Чужой человек

____________________________________________________
Предыстория.  Все когда-то заканчивается
____________________________________________________





"Думаешь, так легко тащить на себе это бремя?

Не думаешь ли ты, что так просто обогнать это время?

Я живу лишь надеждой, что моя жизнь не напрасна, что мои достижения не канут в небытие…"









— Стой-стой, здесь дешевле, кажись, — затараторила мать, и отец, что-то фыркнув о слишком большой очереди, свернул к пестрящей яркими огнями бензоколонке.

— О, как раз магазин есть, я за водой… — выскочив из машины, она торопливо направилась к одноэтажному зданию с огромными затемненными витринами.

В свою очередь, хлопнув дверью, отец пошел к кассе, считая на ходу деньги и оглядываясь на табло с ценами. Очередь там была длинной и все, как и он, оглядывались и раздраженно топтались.

Денис следил за ним сквозь полуприкрытые веки, осторожно придерживая на коленях спящего брата.

Громыхнуло. Очередь зашевелилась. Все, как один, повернули головы в одну сторону, напрягая спины и вытягивая шеи. Кто-то даже попятился. Нахмурившись, мальчик, с чисто детским любопытством, немного привстал, опустил голову брата на сидение и обернулся, разглядывая непривычный пейзаж в окне заднего вида.

Мегаполис, который они покидали в спешке, чернел на горизонте, царапая низкие ржавые облака острыми пиками небоскребов. Неожиданно с неба упала алая стрела. Далекий каменный силуэт колыхнулся, пронизанный вспышкой и жуткими, непривычными раскатами грома. В следующий миг город заволокло серыми тучами.

Черное порошево разрасталось, словно чернильное пятно в воде, поглощая все больше пространства, все больше неба, дорог и холмов.

Вокруг машины поднялся настолько сильный ветер, что деревья разом нагнулись, истошно скрипя.

Вжавшись в кресло от испуга, мальчик не сразу понял, что машина сама катит от города. Кажется, что-то заорал отец, хватаясь за ручку дверцы, а после сильный ветер буквально снес его, ударив о колонку.

Дивное чувство полета. Бензоколонка давно осталась внизу. Город вдалеке оседал, превращаясь в бесформенное нечто на фоне алеющего неба. А Денис истошно кричал, вжимаясь ладонями в дверное окно, вообще ничего не понимая…



____________________________________________________
Часть 1.   Чужак в нашем подвале
____________________________________________________

Этому парнишке не больше семнадцати. Хорошо развит физически. Неплохо дерется. Белобрыс и голубоглаз… одним словом — не от мира сего. Поймали мы его несколько дней назад, во внутреннем дворе женского общежития, когда этот хлыщ сорвал сигнализацию и прирезал двух моих любимых волкодавов…

Хлыщ как раз прочухался и теперь, вжавшись голой спиной в кирпичную кладку подвала, смотрел на меня крайне обозлено и неприятно. Вот интересно, с чего бы это? Обогрели, напоили, ночлег предоставили. А то, что на цепь посадили — так норма такая, как говорится, бдим дабы гость наш дражайший не заблудился при первом же попавшемся случае.

Подозвав Ленца тихо, но так, чтобы задержанный услышал, приказал приготовить помещение. Тюремщик быстро удалился, а на лице пленника проступила растерянность. Захотелось даже привстать, подойти ближе и удостовериться в тех эмоциях, что отобразились на лице паренька. Интересно, неужели он боится? Может, не знает Закон? Нет… не возможно такое. Хотя... кто его знает, из каких бункеров он вылез.

— Значит, нечего сказать?.. — протянул я, обдумывая каждое слово. Как там говорилось в старых пособиях, главное, психологическое давление? Что ж… пристально взглянув на парнишку, сделал доброжелательное лицо. — А ведь я хотел только побеседовать. Я не сержусь, что ты отказываешься говорить со мной. Я даже не хочу накормить тобой своих милых борзых. Ведь я великодушен, правда?

— Не проще грохнуть? — неожиданно прошептал парень, смотря на меня крайне скептически.

Честно говоря, если бы я что-то жевал, то поперхнулся бы. Такой поворот просто в голове не укладывался. Ну, не может он не знать единого Закона. Думает, что я радо его нарушу? Зря, между прочим. Преступить Закон я не могу. Не то, что не в силах…

Пока я переваривал неожиданное предложение, пришелец напряженно буравил меня взглядом, будто выжидал приговора.

Я все же привстал и ступил к нему шаг, а пленник тут же отшатнулся подальше, на сколько цепь позволила. Схватившись пальцами за металлический ошейник, он даже захрипел. От бессилия, наверно. Такое украшеньице, как у него, руками не сломать. Да чего ж он дерганный такой? Почесав затылок, я присел обратно.

— Давай сделаем так, — дружелюбно улыбнулся я. — Я сейчас позову ребят, и они переведут тебя в более интересное помещение. Там я тебя оставлю, забуду и больше не вспомню. И ты будешь жить там, сколько пожелаешь. Там очень хорошие собеседники. Правда, сами они не очень любят рассказывать сказки — они, скорее, их слушают. Ты согласен? — парень в ужасе вытаращил на меня глаза. А я тяжело вздохнул. Ну что я опять не так сказал? — Конечно, если тебе это не подходит, ты всегда можешь рассказать мне о том чудном месте, откуда ты прибыл. Много ли вас там осталось, есть ли женщины и дети?

