Грёзы

Чья же ты муза, дева невинная? Кто сей светлокурый и солнцеликий Аполлон? Или Эрот с перекинутым через плечо золотым колчаном, начиненным ядовитыми стрелами коварства, которыми он неумолимо целится в одну-единственную мишень - в кипящую страстями сердце юной девицы?...

На дворе глухая глубокая ночь. Всемогущая десница Творца зажгла небесную лампаду на небесной лазури, нежно изливающую дивный серебряный свет на землю. По этому небесному океану плывут обрывки печальных облаков, подобно странствующим пилигримам, спокойно-безмятежной поступью устремляющимся к святым, богом благословенным местам. И парень одинокий, бродящий по мрачным трущобам и тёмным переулкам, как бы опасаясь того, что девственный лик Дианы - луна - осветит и обнажит все преступные замыслы, которых он втайне от окружающих вынашивает и лелеет в сокровеннейших тайниках своей души. Он всецело погружён в какие-то тяжёлые, отчаянные, душераздирающие преступные думы.

Душный чад хаотических мыслей вмиг застилает ему разум. Он впадает то ли в тяжкую дремоту, то ли в глубокое забытье, и его оторванному, отключившемуся от реальности сознанию смутно предстаёт следующее.

Он крепко сцепил свои сильные от природы пальцы с тонкими, хрупкими пальцами молодой девушки. Девушка довольно красивая, со стройным тонким станом. Однако он замечает одну загадочную странность: у неё нет волос; голова вся обрита лезвием. Но светлые и чистые, как неистовые пучины полуденного океана, голубые глаза, способные очаровать даже черствейшую из сердец жесточайшего женоненавистника, - эти глаза заставляют душу нашего героя петь дивные песни о любви.

 Он прикладывает свои губы к её горячим запекшимся губам, которых он ни за что на свете не променял бы на многообещающие красно-алые, как сочные вишни, губы какой-то другой записной красавицы. Он жадно пьёт с её трепещущих уст освежающий, животворящий коктейль новых чувств и ощущений, зажигающий в его крови неугасимый огонь вдохновения.
Наконец-то он вдоволь напился живительным кубком страстей. Он резким, грубым рывком отрывает юную, теперь уже испитую девицу от своего лица.
 Его исподволь начинает осенять; страшные подозрения тихой сапой прокрадываются к его сердцу. Дикая ревность вдруг охватывает его: он тщательно, изучащим взглядом смотрит на неё.
— кто украл светный шёлк твоих роскошных, душистых, благоухающих волос?! Кто, скажи мне?!
Она молчит, и он сразу же прочёл в её упорном молчании знак предательства и измены.

В полумраке на мгновение блеснул лунным светом булат старинного дамаского кинжала, за которым последовал секундный девичий крик. Кровь тёплой, медленной струёй потекла по холодной и пустынной мостовой...

Зычный лай дворовой собаки заставил его очнутся от горячечных, бредовых видений. Придя в себя, он не мог понять, что же с ним происходит и в каком месте он находиться. Вокруг не было ни единой души. Все спят. Всё погружено в временную смерть, именуемую сном. Перед его стопами край моста, перекинутый через безмятежно текущую реку.
— Где же, чёрт возьми, я нахожусь? И зачем воображение рисует непонятные образы? А-а-а, это же вс; она...
Слова обрываются. И вслед за словами обрывается жизнь, прежде полная высоких страстей и большими надеждами. Вокруг всё также тихо и безлюдно. Луна все также нежно светит. Лишь поверхность безмятежной реки встревожилось на полминуты беспокойными и неестественными волнами. И дворовый пёс перестал тявкать, словно вслушиваясь в внезапно и громко раздвашийся плеск воды...

Дни текут в безболезненном сне.
Жизнь втекает в море людское.
И тоска меня гложет вдвойне,
Что не слышится голос твой боле...