Отец

Отец.
----------
« Нет родителей моих,
Все ушли друзья…
Чтоб не отстать от них,
Шаг прибавил я…»
Евг. Боев.
И в преклонные годы бывают благодатные моменты, сродни тёплой тихой солнечной
Золотой осени. Вдруг неведомой силой захватит, сожмёт твоё сердце и кто-то настойчиво, позовёт твою душу. Позовёт в далёкое детство, в милые родные края под тёплую, несказанно ласковую отцовскую руку, неповторимый его взгляд. Как будто бы в детстве окликнет: « Сынок, иди ко мне!».
Идут десятилетия, сам стал отцом и дедом, но всё по-прежнему чувствую себя семилетним мальчишкой, в этом возрасте судьба навсегда взяла отца…
И теперь вдруг задумаюсьИ в нашем домике не помню ни термометра, ни таблетки Как трудно и тяжело ему было! Как нам всем жалко его было!
Человек он был волевой, не жаловался, не ныл, работал наравне со всеми, если не больше. Помню, односельчане говорили: « Васьтя горячий в работе!».
Был призван в армию в 1935 году. А в жизни бывают удивительные моменты, как в сказке. Однажды в армии будучи в командировке под Житомиром на речке Тетерев из письма мамы узнал, что в этих краях проходил службу в кавалерийском полку отец накануне войны. А местный житель показал разбитые немецкой авиацией казармы кавалерийского полка. Мои друзья удивлённо расспрашивали меня, что я ищу в развалинах…
По состоянию здоровья отец был комиссован и в сопровождении солдата ( отец был совершенно неграмотным) доехал до Москвы, а потом и до дома. Отец очень страдал и физически и морально из-за болезни. Тогда в деревне в мужчине в первую очередь ценили здоровье, физическую силу.
Помню, с какой тщательностью, вниманием ухаживал он за колхозными лошадьми. Конюшня, лошади, сбруя, телеги были в образцовом состоянии.
Тогдашние деревенские ребятишки это рано понимали, да и к голосам старших внимательно прислушивались!...
Не потому ли нашёлся завистник, написавший кляузу в милицию( была печально известная политика 1937 года)0н,  отец собирался отравить колхозных лошадей битым стеклом. Помню, как ночами тревожно перешаптывались родители. Отец следователю сумел доказать, что лошадь никогда не возьмёт в рот стекло…
Отец был мастеровым человеком, очень любил дерево. В « круглом» дворе, где размещалась разная живность, где летом все четверо мы спали, была мастерская. Как я любил смотреть на работу отца, как здорово и изящно всё у него выходило. Граблями, которые сделал отец, мама гордилась, а женщины завидовали. Черенок тяпки был отполирован стеклом, мелким битым кирпичом, а тяпка, что тебе лезвие бритвы.
« Не тяпка, а мысль!»- говорили подруги мамы.
Задолго до сенокоса, до уборки ржи начинал он готовиться, с особой тщательностью выдерживал угол установки косы, десятки раз опробывал. В лесу выбирал косьё, сушил, полировал. Из особой породы клёна делал «крюк» для уборки ржи, пшеницы.
Подготовка к уборочной страде была для него священным ритуалом.
Всё в доме из дерева было сделано тщательно, с выдумкой, « чтоб глаз радовался» - говорил отец. Нередко это вызывало скептическую усмешку братьев, мамы: « и так сойдёт!». Но отец не обращал на эти реплики внимание и, изготовив очередную вещь, какую нибудь донцу для самопряхи, долго любовался…
Предвоенные годы на Тамбовщине оказались неурожайными и , как многие односельчане, по вербовке уехали на строительство Балхашского медеплавильного комбината. Мама рассказывала – встретили хорошо. дали комнату в общежитии, отец работал плотником на строительстве ТЭЦ, мама топила коксом огромные бочки – сушили стены. Платили приличную зарплату ( думаю. по сравнению с колхозными «палочками»!), хорошо снабжали, особенно много было дешёвой рыбы (рядом озеро Балхаш!).
Жизнь налаживалась, маме там нравилось. Но с каждым письмом с родины отец тосковал всё больше:» Лёна, не могу! Каждую ночь во сне вижу свою избу, свои поля с морем колосящейся ржи…».
Уехали! Снова стали работать за «палочки». А вскоре и война подоспела. Отца на фронт по состоянию здоровья на фронт не брали…
Годы были холодные и голодные. Жили впроголодь, да ещё подселили эвакуированных. Мама потом часто вспоминала эвакуированного мальчика Ивана Турбола. От нас он был призван на фронт, только два письма прислал, где-то погиб в Новгородских лесах.