Никакой реакции кроме легкого замешательства. Парень молча смотрел на меня, явно ничего не соображая. Или все-таки что-то промелькнуло? Прекрасно. Уже четвертый день сидит в темнице в кандалах на голодном пайке. А спесь так и не сходит. Это уже без упоминания пыток. Да для взрослых мужиков упоминания этого бывает достаточно. А этот терпит.

Готов парень к темнице. Как и ко всем ее прелестям. Странно все это. Не было бы такой выдержки, вопросов бы не возникало. Мало для чего он мог пробраться в дом. Может, спрятаться хотел или украсть что-то. Может на фонтан решил поглазеть? А что? Редкость то несусветная, не зря же коллектив для своих дам старался. 

Ладно, под пытками признался — засудили, наказали. Но упорствовать уже четвертые сутки? Да еще с таким видом, будто я и мои слуги — шайка разбойников, издевающихся над монашкой? Это уже слишком… Я смотрел на парня и понимал, что ему все равно: никак не отреагировал на то, что остался здесь один на один со мной… Даже не отреагировал на факт, что я слишком близко к нему, чтоб быть в безопасности без стражи. Одно из двух: или слишком слаб, или пытается отвлечь внимание. Ибо в то, что он дурак, верится слабо.

— Ты мне надоел... Денис! — позвал я, улавливая знакомый голос за дверью, и снова стал изучать пленника. Симпатичным был малый, пока над ним не поработали… Что в нем было самое интересное — так это светло-русые волосы. Блондины во время Катаклизма вымирали, как мухи… Какие-то генные особенности. А этот в то время даже не родился… Потом тех, кто выжил, жгли, как врагов божьих…После чего дело дошло и до рыжих, и до остальных. Тут и пришло время Единого Закона и почитания вместо бога простейшей евгеники. Давненько это было. Лет сорок назад. Но ни блондинов, ни блондинок с тех пор я не видел. По крайней мере, в психическом здравии. А сейчас передо мною сидит здоровый, хотя и страшно побитый, парень и, изображая спокойствие, смотрит на меня, как священник на грешника.

Вот это сравнил — аж сплюнуть захотелось…

В этот миг дверь с неприятным скрипом отворилась, и вошел мой братец с двумя шкафообразными солдатами. «Все равны как на подбор, с ними дядька Черномор», — вспомнилась мне его излюбленная боевая песенка. Смотрелся он после недели в горах, честно говоря, страшновато. Интересно, как парень отреагирует? Если, конечно, его вообще хоть что-то может напугать… Я многозначительно кивнул Денису на этого гордого щенка в кандалах и с удовольствием заметил, как мальчишка прям вжался в стену. Все-таки пронимает. И то хорошо — живой человек, значит, а не кукла наколдованная. И тут он с грохотом шлепнулся головой на пол.

— Он чего, с перепугу отключился? — удивленно спросил братец, почесывая щетину недельной давности.

— Наверное… — пожал я плечами, видя, что там ноль реакций. Денис чуть наклонился, изучая пленника, которого видел, конечно, впервые. Он только час назад вернулся с охоты и был введен в курс дела начальником охраны.

Подойдя ближе к пленнику, ткнул того ногой под бок и недовольно прищурился.

— Да на нем живого места нет... — возмущенно выдохнул он и строго на меня покосился. — Снова Ленц работал?

Я молча кивнул. Брат, недовольно глянув куда-то в сторону своих солдат, скривился.

— Плохо дело. Если пацан коньки откинет, будешь ты нищим браток.

— Не каркай… Я этой «каждой жизнью на счету» и так сыт по горло... А он, гад, еще и говорить не хочет…

— Не юродствуй… — перебил меня братец. Его взгляд неодобрительно шмыгнул по кандалам, после чего он кивнул своим ребятам.

— Снимайте с него эту гадость и несите наверх. Отхаживать будем…

* * *

Влажный пол все еще болезненно давил в лицо… Хотя нет, теперь он был мягким. И казалось, будто он двигался… Максим попытался разобраться в ощущениях и сразу же почувствовал, что рядом кто-то есть. Потом он даже различил шепот. Кажется, женский… Отогнав от себя эту бредовую мысль, парень с удивлением понял, что, несмотря на боль во всем теле, он полон сил.

Пол снова куда-то удалился. Послышалось, как плещется вода. Потом, уже мокрым и приятно холодным, что-то шершавой поверхностью скользнуло по лбу… Совсем ничего не понимая, он открыл глаза… И от удивления дернулся, чуть не подскочив.

