Скорый из прошлого. Глава 1. 8. Родной, домашний..

       В любой жизненной ситуации Роза Григорьевна отличалась пробивным характером и мёртвой хваткой. Избалованный и чванливый маменькин сыночек, легкомысленный ловелас или хвастливый хлюст — не пара её бесценной дочери, а вот Максим — иной коленкор. Умный и крепкий, глаза в рюмку не глядят. И он должен понять, что лучшей невесты, чем Любава, ему не найти. Совершенная красавица. Но и это не главное. А в том, что дочь ни в чём не нуждается. У родной матери и квартира, и машина, и дача. А связи у Игнаши? А его дом, квартира и машина?! Как-то он сказал Розе:

       — Мы с тобой не простые советские люди, мы — партийно-хозяйственная номенклатура.

       Вот и родители Максима — номенклатура. В самый раз породниться!

       Всё хорошо, но Максим и Любава почти не разговаривают друг с другом. Правда, несколько часов назад Роза Григорьевна случайно заметила, как милый попутчик с любопытством посматривал с верхней полки на дочь, когда та самозабвенно читала журнал "Юность". Вот и замечательно, что Максим находится на верном пути. Соблазниться, влюбиться и жениться — иного ему не дано было больше в планах Розы. В девичестве она такого необыкновенного красавца сама склонила бы к правильным поступкам во чтобы то ни стало. Притворно зевнув, она сказала:

       — Любава, я, кажется не прочь после сытного обеда подремать. Игнаша уснул. Знай себе, посапывает.

       — Я поняла. Отправляюсь наверх. Располагайся поудобнее.

       Любава взглянула на Максима. Тот отрешённо увлекся "Похитителями бриллиантов". «Красивый парень, правильный... Но я же его совсем не знаю...».

       Как и следовало ожидать, Роза Григорьевна и пробудилась раньше других, бесцеремонно растормошив Игнашу:

       — Не спи. Я пошла в туалет. Дверь не заперта. Любавушка, просыпайся, а то ночью маяться будешь. Какие сны видели, Максим?

       — Да всё военные самолеты, — соврал легко.

       Люся-иркутянка ему приснилась в неглиже, в постель звала.
 
       Ужинали, как и намечалось, в купе. Проводница принесла чай с лимоном, а Роза Григорьевна выудила из багажа три фарфоровые чашки, взятых на всякий случай в дорогу:

       — Игнаша, разливай коньяк. Себе и Максиму побольше. Любава, ты же не будешь пить крепкий алкоголь?

       — Конечно, нет.

       — Правильно. И не привыкай. Пей чай с лимоном. Не стесняйся, Максим, ешь вволю. Коржик молочный, а вот сочник с творогом, шоколад, конфеты.  Игнаша, ты молодец, столько всего закупил.

       — Хорошо едем, — откликнулся Игнат Васильевич. — Не томи, Роза. Говори тост.

       — Так он сам напрашивается. За Максима и Любаву. За ваше знакомство, дорогие наши. Я не преувеличиваю — именно дорогие. Любавушка, понятно, дочь, а вы, Максим, тоже какой-то свой, родной, домашний и совсем не сторонний. Ну, поехали, а там видно будет.

       Чокнулись чашками. Любава коснулась их алюминиевым подстаканником. Роза Григорьевна с удовлетворением отметила тот факт, что Максим не вылакал коньяк, как забулдыга, одним залпом, и мечтательно вздохнула:

       — Вот приедете, Максим, к нам, в Речовск, погостить, и будем пить коньяк из хрустальных бокалов-тюльпанов. Я и Игнаша любим побаловаться армянским за чашкой крепкого заварного кофе, закусывая твёрдым сыром и бананами.

       — Мои родители тоже предпочитают армянский коньяк и заварной кофе.  Кстати, впервые угостили меня коньяком на совершеннолетие. 

       — А раньше ни-ни?  Ни в коем случае, да?