И детским, семилетним умом понимал, какая бедность сжимала тисками нашу семью. Понимал, каких неимоверных усилий прилагали наши родители, чтобы вырваться из этих сетей. Они постоянно работали – с раннего утра до глубокой ночи. Работали в колхозе, дома, на огороде и в хлеву, в лесу. Отец так работал, что на спине от пота рубашка расползалась.
Не помню их праздными, отдыхающими. Боже мой, да что же это была за жизнь? Почему она была такой суровой и безжалостной?!.
Заработанные килограммы, сбитое масло от собственной коровы, последний десяток яиц неси государству. Тёплые вещи для фронта. Заём «добровольный», на танковую колонну последний рупь. Лесополосы сажать, снег чистить на железной дороге, фронтовой эшелон не моги и на час задержать…
Помню, однажды, после визита толстого, грубого, крикливого и, как мне показалось, страшного человека, налогового агента – он кричал на отца, требовал деньги, угрожал увести корову – кормилицу. Отец, выпроводив начальника, сел за пустой стол, подперев голову рукой и горько, со слезами сказал: « Ну, как жить? Хоть в бутылку лезь!». И мне показалось так страшно: « Как же он такой большой полезет в бутылку?»…
А я теперь, 70-летний россиянин размышляю:» Какой же олигарх жирует на горький отцовский рубль на тёплом взморье со своей красоткой? Да ещё и ехидничает над судьбой-горемыкой вечного труженика…»
Ещё сохранилась фотография: отец, у мамы на руках я, их первенец. Потом я расспрашивал маму, а она подробно рассказывала, ей были приятны воспоминания.
« В больнице нам сказали – ребёнок не выживет, у него двустороннее воспаление лёгких.( Родился я в январские морозы!). Ты очень ослаб, всё время был потным и даже не плакал… Отец очень переживал, успел полюбить тебя, особенно ему нравились льняные волнистые волосы…
Вышли из больницы, купили отцу телогрейку, хотели купить рубашку. Отец сказал – нет, лучше на последние деньги сфотографируемся.
Рассматриваю дорогую фотографию – на отце новая телогрейка, серая кепка, шея обмотана маминым белым платком.
У мамы густые, короткой стрижки волосы…
Господи! Наверное, и в этой беспросветной нужде они были по своему счастливы. В их глазах теплится надежда на лучшую жизнь их детей.
Я понимаю теперь, почему в очередной раз не сбылись их надежды. Точно знаю – в этом нет их вины!
Вопреки предсказаниям врачей я выжил, благодарю Всевышнего и с непередаваемой радостью и печалью вспоминаю их, самых дорогих!
Если бы было возмжно – как бы я их одел, как бы накормил, они ведь не знали ни банана, ни персиков, может быть, даже мороженого.
Единственное, что могу теперь – оставить о них память, она дорога мне и может быть в будущем какому- нибудь доброму человеку с не окаменевшим сердцем…
Отец любил нас с братишком Васьком. Все его поступки говорили о душевности и чуткости. Помню, как он хлопотал около нас у раскалённой до красна печки, когда мы с братом поздним зимним вечером возвращались из «кручи», еле таща санки.
Какие забавные деревянные игрушки мастерил для нас. Вырезал из дерева фигурку человека, приделал старые полотна пилки и человечек раскачивался и пилил. Бешено вращалась со свистом юла.. Из леса привёз подраненную сову и вместе с нами выхаживал её. Целую зиму мастерил для нас санки, точную маленькую копию санок, на которых тогда ездило начальство.
Как горько мы плакали с братишкой, когда злой хулиган Василий « Чёрный» в первый же день разбил на горе в лесу наши санки. Отец молча угрюмо смотрел, когда мы притащили домой всё. Что осталось от сказочных санок. Восстанавливать их не стал…
А зимним воскресным днём мы с Васьком во второй половине дня усаживались на стол и не сводили глаз с улицы, ждали родителей с базара. Они обязательно, что- то принесут.
Однажды, когда мама раздала конфеты и пряники, отец достал из кармана железную, играющую всеми красками металлическую птичку, завёл её маленьким ключиком, и птичка к нашей неописуемой радости быстро – быстро стала « клевать» зерно на столе. Отец играл и любовался вместе с нами. Разве это можно забыть!?
Был горячим человеком, мог пугнуть матерком. Если предстояла какая работа, он должен был немедленно приступить к ней. Не мог сказать (как мои дяди!) : « Авось! Завтра успеется!».
Был человеком компанейским, у него было много друзей, товарищей. Никогда не выпивал водку или самогон. Не помню этого. Очевидно, не позволяло здоровье,
Когда случались весёлые компании («складчина»). Обыкновенно сидел где-нибудь в уголке, за что мама его часто упрекала.
