с русскими и немецкими словами. Это Егор и Сабина поняли чуть позже, когда спустились на ресепшн и стали расспрашивать о ближайшем пляже и экскурсиях.
   Их поразило побережье с тропическими джунглями, с такой необычайно буйной и яркой растительностью! Заросли баньянов, тропических пальм, лиан, разномастные хвойные растения, и такие яркие насыщенные запахи, всё это будоражило душу и тело! Длинный пляж, Аравийское море со множеством медуз, вдалеке – акулы и змеи. Долгие купания в море. Экскурсии по национальным паркам с плантациями специй, с диковинными птицами и животными, множество индуистских и католических храмов, шумные фееричные праздники – всё это приводило Егора и Сабину в бурный восторг! Сильные впечатления обострили их чувственность, их страстность, темперамент, им было хорошо!
   А в Москве шёл дождь. Они вернулись в серое мокрое утро. В мастерской было гулко и чисто. Отряд прекрасных Сабин в подрамниках взирал на них со стен и из углов. И живая, загорелая, бодрая Сабина лукаво подмигнула им.
   Жизнь пошла своим чередом. Сабина с новыми силами принялась делать кукол и ставить спектакли.
   Один из спектаклей проходил в Центральном Парке. День был яркий, летний, солнечный. Народ гулял. Многие мамы и бабушки с детьми пришли смотреть. Сабина стояла на сцене в красном расписном сарафане и в платке, в руках у неё жили и плясали большие куклы. Куклы бурно общались, пели, шутили, веселились. А поодаль стояли друзья и подруги Сабины, были здесь и Виктор, и Андрей, и, конечно же, Егор – он-то и привёз сюда красотку вместе со всем её реквизитом. Две блондинки – Вика и Ася, подружки красотки, в сторонке обсуждали её.
   - И чего мечется, чего ей не сидится с Егором! Чудесный мужик, любит её, всё для неё делает, горы сворачивает. А ей всё не так. Сколько раз она от него сбегала. Потом возвращалась, и снова бросала его.
  - Не может она с ним, вот не может, и всё.
 - Зачем тогда подписалась на это? Пошла в содержанки, терпи.
 - Ну, не содержанка, а просто гражданская жена. Сейчас это тенденция. Мета времени.
 - Зачем?
 - Это удобно. Жизнь в центре города, вполне себе обеспеченная такая жизнь, и творческий рост. Егор много сделал для её развития. Она очень выросла за эти 10 лет. Сошлись-то они, когда ей 40 было, она была другая. А сейчас – вполне себе, да! Во, какие спектакли ставит! Это она придумала уже, будучи с ним.
 - Ну, конечно. Верно. Он её и писать картины научил, и реставрировать. Хоть каким-то ремеслом овладела. Не просто актрисочка.
 - Вообще-то, она талантливая. И может сама себя обеспечить, захочет и без Егора проживёт.
 - Но не так шикарно. Поднапрячься придётся.
  После спектакля Егор пригласил всех друзей в ресторан. Сабина сняла платок и сарафан, и оказалась в джинсах и футболке, смоляные волосы красиво рассыпались по плечам, глаза её сияли. Заказали мартини, водку, запечённые роллы с курицей и с креветками, канапе с селёдкой и свёклой, котлеты по-киевски на косточке. Поднимали тосты за талант, красоту, вдохновение, гармонию мира, за высокое искусство и творческий полёт.
   - Ну, я попудрю носик, - сказала Сабина, и встала из-за стола. Пошла между столиками в туалет. Навстречу двигался подвыпивший парень.
  - Ух, какая чикса! Познакомимся? – он приобнял её за талию.
   Сабина с размаху влепила ему пощёчину.
  - Понял, извини, - сказал парень, схватился за лицо, и, пошатываясь, побрёл на своё место. Там сидели и ржали его приятели.
  Вечером они вернулись в мастерскую. Сабина разложила по местам свой реквизит, приняла душ. От выпитого её мутило. Настроение испортилось. Она вышла из душевой кабинки в коротком махровом халатике, благоухая ароматами пенки и шампуня. Егор обнял её, восхищённо взглянул, стал целовать её разрумянившееся лицо. Она резко оттолкнула его.
  - Отстань, не раздражай меня! – прикрикнула, и ушла в другую комнату.
  Оттуда донёсся её голос:
  - Легла спать, не входи!
   Егор, распалённый, не выдержал, тихонько приоткрыл дверь и на цыпочках проник в «будуар».
   - Ну не надо, уйди, - сонно пробормотала Сабина. – Завтра, всё завтра, обещаю.
  Он вернулся к себе, улёгся на диван. Внизу живота распухло и болело. Он встал, открыл бар, взял бутылку пива, выпил всю. Отыскал чистый холст и принялся писать небо.