Это была большая светлая комната. Он лежал на чистой кровати. Справа от него сидела беременная женщина лет тридцати и держала в руках мокрую красноватую тряпку. За ней, около окна, стояло еще две девушки в таком же положении. Они, тихо о чем-то говорили, придерживая руками свои огромные круглые животы. Прямо перед парнем зиял дверной проем. Его то и увидел Максим, открыв глаза. В дверях стоял уже знакомый «головорез» — обросший неопрятной щетиной огромный дядька лет пятидесяти, Денис кажется. Он тихо переговаривался с кем-то. Второго не было видно из-за стены.

— Ты так и будешь сидеть, или позволишь мне почистить твою мордашку? — послышалось справа. Девушки у окна сразу замолкли и с интересом уставились на Максима. Женщина с тряпкой в руке недовольно скривилась:

— Ложись и не дергайся. Бить тебя я не собираюсь, — сказала она уже более спокойным голосом и даже слабо улыбнулась.

Максим неуверенно опустил голову на невероятно мягкую подушку. Или она казалась такой из-за того, что последние несколько суток он провел на бетонном полу? Его взгляд не отрывался от человека в дверном проеме. Тот сердился, хмурился и, постоянно тыкая в непонятно кого пальцем, что-то говорил. В какой-то миг он обернулся и их взгляды встретились. Казалось, прошло лет сто, прежде чем этот детина аккуратно потянулся за ручкой и закрыл дверь. Оставляя, тем самым, Максима в обществе брюхатых теток.

Значит, эти варвары не собираются его убивать? Или же считают настолько слабым противником, что…

— Саш, иди подгони Талу, — строго позвала тридцатилетняя женщина и осторожно уложила ему на лоб холодную тряпку. Странной она была внешности. Вроде и красивая, но настолько бесстрастное лицо, что становилось жутко. Одна из девушек неспеша вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

— Чего ж вы беременную гоняете.. – ляпнул Максим первое, что пришло в голову.

— Здесь все… беременные, — холодно ответила вторая девушка. Женщина же вытащила из-за пазухи какой-то пузырек и брызнула из него Максиму на лицо. От резкого незнакомого запаха потемнело в глазах.

— Спи… — последнее, что донеслось до мутнеющего сознания.

Сон был теплым и мягким, как объятия матери. Снились темные бесконечные коридоры его дома. Он все бежал и бежал по ним и никак не мог найти выход на поверхность.

Потом, в какой-то момент, добежал до столовой и мама поставила перед ним тарелку супа. Она восторженно о чем-то говорила, но как бы Максим ни старался, он не мог понять, о чем же…

А потом ее образ стал совсем зыбким и неуловимым. Мама оставила его одного…


____________________________________________________
Часть 2.  Правило дома
____________________________________________________


— Так вот, — продолжал я, — Закона он не знает, я в этом на все сто уверен.

— Плохо, — хмурился Денис. — Если не знает, то явно из этих, — слово «этих» он буквально выплюнул, словно «эти» были как минимум людоедами. — Так что в руку помощи не поверит. А ведь мог бы облегчить жизнь не одному десятку людей.

— Думаешь, их так много? — обойдя брата, я уставился в окно. Мы стояли в общем коридоре на седьмом этаже общежития — одного из тех немногих старых домов, которые уцелели во время Катаклизма. Через застекленное окно было видно простирающиеся вдаль поля. Прямо на горизонте виднелся заброшенный танковый завод, а чуть левее небольшая электростанция, работающая лишь на двадцать процентов своей мощности, но питающая электричеством всю округу.

— Конечно, он мог выбраться на поверхность лишь после того, как все там передохли… — продолжал мой брат, хмурясь. — И все же я очень надеюсь, что у него просто шило в заднице взыграло и он, наплевав на их предостережения, выбрался наружу.

Я задумался. Конечно, земля слухами полниться. Не мало раз слышал истории о непонятно откуда взявшихся незарегистрированных людях, обворовывающих честный народ, убивающих и так же исчезающих в никуда. Таких бы изуверов уничтожать при малейшем подозрении, но нельзя. За убийство наказание очень жестоко. Конечно, ты не умрешь, но на жизнь это будет мало похоже. Последнему убийце, которого мне довелось лицезреть, обкорнали язык, руки, стопы, ослепили да кольцо в ноздри, как племенному быку, вставили. Все, что он мог, это ползать и кончать. Летом жил под лавкой, на зиму загоняли его на кухню в соседний родильный дом. Там няньки быстро нашли ему применение. Раз в два дня к нему приходила врачиха и собирала семя для банка. Не знаю даже, жив ли он еще, или подох от тоски?

— Все же интересно, он из частного бункера какого-то, или там целый подземный город? — Денис подался вперед, упершись руками в подоконник.

— Не думаю, что нам стоит копаться в этом. Пусть девочки его оприходуют, заплатим, да и вывезем подальше из городка, — предложил я. Брат пожал плечами, все еще вглядываясь в пейзаж за окном.

— Этим юродивым пора позабыть о своей гордости, — прошептал он, по-видимому, сам себе. Но я все равно ничего не понял.

— Причем здесь гордость, а?

Денис покосился на меня, после хмыкнул и пояснил…

— Да Лёнька… не много времени понадобилось, что бы и мы о ней забыли…

— Эй!