       — Дружил с неплохим парнем, сыном первого секретаря горкома партии. В их доме, разумеется, был полный ассортимент дефицитных продуктов, вин и коньяков. Да и в нашей семье было не хуже. Угощались иногда. Понемногу. Никому не было заметно, как убавляется.

       — Соблазн велик, если в доме всего через край.

       — Обыкновенное баловство. Я не любитель выпить. Сейчас и друзей, пожалуй, не осталось. Никакого желания нет дружить с теми, у кого рюмка на первом плане. Упиваются, пижонство да бахвальство. А то и мат. 

       — Совершенно верно. Пьют нынче многие безо всякой меры. Нечего с такими дружить. Как говорится, дружба дружбе рознь, а иную хоть брось. Как сынок секретаря сейчас? Не пьёт, не гуляет?

       — Даже не знаю. В столице семья живет, так как отец резко в гору пошёл по партийной линии. Знаю от моих родителей, что в любое время ждут в гости. И меня — хоть сейчас. Есть адрес. Только я в столице ни дня не буду задерживаться. Сначала домой.

       — А из дому к нам?

       — Обязательно. А потом надо определиться с вузом, сдать вступительные экзамены. Можно, конечно, на заочном учиться и работать. Вариантов много.

       — Есть время подумать, есть. У вас, даже не надо сомневаться, всё получится наилучшим образом. Игнаша, добавь ещё понемногу, и на сегодня достаточно. Скажи-ка, мой милый, а ты мог бы посодействовать в одном деле, если Максим решит и работать, и учиться именно в нашем славном городе? Мог бы ты хорошенько пораскинуть мозгами насчёт приличного трудоустройства?

       — Не проблема. Какая вам, Максим, деятельность будет больше по душе, с той и определимся. Партийно-советская, хозяйственная, иная.

       — Я подумаю на досуге. Может быть, надо, действительно, работать и учиться.

       — Правильно. Сходу брать быка за рога. То есть, приобретать опыт практической деятельности и делать карьеру, а я посодействую.

       — Выпьем за Игнашу, — тут же умилилась Роза Григорьевна. — На таких, как он, наша великая держава держится. Любава, а ты не надумала насчёт высшего образования? В Речовском экономическом институте престижно получать высшее образование. Впрочем, можешь не отвечать. Замуж выйдешь, будет не до учёбы. Мужа ласкать да детей вслед рожать — благое дело. Конечно, не без новых хлопот по дому, когда обребятишься.

       — У меня и жениха-то нет на примете, а ты в бабушки собралась, — запротестовала дочь, всецело заинтригованная разговором.

       Сознательно лукавила Любава. Действительно, чем не жених напротив её? Она то прислушивалась к любопытной беседе, то рассеяно смотрела в окно. Лишь бы не встретиться взглядами с Максимом, не выдать возникшие к нему робкие чувства. К счастью, Роза Григорьевна завлекла его решением очередного кроссворда, и тот забыл о красивой попутчице.

       Так могло показаться, что забыл. Он думал и думал только о ней. Как она красива! И как хорошо воспитана! Это не Люська с её животными инстинктами. Жениться на такой развратнице-нищенке, как Люська, — несусветная глупость. А Любава стыдлива, скромна, чиста.  И разве не имеет значение, что материально обеспечена сверх головы? Ещё как имеет! Мысленно он называл Розу Григорьевну тёщей. А Игнат Васильевич? Семь пядей во лбу. Загадочно богатый. И этот факт очень даже интересный и, может быть, решающий.

       Правда, в естественных рассуждениях Максим упирался в несокрушимую стену, когда вспоминал о желании Розы Григорьевны безотлагательно стать бабушкой. Какая она бабушка?! Небось, сама может родить от любимого Игнаши. Сразу видно, что она намного моложе его. Лет на десять, наверное. Ладно, с ней понятно, но как быть с желанием Любавы семейную жизнь немедленно увенчать рождением ребёнка? «Неужели судьба свела меня с потенциальной овуляшкой, которая захочет нарожать кучу детей? Нет и ещё раз нет. Если что — на аборт!».

