Последний старец 3 Сталинградский снег. Зимняя гро

Часть... ЗИМНЯЯ ГРОЗА. МРАК И ТУМАН.
++++++++++++++++! +++++++++++++++++++
Офицер связи в утепленном белом комбинезоне бежал от фургона полевой радиостанции. Он держал над головой плотно запечатанный пакет. ( Манштейн поежился, внутренне сопереживая беднягам Паулюса: как они там, в ледяных развалинах?..  ) Командующий не был удивлен. Он ждал сообщений о захвате чертовой деревни Мышки на речке Мышкове. Бог свидетель, не окажись здесь главное и кратчайшее направление до "Шталинградской крепости", они бы не попали на оперативные карты вермахта, в сводки и донесения.
 
Он распечатал его под звуки канонады. Треск открываемого сургуча звонко прогремел в морозном воздухе. Он показался горным обвалом; водопадом, рвущимся с небес и готовым заморозить все на этой снежной, ноздреватой равнине, покрытой оврагами, которые русские называют "балками"...

Содержание заставило его смутиться. И было от чего!

На листе чистой,  лощеной бумаги было не написано - начертано вкривь и вкось:
"Это ад, господин командующий! Враг погибает, но не сдается. Множество трупов лежит на переднем крае. Вокруг стоят сгоревшие боевые машины..."

Мрачноватые шутки...

Вдали, там где шел тяжёлый бой с передовыми частями русских, поверх белого полированного ледяного пространства, поднимались клубы черного дыма. Мела искристая поземка. Ревели прогреваемые двигатели в сугробах, которые основательно намело вдоль дороги: там виднелись застрявшие пехотные и  командирские вездеходы, грузовики снабжения и белые мотоциклы. В оврагах именуемых здесь так, как будто речь шла о дровах, на развернулись походный госпиталь ремонтные мастерские, пекарни, множество других тыловых служб. Связисты в длинных шинелях из толстого сукна и в шапках с опущенными отворотами тянули в разные стороны, наподобие пауков, цветной кабель на лакированных полках .

Всё это напоминало организованный муравейник, снежной Муравейник. Но всё это не вносила покой в душу Манштейна. Старый, закаленный вояка, прошедшие Польшу и Францию, он чувствовал себя потерянным среди этой снежной мглы.
Горизонт в серой с лиловым мгле пронзили вспышки. В мембранах танковых и полевых наушников раздался условный сигнал и степь ожила. Сотни танков, штурмовых орудий и бронетранспортеров заревели и двинулись вперёд, почти не отличимые в своём белом камуфляже. Горизонт тут же покрыли огни ракет: фиолетовых, синих, красных и зеленых. Манштейн отвернул запястье белой куртки и посмотрел на циферблат со светящимися цифрами. Было раннее утро, брезжил рассвет. Они вот-вот должны были навалиться на авангард красных, раздавить его всей силой. Красные не успеют опомниться, они будут сбиты и побегут, бросая вооружение и технику. Так было в летних боях под Ростовым и Харьковым, в которых Манштейну не довелось участвовать. Так будет и сейчас. Иначе позор и смерть.

Он ледяным, нутряным чутьём ощутил тяжесть "люгера" в кобуре, оттягивающей левый бок и понял: самоубийство не для него. Пусть стреляется Гудериан, бежавший из-под Тулы; пусть это сделает Риттер фон Лейб, не взявший Петербург; пускай это сделает Франц Гальдер, проваливший летнюю компанию 41-го. Манштейн чист, он аккуратно выполняет приказы. И не всегда соглашается с верховным командованием и с самим фюрером. Особенно, когда последний вовлекает его и рейх в беспросветные авантюры. Ну, вроде той, что была затеяна с Британией в 40-м и сейчас, с русскими...
 
Манштейн не вздрогнул, когда батарея реактивных установок в полумили открыла шквальный огонь. Похожие на пуски толстых труб, установленные на огромные дырявые колеса, они выплевывали длинные, лохматые сгустки пламени. Кометообразные снаряды уносились в мглистую даль. Казалось, воздух превращался в мириады сосулек от таких адских протуберанцев, которые не согревали, но обращали в могильный холод все вокруг. 

Что там происходило? Манштейн никогда серьезно об этом не задумывался.
 
