Братья по крови-4

1V. Колхоз

Формирование коллективного хозяйства в Дубовке шло не просто. Легко вливались в него только бедные и безлошадные крестьяне. Окрепшие и ставшие «на ноги» семьи не спешили, считая, что так надёжнее.  Работать «на дядю» они не желали. Зарубины придерживались такой же позиции. На многих из них отрицательно повлияло и  закрытие новой властью в 1930-м году трёх церквей в соседних сёлах, включая и их родное – Перевозы. Это событие откачнуло от колхоза колеблющихся, но одновременно и напугало их возможными последствиями.

Григорий не понимал советскую власть и даже не любил за гонения на церковь. Он был не против проходившей коренной перестройки, но особо тяжёлый осадок вызвало разрушение храма в селе Перевозы, откуда брали начало истоки их рода. Он был не рад, что в тот момент оказался рядом. Стон сбрасываемых колоколов, гулко ударявших о гудевшую под ногами землю, надолго остался в его памяти. Верующие в испуге крестились. Их молчаливый плач и злорадные усмешки новоявленных активистов рвали душу Зарубина.

- Батя, что же это делается? – недоумение и глубокие переживания были ярко выражены на  лице Григория. – Разве за это вы воевали?
- Нет, не за это, - покряхтев, нерешительно произнёс Фёдор. – Произвол это местный… разберутся.
- Кто же разберётся, если во всех сёлах церкви разрушили?
- Не лезь, куда не надо! С детства тебе об этом говорю, - выругавшись и пнув деревяшкой ноги подвернувшегося безвинного кота,  зло бросил отец, – Сын уже растёт, а всё туда же…

Первенец Иван был настоящей отрадой для молодых родителей и бабушки Анны. Но тяжёлая крестьянская доля, извечная борьба за выживание, крутой жизненный излом, выпавший им, не позволяли уделять Ивану должного внимания.

Председателем колхоза был избран Иван Боровик, называемый всеми Подосиновик, к чему он и сам давно уже привык, так как кличку приобрёл с раннего детства. Случилось это при открытии очередного грибного сезона:
- Мама, подосиновиков полкорзины набрал, - радостно сообщил Иван, вернувшись из ближайшего подлеска.
- Вот хорошо, ещё никто их не приносил в этом сезоне.
- Все крепкие, красивые! – удачливый грибник был доволен и счастлив.
- Сынок, это же молодые мухоморы, а не подосиновики, - расстроила его мать.
- Иван, да ты не Боровик, а Подосиновик, - обрадовались сверстники, узнав историю с грибами. С тех пор, даже если кто и не знал  Ивана Боровика, то все знали Подосиновика.

Будучи коммунистом, Боровик рьяно взялся за дело, агитируя единоличников вступать в колхоз.

- Зарубин, ты же красный боец, что в колхоз не идёшь? – председатель с надеждой смотрел на Фёдора. – И семейство своё удерживаешь.
- Спешить некуда. Никому не мешаем, живём потихоньку.
- Фёдор, не кулак ты, а речи – кулацкие. Смотри, не опоздай. Думай быстрее, - Иван уверенно пошёл дальше по деревне.

- Батя, принято решение об урезании земельных паёв единоличникам, - сообщил прибывший Захар.
- Под дых бьют, сволочи, - не выдержал Зарубин.

Появление землемеров, начавших обмерять участки земли, составление описей недвижимого имущества и скота стронуло и зацепило за живое  единоличников. Они семьями стали у своих участков, не желая нового передела земель в пользу общественной коммуны и обмениваясь резкими суждениями по этому поводу. Даже подошедший председатель не смог отрезвить накал страстей. Крепкие хозяева твёрдо стояли на своём, не давая землемерам работать, женщины подняли невообразимый вой, а детвора – плач.

- Не дадим обмерять и вершить неправедный передел! Советская власть крестьянам землю обещала, а вы отбираете, - кричали единоличники.
- Неподчинение власти!? – жёстко резанул Боровик, бросив строгий взгляд на бунтарей.
- Не Подосиновик ты, а настоящая поганка! – в запале бросил председателю Тимофей Стругов.
- Силой возьмём! Не будет, по-вашему! Переломаем хребты непокорным! – озлобился и председатель, метая молнии в Стругова.
- Не угрожай – не пугливые! – не сдержался Григорий Зарубин, поддержав Тимофея.

На следующий день землемеры появились снова, но уже с охраной из волости. Обмер земельных участков продолжился. Единоличники издали бросали на них колкие взгляды, но уже не подходили и не препятствовали работе.
- Вот так-то лучше! – удовлетворённо заметил Боровик. – Кто не успокоится – примем меры, найдём управу.

К вечеру деревня, уставшая от дневных забот, притихла.

- Батя, говорят, что председатель списки составил и в волость направил, - сообщил Захар, вернувшись от Струговых.
- Какие списки? - Фёдор озабоченно и с тревогой посматривал на сына.
- Жителей деревни, выражавших недовольство советской властью, не подчинившихся землемерам и устроивших бунт.
- Какой бунт! Покричали мужики – дело привычное. А мы – при чём здесь?
- Григорий в списки внесён.
- Как?! – тревожно вырвалось у главы Зарубиных. – Паршивец! Вылез вот с правдой на свою голову, - исподлобья, остро глянул он в сторону старшего сына.
- Что же молчать надо было? – упрямо бросил Григорий в ответ. – Может, обойдётся? – уже мягче, видя подавленное состояние отца, произнёс он.