       И по этой части родители Максима  — ему наглядный пример. Как-то отец, он тогда был главным инженером домостроительного комбината, приехал поздно домой и под градусом. Мать, пока ещё инструктор горкома партии, а не заведующая отделом, не без основания приревновала его к одной из своих подруг. Начали ссориться, напрочь позабыв о присутствии сына в соседней комнате. Во время ссоры, безобразной и яростной, она в сердцах воскликнула:

       — Я на третий аборт подставилась, чтобы не обременять нашу жизнь рождением детей, а ты... Тебе, что, меня мало?!

       Хорошо запомнился Максиму ответ отца:

       — Успокойся. Аборты — дело обыкновенное, законное.

       Отвечая на очередной вопрос Розы Григорьевны о замысловатом слове в кроссворде, Максим принял, на его взгляд, самое правильное решение: ни слова Любаве про аборты. Выйдет за него замуж, вот тогда и начнёт её перевоспитывать. А пока следует приударить за Любавой с предельной осторожностью — супер выгодная женитьба намечается.
 
       Утром Роза Григорьевна мило предложила:

       — Не хочется проводницу беспокоить три раза на день, чтобы закрывала купе. Игнаша, мы с тобой позже позавтракаем, а сейчас пусть дети отправятся в ресторан. Максим и Любава, вы не против?

       — Правильное предложение, — первым среагировал Максим, а Любава молча кивнула головой в знак согласия. Её щёки вспыхнули ярким румянцем, что не осталось незамеченным бдительной мамой: замечательная будет пара, красивая и счастливая.

       Роза проводила за порог купе, вне всякого сомнения, будущих молодожёнов, и, заперев дверь на все защёлки, задёрнула на окне занавески:

       — Игнаша, я всё-таки в домашний халат переоденусь. Поднадоели спортивные брюки — жарковато. Ты же не будешь возражать?

       — Как тебе удобно, так и поступай.

       — Милый мой, комфортно путешествуем, а Максим — просто прелесть, — Роза включила железнодорожное радио и, наконец, принялась переодеваться. — Любавушка, пожалуй, вот-вот влюбится по уши. Возвратятся не раньше, чем через час. Наговорятся вволю. И нас никто не побеспокоит... Перестань, Игнаша, прошу тебя... Потерпи до Речовска... Ну, перестань, пожалуйста... Мы же в поезде, ласковый ты мой...

       Не скоро Максим и Любава возвратились, и Роза Григорьевна живо поинтересовалась:

       — Чем балуют в ресторане?

       — Замечательно кормят, — похвасталась Любава. — Даже пирожные были.

       — Вот обязательно и пообедаете вдвоём. Игнаша, пойдём. Проголодались мы с тобой...

       А за обедом Максим безрезультатно поискал глазами зеленоглазую девчонку среди посетителей вагона-ресторана, их было гораздо больше, чем вчера, и затем увлёкся разговором с Любавой: надо за ней любовно ухаживать, надо её аккуратно обхаживать. И вдруг услышал:

       — У вас не занято?

       Спрашивала мать Карины, а дочь стояла рядом с ней. Максим не растерялся и ответил с подробностями:

       — Тут свободно. Родители Любавы позже пообедают. Не хочется проводницу лишний раз беспокоить.

       — Спасибо, молодые люди. Что тебе заказать, доченька?
 
       — Мне всё равно, мама. То, что и себе...

        Максим взглянул на Карину — она выглядела совершенно по-иному. То ли чем-то была расстроена, то ли кем-то была обижена. Только  уголками губ она всё так же дерзко улыбнулась, когда её и Максима взгляды встретились...

       На следующий день Карина и её мать не были замечены в ресторане, и Максиму резонно подумалось: наверное, решили пообедать в другое время или вышли на какой-нибудь станции. Занятная зеленоглазая девочка.

       Он не сразу забыл о Карине. Юные глаза напротив — не калейдоскоп огней, но всё же, всё же... Затаились в подсознании.

       Продолжение: http://proza.ru/2021/04/02/1204