Но брат, словно издеваясь надо мной, нагло сменил тему:

— Эх... зайца в этом году развелось… — цокнул он языком, отходя от окна и хлопая себя по карманам в поисках часов. — Ладно, оставляю этого хмыря на тебя. Пойду на зайца. Больно упитанные они в этом году… девчонкам шапки на зиму будут.

Ох, темнит он… Я покачал головой. Бункеры, гордость… о таких вещах я слышал от брата, да и читал, но что бы увидеть воочию — да ни в жизнь.

Да и никто из моих сверстников не сможет толком объяснить, как выглядят подземные жилища и что это за дивное чувство «гордость». Кажется, мы лишились этого чувства в том далеком суровом детстве, пытаясь поднять из руин остатки былого величия. Толком ничего не зная и не понимая по сути вещей.

Мне почему-то казалось, что этот приблудившийся паренек понимает о прошлом побольше моего. Наверное, потому что взгляд у него не звериный, а человеческий, полон различных выражений…

От скверных мыслей меня отвлекла Тала — истинная пара Ленца. Их генетический тандем одобрили и утвердили еще пару лет назад, когда у девушки еще и груди не намечалось. Сейчас же это была стройная, смуглая, а главное, уже зрелая девчонка.

Она шла быстрым шагом, неся в руках поднос с едой и водой в плотно закупоренной бутылке. Что-то было крайне возбуждающее в ее нарочитой хмурости, напряженно сжатых губах.

— Стой! Куда несешь это? — сразу же приосанился я. Девчонка остановилась, как вкопанная, и кивнула мне в знак приветствия.

— Мужчине, — глухо ответила она. — Старшая мать велела принести пленнику.

— А что, его уже? — честно говоря, я удивился. Не помню, что распоряжался проверить его геном.

— Нет, его не проверяли, — слабо улыбнулась девушка, — но одного взгляда достаточно, чтобы понять, что его гены не такие, как наши. Безрассудно терять их.

В принципе, она была права. Белобрысых людей в этом мире не осталось, тут уж любой из них будет на вес золота. Жестом позволив девушке идти по своим делам, проводил ее взглядом. Значит, старшая мать выбрала для пришельца именно ее …

* * *

Дверь отворилась и в комнату зашла еще одна чернявая девчонка с огромным подносом в руках, на котором красовался глиняный кувшин и такой же казанок. Беременные барышни сразу же вышли. До Максима донеслось, как тихо щелкнул дверной замок. Значит, их заперли. Интересное дело.

Поставив поднос на небольшую тумбочку у двери, девчонка взяла в руки глиняный кувшин и, отпив из него, протянула его Максиму.

«Значит, не отравленное», — решил парень и слегка принюхавшись, сделал один глоток. Жидкость оказалась травяным отваром, довольно приятным на вкус. Спустя некоторое время в ход пошло и содержимое кастрюльки. Там оказалась каша, чем-то напоминающая перловку, ну, уж точно не она самая.

Не особо задумываясь над этим, парень все же решил поесть и, в конце концов, съел все до единой крошки.

Пока он ел, девушка присела на кровать. Она смотрела на него молчаливо и выжидающе. В результате, наевшись досыта, Максим решил с ней заговорить, ну, не пялиться же на друг друга.

— Как тебя зовут? — спросил он, что ни есть самый простой и самый логический вопрос.

— Тала, — тихо ответила девушка и неожиданно начала раздеваться.

— Эй… ты что…

— Ты хорошо подкрепился, — снисходительно прошептала она, — теперь обязан разделить со мной любовь.

— Ничего я не обязан,— начал было он возникать, но сразу же был перебит девушкой. Такая расстановка вопроса, честно говоря, порядком пугала.

— Не забывайся, мужчина, — грозно прошептала она.— Закон един для всех. Оставшись один на один с женщиной, ты обязан разделить любовь с ней до тех пор пока…

— Тебя не волнует, что ты должна без любви спать с первым встречным? — перебил он ее.

Тала, нахмурилась:

— Меня волнует только то, что ты осмелился отвергнуть оказанную тебе честь, — зло прошептала она и неожиданно сильно толкнула его на подушки. В какой-то миг руки парня оказались затиснуты у изголовья кровати какой-то доской со щеколдой. — В любом случае для самого процесса любви это ничего не меняет…

Варварка…

— Любовь — это чувство, а не то, что ты хочешь! — выпалил Максим, чувствуя, как его щеки наливаются жаром… и не только щеки… Мамочки… — Да то ж чистой воды прелюбодействие!

— Ты употребляешь любовь в каком-то ином значении, — задумчиво прошептала она, расстегивая его ширинку, — как-то не так, как я привыкла.

— А как ты привыкла? — растерянно спросил Максим, заворожено следя за ней, не в силах ее остановить.

— Зачатие новой жизни, вот что в нашем понимании означает любовь, — похабно улыбнулась она, стаскивая с него штаны. Парень попытался дернуть ногами. Девушка же предостерегающе цокнула языком. — Люди связаны долгом с самой жизнью, как и любая тварь на земле. Мы должны иногда желать друг друга, иначе поставим под угрозу само наше существование. Любовь — это долг, не более.