    Утром Сабина ушла в храм. Ей хотелось чего-то другого, неотмирного, возвышенного. Хотелось запахов ладана, сияния множества маленьких язычков пламени над свечами, песнопений, проповедей, священников в золотистых длинных одеждах, хотелось сделать что-то. Она сама не знала, каприз это, жажда иных ощущений, или не пойми чего. Она остановилась возле большой старой иконы «Сошествие Христа во Ад», и долго смотрела. Ей овладело некое музейное чувство. Справа прихожане выстроились на исповедь. А ей просто захотелось поболтать с батюшкой, такое вдруг стало настроение.
       В мастерскую она вернулась поздним днём, притихшая, задумчивая. Неясное чувство вины давило. «А ведь я мучаю его!» - подумала она, и села на диван рядом с забывшимся тяжёлым сном Егором. Он лежал на спине, бледный, и тихо похрапывал. Она накрыла его пледом. Посреди мастерской стояла чудесная картина с таким глубоким, живым небом, что хотелось в него занырнуть и обитать, жить в нём!
       Сабина стала часто ходить в храм. Просто хотелось ещё одного, нового окружения, свежих впечатлений, иных каких-то эмоций. Это было модно. Она не погружалась в религию, а просто прогуливалась по ней. Стала даже бывать в Воскресной школе. Егору это не нравилось. Ему казалось, что её нет слишком долго, по 3-4 часа, а то и больше, иногда она после службы в храме ходила по магазинам, заглядывала к подругам, даже оставалась у них допоздна. И не появлялась в мастерской целый день. Егор страдал.
    В среду Сабина весь день мастерила очередных кукол, она собиралась ставить небольшой спектакль по какой-то притче. Егор приготовил ужин. Сабина устала, проголодалась, и с удовольствием поглощала люля-кебабы, запивая их пивом. Егор смотрел на неё с ласковой улыбкой.
  - Хочется писать тебя с кебабом на вилке. Ты божественна, - сказал он.
  - А ты нет, - ответила она. – Крест носишь, а в Бога не веришь. Крест у тебя для красоты. Дочек своих крестил, жена крещёная, сам тоже, а зачем? Нет, правда, вот скажи? Зачем?
  - Я верю в мироздание, - ответил он. –  В провидение. Ну, это, конечно, можно назвать и Богом. Какая разница. Если дело только в формулировке, то ладно.
  - Не только. Ещё в заповедях, - сказала Сабина.
   Это они разбирали в Воскресной школе. Впрочем, она не особо вникала, просто зацепило её новое понятие, ей понравились непривычные фразы, моменты, всё такое этакое, расширяющее кругозор.
  На этот раз она впустила Егора в свой «будуар». Позволила ласкать себя, и уснула, повернувшись к нему спиной, а он нежно обнимал её.
   Среди ночи Егор проснулся от её вопля. Она нервно трясла его за плечо.
   - Что случилось, малыш? – он вздрогнул и открыл глаза.
    - Мне приснился ад! – В ужасе сказала она. – Но какой-то не такой. Не канонический.
   - Ну, так это просто ты себе напридумывала, поменьше в церковь шастать надо, ещё не то привидится. Успокойся.
   Он принялся целовать её, прижал к себе. И она снова уснула. И опять оказалась там! Но что это? Опять совсем не так, как в Библии, не то, о чем говорили на занятиях в Воскресной школе. Она понимала, что это ад, но какой он странный! Люди, много людей, и все в пещерах прячутся, и она с ними. Жара и духота нереальные, невыносимые! Будто в тысячеградусной печи! А за пределами пещеры смог, гарь, полумрак, и так же всё раскалено! Мучают сильная жажда и голод.
   - Где мы? – снова, как и в прошлом сне, пролепетала Сабина.
   - В аду, конечно, - ответили ей. – Мы же грешники. Сама знаешь, зачем спрашивать?
   - Какой странный ад, - сказала Сабина. – А есть ли здесь место попрохладней?
   - Есть, но там ещё хуже. Тысячеградусный мороз, тело лопается, страшные муки, мечтаешь умереть, но невозможно. Мы и так мертвы. И вечно живы.
  - Ой, как кушать хочется, и пить, - простонала Сабина
   - Всем этого хочется. Сейчас будем решать.
  Надо вылезти наружу, - поняла она. - Там деревья, плоды, хоть и горькие, но насыщают, в некоторых есть жидкость, сок.
  - Пора, - сказал кто-то.
   И они осторожно, с оглядкой, вышли, и направились к редкоствольной рощице. Почти дошли, увязая по щиколотку в раскалённом песке. Это было настолько мучительно и больно, как никогда в жизни! Да такого просто не существует в миру, это нереально! Оказалось, что бывает ещё хуже! Не успели они приблизиться к деревьям, как вдруг на горизонте показались полчища существ, похожих на людей, но сплошь заросших чёрной шерстью. Они стремительно приближались.
   - Кто это? – вырвалось у Сабины.
  - Тофики! Бежим!
