Ракушки

Часы пробили семь, и через перегородки, отделяющие квартиры соседскими потолком и полом стали доноситься натужные истеричные крики. Больше было не уснуть. Это молодая мать поднимала своих дошкольных детей для очередного похода в садик, где бы можно было сдать их на милость победителя, то есть воспитателей. В общем-то в повышенном тоне, оскорблениях и угрозах, скандалах женщин, находящихся в состоянии неадекватного аффекта нет чего-либо, что могло бы удивить. Меня поражала лишь сама ситуация истеричного действа, разыгрывавшегося почти каждое утро прямо над головой.

Меня, никогда не ходившего во время своего нежного детского возраста в садики и другие дошкольные учреждения и проводившего время отсутствия родителей на работе дома и на прогулках с бабушкой. Благодаря бабушке, раньше времени вышедшей на пенсию, чтобы заботиться о родившейся на три года до меня моей двоюродной сестре, я с раннего детства разбирался в советской классике, но зато познал все потаенные сладости Терминаторов, Чужих и Мортал Комбатов лишь в позднеподростковом возрасте – никаких тут вам просмотров кино на СТС в двадцать один тридцать! Хотя погодите, шутку про «руссо туристо – облико морале» я по-настоящему осознал тоже относительно недавно… Надо впрочем добавить, что под новый год наша семья никогда не смотрела «Иронию судьбы» под бой курантов, не было и мандаринов, контрастирующих с запахом свежего снега. Но зато был мягкий свежий батон и карамель «взлетная», которую дедушка приносил по вечерам в сетке для продуктов. Да, еще я практически никогда не оставался один. Один оставаться я действительно по-настоящему боялся.

Когда молодые родители каждое лето пригоняют своих надоедливых отпрысков на отбывание летнего срока к своим тещам, зятям и свекровям, чтобы наконец-то избавиться от ответственности и необходимости играть роль взрослых и самостоятельных, мое пребывание в саду с дедушкой и бабушкой было естественным продолжением зимнего времени. Оно и понятно, иные видят своих дальних ближайших родственников лишь по выходным да отпускам, испытывая внутреннее отторжение от непривычного образа жизни и обстановки. Я же довольно естественно перемещался, гремя на весь подъезд своими прыжками через несколько ступенек, из осеннее-зимне-весенних городских пейзажей прямиком в зеленую летнюю траву, лежа в которой можно было ловить кузнечиков и пытаться прочитать «двадцать лет спустя» в большом оборванном томе. Впрочем, разве мало чем можно заняться летом!

В саду, именно в саду, а не «на даче», как говорят некоторые, позади дома, окруженного посаженными дедушкой яблонями и бабушкой цветами и овощами, располагался крупный сарай из двух помещений, где хранились инструменты, а во второй комнате с окном я помню когда-то и некое подобие бани. Полную противоположность во всех отношениях состоятельному сараю представлял собой потемневший от солнца худощавый деревянный туалет. Потом мы с двоюродной сестрой на одной из стенок, к которой был прикручен умывальник, нарисуем мелом фигурку человека с рожками, и будем кидать в этого «козла» комьями земли (особенно этот метод был действенен, когда кто-то находился внутри). С этим туалетом у меня не могут быть не связаны теплые чувства, всего лишь достаточно вспомнить, как углубляясь и вгрызаясь в твердь земную для его нового пристанища я обнаружил на глубине нескольких метров закрытую банку с майонезом. А в это время сидящая в тени фиолетовой сливы, истекающей медовыми слезами янтаря в одном месте своего ствола, мама читала мне вслух Чехова или Салтыкова-Щедрина. Хотя нет, под Чехова я копал силосную яму, это совершенно точно! Если как следует покопать, то будет и «Дом с мезонином», и «Ионыч», и «Шестая палата».

С этим самым загородным туалетом была связана одна из самых загадочных историй и невероятных тайн детства. В целом туалет ничем не отличался от своих собратьев по нелегкому труду: кругом дерево, свет проникает через щели в досках, через которые присутствующий внутри совершенно не визуально наблюдаем, над головой – космы паутины восьминогих тружеников, особенно охочих до раздражающих и раздражительных мух и их иных родственников. Но вот коробка для туалетной бумаги, которая была прикреплена к одной из стенок проволокой, – вот что таило в себе тайну. Впрочем цилиндр туалетной бумаги в эту картонную коробочку, конечно же, не помещался, зато она прекрасно подходила для прямоугольных газетных листочков от старых и новых газет самой разной информационной наполняемости и ценности.

Коробка не была новой, а скорее нашла свое призвание в нашем храме раздумий после насыщенной и яркой жизни, полной приключений и скитаний, и, я был уверен, могла бы многое рассказать, если бы хотела. Но пока она лишь манила своей загадкой, которую я изо всех сил старался разгадать. Край коробки был отрезан под клавшуюся в нее бумагу, что частично уничтожило буквы, способные подарить разгадку прошлой жизни этого куска картона. Но часть букв все еще была читаема, другие же было почти не разобрать. Голубыми буквами курсивом на боку коробки было написано «***УШКИ».