Тот час же в голове прозвучал текст радиограммы:

"... Деревня наполовину взята. Мост частично  разрушен. По нему постоянно стреляет артиллерия русских. Перед атакой она накрыла наши боевые порядки. На траках моего танка смешанные с землёй человеческие останки. Они кидаются под наши танки даже с малыми лопатами... "

Это мрачная новость, подумал Манштейн. Он для верности сел в вездеход. Затем перечитал письмо жены, для верности сложил его в конверт и сунул в портмоне. И почувствовал награды на своём генеральском френче. Они будто жгли его изнутри.
Испуганный радист протянул ему наушники от "телефункен 5". Манштейн поднял отвороты пилотки, откинул подшлемник и вставил мембраны. В трескучем эфире значилось, что в ближайшее время погода будет портиться. Это утешало, но ненамного: авиация не будет летать, причем с обоих сторон. Зато дальше пошли сообщения от управлений танковых дивизий. Их голоса сфокусировали весь кошмар происходящего. Он только начинал доходить до этого твердокаменного человека, с золотыми пальмовыми листьями на красных петлицах, фамилия которого на русский и на немецкий переводилась одинаково: "человек камень".

Выходило, что некие высшие силы образовали его для этого жестокого, кровавого ремесла по имени война. Впрочем, в его понимании и понимании древних тефтонов, а также гренадеров Фридриха Великого и кайзера Вильгельма - это великое, благородное дело, убить врага. И он, Манштейн, наверняка оправдывал их надежды и силы, которые лились в него из светлой Валхаллы...

За свои из Валхаллы Манштейн, впрочем, не ручался. Чего там может быть светлого, если это небесное обиталище полно порубленных, разорванных в клочья, раздавленных гусеницами и сгоревших заживо существ? Даже если валькирии и прочие германские божества помогли им принять достойный вид, какие призраки бродят в их памяти? Какие кровавые тени? Нет, он не верит в этот светлый ручей. Вот и сейчас, как ни труби о достойной солдата миссии (спасении тысяч окружённых в "Шталинградском котле"), он-то понимает, толпы каких обезумивших от ужаса людей в рваном тряпье, с серыми от грязи лицами ринутся к ним на позиции русских. Сколько их поляжет от ураганного огня. И мало что останется от танкового парка 6-й армии, который и сейчас насчитывает не более 200 единиц, включая самоходные лафеты и штурмовые орудия. А уж о грузовиках, бронетранспортерах и прочих вездеходах с цистернами и говорить не приходится. Из всего скудный бензин будет перекачен в боевые бронированные машины, которые возглавят острие прорыва. И будут медленно гореть в белой заснеженной степи, почерневшей о  копоти и покрасневшей от крови.

Им противостояла дивизия одного из тех русских генералов, на кого Сталин возлагал особые надежды. Манштейн помнил Евдокимова. В 1930-м  в составе группы по обмену опытом тот, в звании комполка, приезжал в Веймарскую республику. В скрытом от посторонних глаз подземном бункере в Цоссене, который именовался как "ремонтно-транспортные полевые мастерские", он внимательно изучал тактику германских войск, именуемых "силами обороны". В Красной Армии уже тогда было множество лёгких и даже тяжёлых танков (последние - с пятью башнями), сведенных в несколько корпусов, а также в полки поддержки пехоты. (Гудериан вслед за Вицлибеном утверждали в журнале "Огонь", что их насчитывалось почти 17 000, но Манштейну слабо верилось. У русских тогда ещё не было полностью регулярной армии, больше половины дивизий были милиционно-терроиториального формирования, вроде ландвера.) По сравнению с русским БТ с 37-мм и даже 45-мм пушкой германская танкетка с двумя пулеметами выглядела смешно. Но даже у опереточных веймарских войск уже были разработаны правила войны, которые помогли захватить Польшу и Францию. А у Советов все тактические приёмы упирались  в массированные удары по захвату рубежей и непонимание того, что противник не будет ждать, пока его дивизии будут бить по частям. Он устроит "котельную битву", разрежет наступающие колонны на несколько частей флангоаыми ударами, устроит "противотанковые мешки". Но самое главное, использует что, что русские считают своим сильным звеном - идейную программу.

