Маркетинговый ход

Вдоль пятиэтажки на четыре входа времён Хрущёва по улице Карла Либкнехта, 5 от правого угла дома к подъезду идут накрепко забетонированные в стену поручни. Они тянутся до квартиры на первом этаже местной продавщицы самогона —  старухи по кличке Мать-перемать, прозванной так за организаторские способности и точное словоупотребление. Настоящее её имя многие не помнят, остальные не знают, а она сама встречается с ним в присутствии почтальона, показывая паспорт для получения пенсии. В документе значится: Агриппина Марковна Сыроварова, год рождения 1938 или 1988 залит неизвестным раствором, нужно угадывать. Необратимость жизненных процессов подсказывает 38-й, и сомнения читателя первой страницы свидетельства существования человека улетучиваются.

Невменяемым посетителям помогает осознание силы женщины на словах и на деле — гостей она всегда встречает с улыбкой и висящей на поясе бейсбольной битой — вылитый тюремщик с дубиной, отчего её радость в глазах прихожанина становится многозначительной и внезапно дисциплинирующей. Однако основной способ её парализующего воздействия на страждущих — прямое употребление своего прозвища в менеджерских целях.

Живёт она давно одна с тех пор, как отсидевший лет двадцать муженёк Вован преставился, утратив пропитое на воле здоровье. Окончательно ослабел на свободе, хоть с годами, казалось, только крепчал в камере. Нюхнул волюшки, начал семейный незаконный самогоноваренный бизнес (способ выживания, как выяснилось, самый востребованный в погибающем обществе). Он же изобрёл «отступной» — уникальный ход с поручнями от квартиры, дабы нетерпеливые потребители, что с порога пробуют купленное варево, могли благополучно покинуть апартаменты без посторонней помощи. Секрет бетона для крепления металла в кирпичную кладку стены Вован взял в зоне своего «отпуска». Выломать их без демонтажа самого здания невозможно — вот как работает уникальная страховка от охотников за металлом.

Посадили когда-то Вована по определению суда за измену Родине. Чудом избежал расстрела за, казалось бы, простые разговоры. Заплели так, что отвертеться от системы стало невозможно. Но что там, в деле, сам ментовской следователь — сосед, собутыльник и приятель — попытался раскопать, но безуспешно. Пробовал отбить у правосудия, но где там! Упекли Вовку — не умел молчать. Что только не кричал несчастный — и суд закопать, и американцев натравить, и страну развалить. И всё сбылось! За ним даже специального надзирателя поставили, дабы оградить от общения с заключёнными. Прозвали его Ваванга за «дар», полученный в судебном бреду в состоянии аффекта после оглашения приговора. Но последовавшие события — развал страны, участившиеся разборки с американцами, с их деньгами — приводили к краху экономику и нацию, а к расцвету — коррупцию. Само здание суда, повиновавшись приказанию безвинно наказанного, начало проседать под землю по полметра в год... Судья седел по мере погружения здания. С наступлением этих насланых проказ (о чём шептались  между собой служащие Фемиды и что виновник всех развалов известно где) пуще прежнего стерегли Вавангу и боялись, что же будет дальше. А трёхэтажное здание неумолимо тонуло. Привлечённые геологи, историки, строители и архитекторы только разводили руками. «Пророчеству быть!» — гласил заголовок местной газеты, противостоящей всем властям, судам и прочей братии, но с «крышей», какую не смяли одноразовые президенты. Какова сила глубинки! В столицу статью не пускали по известным причинам и довольствовались локальностью ситуации. За десять лет здание полностью самопогреблось, и имя Ваванги простёрлось до места его мистического захоронения, прозванного народом Вавангино кладбище.

 ***

Секретными техниками приготовления напитка владеет жена Ваванги. Эти секреты принёс её благоверный из мест не столь отдалённых, записал на манускриптах памяти и успел воплотить в противозаконную реализацию.

Свет в окне её кухни говорит о многом.
Цена приемлемая, качество отменное. Клиенты постоянные. Убиенных отравою за нею не числится. Очередь стоит порой опасная — от отпетой молодёжи, что исполняет спецзаказы для воров и бандитов, до бывалых вояк и прожжённых ментов. Что касается последних, несмотря на смену названия на полицию, неистребимая зубастая ментовская сущность проникла в новую организацию незамеченной и успешно продолжает своё сверхъестественное бытие в новом облике — полицая, охраняющего варево старой ведьмы...

Особенно сложно стало в карантин. Но тут  исключительные сквернословые организаторские способности сделали положенную работёнку, и все алкаши, местные и пришлые, в раз оказались в намордниках! Представьте себе, все. Тем временем бывший следователь, сосед бабы Матери, некстати бросивший выпивать и чрезмерно боясь вирусов, а особенно собственной бесполезности, осуществил законную и когда-то (но не теперь) вполне полномочную попытку прекратить незаконную торговлю. Ответный ход бабы — один телефонный звонок элитному покупателю — и страх пущен в глаза соседа. Он объявлен врагом, и вся идиллическая сила рядовых очереди обратила свой неистовый гнев против несчастного старого следака, по её же наущению смертельно напуганного.

Банальная попытка пресечь бизнес-потоки трясущихся рук и неуверенных ног к дому чуть не стала последней честному законнику, приговорённому посетителями к уничтожению. Выдержав ряд ночных нападений проголодавшихся за магическими спиртами и изрядно устав от опасной обороны, он явился с повинной к соседке, причастился варева и погрузился в алкоголическую дремоту, изредка выполняя поручения великой владычицы пьяниц и алкашей города, и больше из неё не возвращался...

«Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда моя бутыль со мной!..» — орал очередной счастливчик, выползая из подъезда с тайной жидкостью за пазухой и с ловкостью орангутана хватаясь руками за поручни под завистливо-одобрительный гул толпы. Толпы, которая не убывает в ожидании снадобья и в большинстве своём плевками на асфальт утверждает каждое обронённое слово.

Проезжающий ЗИЛ шарахнул разрядом артиллерийского орудия из выхлопной трубы. Голуби, разрывая на себе перья, исчезали врассыпную. Пешеходы вдоль тротуаров одновременно присели, испуганно повернулись в направлении нападения, но, убедившись в гражданской ситуации, продолжили своё перемещение по ранее заданной траектории.

И очередь показала своё естество: все, имеющие отношение к службе, протянули руку к поясу, где висела кобура, и, полуприсев, другой похватались за шапки, как если бы на них были фуражки — те имеют свойство слетать при резком перемещении. Другие, по-змеиному зашипев «шухер!» и оскалясь, также полезли за оружием кто где привык его таскать: кто за пазуху, кто за пояс, кто в карман, и бросились вслед за голубями. Только пару человек нехотя покосились на звук — явно привычные к боевому шуму и суете.

***

Дело Ваванги живёт и по сей день. Посетителей, правда, становится меньше. Многие, кто ещё может, уезжают в большие города; кому-то подходит срок жизни. Иные по старинке навещают местную мать с некрасивым прозвищем. Довольствуются изысканным пойлом, доживая алкогольный век, пожирают старые и распускают новые сплетни, по-прежнему заплёвывая тротуары.