Неваляшка. Огненный Жрец

Эпиграф:
Принимая ту или иную концепцию мира,
Мы изменяем свой генетический код.
Одни концепции нас разрушают,
Другие - создают.


        Деревня готовилась к великому празднику имянаречения. Два отрока, в быту - Василий и Василиса, достигли возраста семи лет, прошли первую ступень обучения и были готовы обрести настоящие имена. Обычно дети нашей деревни получают имена годам к девяти, когда явственно заметно, какой бог куда кого поцеловал. Но это обычные дети, а нонеча у нас исключение из правил.
    Так повелось на Руси, что, пока детишечки не выкажут природных наклонностей своих, живут безымянными. Ну не так, чтобы совсем. Чего-нибудь им прилепят, конечно, для обозначения. Васятку, к примеру, в честь кота назвали. Хотя и не гоже котов человечьими именами называть, но сметану из банки они вдвоём вылизывали, потому как Васька, едва ползать научился, шибко сметану полюбил: стоило ему увидеть её - всё! Отдай и не греши. Иначе шуму будет столько, что хочь святых из избы выноси. Не сказать, чтоб семья Васьки особо верующая была, но иконки Николая Угодника в обнимку со святым Варфоломеем в углу висели. А Василиса вообще случайно своё наименование получила: угораздило её воплотиться в жизнь эту в день святого Василия. От никто и не ломал голову, как девчушку обозначить.

  Первым Васятка отличился. Во-первых, он рано заговорил. И мало того, что заговорил, так ещё стал рассказывать такое, что родичам "неотложку" вызывать приходилось в лице жены Прохора. Увидев Марию впервые, он так долго заливисто смеялся, словно услышал самый лучший анекдот в своей жизни. Мария же, прислушиваясь к междометиям малыша, с рождения пугавшего своим взрослым и мудрым взглядом всю родню, расшифровывала его иносказания, успокаивая тем самым всех присутствующих. Вася помнил несколько своих прошлых воплощений: полугодовалым он требовал к себе Аграфену. Аграфены, понятное дело, нигде не было.  Когда стали разбираться, кого ему надобно - а он подробно описал свою жену и все её привычки - раскопали, что речь идёт про прапрапрабабушку, коей уже почти никто и не помнил. В восемь месяцев ему понадобилась Глафира, и опять родня была вынуждена делать экскурс в прошлое. В общем, родичам скучать не приходилось - Вася находил, чем их занять. А ещё в его лексиконе стало часто появляться слово "Пых". И оказалось, что является ему дядька, который учит дите совсем не тому, чего бы детям его возраста знать положено. Пыхом Васька того дядьку и называл. Но Мария поняла, что это слово означало не только имя собственное. Второе значение слова "Пых" переводилось как Огонь. Потому как произносились эти "пыхи" с разными интонациями, и по накалу голоса можно было догадаться, о какой силе огня разговор идёт.
    Однажды тёмным зимним вечером к ним зашла соседка со своими сердечными женскими вопросами. Две красавицы зацепились языками и перестали замечать, что вокруг творится. Василёк в это время, движимый непонятными инстинктами, влез в жаркое поддувало и вытянул из него горящий красненький уголёк. Пошептался с ним: "Пых-пых!", подполз к соседке да положил тот уголёк ей на тапочек. Тапок полыхнул, словно из соломы сделанный. Женщины, остолбенев, уставились на сей, импровизированный Васькой, костёр. В чувство их привёл запах палёной шерсти небритых ног соседки:
- Каррау-у-ул!!! Горииииим!!!
А Васятка в это время уже новый уголёк оттуда же достаёт:
- Пых! Пых! - для мамки, видать, старается.
Соседку-то спасли, а вот тапочек восстановлению уже не подлежал. И, конечно, с тех пор пригляд за Васяткой особенный стал. Шутка ли, малец голыми руками угольки из печки таскает!?
    Пригляд приглядом, а миры тонкие закрыты для большинства взрослых, и, стало быть, недоступна для понимания родичами новая информация, которую Васе надо было с кем-то обсудить. Да кому ж расскажешь, когда вокруг нет никого, кто бы понял тебя!? Только скажешь: "Пых!" - мамка тут же за сердце хватается: "Только не это!" А ежели о чём-то более серьёзном говорить, так вообще все в панику впадают. Да ещё и папки нет. Был когда-то, да исчез куда-то. Хорошо хоть тётка прибегает по первому же зову. Пусть поймёт не всё, да зато Васька лучше свои уроки запомнит.

     Василиса лет до пяти ничем не отличалась от сверстниц: разговаривать училась да песни петь, играла с куклами да каракули-маракули на любом листочке, что мамка с тятей дадут, мазюкала. Нравилось ей линии и кружочки рисовать. А только случилось однажды нечто странное, как думали родители, с их дочерью.
    Девочкой она росла спокойной, и потому, когда дела требовали присутствия родителей в других местах, оставляли они её дома на попечении старших детей. Так ведь и тех особо дома сидеть не заставишь, накажут собаке Найдёнке за Василисой приглядеть и айда за порог. Найдёнка была правильной собакой: и накормит, и спать уложит - сама уже не раз мамашей была. Вот Найдёнка-то и показала Василисе дорогу на чердак. А на чердаке Василиску встретила бабушка. Хотя, может быть, это была и не бабушка совсем, но Василиске очень хотелось, чтобы это была бабушка. Как в сказке про Золушку. Просто потому, что это была волшебная бабушка. Она учила Васю рисовать. И её никто не знал и не видел. Кроме Найдёнки и Василисы. Родители, услышав рассказ Василисы про новое знакомство, подумали, что дитя фантазирует. Потому как родные бабушки, по стечению жизненных обстоятельств, были вне зоны действия сети родных и близких. А Василисе теперь было в радость одной дома оставаться: с бабушкой она познавала азы рукоделия. От того и рисунки её становились более осмысленными и глубокими - объёмными. Даже мама, однажды взглянув на рисунок дочери в альбоме, тихо ахнула, увидев любовно вырисованный наряд для принцессы. Были там и огрехи в виде несоответствия пропорций некоторых деталей одежды, ну так и рисовал-то не мастер. Однако мужу рисунок показала. Тот, недолго думая, съездил в магазин художников и прикупил карандашей, красок да альбомов: "Пусть рисует!"

     Васька и Василиса познакомились на празднике летнего солнцестояния. Васька, как угорелый, носился вокруг костра родовичей и рассыпал искры по траве. А Василиса ходила следом и синим карандашом гасила огни. От Васьки односельчанам вообще одно разорение было: где пройдёт оголец, там следы огня остаются. Даже трава выгорала под его ногами. А игрушки-то на деревне все деревянные да соломенные - сгорали они в Васькиных руках. Не мог он ещё, по малости лет, с огненностью своею управляться. Вот у костра-то и столкнулись они нос к носу.
- Ты что делаешь?
- Траву жгу!
- А зачем?
- Просто так!
- А ты что делаешь?
- А я твой огонь тушу.
- Как это?! - уставился Васька на девчонку.
- А я море рисую на твоём огне.
- Правда? Покажи!
- Пожалуйста!
Василиса изобразила в воздухе карандашом круг, и у ног Васьки образовалась лужица. Сандалики его зашипели, и от них пар пошёл.
- Вот это даааа!!! Ты так и меня утопишь!
- Трава любит воду. Она не любит огонь, - ответила Василиса.
- Ну и что! - сказал Васька и дальше побежал искрами сыпать: ветер в голове.
Дедам-ведунам тоже не понравилось такое поведение мальчонки, но просто так наказать - талант загубишь: огонь ведь лишь в дурных руках враг. И потому велено было Фёдору дитё под свою руку взять:
- Ты сам огненный, вот и учи мальца. Ганку мы предупредим, чтоб препятствий тебе не чинила.