  Все бросились назад. Сабина споткнулась, увязла в песке. Но сильные руки высокого грешника схватили её, подняли. Он перекинул её через плечо, и огромными прыжками унёс в пещеру.
  От пережитого ужаса у Сабины пропали голод и жажда.
  - А что делают эти тофики? – спросили она у своего спасителя, качка.
  - Охотятся за нами. Сафари. Мы дичь.
 - Они едят нас?
 - Нет, - ответил он. – То, что они делают, жутко. Этого не объяснишь.
  - Но всё же, что?
  - На земле такого нет. Не бывает. Хуже самой изощрённой казни. Ни один маньяк до такого не додумается. Да в миру это просто невозможно.
  - Что же? – Любопытствовала Сабина.
  - Выгляни. Там нескольких поймали.
  Сабина высунулась из пещеры, и завопила от ужаса.
  И проснулась.
  - Опять тебе ад приснился? Сковородки, котлы, черти. Глупости всякие, - сказал Егор, целуя её.
 - Если бы котлы, - ответила Сабина, и разрыдалась.
 - Это всё нервы, - сказал Егор. – Может, нам съездить куда-нибудь, а? На Гавайи?
 - Нет, не хочу, - пробормотала Сабина сквозь слёзы.
 - Видишь ли, малыш, сны отражают явь, а она полна нравоучений.
 - Каких? – пробормотала Сабина.
 - Праздных дум, фальшивых нот, огорчений, искажённых впечатлений.
 - Это ты к чему? – вскинулась она. – Я фальшивая? Огорчаю кого-то? Я праздная?
 - Нет, что ты, это я так, к слову, - поспешил успокоить её Егор.
 - Нет, ты обвиняешь меня! Я, значит, фальшивка, по-твоему! Это серьёзное обвинение! И ты такое сказал мне, самой открытой и искренней, ты считаешь меня фальшивой, праздной! Ты!!! А я-то думала! Вот наивная дура! Я тебе доверяла! – истерично закричала она. - Ну, всё! Я от тебя ухожу! Насовсем! Отвези меня к Вике! Она-то меня понимает! Как хорошо, что у меня есть подруги!
   И Сабина заметалась по мастерской, собирая свои вещи.
  Егор горестно подчинился. На душе было скверно. Утешала лишь надежда не то, что она вернётся. Так было уже много раз.
   Дни без неё стали тяжёлыми и зыбкими. Всё валилось из рук. Он покупал водку и кильки в томате, пил, закусывал, валился не диван и засыпал.
   Однажды она позвонила ему. Радостным и каким-то пуховым голосом сообщила, что они с Викой ставят спектакль, кукольно-музыкальный, музыка Виктора, будут ролик делать для инета – а именно, для Ютьюба. Этим займется Андрей. А съёмки пройдут в мастерской.
  - Приедем завтра днём, жди. Но не надейся, не вернусь, просто мастерская нужна.
  Он вскочил с дивана, помчался в душ, долго брился, разглядывая свою опухшую физиономию в зеркало.
  - Да-а, красавчик, как бомж из-под моста!
  И принялся убираться в комнатах. Вынес на помойку кучу бутылок и консервных банок. Пропылесосил и промыл пол. Отчистил раковины на кухне и в ванной. Съездил за продуктами. В общем, подготовился основательно.
   К приезду Сабины с командой он надел белые джинсы и салатовую рубашку.
 И вот они прибыли. И начался настоящий съёмочный день. Суета, споры, освещение, декорации, электронная музыка, голосовая озвучка. Егор был здесь явно лишний. Он старался не путаться под ногами, смотрел на всё из дальнего угла, любовался Сабиной – азартной, разгорячённой, быстрой, ловкой, шумной! Как она хороша!
   Работали до поздней ночи. Потом он накрыл стол, живописно расставил деликатесы, коньяк, вино. Народ угощался до рассвета. С восходом солнца все уехали. Сабина не осталась. Видно было, что новая жизнь её очень вдохновляет и наполняет энергией. Но Егор был счастлив, что увидел её, что ей хорошо, что она в творческом запале. Огорчало лишь то, что ей хорошо без него. Но он ждал.
      И дождался. Сабина поссорилась с подругой и вернулась. Она стала ласковой, игривой, сексуальной. Как в первое время их совместной жизни.
    С Викой она вскоре помирилась, и пригласила в гости. И было грандиозное застолье. Сабина в эффектном сарафане и в золоте демонстрировала подруге идиллическую картину семейной любви и счастья. «Вот же притворяшка», - нежно думал Егор. Хмелея, он закрывал глаза и целовал её, но как-то невнятно, словно боясь спугнуть её любовный каприз.
    - Сабин, завтра лекция знаменитого Фаерова, мы с Асей пойдём. Может, и ты с Егором тоже? – сказала Вика.
   - А где лекция? – заинтересовалась Сабина.
   - В Школе Гипноза. Да ты знаешь, мы же там как-то вместе были.