— Какая ты не романтичная, — удрученно прошептал он, с унынием смотря на свои вздыбившиеся трусы. Как не крути, а сам факт, что сейчас произойдет то самое, на которое в его семье говорили: «До брака ни-ни, а то будет очень бо-бо», ввергал его юный разум в странное оцепенение и предвкушение разом взятые.

— Еще одно понятие времен Катаклизма? — неожиданно заинтересовано спросила Тала, призывая мозг своего пленника к работе, и коснулась его губ легким поцелуем. — Что оно означает?

Вопрос заставлял задуматься, а думать отчего-то совсем не хотелось, особенно сейчас. Тело начинало гореть, разум кричал об опасности и все же… Из каких-то неведомых побуждений Максим позволил варварке властвовать над ним.

— Это что-то плохое или хорошее? — прерывисто шептала она, требуя ответа и одновременно даря незабываемые обжигающие прикосновения.

Юноша закрыл глаза, призывая себя к самообладанию… Но тщетно. Ее пальцы порхали по его коже, словно бабочки. Ласкали, щекотали и делали больно.

— Это ощущение, которое порой сопутствует любви, — наконец выдавил Максим, и с сожалением дернул руками, прикованными к изголовью кровати. Девушка рассмеялась, безошибочно узнавая его стремление. И щелкнула задвижкой, освобождая его запястья. Вздохнув с облегчением, Максим откинул Талу на подушки и навис над ней, и все же закончил свое определение романтике:

— Романтика. Это когда мир в один миг сужается только до двоих отчаянно тянущихся друг к другу людей.

— Разве это не страсть? — насмешливо вскинула она брови.

— Ммм… более утонченное понятие…

* * *

Ему снова снились темные коридоры дома. Свет погас, свечи давно закончились и он, ничего не видя в кромешном мраке, пытался на ощупь найти общую гостиную. Там всегда был кто-то. Хоть брат, хоть сосед или соседка. Порой там собиралось столько народу, что невозможно было протиснуться. Тогда разговоры велись о проблемах и старейшина, стоя на своем пьедестале и гордо возвышающийся над всеми, оглашал свое решение и давал указания. Очень редко, но бывало, что люди тянули жребий и неудачнику приходилось покидать бункер. Иногда они шли ремонтировать систему водоснабжения или водостока. Реже для ремонта электрогенераторов или чистки солнечной станции от наглых растений и птиц. Бывали случаи, когда уходил кто-то, на кого больше не хватало еды и это было печальнее всего.

Но сегодня в гостиной его ждала черноглазая Тала. Она улыбалась ему призывной белоснежной улыбкой и в ожидании акта любви, выгибала свою тонкую спину…

Очнулся неожиданно, чувствуя, как жар обволакивает тело. Ночь уже расправила свои крылья и он, как ни странно, находился в полном одиночестве. Тала даже забрала поднос с едой, который приносила накануне.

Максим тяжело вздохнул. Он хотел домой. В знакомые стены. Тут же, в полном просторов мире, ему было неуютно и жутко.

Если подумать, он слишком долго блуждал в полном одиночестве прежде, чем нашел первое поселение. Прежде, чем нашел привычную водопроводную воду и еду. Ему казалось, он аккуратен. Начерпает в бутылку воды, стащит курицу. Но не смог даже сделать пары шагов из странного надземного сооружения. Застряв здесь почти на неделю.

Интересно, те кто уходили до него, попадали в такие же переделки? Хоть кто-то из них мог возвратиться домой?

На памяти Максима человек возвратился лишь один раз, приведя с собой настоящую утку. Утку держали для яиц. А человек… Максим был мал и не мог вспомнить его лица. Но отчего-то казалось, что человек ушел снова и больше не возвращался.

В кромешной тьме из окна были видны звезды. Мелкие белые мерцающие точки, рассыпавшиеся по черной поверхности неба, как кляксы от краски. Особенно большой кляксой висел полукруг луны. Она была такой же, как и в старых книжках. Бледная, в дивном ореоле света, как от свечи.

— Огромная, огромная свеча… — прошептал Максим и тяжело вздохнул. Он хотел домой и хотел повторения дневного приключения. Сердце трепыхалось от старых и новых воспоминаний, разрываясь на части между старой и новой жизнью.

Он простоял так до утра, всматриваясь в чарующий небосклон, к которому все еще не мог привыкнуть. Считая звезды и высматривая очертания облаков.

Утро наступило незаметно, выбелив небо до светло голубого.

«Окно на закат», — решил для себя Максим и был абсолютно прав. Потому что рассветов он ни в этот, ни в последующие дни не видел.


____________________________________________________
Часть 3.  Отрава в словах его
____________________________________________________



Старшей матери было под восемьдесят три, и я всегда тушевался, когда эта умная женщина, закончившая до Катаклизма какой-то биологический факультет, смотрела на меня своими мутноватыми из-за катаракты глазами. Она сидела, как обычно, в своем мягоньком кресле на колесах и задумчиво перебирала спицами, создавая очередной платок. Время от времени она ощупывала свое творение, подсчитывала петли и, что-то про себя бормоча, продолжала.