  И всё-таки не мог Фёдор с бухты-барахты в дом чужой войти. Потому Маша вызвалась провожатой быть. Васька, взглянув на Федю с любопытством, сразу забрался ему на руки и нежно прошептал: "Пыххх!", послав мыслеобраз родового пламени. Он чувствовал, что аура дядьки по огненности схожа с тем, кто приходил к нему в другом теле. Разговаривать подобным образом его научила Знахарка, ей так легче было общаться с ребёнком.
- Ну пых, так пых! - засмеялся Фёдор.
- Надо же! Своим признал, - улыбнулась Ганка.
- Дядь, а ты Василису знаешь?
- Нет.
- Представь: она меня чуть не утопила!
И Васька с удовольствием рассказал о том, чему свидетелем был. Ганка только головой недоверчиво покачала и сказала:
- А ты, дружок, ещё и выдумщик, однако!
Но Фёдор поверил Ваське - мыслеобраз был насыщен плотными энергиями. И потому поправил Ганку:
- Не выдумщик он. Правду говорит.
- Но так же не бывает! Это же сказка!
- Кому сказка. А кому и явь.
- Да ну вас, мужики! - отмахнулась Ганка. - Оба сказочники! Жаль, что Маша уже ушла. Она бы вас вывела на чистую воду.

      Вечером того же дня Фёдор настроил свои антенки на друзей и дедов-ведунов:
- Все в курсе, что в деревне нашей творится?!
- А что творится-то? - отозвался Влас. - Два отрока наших волшебству учатся, да не у нас.  Но зазорного в том ничего не вижу. Ты Васькой занимайся, а я за Василисой пригляжу. Однако мне не дать ей тех знаний, кои она впитывает. И вряд ли кто в Неваляшке поможет ей.
     Таким образом, в жизни Василисы ничего не изменилось, а Васька обрёл наставника, к коему по малости лет прилепился, как к отцу родному. И если случалось ему где-либо прожечь рубашку или штаны, он вслед за Фёдором повторял по-взрослому:
- Издержки обучения!
Мать только ворчала:
- Да что же это такое?! Одёжи не напасёшься!
 Фёдор ломал голову: чем же ученику своему помочь? Ведь тот, в буквальном смысле, горел в своём учении. И на помощь Фёдору, как ни странно, пришла Василиса. Хотя, если быть более точным, то первой пришла Найдёнка.

    Фёдор сидел на лавочке у своего дома и разжигал разные травяные палочки - на свежем воздухе лучше выцвечиваются все нюансы нежных запахов. Чтобы не отвлекаться на внешний мир, он закрыл глаза. Запах мяты убаюкивал и расслаблял. Сознание уже стало отрываться от земли, когда кто-то большой и пушистый плюхнулся ему под ноги, моментально вернув того обратно. Тут же протрезвев, он обратился к псине:
- Тебе чего, собака?!
- Жди! - ответила та взглядом.
- Чего ждать? - удивился Федя.
- Сейчас придёт.
- Кто???
 И тут послышался зов:
- Найдёнка! Найдёнка! Да куда ж ты запропастилась? - доносился девичий голосок.
- Ааа, вот ты где! - вышла девочка из проулка между домами. - Ты чего к чужим пристаёшь?
- Ой, а что это так пахнет?! Какие удивительные, смешные цветные запахи! Дядь, ты волшебник? - остановилась она в замешательстве.
- Нет, я только учусь, - серьёзно ответил Фёдор.
- Как это - учишься!? - удивилась девочка. - Ты же уже большой! А большие не учатся!
- Учатся и большие. Учиться всегда полезно.
И тут Василину прорвало:
- А я тоже учусь! А почему Найдёнка у твоих ног лежит? А что это за палочки? А зачем ты их поджигаешь? Они же и так прекрасно пахнут! Вот Васька тоже всегда с огнём бегает! А почему...? - вопрос внезапно потерялся в этой прекрасной головушке. Она задумалась, тряхнула головой и продолжила мысль.
- А почему я сразу слышу ответы на свои вопросы в своей голове??? - спросила она, широко распахнув глаза.
- Вы забыли представиться, мадмуазель! - засмеялся Фёдор.
- Ой, простите пожалуйста! - картинно всплеснула руками Василиска. - Василиса я! Так почему я сразу слышу ответы!??
- Я так говорю с тобой, - улыбнулся Фёдор. - Иначе мне просто не успеть ответить на всё сразу.
- А... а.., - не могла найтись от такого откровения Василинка. - А это как???
"Вот так!" - прошелестело у неё в голове.
"Я тоже так хочу!!!" - полыхнуло желание в девочке.
"Смотри мне в глаза..."
Василиса безпрекословно подчинилась и вдруг почувствовала, что куда-то летит. У неё захватило дух: даже во сне ей ещё не приходилось перемещаться так быстро. Осознание этого пришло через секунду, когда кто-то большой и тёплый остановил её полёт и включил солнце. В её восприятии так и было: солнце включилось. Она стояла на большой, разноцветной от обилия цветов, поляне. Воздух наполнялся ароматами цветущих трав. Заворожённая запахами, она не сразу поняла, что не одна и что перед нею вовсе не цветы.
- Прошу любить и жаловать гостью! - сказало солнце. И опять это было только восприятие Василисы. Потому что, по её разумению, говорить более было некому.
- Любить и жаловать! Любить и жаловать! Любить и жаловать! - зашептались цветы. - Любить и жаловать! Любить и жаловать! Любить и жаловать!
- Василиса! - голос мамы вернул её в реальность Неваляшки.
Василиса вздрогнула и открыла глаза. Но, кроме Фёдора и Найдёнки, рядом больше никого не было.
- Я спала?
- Нет, - ответил испытующим взглядом Фёдор.
- Я слышала мамин голос...
- Это Найдёнка тебя позвала.
- Зачем? - оторопела девочка.
- Где ты была? - проигнорировав её вопрос, спросил Фёдор.
- На поляне с говорящими цветами.
- Цветы говорить не умеют.
- Но я же их слышала!
- А солнце тоже разговаривало?! - улыбнулась Найдёнка.
Василиса плюхнулась на скамейку рядом с Федей:
- Я так не играю!
- Почему?
- Потому что Найдёнки там не было!!!
- И что? Это мешает вашему диалогу? - рассмеялся Фёдор.
- Но ведь собаки не разговаривают!!! Они только гавкать умеют!
- Почему? - пришла очередь удивляться Найдёнке. - Я всегда с тобой говорю.
- Ну вот тогда и ответь мне на вопрос, если такая умная! Зачем ты сюда пришла?
- Так помощь наша нужна...
- Кому?
Но у Найдёнки возник свой вопрос:
- Ты правда меня слышишь?
Василиса в ответ утвердительно кивнула:
- Да.
- И дома слышать будешь?
Но тут девочка засомневалась:
- Дядь, а я правда Найдёнку слышу?
- Правда, - ответил Фёдор и показал ей её мыслеформу "Я тоже так хочу!", сияющую золотой диадемой. - С этого всё началось.
- Какая красиииивааааяаааа! Дядь, а можно её потрогать?!
- Нет, Василиса, это всего лишь мыслеформа.
- А если я нарисую для неё одежду?!
- Всё равно, наверное, не получится. Ни разу не видел, что для мыслеформы одежду рисовали.
- Да!? А хочешь, я для тебя рубашку нарисую!??
- Нарисуй, - улыбнулся Федор.
- Сейчас! За альбомом и карандашами сбегаю! - сорвалась со скамей егоза и побежала так, что только пятки засверкали.
- Ты знаешь секрет картинок Василины? - Найдёнка вопросительно посмотрела на Фёдора.
- Васька жаловался, что твоя маленькая хозяйка его чуть не утопила.
Найдёна помолчала: всё-таки тяжело собакам долго думать об одном и том же.
- Это баловство. Баловство до добра не доводит.
- А где Василиса такие волшебные карандаши взяла?
Найдёна хихикнула:
- Это не карандаши волшебные. Это дар ей такой от Лады-матушки даден. Но секрет её картинок в другом. Когда Василиса нарисует картинку свою...
Найдёнка не успела договорить. Потому что на скамейку плюхнулась девчушка:
- А вот и я! А о чём это вы тут без меня беседовали?! - подозрительно посмотрев по очереди на собаку и на Фёдора. Но те промолчали.
- Ты какого цвета рубашку хочешь?
- Красного, - улыбнулся Фёдор.
- Хозяин - барин! - выдала Василиса и стала быстро водить красным карандашом по бумаге.
- Воротник - стоечка?!
- Это как?
- Обыкновенно. Есть такой воротник. Видишь? Стоит. Значит - стоечка, есть вообще без воротника, как футболка, и есть, как сейчас у тебя, - отложной.
- Пусть будет стоечка.
- Хорошо.
Рубашка в альбоме обретала форму. Василиса ещё чуть-чуть поколдовала над ней и протянула альбом Фёдору:
- Смотри! Нравится?
Ярко-красная косоворотка словно лежала на листе. Она была настолько осязаемой, что порождала желание прикоснуться.
- А ты потрогай - не стесняйся!
Фёдор провёл пальцем по листу бумаги. Пространство качнулось, и лист вновь стал девственно-чистым - рубашка из альбома плотно облегла плечи Фёдора. Василиса оценивающе посмотрела на дядьку, тряхнула головой и сказала:
- Кепки не хватает с розочкой!
И одним движением чёрного карандаша нарисовала кепку, красным изобразив маленькую розочку над козырьком.
- Потрогай!
И опять изображение слетело с листа, а на голове оказалась кепка.
- Ну всё! Первый парень на деревне - вся рубаха в петухах! - задорно засмеялась Василиска. Теперь для Феди пришла очередь удивляться и восхищаться:
- Ну, уж если кто и есть тут волшебник, так это ты! Какая умница!
- Я ещё не волшебник, - покачала головушкой Василина. - Я ещё только учусь.
А Фёдор сразу вспомнил про Ваську: это ж сколько Василиса может нарисовать тому штанов да рубашек! Но Василиса опять тряхнула головой, рассыпав по плечам свои русые кудряшки:
- Для Васьки особая одежда нужна. Я такую ещё рисовать не умею. Надо бабушку спросить. Может, подскажет чего...
Она задумалась и стала выводить на земле крендельки носком туфельки. И вдруг опять услышала: "Любить и жаловать! Любить и жаловать! Любить и жаловать!" - под её носком ожили обитатели иной реальности, которых она нарисовала автоматически. Всей стопой стёрла картинку - "любить и жаловать" она ещё успеет.