   - Пойдём, конечно. Во сколько?
  - Днём, в три часа.
   Когда подруга ушла, Сабина быстро убрала всё со стола, сама вымыла посуду. Сегодня она была обаятельна и предупредительна. Ей очень хотелось, чтобы Егор обязательно сопровождал её – она знала, как он и не любит лекции, но без него будет не то, пусть подружки обзавидуются, они-то без мужчин живут. Да они и так наверняка завидуют. Но вдруг Егор не захочет? Поэтому эту ночь она посвятила ему. Хотя, он всё равно пошёл бы с ней.
    В зале было довольно много публики. Всем было интересно, что же на сей раз поведает  профессор. Его излюбленная тема была о жизни и смерти. Вика и Ася сидели в центре зала. На два соседних стула они положили сумки: заняли места для Сабины с Егором. Так что, парочка устроилась рядом.
    Профессор был худощавый, невысокий, волосы собраны в хвост. Вместо вступительной речи он помахал залу рукой и усмехнулся.
   - Говорят, что родители своей смертью указывают путь детям, - начал он. - Мой отец, коммунист и атеист, любил цитировать Эпикура: «Смерти нет, поскольку, когда мы есть, её нет, а когда она придёт, то нас не будет».  – Он отхлебнул воду из керамической кружки, стоявшей на столе, и продолжил:  - Как выяснилось, смерть-таки есть, и у неё своеобразное чувство юмора: мой отец умирал четыре раза: один раз во время операции (язва желудка)  2 инфаркта, и рак. Я спрашивал у него:  «Что там, свет, туннель, поезд, идущий навстречу?» - «Нет, - ответил он. - Просто, как будто лампочку выключили, чик - и всё». Возможно, так умирают атеисты. Если ты веришь, что после смерти тебя встречает Ничто, тебя встретит Ничто. В Библии сказано: «По вере вашей да будет вам». Но легко, со светлой улыбкой и с Евангелием в руках, умирала… Перед этим она видела ангелов…
   Дальше Егор слушать не стал. Всё это показалось ему глупой болтовнёй для развлечения публики. Просто бизнес, билеты стоили немало. Он уткнулся в смартфон. Иногда он взглядывал на Сабину. Она сидела, не шелохнувшись, широко распахнув глаза. «Как бы это не навредило ей», - подумал Егор. – «Наслушается, и стукнет что-то в голову, опять какой-нибудь фортель выкинет».
  Его опасения подтвердились. В машине она была задумчивая, хмурая. Когда проезжали мимо храма, Сабина вдруг перекрестилась. Потом достала из сумочки смартфон, и принялась напряжённо выискивать что-то в интернете.
    - Что ты там смотришь? – спросил Егор.
   - Телефон монастыря ищу, - ответила она.
   - Зачем? – с беспокойством спросил он.
  - Хочу пожить там немножко. Отдохнуть от суеты мирской.
  - С ума сошла, что ли? Там ведь работать надо. И молиться. Ты не сможешь.
  - Не твоё дело, - резко ответила она.
  - Ну, не дури, перестань, - сказал он. – Какой тебе монастырь. Зачем?
 - Я что, работать не могу? По-твоему, я никогда не работала? И молиться не умею, я что, дебилка какая, так? Ты вообще за кого меня держишь? За идиотку?
   Она сощурила янтарные глаза с лисьим разрезом, взмахнула изящной бархатной ручкой, и ему показалось, что он видит сквозь оболочку её точёной фигуры янтарную душу, и в ней – себя, как мошку, застывшую в этом ятнате. Это был мгновенный мираж. У него вдруг потемнело в глазах, он судорожно сжал руль и чуть не съехал с трассы.
   Она вскрикнула.
 - Не заводись, когда я за рулём, - сказал он.

     «Наверно, время несётся вскачь верхом на стрелке часов» - подумала она, глядя на большие монастырские часы на стене прихожей. – «Время скачет, а я тут маюсь в ожидании». Она ждала около часа. Наконец, матушка настоятельница вышла. Невысокая, очень худенькая, с прозрачным личиком. И с большим металлическим крестом, висящим на крупной цепочке поверх широкой и длинной чёрной одежды. На матушке было монашеское облачение, голову прикрывал апостольник. Эти термины Сабина узнала уже позже. А сначала было знакомство, беседа. И Сабина рассказала ей свой сон про ад. Неканонический такой ад, странный, безумный какой-то.
   - Забудь, - ответила матушка. – Это всё бесовское наваждение. Всё не так. Не надо верить снам. Ты ведь приехала потрудиться во славу Божию, на какое-то время?
  - Да, - ответила Сабина. – И помолиться.
   Матушка отвела её в свободную келью. Сабина распаковала чемодан, разложила по полочкам шкафа одежду, всякие мелочи. Села на жёсткую деревянную койку, и задумалась. «Зря столько вещей набрала, здесь, похоже, не пригодится», - поняла она.