Трясясь по сугробам в вездеходе, он вспоминал, как они стояли с Евдокимоаым возле 37-мм противотанковой пушки. Он доказал ему, что 40 или 70 таких пушек, хорошо замаскированных, смогут остановить наступление даже 60 танков противника. Особенно, если у них тонкая броня, способная защищать лишь от пуль. А Евдокимов убежденно отрицал это: " Раньше, чем мы начнем сражаться, восстанет пролетариат! Не забывайте про идейный фактор, мы сражается не с народами Европы, а с капиталом... Умный поймет... "

Манштейн в конце 20-х побывал в Советской России, где стажировался на Кавказе и под Москвой, наблюдая действия танкового полка при атаке стрелковой дивизии. Атака была впечатляющей: 60 танков и 6 бронемашин шли впереди пехотных цепей. Вначале артиллерия провела предварительную подготовку, затем выставила огневой вал. В окуляры стереотрубы было видно как снаряды перепахивают учебные позиции условного противника, как взлетают на воздух обломки деревянных пушек. Больше половины целей было уничтожено, так было заявлено по итогам учений. Однако фронт был прорван на узком участке в 5 000 метров, где не предусматривался второй эшелон обороны, фланговые удары, а также встречная танковая атака. Совсем не применялась авиация.

В своём отчете Манштейн так и указал: русские не заботятся о флангах. Атака для них - все равно, что кавалерийский рейд. Известно, что в ходе Великой войны целые эскадроны выкашивались пулеметным огнём.

Он и тут хотел  заявить русским: современная война не будет по из сценарию . Затем подумал, зачем? Они слишком далеки от него в своих устремлениях осчастливить мир коммунистическим раем. Зачем это ему, наследнику великих прусских традиций, войну Вальхаллы? Эти мечтания взрослые германские юноши оставляют за порогом детства. Война и коммерция и личный успех, помнеженнвй на успех нации - вот их удел. Вот венец их устремлений. А тут все туманно: предлагается сделать сделать мир совершенным, без вражды и войны. Совершенно приэтомине учитывается, хотят ли люди такого мира?

Манштейн помнил как спорил с Евдокимовым по этому и другим вопросам. Тот доказывал ему величие человеческого духа над силой военных машин и прочего насилия. И - приводил обильные примеры: голодные, кое как одетые Красные армии в Гражданскую гнали и били вооружённых Антантой добровольцев Деникина, Колчака и Юденича. Выгнали интервентов...

"... Это софистика, - не выдержал  Манштейн. - Нельзя сравнивать гражданскую войну и войны будущего. Великая война - пример из недалекого прошлого. Поначалу Германия побеждала противника на всех фронтах, несмотря на лишения, голод и их превосходство. Пока в дело не вступили изменники, проклятые социалисты... "

"При этом он выразительно посмотрел на собеседника, давая понять: к коммунистам это имеет отношение весьма отдалённое. Хотя сам Евдокимов из них, но все же - он не разрушал империю. Разве только у себя...

"Танковые атаки на Камбре, где впервые было применено массирование и взаимодействие родов войск, прорвали германскую оборону, - возразил Евдокимов. - Событие для вас неприятное, но вряд ли можно отрицать. Впервые оборону взломали так, как сейчас планируем это сделать мы и вы: в битвах будущего".
"У Германии был достойный ответ, - не сдавался упрямый собеседник, будущий генерал и фельдмаршал. - Германия планировала изготовить почти 3 тысячи лёгких противотанковых  пушек. Установи мы их в траншеи, такая атака захлебнется! Но помешала измена... "

"Получается, я прав: армию можно распропагандировать,  народ можно убедить. Если это удалось у нас, едва не удалось у вас... "

Манштейн слышал о ссорах и редких драках между советскими командирами и германскими  офицерами на стажировках. Однако тут он пронзительно понял: вот почему они случаются. Дело не в хамстве русских, которого нет. Дело в их коммунизме, который силен даже на словах. Но который ни за что не примет чопорный прусский юнкер, офицер и коммерсант. Что же до нищброда, то истинный германец даже в нужде далек от того, чтобы опустить руки и заняться словоблудием на митингах. Разве только вырождены способны на такое...

Манштейн вспомнил речи фюрера, его национальную доктрину. От кайзеровской её отличало выпячивание германских интересов и занижение всех прочих, особенно славянских. Если кайзер дружил поначалу с русским царем, то Гитлер отметил, что своего величия Российская империя добилась только за счет германских военных и чиновников, получивших российское подданство. Изгнав же их или уничтожив в годы Гражданской войны, эта великая некогда держава сама себя обрекала на вырождение и гибель.

"Зачем же мы обучаем их командиров военному мастерству, учим их специалистов, отправляем своих инженеров, строить их заводы? - изумлялся Манштейн. - Если придется воевать на этих просторах, то мы неизбежно  столкнемся сами с собой. Это будет взаимное истребление, о, боги, о, Валхалла! "

Решительно, он не понимал происходившее тогда, многое не понимал и теперь. Ясным и то не до конца оставалась ближайшая цель: защитить честь германской армии, германского духа и свою честь. Этого предлагалось добиться, разблокировав армию Паулюса в Сталинграде.