Васька, словно заворожённый, наблюдал за Фёдором, но тот уже заканчивал урок. Прекратив водить руками в пространстве, кивнул Ваське:
- Теперь ты.
Васька неуверенно поднялся и протянул ладони к Солнцу:
- Азм есмь Ты! А Ты есмь Я! Дай и мне чуть-чуть Огня!
Лёгкая Огнёвка рыжей лисичкой по лучику скользнула на пальцы.
- Ай! - приглушённо вскрикнул Васька и уронил Огнёвку в траву.
- Обжёгся что ли? - встревоженно спросил Фёдор.
- Нет! Щекотно стало!
Огнёвка плясала у Васькиных ног, грозя превратиться в огромного Пыха. Васька быстро нарисовал на земле круг, очертив Огнёвку:
- Дальше не ходи! - погрозил ей пальцем. Подсунув под неё ладонь, бережно поднял её с земли:
- Так вот ты какой - Огонь Солнечный!
Полюбовавшись на лисичку, он опять протянул ладони к Солнцу:
- Иди домой.
Огнёвка исчезла. Васька лёг на траву, закрыл глаза и обратил свой внутренний взор на яркое Солнце. Сквозь сумятицу ожидания в точку между бровей пробился золотой луч, и Васятка почувствовал, как сознание растворяется в этом золотом свечении. Время замерло. Тело наполнялось энергией света.

А Фёдор предался размышлениям.
- Вась, почему ты назвал меня Пыхом? - спросил он как-то у своего подопечного.
- Потому что ты - Пых.
- Я серьёзно спрашиваю.
Ваське нравились серьёзные длинные разговоры. И он начал своё долгое повествование.
- Когда я был маленьким...
Фёдор хмыкнул про себя: "А то сейчас ты большой!"
- Не перебивай меня, - попросил Васька. И повторил с нажимом на слове "совсем":
- Когда я был совсем маленьким, Пых пробудил во мне мою огненную стихию. У нас с ним был такой договор, что он придёт и разбудит меня.
- Прости, что перебью: кто такой Пых?
- Пых - это Дух Яростного Огня. Огонь ведь весь разный. Как люди. И у каждого есть свой Дух.
- То, что Огонь живой, наверное, знает каждый, - продолжал малец. - Но не каждый знает, что Огненных миров необозримое множество.
  Фёдор не мог отделаться от ощущения, что рассказ ведёт далеко не дитё шести лет, и потому внимательно прислушивался к размеренной Васькиной речи - сверстники рассказчика были очень далеки от Васькиных забот.
- Ни одно Пламя никогда не бывает похоже на другое. Просто потому, что духов много, и у каждого - свой характер. Каждый дух принадлежит определённой реальности огненных миров. Пых водил меня по всем, чтобы я вспомнил: кто я.
- И кто же ты? - подумал Фёдор.
- Сейчас я - Пламя свечи. Маленький Пых. Когда-то очень давно, когда большинство лесов этой планеты были очень большими и деревья руками обхватить могли только сто человек, нас вызвали сюда. Тогда я был очень большим Пыхом. Огонь не бывает добрым или злым. Всё зависит от энергии и цели, вызывающих его. Меня вызвали жрецы огня, желавшие разрушить здесь всё живое. Потом была война. Разные силы с разными целями вызывали нас снова и снова, и даже между Огнями разразилась междоусобица. И никто не мог усмирить нас до тех пор, пока земля не опустела... А потом пришёл Тот, Кто Сотворил Весь Космос и сказал:
- Коли вы, Огни, не можете сами управлять собой и жить в мире, Я отдам вас людям. А особо буйным самим человеками стать надлежит и испить все чаши до дна.
От большого пожарища дымы заслонили Солнце, и на земле наступило большое похолодание. Никто согреться не мог. Вот в этот холод и вверг нас Тот, Кто Всё Сотворил. Чтобы мы прочувствовали деяния свои. И тогда я впервые воплотился в образе человека с огненной стихией внутри. Сложно мне было... Сложно управлять своей огненной стихией...