  Через полчаса за дверью кельи послышалась тихая молитва. Сабина спросила:
   - Кто там?
    Это была одна из послушниц, её благословили показать Сабине монастырь. Большой трёхэтажный жилой корпус с кельями на втором этаже, с душем, с библиотекой, с обилием икон и комнатных растений. Внизу – хозяйство, столовая, кухня, туалет и умывальники.
    Хотелось есть. Но тут ударили колокола, и все пошли в храм. Сабина тоже. Она была, как и все остальные монастырские насельницы – а их было немало: послушницы, трудницы, паломницы - в длинной юбке и в платке. А инокини, монахини, и настоятельница были в облачении. Служба оказалась долгая, все клали земные поклоны, и Сабина, вставая с колен, путалась в юбке.
   Трапеза была простая и обильная. Каждый сам себе накладывал еду из больших глубоких блюд, стоявших на длинном столе. Монахини сидели по одну сторону стола, трудницы с послушницами и паломницами – по другую. В торце восседала матушка.
   После трапезы матушка стала всем назначать послушания. Сабина тоже захотела поработать, но только на свежем воздухе. И её отправили на церковный огород, помогать монахиням.
   - Вот тебе настоящее послушание, - сказала матушка. – Порадей во Славу Божию.
    Ей выдали хозяйственные перчатки и показали, как пропалывать длинные грядки. Это было первое послушание в её жизни, она воодушевилась и представила себе, как будет потом всем рассказывать об этом! Летний зной окатывал её кипятком, солнце нещадно шпарило. Но земля была прохладная. Сабина с удовольствием вытаскивала сорняки и складывала их кучками в ложбинках между грядками. Две монахини трудились на соседних грядках с непрестанной молитвой. Сабина тоже попробовала молиться, но слов она не знала, да и не хотелось языком ворочать. Через час она устала. Но послушанию, казалось, не было конца. «Вот что это, так и будет, что ли? Это и есть монастырская жизнь?» - подумала она. – «Кажется, я возроптала. Это грех с их точки зрения. По заповедям, вроде. Да. Впрочем, верно, зачем портить душу негативом». Прошло ещё три часа. Усталость давила, размазывала, хотелось упасть и уснуть. «Да-а, тяжела ты, шапка Мономаха», - крутилось в могу. – «И уйти нельзя. Плюнуть на всё, вбежать в дом, в келью, бухнуться в постель, и отключиться. Но нельзя ведь! Это же послушание! А впереди ещё вечерняя трапеза, служба в храме, возможно, другое послушание. И только поздно ночью – сон. Нет, мне больше работы не дадут, я ведь всего лишь паломница». Распорядок дня ей подробно рассказала послушница, которая показывала монастырь. Это была разговорчивая молоденькая девушка, почти девочка. Остальные монашествующие были довольно молчаливы. Хотя, порой принимались что-то активно обсуждать. Некоторые страдали серьёзными заболеваниями, и было странно, что они ещё живы и работоспособны. Здесь считалось, что это Бог сотворил чудо, что Он продляет им жизнь, даёт силы, посылает благодать. Но Сабине думалось, что здесь не обошлось без мистики. «Монастырская мистика, это круто!» - думалось ей. – «Ну и местечко!» 
 
    В мастерской был полумрак. На столе красовалась нехитрая закусь, несколько бутылок водки, ломти чёрного хлеба. Хмельные мужчины рассуждали о наболевшем. Их было двое: художник Егор и поэт Андрей.
  - Вот что ты скажешь, дружище? Опять взбрыкнула и умчалась, на сей раз – в монастырь! Вот что за дурь такая, что в её мозгах творится? Всегда какая-то внезапность! – изливал душу Егор.
  - Ну и темперамент, женщина-вулкан, кто её увидел, тот попал в капкан! – выдал экспромт Андрей.
  - И как теперь без неё? – жаловался Егор. – Всю душу мне вывернула!
  - Вернётся, как обычно. Она такая. Уж поверь мне. Такова её суть. Сколько раз уже уходила от тебя, и возвращалась.
   - И каждый раз я схожу с ума. Это ад земной!
   - Внеземной будет хуже, - мрачно сказал Андрей.
  - Куда уж хуже, - простонал Егор.
 - Радуйся, что она вообще существует и живёт с тобой, - утешал приятеля Андрей. – Без неё жизнь была бы не так интересна, пресная жизнь. Не штормило бы душу, не было бы такой пронзительной любви, всего этого экстрима. Это как крутой аттракцион.
 - Лучше б его не было. Уж нааттракционился до чёртиков! Хватит! Хочу покоя.
 - Тогда возвращайся к жене.
- Но как вытравить из себя Сабину? Всё время думаю о ней, пишу её, вдохновляюсь ею!
- Да, картины у тебя стали намного сильнее, просто высший пилотаж! – сказал Андрей. – Талант обострился! Так ведь за всё надо платить. Считай, что твой ад это расплата.