Я сидел напротив и ждал, когда она закончит свое дело. Двигаться не решался, да и говорить тоже, собьется еще.

— Смотри за Талой, — наконец прохрипела старуха, не поднимая взгляда. Наоборот, она повернулась ко мне правым ухом и замерла, явно ожидая ответа.

Я сразу же сменил позу, не без удовольствия. И все же, было бы лучше, если бы мать сказала кое-что другое.

— Что-то должно произойти? — недоуменно спросил я.

— Мозги он ей запудрил, — ответила женщина, — как бы не сбежала.

— Куда ж она сбежит, до ближайшего дома километров сорок! — я аж привстал от негодования. Старшая же только тихо рассмеялась, от чего ее слепые глаза неприятно задергались. А меня пробрало до мурашек. Неужели чужак настолько опасная крыса?

* * *

— Я странный? —с тихой злобой прошептал Максим, глядя в ее карие глаза. — А вы? Связывать нас обязательствами на всю жизнь, это нормально? Я тебя даже не знаю… Да у меня и девушки до тебя не было!

— Вот потому я и говорю, что ты отличаешься от наших мужчин, — снисходительно улыбнулась Тала. — Ты не понимаешь элементарных вещей . Ты все еще грезишь старым миром.

— Ничем я…

— У тебя нет никаких обязательств, Максим. Ни передо мной, ни перед будущим ребенком. Когда факт зачатия будет неопровержим, ты сможешь идти своей дорогой. С тобой мы больше не увидимся, — она сказала это настолько спокойным голосом, что парня аж покоробило.

— А как же мои права как отца на этого ребенка? — тихо прошептал он дрожащим голосом. Девушка долго смотрела на него непроницаемым взглядом.

— Если тебе сильно захочется, ты сможешь его купить за условленную сумму, — наконец ответила она. У Максима отняло дар речи. Ему вдруг захотелось схватить ее и хорошенько встряхнуть.

— А как же… ты говоришь об этом настолько спокойно? — растерянно спросил он. Тала пожала плечами. Сейчас ей не хватало яркого макияжа и тонкой дамской сигареты для полноты образа конченной стервы. Таких черствых барышень Максим видел в старых голливудских фильмах.

— Так принято, — наконец ответила она, раздумывая над ответом. Для нее это было само собой разумеющееся. —Хочешь жить с женщиной, живи…Хочешь —люби…. Но на ее детей и на отцов ее детей ты не имеешь никакого права. Ни злиться, ни огорчаться, ни что-то требовать. За жизнь надо платить.

— Собственными детьми? — он присел на кровать напротив нее. — Собственным счастьем?

— Что в этом плохого? — недоуменно спросила она.

— Да ты… — не договорив, Максим махнул рукой. Говорить что-либо было бесполезно.

— Что я? — хмуро переспросила Тала.

— Варварка…

— Ты идешь против природы, — неожиданно строго прошептала она.

— Зомби, сектантка, — глухо промычал Максим, отворачиваясь от девушки.

— Вскоре ты будешь свободен, — наконец холодно вымолвила она, поднимаясь с кровати.

Дверь за собой, как всегда, закрыла на ключ, оставив парня в гордом одиночестве.

Отшвырнув подушку, Максим вскочил с кровати и заметался по комнате. Он впервые чувствовал столь черную и непроглядную безысходность. Каждый раз, когда Тала поднимала его естество до самых вершин наслаждения, она непременно низвергала все его порывы с высокой пятой точки вниз, рассказывая о том, какая участь ждет их навязанный союз, их не рождённых детей, их, казалось бы, уже разгоревшиеся чувства. Она отталкивала его каждый раз после того, как он, подобно маленькому ребенку, сдавался на милость ее ласке.

* * *

—Ты чего такая хмурая? — сестра смешливо прищурила глаза. — Аль блондин не угодил?

— Глупый он, — фыркнула Тала, вытаскивая из холодильника казанок с кашей и ставя его на электрическую плиту. — Говорит странно, вроде и слова знакомые, а смысл совсем другой.

— О чем же он таком странном говорил? — не унималась сестрица. А Тала и объяснить не могла. Вот только взгляд мимо воли скользнул по ее огромному круглому животу. От чего-то сразу вспомнились слова пришельца о ненормальности такого состояния. А чего ж здесь ненормального? Все твари рожают, более того, каждый год. Не то что люди.

Взяв из тумбы ложку, начала мешать кашу, чтобы не пригорела, пока греется.

— Вик… А когда последний раз ты своих детей видела? — неожиданно спросила Тала, хотя и спросить хотела другое… — Сколько их у тебя?

Сестра нахмурилась:

— Вообще-то трое, но ты же знаешь, я хочу переплюнуть нашу стахановку-рекордсменку, — в голосе, как ни странно не было и грамма веселости. Только непривычная настороженность.

— А если… — Тала нервно сжала ложку, решаясь на еще один глупы вопрос. — Если бы у тебя был один мужчина всю жизнь и только один ребенок? И тебе лично пришлось бы его воспитывать?

Вика нахмурилась, нервно огладила живот, который неожиданно перекатился под ее пальцами.