        Фёдор, несмотря на свою огненность, не помнил ничего подобного. Видимо, его Дух принадлежал другому Огню. Но то, что и сам мог легко "пыхнуть" в ответ на неловко брошенное слово, знал прекрасно. И тут он понял двойной ход дедов-ведунов: необходимо было не только Ваську научить управлять своими огнями, но и самому научиться большей сдержанности и рассудительности.
    Васька безмятежно спал навзничь под ласковым солнцем, разметав руки так, словно во сне пытался обнять светило. "Однако надо в тень перемещаться," - подумал Фёдор и бережно поднял мальчишку с земли. Тот устроился поудобнее, обнял дядьку за шею и прошептал: "Тятя".
  Чем старше становился Васёк, тем больше его занимал вопрос крови. Пока нельзя было отойти от дома более, чем на пять метров, и пока Пых "будил" его огненное сознание, он ни о чём подобном не задумывался. Но когда стал участвовать в дворовых игрищах, нет-нет да слышал выражение в свою сторону "сирота казанская". Любопытно стало: о ком речь? Пришёл домой, спросил у мамки:
- А кто такое "сирота казанская"?
- Откуда слова такие нашёл!?
- Да так, - пожал Васёк плечами. - Слышал...
Однако, когда эти же слова ему сказал Дорофей, сын Митрофана, он рассердился. Дорофей обиделся, что у Васьки песочный куличик не рассыпается, а у него сразу рушится. Отбежал в сторону, стал рожи корчить и дразнить:
- Бе-бе-бе! Бе-бе-бе! Сирота казанская! Бе-бе-бе!
Васька слепил в руках огненный шарик, как Пых научил, да запульнул в забияку. А вечером пришла маманя Дорофеева ругаться:
- Ганка! Ну ты посмотри, что твой сотворил! Новые штаны!
Она подняла вверх и расправила тряпицу, что держала в руках.
- С утра это были штаны, а сейчас что? Решето! Как шрапнелью побило!
- Васька! - крикнула мать. А когда тот появился на пороге летней кухни, она его спросила:
- Ты пошто Дорофея без штанов оставил!?
- А он обзывался!
- И что? Ему что, без штанов теперь ходить?!
- От точно сирота казанская! - в сердцах выругалась мать Дорофея и хлопнула за собой дверью.
Ганка опустилась на стул:
- Ну что ж ты так, сынок!?
Но Васька не чувствовал своей вины. Будь Дорофей поближе, он бы, может, просто ударил его за длинный язык. А так пришлось использовать имеющийся арсенал.
- Мам, а где мой тятька?! Все дети, как дети! Один я особенный!
Ганка опешила от такого вопроса и ляпнула первое, что в голову пришло:
- А нам, сынок, при раздаче не досталось. Кончились тятьки на складе, вот ты и остался один.
- И что, совсем-совсем тятьки кончились?! Мож, в углу где завалялся?!
- Совсем кончились, сынок.
В какой-то степени она сказала сыну правду: отец его работал в городе на складе кладовщиком. Работал - работал, да весь выработался. Ждала его Ганка, ждала - нет мужика. Поехала в город на склад мужа искать. Спросила в конторе:
- Где Никифор Оболтусов?
- Где-где, - ответили ей. - Кончился! Был да весь вышел! Уволился и уехал незнамо куда.
Так и вернулась ни с чем. И вот на пятом году жизни безмужниной в их судьбе появился Фёдор. Вначале Васька называл его дядькой. Но когда обратил внимание, что "сирота казанская" звучит всё реже и реже, смекнул, что виной тому его новый знакомец. И тогда он рискнул: на одном из занятий обронил как бы невзначай:
- Тять, а почему у огня меняется цвет?
Фёдор внимательно посмотрел на Ваську. Тот стоял с невинным видом и спокойно ожидал ответа, который и сам прекрасно знал. Фёдор проглотил слова, готовые выплеснуться наружу - ребёнок же перед тобой, не абы кто. И, ни одним мускулом не дрогнув, стал объяснять прописные истины.
  Потом Васька то же самое обронил дома в ответ на мамкины причитания про прожжённую рубаху:
- Тятька сказал: издержки!
Мать чуть утюг из рук не выронила: чужого дядьку отцом назвал! Не нашлась, что ответить сыну. Благо, родичи не слышали. А Васька продолжал проказничать. Когда ставшее привычным во рту слово "тятька" услышала бабка, вздрогнула:
- Ты где тятьку нашёл?!
И к дочери:
- Оболтус вернулся что ли?
- Нет. Учителя своего так зовёт.
- Уж не поженить ли он вас надумал!?
- Не знаю, мам.
- А ты чего?
- Та я его и видела-то один раз!
- В смысле!? - не поняла мать.
- Мужик твоим дитём занимается, а тебе побоку что ли?! У тебя совесть есть??? Это ж кого я воспитала!?? - начала заводиться бабка.
- Ну шо ты накинулася! Говорю: один раз видела! Васька его за километр чует. Не знаю, околдовал он его или как, но стоит мужику только с дому выйти, а наш пострел уже у калитки стоит и чуть ли не хвостиком виляет!
- А ты что же хвостиком не виляешь!? Эх, Ганка! Не пойму я: то ли дура ты, то ли…, - бабка махнула рукой и ушла в свою светёлку.
И Ганка расстроилась. Хотя с чего бы ей расстраиваться?! Ну, не заходит мужик в дом - мешаться под ногами не хочет. Его право! А с другой стороны... А с другой стороны это было как-то неправильно: она сама даже ни разу его на чай не пригласила.