Через неделю в Дубовку из волостного управления прибыла вооружённая охрана. Первыми забрали Струговых, увезли всю семью. Их мельница, постройки и скот поступили в колхоз.

- Все, кто не желает идти в колхоз, склонить головы перед советской властью и бунтует, будут высланы в Сибирь, там места много, - пояснял ответственный представитель волости.

На следующий день забрали и Григория Зарубина. Уходил он молча, угрюмо посматривая на охрану и председателя.
- Не вой, приду! – сухо остановил он жену Екатерину, поднявшую плач, как по покойнику. – Сына смотри.
- Гришенька, на сносях я, - тихо, сквозь слёзы прошептала она, ещё крепче прижавшись к мужу.

Чувства нависшей беды и внезапной радости жизни перемешались в душе Григория, добавив новых забот.

- Держись семьи отца, он поможет. Матери ты нравишься, Ивана они любят. Второго внука или внучку давно уже ждут, сладите, пока я вернусь обратно.
- Гриша, не беспокойся за Екатерину, - успокоил глава семьи, поняв о чём идёт речь, - присмотрим, не дадим в обиду.
- Сынок, береги себя! Скорее возвращайся, - сквозь слёзы просила Анна.
- Подожди, пёс паршивый, посчитаемся ещё! – тихо, стиснув до немоты челюсти, выдавил Захар, пронзая сухим взглядом председателя. Боль за брата, по его мнению, безвинно пострадавшего и озлобление заполнили всё его существо. Нервная судорога пробежала по перекошенному лицу.
- Захарушка - сыночек, успокойся! – переживая за старшего, но увидев побледневшее лицо младшего, дрожащим голосом, вытирая платком слёзы,  жалостливо просила Анна.

Увозили в дальние края крепких работящих хозяев. Посёлок притих. Каждый думал: «Кто следующий?» и боялся, что очередь дойдёт и до него.

После отправки на высылку Зарубина, которого многие уважали за порядочность, незлобивость  и основательность во всех делах, никто уже открыто не высказывал недовольство. Крестьянским умом каждый понимал, что нужно жить дальше, учитывая новые правила. В коллектив колхоза потянулись новые члены.

- Иди в колхоз, а то угодишь, как Григорий, в Сибирь, - раздражённо напутствовал Зарубин сына. – Всякая власть от Бога, - уже более умиротворённо и задумчиво, но с тенью сомнения, поделился Фёдор, пытаясь что-то понять или просто себя успокоить.
- Пусть сами теперь и работают. За что Гришку угнали на чужбину? – зло проворчал Захар, не ожидая ответа.

На следующий день он пошёл в колхоз, согласившись пасти лошадей, которых по-особенному, как себе подобных, любил брат Гришка.  Захар, вспоминая брата, дал полную волю его любимым животным. Он не утруждал себя заботой о них и излишествующим присмотром, отсыпаясь в ночное время на свежем воздухе вблизи табуна.

- Зарубин, зачем потраву допустил? Семенной клевер весь истоптан копытами лошадей. Ты же пастух – должен был следить! – строго допрашивал председатель. – Спишь ночами. В свой огород не запустил бы скотину, - нравоучительно и зло продолжал он.
- Лошади колхозные и клевер тоже. Какой убыток? – прикинувшись простаком, заметил Захар. - Из одного хозяйства всё, - добавил он.
- Чем сеять будем в следующем году при таком подходе? Будешь оштрафован, - сухо закончил Боровик.
- За что?
- Следующий раз отдам под суд, - уже спокойно, приняв окончательное  решение, подвёл черту председатель.

Наложенный на Захара штраф, да и немалый, выбил Фёдора Зарубина из равновесия.

- Женить надо паскудника, - невольно пожаловался он жене. – Совсем от рук отбился. Так и до Сибири недалеко. Гришка серьёзней был и тот в неволе.
- Нравится ему Пелагея Красавина, - тихо, чтобы успокоить Фёдора, заметила Анна. – Вот пусть и берёт её в жёны.
- Эту выскочку, гордыню? – повернулся в недоумении к жене Фёдор. – Со всеми в деревне перекрутила, всё выбирает жениха, чтобы без изъяна, да побогаче.
- Захар за ней уже давно бегает. Вон, ночами хороводится.
- А что? Пусть женится на Красавиной, - внезапно решил Фёдор. - С такой женой дурью некогда будет мучиться.

К удивлению всех, в том числе и родителей Пелагеи, давно мечтавших выдать загулявшую дочь замуж, та сразу согласилась выйти за Зарубина. Высокая и стройная она была красива той броской внешней привлекательностью, которая невольно притягивала взгляд, но за ней неприметно прятались корысть и расчёт. Цепкого и трудолюбивого Захара она уже давно заприметила, как козырную карту в своей игре.