— Что он тебе сказал, Тала? — тихо спросила она, поднимаясь на ноги. Схватив сестру за плечи, развернула ее к себе и заглянула в глаза. — Говори.

— Он…назвал нас племенными коровами, готовых спать с каждым встречным.

Вика удивленно приподняла брови, а потом, задрав подбородок, рассмеялась.

— Ух… Ну, что за детский сад? — наконец, отсмеявшись, выдала она: — Что плохого в племенной корове, к которой водят породистых быков? — она подмигнула. 

— Лучшие здоровые и сильные мужчины, для зачатия прекрасных и здоровых детей. И чем больше этих мужчин, тем больше детей. — Вика мечтательно улыбнулась… — Я бы на твоем месте ему рот завязывала и только на глаза любовалась… го-лу-бы-е…

* * *

— Она посоветовала мне рот тебе завязать, — доверительно сообщила Тала. Максим нахмурился, но руки с ее бедра не убрал.

Они лежали. Ноги были переплетены. Влажную кожу холодил ночной ветер, рвущийся в приоткрытое окно. Однако… им все равно было жарко.

— Хочешь расскажу про свое детство? — неожиданно предложил Максим и девушка задумчиво посмотрела на него. И хоть она не дала свое добро, парень все равно рассказал. О темных коридорах бункера, о коптящих свечах, фильмах, компьютерах… О дружной семье, отце и матери… их романтических чувствах. А потом он рассказывал о прочитанных книгах, о будоражащих естество прикосновениях. Тала и не заметила, когда эти прикосновения из его рассказов плавно перешли на ее кожу, опаляя до изнеможения. Та ночь была удивительно яркой.

Она же была последней.

И неожиданно стало понятно, что это за подвид любви, о котором толковал Максим. В тот конкретный миг озарения, Тала точно поняла, что отпускать этого мужчину, а тем более подпускать к себе другого будет очень сложно…


____________________________________________________
Часть 4. Любовь
____________________________________________________

Жизнь их общины была размеренной и тихой. У них была еда, вода и электричество. У них были задорные и красивые мужчины и не менее обаятельные и миловидные женщины. А еще здесь были дети, много детей. Раз в полгода из генетического центра приезжала машина и брала кровь на анализы. Еще реже, раз в год, приходили запросы на вынашивание или осеменение. И тогда либо кто-то из местных ехал в новый дом, либо кто-то приезжал для совершения того неимоверно важного для выживания человечества акта любви…

Тала задумчиво смотрела в окно, поглаживая уже довольно большой живот. Вика сидела неподалеку, расположившись со своим семимесячным малышом на мягком ковре в окружении подружек и их детишек.

Им было весело, они галдели, щебетали и сюсюкали, находя истинную радость в общении со своими детьми.

Взгляд Талы выхватил знакомую фигуру во дворе. Светлые, словно жухлая трава, волосы были примечательными и единственными в своем роде. За спиной у мужчины висел походный рюкзак.

Сердце пропустило удар…

Максим.

Не заметила, как соскочила с подоконника и бросилась к лестнице, прытью преодолевая расстояние...

— Максим!

Парень обернулся резко. Заросший щетиной, но все с тем же ясным и удивительным взглядом. Он распростер руки и Тала влетела в его объятия, словно и не она сейчас была на тридцать пятой неделе беременности…

* * *

Слова старухи все еще звенели в моей голове. Чертыхнувшись, я бросил Ленцу ключи от машины, а сам забросил внутрь рюкзак с лекарствами и бинтами. Это чудо всегда стояло в нескольких экземплярах у входа. Мало ли что приключится. Рюкзак перехватила повитуха, уже сидящая внутри и прижала к себе так, словно это был запас еды на целый месяц.

Заскочив на заднее сидение, рядом с женщиной, вперился взглядом в Денисов затылок. Брат недовольно сопел. Ленц, тем временем, молча жуя желваки, вырулил на дорогу и дал газу.

— Старшая тебя предупреждала, — выдал Дениска спустя двадцать минут, а я недовольно насупился.

— А что я должен был делать? Охранять ее денно и нощно?

— Хоть так! — в зеркале, привинченном у лобового окна, видно было, как брат хмурится. Я и сам хмурился, до сих пор не веря в такую подлянку. С Максимом, за последние месяцы, мы и на зверя ходили, и детали для ремонта в старых домах искали, и даже парочку моторов вернули к жизни, а этот гад женщину украл. Да и еще и беременную.

— Если с ней, или ребенком что-то случится…

Закончить он не успел. Ленц резко свернул с дороги, бормоча что-то о глупых чужаках. А после и вовсе ударил по тормозах. Вскоре и мне стало ясно, почему свернули. Невдалеке, в овраге лежала на боку угнанная белобрысым упырем машина.

Наверное, только повитуха спохватилась первой. Выскочив из машины, с рюкзаком наперевес она побежала в глубь леса, из которого раздался истошный вой. 

* * *

— Не смей!!! — вскричала Тала, когда Денис смачно съездил кулаком по роже мерзавца… Макс окончательно потерял равновесие и распластался на влажной земле. Он все же сумел заморочить ей голову. Надо же додуматься, бежать вместе с ним. Куда?! Да и в таком положении!