    - Похоже, так оно и есть, - грустно ответил Егор.
   Через неделю Сабина вернулась. Посвежевшая, радостная, ласковая. Бросилась ему на шею.
  - Какой же ты у меня неряха, иди хоть побрейся и прими душ. А я тут поприберусь пока. Ну, вот что за бардак устроил! Пил беспробудно, что ли, - сказала с игривым укором.
 Она вела себя как заботливая и любящая жена. Егор был наверху блаженства! Это надо же, как за неделю она изменилась! Что за чудо случилось, что за метаморфоза! – удивлялся он. – Надолго ли?
  А это просто в ней заговорила плоть. Здоровый труд, простая монастырская еда, свежий загородный воздух, воздержание, отсутствие мирской информации и друзей-подружек, недоступность привычной жизни – всё это вызвало в ней бурную ответную реакцию. Она не пыталась перебороть себя, не для того она приехала в обитель, ей просто хотелось новых впечатлений. И она их получила сполна. А теперь хотелось прежнего, привычного, плотского.
   На следующий день Сабина обзвонила всех подружек и долго рассказывала о собственном «духовном подвиге». А они, в свою очередь, говорили о всяком своём. А потом одна из них – Вика – позвала её в гости к знакомой чудаковатой писательнице, у которой: «дочка монашка художница - иконописец - и стихи-рассказы сочиняет».
   - Ты, наверно, с Егором придёшь? – спросила она с ехидцей.
   - Конечно, - ответила Сабина.
   Писательница - блондинка в очках и в серебристых лосинах – встретила их широченной улыбкой. Её ободранная квартирка была сплошь заставлена старой мебелью, в прихожей теснились стеллажи с большим количеством книг, два сломанных холодильника, широкая банкетка, стремянка, а всю верхнюю часть стены покрывало множество ярких дочкиных картин. Такие же картины, да ещё иконы, висели и в кухне, и в обеих комнатах, также заполненных мебелью и вещами из прошлого века.
   На стол писательница выставила огромную фаянсовую супницу из каких-то стародавних времён, под крышкой её дымилась картошка в мундире. Ещё на столе были миски с квашеной капустой, солёными огурчиками, черемшой, половинками крутых яиц в соусе. Она достала из шкафа сервизные тарелки, старинные мельхиоровые ложки с вилками. И заварила чай.
   - А что из крепких напитков-то? – спросила Вика.
  - Что? – растерялась писательница. – Ну не знаю, я ж не пью. Хотя, есть у меня целебные настойки на животворных травах, вот на этих, и других, - она кивнула на подоконник. Там в горшках пышно росли алоэ, каланхоэ, золотой ус, герань, ещё что-то неведомое.
   - Ну, так давай свою настойку! – воскликнула Ася. – С неё и начнём.
   - А может, с закусок? – предложила писательница.
  - Да со всего сразу! – весело воскликнула Сабина.
  Писательница достала хрустальные рюмки, большую бутылку с настойкой. Положила гостям в тарелки дымящуюся картошку. И принялась увлечённо рассказывать:
  - Это такая мощная настойка, мой собственный рецепт, для иммунитета просто невероятная сила, потрясающе целебная! В ней имбирь, чеснок – много чеснока! Алоэ, каланхоэ, золотой ус, золототысячник! И главное…
 - Ну, наливай же, хозяйка! – нетерпеливо воскликнула Ася.
 - Нет, наливать должен мужчина, - возразила Вика.
   - У нас единственный джентльмен на четырёх леди, - сказала Ася. – Пусть поухаживает.
  Егор разлил по рюмкам густую зелёную жидкость.
 - А теперь – тост от хозяйки, - сказала Сабина.
 Писательница на миг задумалась. И принялась говорить что-то длинное и заумное. Гости поднажали на еду. Наконец, она закруглила свою речь, и все обратились к напитку. Ася понюхала, удивлённо подняла брови, и отставила рюмку в сторону. Вика пригубила и поморщилась.
  - Очень чесноком отдаёт, - сказала она.
  Сабина слегка отхлебнула.
 - Какой-то лекарственный вкус, слишком острый, насыщенный, - определила она.
 - Да, это очень мощный биостимулятор, – сказала писательница. -  Я так думаю. Оттого и вкус необычный.
 Егор засмотрелся на неё. Что-то в ней его заинтересовало. Он поднял свою рюмку, произнёс:
  - За прекрасных дам!
 Залпом выпил.
И тут же ахнул, вытаращил глаза. Лицо его перекосилось и побагровело. Он вскочил и бросился к входной двери.
 - Ой, что это с ним? – в крайнем изумлении пробормотала писательница.
  Вика хихикнула и прокомментировала:
 - Из ушей его повалил дым, а из ноздрей вырвалось пламя.
  Сабина и Ася  расхохотались.
