Девять жизней

Дача продалась на удивление быстро. Уже после первого просмотра покупатели сказали:
— Нас всё устраивает. Мы и хотели такой дом— зашел и живи.
Дом и в самом деле был "зашел— и живи". Уютный, чистый и просторный,  построенный добротно,  так,  чтобы и детям хватило,  и внукам.
Не хватило. Чего-то очень важного,  без чего нет жизни ни в избушке,  ни во дворце. Дачу продавали вместе с мебелью, занавесками, с розами на клумбах и спелыми яблоками в саду.
— Нас все устраивает,— повторил покупатель. — Мы берем вашу дачу.
Это было так неожиданно,  что хозяева переглянулись недоверчиво и как-то беспомощно.
— Я Нюра. А муж мой— Шурик, — деловито заявила покупательница.
— Анна. Александр,— вразнобой ответили хозяева дома.
— Ну надо же! Это знак,— обрадовалась Нюра.
— Знак...— эхом повторила Аня.
— Значит,  по рукам?
Сделка была недолгой. Подписи сторон, печать председателя,  пачка денег из пакета. Хозяин отсчитал ровно половину и протянул хозяйке,  теперь уже бывшей. Свою долю он смял в комок и нарочито небрежно сунул в карман. Она же долго держала непослушную стопку в руках, то перекладывая купюры из одной ладони в другую, словно считая, то в который раз открывала сумку и снова закрывала её, не решаясь спрятать деньги в кошелёк, будто не веря в происходящее.

Муська сидела в кустах сирени,  густо растущих у забора. Она видела,  как Хозяин отдал чужому человеку ключи и уехал,  не оглянувшись. Как Хозяйка,  прикусив добела губы, села в такси со словами: "В аэропорт".
А раньше они уезжали вместе.

Чужие непонятные люди не торопились покидать её владения. Они  заходили в дом, открывали и закрывали пустые шкафы,  включали и выключали свет.
— А вот это дерево уберем,— показала на старую грушу женщина.
— Как скажешь,  Нюра,— ответил ее спутник.
— И поставим беседку.
— Какую беседку? Тут можно картошку посадить.

Груша была очень старая. Совсем маленьким котенком Муська точила об неё когти и играючи залезала на самую верхушку, а потом  орала оттуда тонким отчаянным мявом. Хозяин приносил лестницу и,  ругаясь, снимал "бестолковое животное" с высоты. Каждый год её подросшие котята точили когти о  шершавый ствол,  и уже их снимал Хозяин с макушки.

Теперь кошка состарилась. Уже и не помнит,  сколько вёсен не приносила потомства. Хозяева по- прежнему привозили её из города на лето, но сами приезжали все реже и реже,  совсем не оставались ночевать. Хозяйка молча бродила по саду, заходила в дом и садилась в любимое кресло, уткнув лицо в Муськину шерстку. Та слизывала солёные капли с бледных Аниных щек и урчала громко и хрипло,  как трактор.

Хрипеть она начала после неудачного падения с девятого этажа. Сломала хвост и повредила глаз, пролетая меж ветвей тополя и неловко приземлившись на козырёк подъезда.
— Ничего ей не будет,— сказал Саша, глядя, как хлопотала жена у израненного тела своей любимицы.
— У кошки девять жизней.
Но их было уже гораздо меньше. Одну из девяти пришлось отдать Хозяйке, когда та носила под сердцем своего Котёнка. Никто не просил её, никто не учил. Кошка просто ложилась на живот спящей женщины и обнимала его лапами. Сонный Хозяин прогонял Муську из постели, но она снова возвращалась. И Котёнок родился здоровым.
А потом пришел черёд Хозяина. Муська крадучись взбиралась на подушку и ложилась горячим брюхом прямо на  лоб человека, чтобы избавить от страшной боли. Лапы её смешно свисали по бокам, как завязки шапки- ушанки, но она лежала не двигаясь и молча, ибо знала:  сейчас урчать нельзя.
Откуда?
Знала— и всё.
И снова на балансе кошачьих жизней просигналило: "минус один".
 Однажды ранней весной, гонимая мощным природным зовом, Муська выскользнула из квартиры, а затем из дому. Одурманенную любовным туманом, её прибила тяжелая входная дверь при попытке вернуться. И, умирающую, полураздавленную подъездным монстром, её снова выхаживала хозяйка.
Котята после этого случая родились мертвыми.
Минус один.
Минус два.
Минус три...

 Когда в доме поселилось нечто тёмное и мутное, кошка заволновалась. Неведомым шестым  чувством она понимала, что Зло велико, и ей в одиночку не справиться. Хозяйка не могла, а Хозяин не хотел бороться.
Сила кошачьей любви совсем не ровня человечьим тёмным силам.
Что теперь там, в городе, Муська не знала.Как не понимала и происходящего здесь.
Чужие люди уехали вскоре и больше не появлялись. На дачах наступила  тишина.
Она ловила жирных полёвок и зазевавшихся синиц, в которых пуху было больше, чем мяса, и пила воду из старого таза под водостоком. Но потертый коврик на крыльце уже не согревал озябших лап, особенно по ночам. Окна в доме были закрыты- ни форточки, ни щели. Каждый день Муська выходила на дорогу,
 ведущую из города, в надежде услышать знакомый шум мотора. Силы таяли, примороженные лапы плохо слушались. Однажды на участок забрела обнаглевшая голодная лиса, и кошка с трудом взобралась на дерево, спасаясь от хищницы.
Цепочка лисьих отпечатков была единственным следом на белом снегу.
А потом наступило равнодушие. Она больше не хотела есть и съеденной быть не боялась. Хотелось только спать.
Глыба небытия надвигалась, давила, одновременно порождая ощущение лёгкости и покоя. Как вдруг скрип калитки и торопливый звук шагов заставил дернуться ухо. И знакомый голос : "Муся, кошка моя!" — долгожданный! И теплые руки— поднимают,  гладят, согревают.
И почти сразу же— шум мотора и радостный оклик:
— Аня! Родная... Я  искал тебя!

В ускользающем кошачьем сознании слабым пульсом  билась жизнь :
"Они здесь... Они вернулись."