Дружил с лесником. По тем временам это был Бог, Царь и Господин. Лесник часто приходил к нам. Помогал лесом, сенокосом. Поэтому отец смог построить приличный домик, «круглый» двор – всё своими руками.
В нашем посёлке жил человек, считавший себя лидером, и страстно боролся за то, чтобы удержать это лидерство. Он на весь посёлок при подпитии кричал :» Мы Н.! Мудрее нас нет. Мы никому не прощаем!».
Думаю, на этой почве у отца с этим человеком были неприязненные отношения, он считал, что отец настраивает лесника против самозваного злобного человека.
Глубоко убеждён, именно этот человек осенью 1947 года и поджёг наш дом и все строения. Помню неимоверный страх, помню, как папа кричал маме :» Лёна, держи ребят, смотри, чтобы они не убежали в огонь!»
Пожар был сильным потрясением для отца и без того тяжко больного человека…
Злой человек – поджигатель выбрал «удачное» время, в огне сгорело всё запасённое на зиму – зерно, сено, картошка, соления – мочения. Утро встретило пепелищем и полной безнадёжностью, унынием. Но мир не без добрых людей – вереницей потянулись люди с одним, двумя вёдрами зерна, картошки, банками, одеялами. Одеждой, необходимым крестьянским инструментом. И только один человек в посёлке – ежедневно пьяный, не пришёл.
Жителям – соседям и без следствия было ясно чьих рук дело.
Потом в посёлке его звали « чернонутренним». А мне до сих пор тяжело вымолвить одно – два слова его потомкам…
В течении месяца отец приспособил полусгоревший дом к зимовке: утеплил соломой. Забил щели досками и тряпьём. Поправил печку. Жить временно можно. Но ещё долго ночами мы просыпались и начинали плакать, всё казалось. Кто-то крадётся.
Приближалась зима, Отец очень спешил по зимней дороге вывезти из леса брёвна, строительный материал. Мама видела – отец работает сверх сил, но остановить не могла.
И в апреле отец попадает в больницу с кровоизлиянием в мозг. Положение его было безнадёжным, я. Мальчишка, слышал это от врачей, но всего трагизма не понимал.
Он часто спрашивал:» Алёна, ребята приходили? Приходили, Вася, но ты спал.»
 Ах. Как жаль. Что я их не видел. Очень хочется увидеть…»
Отец будучи сам совершенно неграмотным. Чувствовал себя униженным. Помню, как часто повторял маме:» Лёна, наши дети должны учиться. Все жилы вытянем, а будем учить!».
Не довелось отцу видеть наши школьные удачи и неудачи.
Но мама выполнила наказ мужа, она действительно «вытянула все жилы», уча нас.
4 мая 1948 года отца не стало.
У меня осталось только щемящее сердце воспоминания о нём, да чувство благодарности людям ( их теперь нет никого!). не бросивших нас в тяжкие времена…
Детская память – удивительное явление. Оно способно запомнить какую-то картину. А потом, включив фантазию. Дорисовывать её…
Отец лежит на печке, облокотив темноволосую голову на столбик и тихо напевает:» Ты не вейся. Чёрный ворон, над моею больной головой…»
Потом я долго боялся ворона, грача, ворону. Думал. Что они что-нибудь сделают плохое…
Как приятны картины детства. Звёздный, тихий летний вечер. Голоса каких-то неведомых птиц. Сгущаются сумерки, всё становится таинственным и необыкновенным, во всё пристально с тревогой вглядываешься. Мы едем за сеном. Отец управляет лошадью, торопит её, а мама прижала меня к себе. Мне тепло и уютно, всё интересно. Сено приятно пахнет. Мама подаёт вилами, а папа укладывает. Сена много. Появляются облака. Начинает сверкать молния. Погромыхивает. Мама торопится успеть до дождя, папа успокаивает: " Дождь пройдёт стороной!». И действительно, дождь нас миновал, на небе высветились яркие весёлые звёзды. А я, прижавшись к отцу, сладко уснул на пахучем. нагретом солнцем сене…
Отец очень любил лес. Знал в нём каждую тропинку.
Его могила на самой опушке леса, под кронами дубов.
Тишина. Покой, Щебечут птицы. Огромное звёздное вечернее небо. Ярко цветущие какие-то полевые цветы.
Сказочно богаты успокоившиеся мои односельчане, в земной жизни они не знали ни покоя, ни доброго человеческого отношения, ни достатка, кроме в изобилии рабского труда.
Мне приятно и дорого вспоминать отца, жаль, что оно такое короткое, скупое. Ну уж сколько отвела судьба.
Август 2007 года. Июнь 2013 года. Апрель 2021 года.