      Федя прекрасно чувствовал Васькину тоску по отцу. И то, как малец встречал его у калитки, было лишним подтверждением этих чувствований. Но Ганка не делала попыток для сближения, а Фёдор навязываться не привык: чужая душа - потёмки. И шариться в этих потёмках абсолютно-таки не хотелось. Потому решил для себя, что это ему и не нужно. Ваську такое положение дел не устраивало, но он не понимал: почему на мамку никак не действует его поведение!? Он же, стоя у калитки, для неё специально хвостиком вилял, вытанцовывая и приплясывая, и спинным мозгом ощущая мамкин взгляд в спину. По Васькиному разумению, мамка должна бы бегом к калитке бежать, чтоб поцеловать его на прощание! Зря он старается что ли? А там бы как раз и Фёдор подошёл, так хоть бы «здравствуй» друг другу сказали! Не понимал ребёнок, что взрослым всё в лоб говорить надо. Потому что мозги у них вечно всякой белибердой заняты вместо того, чтобы думать о чём-нибудь хорошем. И всё же Василий догадывался, что должен сделать что-то такое, что сдвинет дело с мёртвой точки. То ли камень кинуть мамке в окно... То ли дядьке спать помешать... Когда Фёдор видел, что Васька совсем его не слушает, он просто замолкал на полуслове, и они молча сидели, думая каждый о своём, пока Васька не вернётся в урок.
  Ничего лучше не придумал Васёк, кроме как попроситься к Федьке на ночлег: может, хоть это разбудит этих недотёп? Фёдор особо не возражал, одно спросил:
- Мамка против не будет?
Васька пожал плечами:
- Не знаю.
Когда он дома при всех заявил, что хочет ночевать у Феди, бабка чуть не позеленела:
- Вот! Дожили! Дитё из родного дома сбегает!!! Ганка!!! Тьфу! (Бросив полотенце для посуды на стол.) Ганка!!! Вот ты ж!!! Ганка!!!
А потом села на стул и заплакала:
- На кого ж ты меня покидаааешь, роодненькииий!
Васька смутился:
- Да я ж от вас в двух шагах буду!
- Да где это видано, чтобы дитятко в 6 лет!!! В 6 лет!!! С дому уходило!!!
А мамка сказала, как отрезала:
- Мал ещё по гостям ночевать! Дома сиди!
Васька возмутился:
- Дед на пасеке! Дядья на работе! Надоело мне ваше бабье царство!
У бабки дар речи пропал от такой наглости, она сидела и открытым ртом ловила воздух, силясь что-то сказать, а в голове с ураганной скоростью метались мысли: "От шельмец! Где слова такие выискал!? Бабье царство! Дед научил, не иначе! От приедет старый, уж я ему задам трёпку!"
Ганка испугалась:
- Мам, тебе плохо?!
- Ага! Не дождёшься!!! - выпалила дочери. С даром речи оказалось всё в порядке.
- Я пошёл! - сказал Васька и чинно, походкой деда, двинулся к двери. Тут уже и у Ганки пришёл конец самообладанию:
- Ваасяа, - нежно позвала она сына. Тот навострил уши: когда у мамки столько нежности в голосе, значит будет что-то вкусненькое. - Ваась!
Васька повернулся: "Ну!? Давай удивляй меня!"
- А давай мы твоего учителя в гости пригласим! - неожиданно для себя самой предложила Ганка. И тут же ей показалось, что эмоция "Ну наконец-то!" вылетела одновременно изо рта матери и сына. Но тот ещё добавил огня, выкрикнув: "Хээй!" и пустился в такой же пляс, как у калитки, смеясь от радости.
- Я за ним сейчас схожу! - Вася решил ковать железо пока горячо.
- Нет, Вася, нет! Я не готова!!! - пыталась остановить его Ганка. Он повернулся к матери, смерил её взглядом с ног до головы и напыщенно произнёс:
- Ты прекрасна, как майская роза! Тебе равных нет!!!
От чего Ганка внезапно зарделась: ребёнок иногда выдавал такие вещи, что не от всякого мужчины услышишь. Пока взрослые не опомнились, Васька быстренько шмыгнул к двери:
- Ждите!
И исчез.

       Фёдор сидел в своём саду за столом и вырезал свистульку для Васьки из сухой яблоневой ветки. Сам в детстве такими забавлялся, решил и Ваську побаловать. Но поняв, что не успевает закончить игрушку, услышав лёгкий мальчишечий шаг, спрятал её в карман: подарки раньше времени не показывают.
- Отпустили тебя? Ночевать пришёл?
- Нет. Мамка тебя в гости зовёт!
- Ну так это.., - смутился Фёдор. - Переодеться бы надо тогда.
- Переодевайся! - великодушно разрешил Вася. - Одень рубашку красивую!
- Это ещё зачем? - удивился Фёдор. Ненароком заглянув Васе в глаза и прочитав всю его задумку, подумал: "Вот хитрец!!! Так ведь и женит!" Неожиданно ему стало смешно: "Вот малой!!! Шесть лет всего!! Хотя... Чего это я!?? Да ведь он постарше меня будет!!!" А вслух сказал:
- У меня свой костюм есть. Тебе понравится.

  Ганка смущалась и теребила косу, то и дело краснея и не смея глаз поднять на гостя. Первый раз было как-то значительно проще. Мать, поглядывая на дочь, хмурилась, чтобы скрыть улыбку. Прав был внук: девочка - загляденье! Просто сама себя забыла уже. А смущается - ещё краше становится. И платье! Ах, какое платье! Так ладно сидит! А то как залезут в джинсу, так и не выгонишь из неё.
  Фёдор тоже ощущал себя как-то иначе, чем всегда. Он внимательно прислушивался к своему сердцу и ловил себя на том, что бьётся оно как-то уж слишком громко. Просканировал внешний фон дома - всё тихо, спокойно. Лягухи в саду квакают... К дождю, наверное. Что ж так сердце колотится!? Он чувствовал смущение молодой хозяйки, и оттого самого в жар бросало - лоб то и дело покрывался испариной.
Васька прекрасно видел все их затруднения. И потому, тронув бабушку за рукав, мотнул головой:
- Пойдём в сад. Я тебе кое-что покажу.
Они потихоньку выбрались на крыльцо.
- Ой, какой воздух свежий! - вдохнула бабуля полной грудью. - Замечательно!
Но внук упорно тянул её в сад:
- Ты должна это увидеть!
Между яблонь стояла ракета.
- Вот тебе на! Ты когда сваять её успел!??
- Успел, бабуль! Она уже тут год стоит! Просто она была не готова, и ты её не замечала.
- А теперь готова? А к чему она готова?!
- Мы её сейчас запустим.
- Да? Ты уверен? Мы её запустим, а потом нас полдеревни будут... на чём свет стоит! ??
- Нет, бабуль, не будут ругать! Всем понравится!
- Ну, хорошо, уговорил. Запускай! - разрешила бабушка. - Если что, отбрешусь как-нибудь.
Васька подошёл к своей ракете и дёрнул за свисавшую из её кормы верёвочку. Та почти беззвучно понеслась вверх. Поднявшись над тополями в вечернее небо, она закрутилась и завертелась, став нещадно дымить. Бабуля, понаблюдав за танцем ракеты, с удивлением обнаружила, что в небе после танца остаются буквы: В А С И Л И... Ракета зависла на мгновение, и танец продолжился: И И И, потом появилась буква похожая на С, потом А, и опять И И Й. В этом месте ракета опять на какие-то миги зависла, и в небе раздался оглушительный хлопок - вместо ракеты образовался огромный восклицательный знак. И в завершение представления закукарекали все петухи.
- Ну, внучок! Ай, да молодец! Нешто сам сделал?!
- Неа, Пых помогал.
- Который?
- Так оба!
Надпись в небе висела минут пять. После этого буквы стали бледнеть и исчезать.
- Ваась, - протянула бабушка голосом.
- А ведь ты Василисе в любви признался! Не рано ли!?
Глаза её смеялись.
- Когда? - вытаращился на неё внук.
- Сейчас!
- Там только моё имя должно быть!
- А сколько букв в твоём имени?
- Семь!
- А сколько было?!
Васька хлопнул себя по лбу:
- Ай-я-яй! Пых предупреждал, что много вещества ложить не надо!
Потом поморщил лоб, подумал и махнул рукой:
- Ну и ладно. Авось не обидится.
Василиса не обиделась. Ей даже понравилось такое завуалированное Васькино внимание.
- Ну всё, - сказал Вася. - Пошли чай пить!
Вернувшись в дом, они застали удивительную картину: во всех чайных чашках стояли маленькие хризантемки, а Ганка и Фёдор невозмутимо помешивали чай в своих чашках светящимися палочками и вели неспешный разговор.
- Как ракета полетела, Вась?! - откинулся Фёдор на спинку стула.
- Нормально. Только буквов много было! - восторженно ответил тот.
- Так тебя ж предупреждали: не ложи много вещества.
- Ну и что! - ответила за Васю бабушка. - А мне понравилось!
- Мама! - Ганка укоризненно посмотрела на мать. - И ты туда же!!!
- А что? Я ничего, - прикинулась непонимающей бабушка. Любила она внука своего. И баловала!