 - Странно, - сказала писательница. – Видимо, слишком яркая реакция на целебность напитка. Неожиданный эффект. Я, правда, сама не пробовала, я же не пью алкоголь. Но когда заболеваю, добавляю в чай несколько капель, и быстро вылечиваюсь. Самое интересное, что рецепта этого снадобья не существует, я готовила по вдохновению, интуитивно. Ведь, думаю, творческое чутьё – это самое главное в создании целебного бальзама.

    В мастерской горел мягкий рассеянный свет. Егор переставлял картины в угол. Сабина бросала на него жалящие взгляды. Она сидела на диване и пила из баночки пиво.
  - Малыш, пойдём спать, - нежно сказал Егор. – Давай я тебе помассажирую пяточки. Ну, хватит уж, пиво на ночь вредно.
  - Отстань, ты меня бесишь! – прикрикнула она на него.
  - Ну, ты чего? – спросил он грустно. – Ты опять не в духе?
  - Нет, просто я тебя  не люблю, - ответила она.
  - Что я должен сделать, чтобы ты меня полюбила? Ведь любила же! – сказал он.
  - Да, было, - призналась она. – Сначала что-то было, или просто интерес какой-то, новизна, и нужность твоя мне. Ты мне был нужен.
  - А сейчас?
  - И сейчас, но не так уже. Всё приелось. Мы давно живём вместе, и я всё время чувствую, что вот не мой ты мужчина, не тот. Мне другой нужен.
  - Чем же я тебе не угодил? – спросил он печально.
  - Ничем. Не знаю. Просто не люблю.
  - А говорят, стерпится слюбится, - вспомнил он поговорку.
  - Это не мой случай, - ответила она. – Есть другая поговорка: сердцу не прикажешь.
  - Просто у тебя в сердце льдинка, но когда-нибудь она растает, - ответил он. – Я всё равно растоплю её.
  - И не пытайся, - сказала она. – Тут дело не в сердце. Это на биологическом уровне, на флюидах, здесь несовместимость.
  - Но ведь меня к тебе тянет! – воскликнул он.
  - А меня не тянет, - ответила она. – Меня просто бесит. И ты тут не причём. Я всё понимаю, я ценю тебя как талантливую личность, как мужчину, как человека, в конце концов. Понимаю, как много ты для меня сделал. Научил писать картины, реставрировать, у меня раскрылся кукольный талант, я теперь ставлю спектакли и неплохо зарабатываю. Я создаю замечательных кукол.
  - Спасибо, любимая. Счастлив, что ты меня заценила.
   - Да. Мне с тобой удобно, твоя поддержка, твоя мастерская, мобильность благодаря твоей прекрасной машине, это всё нужное, да! Очень! Или уже не очень? Не знаю. Пока не разобралась. Я должна подумать. Подумаю и решу.
   - Что решишь? – насторожился он.
   Она допила пиво, смяла и бросила на стол пустую баночку, и молча пошла в ванную. Он опустился на стул и принялся раскачиваться на нём, сердце защемило.
   - Ну, что ты надумала? – спросил он, когда Сабина вышла из ванной в коротком махровом халатике.
  - Я припудриваю душу, - ответила она, и улыбнулась.

    Всю следующую неделю она была ласкова, податлива, и полностью окружила его заботой. А потом – как с цепи сорвалась. Ему была неведома причина такой обиды. Это что-то женское, невразумительное, мужскому уму непонятное. Пространство полыхало в огне её воплей и метаний. Собрала все свои вещи, и потребовала:
   - Отвези меня домой.
   - Твой дом здесь, - сказал он.
  - Здесь твоя мастерская. А моя вотчина в Подмосковье.
   И назвала улицу и номер дома.
   Он обреченно опустил плечи, и принялся перетаскивать её сумки в машину. Ехали долго, стояли в пробках. Она злилась, подгоняла его. Наконец, прибыли. Он перетащил её имущество – на сей раз она забрала всё до последней нитки - на второй этаж хрущёбы. И уехал с тяжестью в сердце. В мастерскую возвращаться не хотелось. И он, сам того не ведая, развернулся и куда-то ехал, ехал, и вдруг оказался в давно знакомом месте. Родной двор. Здесь он когда-то гулял с маленькими дочками, выгуливал рыжего пса Алтына. Его Люба, тогдашняя, молоденькая, здесь она была беременна третьим ребенком, который так и не родился – эту трагедию они пережили вдвоём, девочек тогда отправили к тёще. Воспоминания нахлынули на него водопадом. Он достал из кармана смартфон, позвонил:
   - Люба, я в машине во дворе. Глянь в окно.
  Через мгновение из подъезда выскочила жена в голубом домашнем платьице, невысокая, квадратная, темноволосая. На лице – изумление, недоверие, радость.
  - Ты? Тут? Вернулся? Молитвы услышаны! Это чудо!
  Подбежала к машине, стала дёргать дверь.