Я откровенно не понимал этого. Я отказывался понимать это!

— Перестань вести себя как аморальная сучка, — Ленц собственнически подхватил Талу на руки, словно давая понять, что он имеет на нее такое же право, как и белобрысый ублюдок. Девушка злобно зарычала, пытаясь освободиться. Вот же, сколько ненависти в глазах… Прав был Денис, не стоило оставлять у нас этого засранца.

— Возьми себя в руки, хочешь чтобы я тебя уронил?! Тебе еще детей рожать!

— Я вам что, племенная корова? — взвыла она, брыкаясь.

— Да от кого ж ты такой ереси наслушалась?! — взревел Ленц на нее и так встряхнул девчонкой, что у той аж зубы лязгнули. Тала заплакала, а мне стало не по себе. Не люблю я женских слез. Как по мне, лучше бы он ее уронил, вдруг, ума бы прибавилось.

— Не перестарайся, — только и смог выдавить я и обернулся к Максиму. Тот уже приходил в себя. Губа была разбита, лицо распухло, у левого виска уже наливалась гематома. Денис же стоял над ним весь взлохмаченный и шумно дышал, сжимая и разжима разбитые в кровь кулаки.

Парень кое-как поднялся на ноги и, сплюнув в сторону, вытер сбегающую по подбородку кровь:

— Да что же вы за люди такие? — шепелявил он, видимо зубы ему все же выбили, когда в сердцах колошматили. Я был готов врезать ему еще раз для проформы, но парень кидаться на нас больше не стал. Лишь ступил шаг назад, все еще не отрывая от нас взгляда.

— Она не ваша собственность, она любит, почему вы не дадите ей жить так, как она хочет! — начал кричать он, тыча в Талу пальцем. Наверное от его крика проснулся их с Талой младенец, которого уже минут как десять баюкала невозмутимая повитуха, сидя внутри нашей машины. Тихий надрывный плач, напомнил, что здесь произошло и каковы у нас обязанности. Надо было ехать домой. Я отвернулся от чужака в разрозненных мыслях. Взгляд встретился с Талой…

— Ну, и чего ты хочешь? — спросил я, хоть и так знал ответ. Ребенок заплакал сильнее, и наша новоиспеченная мать, кусая губу, опустила голову, стараясь не смотреть на плюющегося словесным ядом Максима.

— Тала! Взгляни на меня! — видимо, он тоже это заметил. — Тебе же надо только захотеть, они не смогут тебя держать вечно!

Она тихо рассмеялась и шмыгнула носом, стараясь не смотреть на мужчину.

— Знаешь, — горько вымолвила она, запинаясь, словно пыталась совладать с эмоциями, рвавшимися наружу. — Ваша эта любовь, она не возможна.

Ее глаза оставались абсолютно холодными, так, словно и не ей принадлежал этот полный горечи голос. Честно говоря, я даже почувствовал себя здесь лишним.

— Ваша настоящая любовь возможна лишь на расстоянии, — сглотнув, сжала ладонью ворот своей кофты и оттянула, словно он души ее. — Эгоистичное чувство, как следствие осознания, что объект твоего вожделения все больше отдаляется от тебя.

— Тала… — почти жалобно прошептал он.

— Уходи, Максим, — оборвала она его и отвернулась, прижимаясь лбом к плечу Ленца. Надо отдать должное последнему. Он терпеливо слушал монолог своей давней зазнобы. А Тала, не замечая и грамма его уважения к ней, продолжала глухим, пропитанным слезами голосом:

— Тебе не понять того, к чему стремимся мы. Тебе настолько не понять, что даже я рядом с тобой забыла это стремление…

— Ты же любишь… — неожиданно улыбнулся Макс, а я удивленно на него покосился. В своем ли он уме, слышал ли вообще, о чем ему только что говорили?

— Помнишь, ты спрашивала, что такое романтика? — гнул далее этот ненормальный. — Вся эта ситуация.. вот это романтика!

— Мы чужие, Максим. Ты чужой. Уходи…




____________________________________________________
Эпилог
____________________________________________________



Денис вернулся несколько дней спустя, поздно ночью. Сказал, что отвез белобрысого пришельца далеко на север. Так, что бы этот паршивец больше не нашел к нам дорогу. Возможно, он припрется в какой-то другой поселок, и тоже будет морочить людям головы своей нелепой устаревшей моралью.

Честно говоря, мне хотелось закурить. Я старый человек по меркам нового мира. Я свидетель гибели целой эпохи и рождения новой. Люди не умрут, они будут жить и поднимать из руин то, что уничтожили. Вот только это уже будет совсем другая мораль и совсем другое толкование социальной нормы. Изменяя лицо мира, мы должны, в первую очередь, измениться сами. Запрещая себе одно, и заставлять делать то, к чему не привыкли. Не убивать, помогать нуждающимся, ценить жизнь в любых ее появлениях. Не влюбляться.

Я только всем сердцем надеюсь, что больше никогда мне не встретится на пути такой человек, как Максим, грезящий старым миром, и готовый все погубить…