  Фёдор, вернувшись домой, удивлялся сам себе: "Взрослый дядька! А вёл себя, как мальчишка на первом свидании!" Когда Васька увёл бабулю, сердце задрыгалось так, словно прямо сейчас выпрыгнет из груди и стометровку побежит. От чего Фёдор вынужден был отстраниться от себя, незаметно сделать три глубоких вдоха и немножко выровнять сердцебиение. А то уже уши закладывало. Хорошо, что Ганка была занята собой и ничего не заметила. Вовремя пришла в голову иллюзия с цветами, свои-то не цвели ещё - не выросли. Мысль перекинулась на молодую хозяйку. Он с удовольствием исследовал каждую секунду, мысленно вернувшись в самое начало вечера. Куда он раньше смотрел?! Такая девчонка пропадает зря! Ему нравилось то, как она краснела. Ему нравилось её смятение! Никто ещё никогда в жизни так явно не робел перед ним! Даже разговорить удалось не сразу. И это получилось лишь после того, как первый цветок положил ей на ладонь. Как она потерялась, когда цветок растаял в её руке - обыскалась: куда делся! Фёдор даже засмеялся от удовольствия.
- Вот сказочник! - удивлённо отреагировала Ганка. - Так не бывает!
Потом был второй, потом третий... Живые, осязаемые! Ложились в ладонь и таяли!

    Ганка тоже вспоминала каждую секунду вечера и корила себя: "Тебе пять лет что ли!?? Чего мужика испугалась!??" Когда их руки невзначай встретились на одной чашке чая, её словно обожгло, и она так резко отдёрнула руку, что локтем ударилась об стул. "Вот дура! Чуть стул не сломала!" И задумалась над ощущением: "А чего меня обожгло-то? Рука тёплая была... И что?" Пожала плечами: ничего особенного, рука как рука. И опять говорила с собой: "И смотреть на него боялась... Не самый страшный... Да и вообще не страшный! Вполне симпатичный. Лучше Оболтусова, однако. Тот совсем корявый был. А этот... Чудной какой-то! - улыбалась она своим мыслям. - Дышал, как загнанная лошадь! Хотя... можно подумать, что сама иначе дышала! Сердчишко стучало - того и гляди из груди выпрыгнет. "
Она вспомнила, как из воздуха материализовалась первая хризантемка, и подумала: "А ведь Оболтусов меня цветами не баловал... И всё-таки: а куда цветы девались?" Тщательно обследовала ладонь, но на ней остался только запах. "Стоп-стоп-стоп! Пахнет не хризантемой! Знакомый запах, - стала перебирать в памяти цветы. - Вспомнила!!!" И ещё раз понюхала ладонь: "Фиалка!!!" Души её коснулся детский восторг: "Вот сказочник!!! Где это видано, чтобы хризантемы фиалками пахли?! Интересно: а откуда он узнал, что я фиалки люблю??? Ваську бы спросить, так спит уж наверно..."

  Васька не спал и все мысли матери слышал, но Фёдор запрещал ему лазать в чужие головы без спроса: "Рано ещё мысли взрослых читать!" А у сверстников и читать-то нечего - ерунда в голове всякая. А то и вообще сквозняк. Но от того, что рано ему было мысли читать, он и не понимал мамкиного смущения: "Чего она перед учителем сжималась, как пружинка? Я ж так перед Василиской не жмусь! Хотя она мне и нравится! Прав тятька - непонятно мне."

    Василиса в этот вечер тоже долго не могла заснуть: задача с огнестойкой одёжкой для Васьки никак не решалась. Все лоскутки, что она пыталась поджигать, стащив у отца автоматическую зажигалку, горели синим пламенем. А бабуля уже третий день не приходила, хотя Василиса честно её ждала и Найдёнке наказала, чтоб та караулила. "Может, дядя Волшебник знает? Ему же ведомы цветные запахи! Завтра надо сходить до него, если бабуля так и не появится."
    Вся деревня погрузилась в сон. Каждый свои картинки видел. Только чуткие собачьи уши, как локаторы, реагировали и на мышиную возню за печкой, и на полёты ночных бабочек.
    За ночь мысль Василисы о дядьке Волшебнике окрепла, и с утра, едва рассвело, она схватила альбом и карандаши и, не завтракая, помчалась к Фёдору, умывшись по пути росой из большого листа лопуха. Добежала до калитки и встала как вкопанная: дядька Волшебник тянул руки в сторону восходящего солнца и мычал какую-то заунывную песню, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Первый же луч, выскользнувший из-за горизонта, озарил всю его фигуру. Василисе показалось, что над головой Волшебника моментально расцвёл невиданной красоты цветок. Повинуясь непонятному ещё для неё инстинкту, она раскрыла альбом и стала лихорадочно зарисовывать всю картину сразу. Потому что каждую секунду всё вокруг менялось, и ей казалось, что она может успеть вслед за солнцем воссоздать единство света и человека в нём. Но Василиса не понимала, как ей сохранить всю палитру, а малейшее промедление грозило потерей гармонии пространства! И тогда она сосредоточилась на цветке - он почти не изменялся, а только сиял всё ярче и ярче, от чего контуры его начинали сливаться с наступающим днём.