  И ему вдруг стало спокойно, дремотно, и захотелось напиться. Он понял, что Люба его простила. Что она ждала его всё это время. Она его любит. Любит! Он дома! Наваждение кончилось!
  - Люб, у нас есть что выпить? – спросил устало.
   - Коньяк армянский! – воскликнула она счастливо, и голос её зазвенел. – И ещё, я пирогов напекла! Как чувствовала!
   Такого ликования вокруг собственной персоны, такой заботы он давно не видал. Жена устроила грандиозное торжество. Приехали обе дочки с мужьями и внучками. Был пир на весь мир! Целый месяц он катался как сыр в масле. Ему звонили клиенты, кому-то нужна была его консультация, кому-то реставрация, несколько раз сообщали о грядущем вернисаже, где он мог выставить несколько своих работ. Но он только отмахивался. Позвонил поэт Андрей и настойчиво стал зазывать его на свой творческий вечер:
   - Чтоб пришёл, отказ не принимается. Друг ты мне, или не друг?
  - Ладно, приду, -  сказал Егор. – С женой.
  - Ты вернулся к Любе? – удивился Андрей. – А Сабина?
  - А ну её. Сбежала. Я о ней не думаю, - ответил он.
     Но Люба на вечер не пошла. Заболела тёща, и жена поехала выхаживать её.
    В Писательском Клубе клубился народ. Царила всеобщее оживление. В фойе возле зала на столиках были разложены сборники стихов Андрея в глянцевых обложках. Их продавал круглоголовый чернявый литератор. Егор пошел искать в толпе друга. Заглянул в зал. Так и есть, он там. И еще кто-то. Устанавливают микрофоны.
  - Андрей! Вот и я! – громогласно провозгласил Егор.
  - А! Привет! Рад тебе, очень рад! Сейчас книжку свою подпишу тебе.
   Тут в зал вошла… Егор аж зажмурился… Словно Жар-Птица впорхнула. Невероятная молодая женщина. Ну, не такая уж и молодая, сорокалетняя дамочка. Крупная, рыжеволосая, с сильно накрашенными круглыми глазами изумрудного цвета, с пышными формами. «Вот это красотка! Сверхъестественное чудо!» - ахнул Егор.
   -А это Зиночка, наша поэтесса, пишет только про любовь, - сказал Андрей. – Знакомься Зиночка, это мой друг Егор, художник. Пишет прекрасных дам.
    Зиночка воззрилась на Егора немигающим взглядом, слегка порозовела, и кокетливо улыбнулась.
  - Очень рада, - сказала она. – У меня нет ни одного знакомого художника, никто меня не пишет. Я бы с удовольствием вам попозировала. Просто мечтаю, чтобы меня нарисовали.
  - Я буду счастлив запечатлеть такую красоту! – воскликнул Егор, и почувствовал, что у него, как говорится, просто «крышу сносит». Он словно со скалы в пропасть рухнул в новую любовь.
 
        Сабина, между тем, с головой ушла в своё творчество. Она создавала всё новые куклы для новых спектаклей. Она созванивалась с нужными людьми и договаривалась об очередных представлениях. Потом, собрав весь свой реквизит, долго добиралась в Москву из своего отнюдь не ближнего Подмосковья. Отыграв спектакль и получив гонорар, усталая, волоклась на электричку. Ехала долго, на перекладных. С каждым разом ей становилось всё труднее, возраст брал своё, ей ведь было уже за пятьдесят. Привлекательная женщина со следами увядания, с одухотворённым поблекшим лицом, она иногда ещё притягивала взгляды встречных мужчин. По утрам она рассматривала себя в зеркало, и надежда найти нужного человека  постепенно гасла. Сабина всё чаще вспоминала о Егоре, ей так не хватало сейчас его помощи, его любви, его сильной поддержки, его подарков, поездок на море вместе с ним. Теперь всё это уже было в прошлом. «А может, и не в прошлом, - думала она.  -  Может, вернуться к нему? Ну, это я всегда успею. Пусть помучается ещё».

 А в это время в Москве, в Центральном Доме Художника, гуляли по выставке Вика и Ася. 
   - Глянь, Ась, картины Егора!
  - А, это ещё те, прежние, на них Сабина. А где же с Зиночкой?
  - Да это старая экспозиция. Новая будет только через месяц. Там другие, с Зиночкой будут.
 - Странно всё же с Сабиной вышло. Всё металась, металась. И в храм, и в монастырь, а не с Богом.
  - Как, ведь она же верит в Бога!
  - И что? Бесы тоже в Бога верят. И в храмах они есть, и в монастырях. Но они не с Богом.
 - Да?
 - Конечно. Просто есть две параллельные действительности: неотмирная, и мирская. Вот Сабина очень мирская, нет в ней неотмирности, не прибилась она к Богу, и он ей потому не помогает. Трудно ей, бедняжке.
  - Ну, что ж, такова жизнь, - сказала Ася. – Может, ещё переменится. Бывает.