Да, я потратил долгие минуты мучительных размышлений о том, что это могли быть за «ушки», когда летними днями посещал храм раздумий. «Свиные ушки»? Их, конечно, едят, но разве производят в промышленных масштабах? Впрочем, кого я обманываю, то, что есть такой деликатес-то я узнал всего пару месяцев назад. «Галушки»? Уже чуть более правдоподобно. О том, что такая еда есть я знал от Гоголя, платившего за молчание двух его героев их набитыми галушками в сметане ртами. Но и с галушками всё было не так уж гладко – буква, стоящая перед «У» скорее напоминала «К», чем «Л». То, что такого слова как «Гакушки» нет в природе русского языка я почему-то был уверен (сегодня уже не так, как раньше).

Мои невероятные способности детектива проявились еще в самом раннем детстве – я феноменально быстро узнал правду о том, что же скрывалось за надписью «***УШКИ» и какова таинственная история этой картонной коробки. «Но как ты догадался, как узнал?» – спросит любознательный читатель и захочет наглядно увидеть всю цепочку хитросплетений дедуктивного метода. Что ж, не буду томить. Я просто подошел к бабушке и спросил ее о происхождении коробки в туалете и надписи на ней. И получил достаточно исчерпывающий ответ…

Дедушка и бабушка поженились 15 июня 1955 года. Это была удивительная семья, совсем не такая, что нам показывают на экранах телевизоров и кинотеатров или описывают в романах. Но все в ней между этими двумя людьми было любовью: заботой, вниманием, теплом и нежностью друг к другу. Такие ли сейчас взаимоотношения между людьми? Сложно сказать. Вот что сама бабушка писала о своих чувствах в одном из писем, бережно сохраненных дедушкой в своем портфеле: «А о любви – не знаю, я ведь слишком привыкла к тебе… В общем, твое дело. Навязываться не буду». И где же здесь любовь, где страсть, где влюбленность? – спросит читатель. Все это осталось между строк, отраженное их поступками в жизнях друг друга. После этого письма дедушка срочно выехал из командировки в Рыбинске (тогда этот город именовался Щербаков) и пара сыграла скромную свадьбу, с которой и начались 59 лет самой настоящей верности, искренности и любви.

В качестве свадебного путешествия дедушка и бабушка отправились в Ленинград. Память об этом хранят фотографии, сделанные на фотоаппарат «Зоркий», его до этого дедушка использовал во время работы по судоподъему и над своей диссертацией кандидата технических наук. В этих фотографиях много света и какой-то тихой, словно скрытой радости, глубокого и настоящего чувства. Но, впрочем, мы отвлеклись…

Ленинград середины 1950-х годов, бабушка – школьный учитель и дедушка, только недавно защитившийся ученый и преподаватель ведущего политехнического вуза города. Впрочем, пара могла позволить себе не очень дорогой отдых, и вот однажды дедушка пригласил бабушку в настоящий дорогой ресторан. Что это был за ресторан сейчас сказать довольно непросто, но как он мог выглядеть, думаю, мы все можем представить хотя бы из кинофильмов. Что и говорить, и сегодня подобные заведения поражают своими масштабами и помпезностью, а также ценами в меню, разнообразием которого они способны легко смутить неподготовленного клиента.

Так было и в этот раз. Бабушка долго выбирала и думала над тем, какое из представленных блюд – самое необычное, изысканное, такое, которого уж точно не попробовать в родном городе. Такое, о котором можно было бы потом рассказывать восхищающимся соседям. Её выбором стали «ракушки» – что из себя могло представлять это блюдо ни она, ни дедушка не знали. Воображение, видимо, рисовало яркую и насыщенную картину морских деликатесов. Что ж, «ракушки», значит, «ракушки»!

Какого же было удивление пары, когда оказалось, что «ракушки» – это всего лишь фигурные макаронные изделия, лишенные экзотического шарма и эстетики дальних стран и грозных океанов. Заказ есть заказ, желание клиента всегда закон. Поэтому и получилось, что в дорогом ресторане, в котором они побывали лишь один раз, угощением стало столь прозаичное и обыденное блюдо, скрытое за таинственным заголовком, тайну которого я и пытался познать в детстве. В память об этом ужине повара ресторана отдали бабушке оставшуюся часть пачки ракушек, которая не была приготовлена, а затем эта самая коробка оказалась в том самом месте, где я и нашел её.

Всё кажущееся столь поразительным и необычным на самом деле является простым и скучным, в этом мораль данной истории? – спросит меня придирчивый читатель. Но для меня эти «ракушки» скорее наглядное и яркое свидетельство об обратном: то, что кажется невыразительным, простым, будним – на самом деле скрывает в себе настоящие глубины невидимых вооруженным глазом чувств и эмоций. Такова была совместная жизнь моих дедушки и бабушки – такая простая и кажущаяся несчастливой, привычной, а на самом деле наполненная искренним чувством уважения, заботы, любви друг к другу, когда всегда было место прощению, принятию друг друга ради того, чтобы прожить еще один непростой, но достойный день вместе, потому что друг без друга настоящей жизни – нет. Сегодня мне остается лишь вспоминать этих близких мне прекрасных людей и лишь напрасно мечтать о чем-то подобном.

Но что же сталось с этой самой коробкой? Неужели она до сих пор висит в этом самом храме раздумий с нарисованным мелом на стенке человечком с рогами? – спросите меня вы. Я не знаю. Некоторое время назад наш дом и сад перестали быть нашими. Но это уже совсем другая история.