    Фёдор завершил обряд наполнения солнечной энергией. Отключив канал связи со светилом, он вознёс ему благодарственную славу. И лишь после этого почувствовал маленькое свечение вдохновения за своей спиной. Обернулся и встретился с детским восторгом, плавящимся в широко распахнутых глазах Василисы. Встретился и слился с ним. А Василиса почувствовала вдруг, что и её тело наполняет та же могучая энергия, которую только что впитал в себя этот удивительный человек. Его глаза лучились, и ей стало так невыносимо сладко, словно сам бог сошёл на землю и взял её сердце в свои ладони. От невозможности самоопределения у неё закружилась голова и брызнули слёзы. Ей показалось, что она теряет равновесие. Что земля не имеет больше над ней своей власти - их души, слившись, парили в поднебесье, где солнце поддерживало их своими широкими ладонями... Длилось это всего лишь несколько мгновений, но в той реальности, где они пребывали, времени нет... Это соприкосновение навсегда изменило их и останется с ними до конца жизни.
Первое, что сказал ей Фёдор, когда они вернулись обратно, прозвучало так:
- Теперь ты - солнечная девочка. Родители отвечают за тебя перед людьми, а я отвечаю за тебя перед Творцом.
И одну часть фразы Василиса поняла сразу, а к пониманию второй части она придёт позже. Но слова эти врезались в память ребёнка так же, как и совместный полёт.
Окончательно придя в себя, Василиса вспомнила: зачем она мчалась к Жрецу с утра пораньше. Она не поняла, откуда в её мозгу взялось это слово, но что оно принадлежит именно этому человеку, - знала точно.
- Дядя Волшебник!
- Василиса, у меня имя есть. Можешь называть дядя Фёдор.
- Ага, как в мультике про Простоквашино?! Оно не настоящее!!!
- Как это не настоящее?!
- Да так же, как у меня! Василиса - имя временное! Я подумаю, как мне к тебе обращаться. А сейчас у меня вопрос: какой должна быть ткань, чтобы не горела!?? Я все перепробовала, что знаю! Все сгорают!
- Надо подумать... А ты, когда рисуешь, какую ткань представляешь?
- А я не представляю ткань! Бабуля сказала, что карандаш сам ткань выберет.
- Тогда почему твой карандаш мне атласную рубаху нарисовал?
- Так от яркости цвета же зависит! Берёшь карандаш с глянцем, получается атлас. Берёшь матовый... Ну там... хлопок или лён.
- Любопытно... Очень любопытно! А если смешать цвета и соединить глянцевые с матовыми... Что будет?!
- Не знаю, - пожала она плечами. - Пробовать надо.
И взялись они художничать на пару: Василиса рисует, а Фёдор волшебства добавляет. Полдня мучились! Уже Найдёнка несколько раз прибегала с докладом, что родители переживают: куда дочь пропала? Благо, хватились поздно: думали, что заспалась, и не будили. А к обеду зашли будить, а в постели Найдёнка лежит, несмотря на все запреты в постель залазить. А как ещё ребёнка прикроешь? Постель тёплой должна быть! Вот Найдёнка и согревала её своим телом. Василиса собаку в награду всю исцеловала:
- Какая ты у меня предусмотрительная!
А та и счастлива: оценили труды её и самоотверженность. Скучно ей было дома без Василиски - родная ведь!
И всё-таки, совершенно "случайно", создали наши алхимики необходимую ткань. После чего Василиса нарисовала огнезащитный костюм. Вот только задумалась: сразу подарить или на празднике?
 
       Васька уже давно пытался пробиться в сознание Фёдора, но словно на стену натыкался: тот настолько был увлечён совместным с Василисой творчеством, что ни на что не реагировал. Конечно, Ваське не нравилась эта тишина, но мать, чтобы дитё не мельтешило под ногами, дала ему книжку:
- Почитай мне вслух, пока я картошку чищу.
Ваське было не до книжки: какие книжки могут быть, когда вокруг столько интересного!? И, пытаясь совместить приятное с полезным, переключился на мамку - стал смотреть: о чём она думает. К учителю всё равно не достучаться.
- Читай! - сказала мамка и взглянула на Ваську.
- Хватит буравить меня взглядом! Скоро в школу, а ты забыл, когда книжку последний раз в руки брал.
- Ко - за  и  се - ме - ро  кО - З - З - ля – ат, - по слогам прочитал Васька.
- Да ты не придуривайся! Читай нормально! Не надо делать вид, что всё забыл!
Но Васька отложил книжку.
- Маам, а ты мне братика родишь?
- Какого братика? - машинально ответила мать.
- Какого-нибудь... родишь? Или сестрёнку...
- Ты мне книжку читай лучше, - сказала Ганка, прочувствовав вдруг все подводные камни в этом невинном вопросе.
- Я лучше к учителю схожу!
- Опять в гости приведёшь? - насторожилась мать.
- Неет... А надо?!
Васька не понял материной настороженности: сам видел вчера, как оттаивало её сердце, а сегодня опять корка какая-то.
- Без тебя разберёмся!
- Тогда я пошёл.
- Иди. Нет, чтоб с матерью посидеть! И так целыми днями со своим учителем пропадаешь! - проворчала Ганка. - Совсем от рук отбился!
Как он от рук отбился и почему он к ним должен прибиваться, Васька не понял. Приняв её ворчание как согласие, быстро выскочил за дверь. А то вдруг раздумает! Бабушка к деду уехала - заступиться некому.

    Фёдор вынужден был остановить время, чтобы обезопасить Василису, и находился в замешательстве. Они действительно потратили его больше, чем хотелось бы. Но одно дело, когда ты останавливаешь своё внутреннее время, и совсем другое, когда ты начинаешь вмешиваться в чужие реальности. В этом случае возникает много сложностей. Во-первых, реальности изменяются у всех предполагаемых участников событий. Во-вторых, ребёнка надо вернуть обыденно, без эксцессов для родителей. В-третьих, родители тоже на кого-то ориентированы, а значит, необходимо и те реальности совместить. Стереть часть их памяти?! А вдруг там было что-то важное для них, и, стерев часть памяти, ты лишишь их какой-то части урока!? Ведь всё предусмотреть невозможно. А потом, это вмешательство в чужие реальности не происходит локально, а значит, реальность изменится во всей деревне. Значит, память стирать нельзя. Как тогда быть?
    На помощь опять пришла Найдёнка:
- Возвращение возьму на себя. Смести нАше время на два часа назад. Остальное не трогай.
И тут Фёдор прозрел прошлое Найдёнки: она всегда была Советником. Советники - это одна из ипостасей Легов-Хранителей. А в собачьем образе она воплотилась специально для Василиски, чтобы как можно лучше выполнить свою миссию: короток век собаки, но вполне достаточен для правильного детского развития.
- Хорошо. Как скажешь, - кивнул Фёдор.
Когда мама Василисы, услышав в детской возню и писки, заглянула в комнату Василисы, та с кровати тянулась изо всех сил к Найдёнке, стаскивавшей с неё одеяло.
- Вот баловни! Найдёнка, отпусти одеяло!
Собака послушно разжала челюсти. Василиска плюхнулась на кровать.
- Вставайте уже! Хватит баловаться!
И Василиска, словно только проснувшись, нехотя сползла с кровати на пол и обняла Найдёнку:
- Умываться пойдём?
Найдёнка завалилась на бок:
- Не, не пойдём. Не хочу.
- Как это "не хочу"! Пошли умываться! - сделала вид Василиска, что тянет собаку за шею.
- Василиса! Шею собаке оторвёшь! - рассмеялась мать.

       Когда дочь вышла, она обратила своё внимание на альбом, валявшийся возле кровати. Подняла его, и тот распахнулся на привычном за утро месте. Комнату залил солнечный свет. Как будто б ничего не понимая, оглянулась - всё было на своих местах - и, заворожённая, опять посмотрела в альбом. Сияние исходило из картины, на которой стоял мужчина в лучах рассветного солнца. "Солнечный Жрец? - мелькнула у неё мысль. - Где она его нашла? Сказки моей девочке снятся..."
Мать закрыла альбом и положила его на стол. Перед глазами стоял нарисованный дочерью рассвет.

      Васька застал Фёдора за поделкой. Тот любовно полировал птичку - свистульку. Стоило Ваське появиться за его спиной, как он обернулся и протянул ему игрушку:
- Держи!
Васька потянулся было к ней, но отдёрнул руку:
- А она не сгорит?
- Нет. Мы же уже научились сдерживать своё пламя?! - улыбнулся глазами учитель.
- К тому же, такие птички не горят. Слушай, как она поёт.
Он поднёс свистульку к губам, и та издала первые звуки. Птицы, гомонившие на деревьях свои обычные дела, замерли, услышав нежную флейту.
- Держи! - снова протянул Фёдор игрушку Ваське. Теперь Васька подул в свистульку. Раздался треск разгорающегося пламени. Чем сильнее дул Васька, тем сильнее трещало пламя. Птицы в испуге стаей взвинтились в небо.
- У меня не поёт, - загрустил Васька.
- А ты успокойся. Расслабься... Подумай о чём-нибудь хорошем. О тех, кого ты любишь... Потом играй.
Васька вспомнил мамку и бабушку, подул в свистульку - заиграла воинствующая скрипка. Фёдор подкорректировал:
- Ты думай не о том, как они относятся к тебе. А о том, как ты относишься к ним. Здесь важно твоё отношение к миру, а не наоборот.
    Васька задумался. Сосредоточился на своём внутреннем ощущении, закрыл глаза и поднёс к губам птичку. Запела басом валторна. Вздохнул досадно: "Не то! Не этого хотел." Опять подул... Раздался чарующий звук блокфлейты. От первых же нот встрепенулись деревья, стряхивая с ветвей шалости ночные. А мелодия росла и ширилась, заполняя собой каждый уголок сада учителя. Все иные звуки реальностей исчезли. Казалось, что сама любовь струится на землю в этих чудных нотах детского сердца. Матери замерли в близлежащих домах, дети перестали егозить, мужчины остановились, птицы безшумно опустились на кусты - все слушали Ваську, навострив ушки. Ганка, ещё не слыша самой мелодии, остановилась и прислушалась к себе внутренней: ей вдруг захотелось поплакать. Она не плакала с тех пор, как исчез Оболтусов. Некогда ей плакать было - сын рос. Размякло сердце материнское. Когда же мелодия просочилась в дом, словно плотина рухнула внутри неё - слёзы сами нашли свою дорогу. Горько-солёная обида на свои глупости, попискивая и поскуливая, выливалась из молодой женщины,
 и никто не мог сейчас бы утешить её. Да и не нужно это было ей…

       Васька шумно ворвался в дом и нашёл мать в светёлке у бабушки.
- Мама! Смотри!
Мать неспешно оторвалась от вышивки. От её просветлённого взгляда у Васьки перехватило дыхание и застряли в горле все остальные слова: на него смотрела светлая материнская любовь.
- Иди ко мне, сынок, - позвала она его. Васька, ростом почти догнавший мать, опустился перед ней на колени и ткнулся лбом ей в живот. Материна рука легла на голову.
- Мамочка, я тебя люблю! - полушёпотом признался ей Васька. Не умел он громко такие слова говорить. Это же самое сокровенное надо наружу вытаскивать.
- Я тоже тебя люблю! - прошептала мать и уронила на сына свою горячую слезу.
- Ты плачешь? - шепнул Васька.
- Нет, сыночек, это не я плачу. Это любовь плачет.
- А разве любовь умеет плакать?
- Умеет, сынок.
- А мне учитель свистульку сделал... Хочешь, покажу?!
- Не надо дома свистеть, сынок. Потом на улице посвистишь.
- Хорошо, мам.
Васька уже забыл, когда видел свою мать такой. Он любил её нежности, любил их слияние душ, но случалось это редко в его жизни. Деревенский быт ли тому виной или ещё что - его детское разумение не могло этого осмыслить. И потому дорожило тем, что есть.
- Нам папки не хватает.
- Не хватает, сынок.
- Может, там, на складе, новые появились? - с надеждой спросил Васька.
- Не нужны нам новые, Вась. Это уже другие модели. Нам не подходящие. Пока так поживём, - вздохнула она, гладя непослушные вихры сына.
- Маам, а когда мне другое имя дадут... Ты меня так же любить будешь?
- Конечно, сынок, ты же мой сын. Моя плоть и кровь...

     Фёдор сканировал деревню. Его вмешательство в реальности прошло почти безследно. Пара соседей, правда, одну и ту же работу дважды сделали, сами того не заметив, но дисгармонии это не вызвало. Он видел, как Василиска рисует новый костюм для Васьки. Увлеклась и ничего не замечает. Теперь его с девочкой связывает тонкая золотистая нить. Взгляд добежал до Васькиного дома. Сердце дрогнуло: над одним углом висело золотисто-розовое сияние, и он знал, о чём это говорит. Захотелось сделать то, что никогда не делал прежде: повесить над Васькиным домом звезду. Не такую, как в небе висят над всей землёй, а маленькую - только для тех, от кого расцветает душа.
  Он вспомнил свои прежние музыкальные опыты и, включив внутри себя расслабляющую мелодию, прилёг на кушетку. Закрыл глаза и стал перебирать формы звёзд, прикладывая то одну, то другую к небесам над домом Неваляшек-Оболтусовых. Не ложились они туда. Выбрал любимую. Его звезду увидеть может каждый, если встанет прямо, вытянет руки в стороны и ноги поставит на ширину локтей, а потом соединит все конечности прямыми линиями и создаст объёмную картинку. Мелодия, звучащая в это время внутри него, помогала ему наполнять звезду красками. Потому как звезда эта должна стать банком энергий и наполнять дополнительной энергией не только дом, но и его обитателей. А краски - это и есть энергия: Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан! Сия детская запоминалка тому и служит, чтобы энергией наполняться. Но мало кто помнит, что смешение всех цветов на выходе выдаёт белый спектр - апогей света, его высшая точка. Высшая власть. И поэтому свет всегда будет довлеть над тьмой. Какой чёрной она бы ни была.

  Дед Влас с удивлением наблюдал это новое событие в небе. Из ниоткуда родилась звезда и засияла необыкновенной мощью. Свет её озарял собой полнебосвода, как если бы над деревней появилось второе солнце. Но вот странность: все лучи этой звезды были направлены только на один дом. И дом этот не принадлежал никому из ведающих. "Чудны дела Твои, Отец мой!" - подумалось ему. Вслед за Власом звезду увидели и остальные. Повис вопрос: "Кто и зачем?" Виновник этого светопреставления находился в трансе и никаких вопросов не слышал.
 Васька, когда его коснулся луч звезды, недоумевая, поднял голову, и сразу же зажмурился - в глаза бил ослепительно белый луч. Он опять прижался к матери и сказал:
- Мам, нам звезду подарили.
- Кому мы с тобой нужны, чтоб нам звезду дарить?! - прошелестела та в ответ.
- Кому-то нужны! - убеждённо ответил ей сын.
- Теперь я это точно знаю! - добавил он. Настроившись на свет звезды, он почувствовал знакомые составляющие.
- Я знаю, кому мы нужны.