Вот теперь дивизии генерала Евдокимова, вгрызаясь в землю и снег, стояли насмерть  схлестнувшись с танковым корпусом Манштейна. Глядя на происходящее, оценивая обстановку по картам и донесениям Манштейн понимал: для русских это тоже дело чести. Теперь уже принудить к капитуляции 6-ю армию с частью 4-й, заодно окружить и растрепать корпус "каменного". Но разве у русских есть честь? Разве мог Евдокимов и а все эти комкорв и комдивы быть исполнены рыцарской чести и воинского долга?

Для  него было неожиданным открытием: да, русские обладают этим качеством. Впрочем также как германцы, разумеется, нет. Принимаемый ими за честь порыв суть стадный инстинкт: выживание и умение подыхать, совершая немыслимые подвиги - исключительно от страха и безысходности.

В небе, которое покрывали серые и лиловые от снега облака, пролетел клин "Ю-87" - они возвращались со штурмовки. Половина истребителей остались над взлохмаченной от взрывов степью либо догорали в снегах, среди островов танков и штурмовых орудий вперемешку с человеческими телами. Манштейн покачал головой: ему представились гроздья падающих бомб из темных люков и желтых крыльев. Он впервые задумался, сколько чужих жизней уносила эта смерть, но выгнал из себя невольную жалость к русским. Внезапно раздался прерывистый стук будто кто-то невидимый притаился в гуще облаков с детской трещоткой или кофейной мельницей. Манштейн разинул рот. Передний "Юнкерс", нелепо качая крыльями с обтекателями шасси, с ревом стал пикировать вниз. За его длинным желтовато-белым телом потянулась струйка чёрного дыма, пронизанная кровавой бороздой. Невидимый русский  вероятно скрытый снежными лохмами, вершил свою месть. Вскоре другой пикировщик со свастикой на рассыпался на дымящиеся обломки, что грузно упали в белый снег.

Строй "Ю-87" распался. Неуклюже виляя, они летели в разные стороны, спасаясь от восьмерки "илов", прикрытых двумя Лагг-5. Те и другие, выбрасывая сгустки огня и светящиеся трассы очередей, пролетели - строй сквозь Рой - каждый в своём направлении. Немцы в разные стороны, русские - четко на восток.

...Черт возьми, выругал себя Манштейн, эти чертовы летчики этого жирного борова! Геринг не может или не хочет прикрыть нас "зонтиком", а русские норовят летать при любой погоде. Их штурмовики научились на бреющем поражать наши "овеянные легендой" (черт бы подрал язык кинохроникеров Геббельса!) танки в шторы двигателей, залетая с тыла. Уже пятый день полыхает битва, почти половина танков потеряна, искорежена или нуждается в ремонте.

Впрочем боров не смог снабдить всем необходимым "шталинградских гренадеров", чего же ждать от него? Говорят он тоже был по обмену в России, в Липецкой авиашколе. И этот город люфтваффе с начала летней компании почти не бомбили. Говорят также, у него там вспыхнула любовь к прекрасной славянке, которая родила ему дитя. О, черт, сколько этих слухов! Нет от них спасения.

Он поднял меховой воротник - будто ледяной холод пробрался в закрытую кабину "кюбеля". В заиндевевшее стекло было видно: несколько гусеничных машин съехались к месту падения, где красно-черными всполохами догорали обломки хвоста, фюзеляжа и крыльев. Языки пламени отсвечивали в комках и клочьях дюраля, отчего снег становился багрово-серебристым и напоминал могильное убранство. Люди в шинелях и комбинезонах вскоре залегли: раздался хлопок, другой. Вырос огненный шар. Похоже рвалась начинка пулеметных блистеров.

"Лётчиков удалось спасти? - поймал себя на мысли Манштейн. - Славные ребята, эти бомберы, расчищают нам путь. А истребители - шваль, отребье. Им лишь бы пощеголять орденами и регалиями. Более ничего не нужно. Впрочем, до Шталинграда мы обходились без них. Русские бестолково использовали авиацию. Теперь у них появилась в кабинах радиосвязь, нашим свиньям приходится потеть. Хотят ли этого наши свиньи? Нет, не думаю. Скорее они хотят пива, дорогих или дешевых баб. А еще лучше, чтобы приписать себе победы от сбитых зенитчиками русских... "

Он понимал, что жаловаться бесполезно. Что никто не накажет "штаффель" , его командира, бросившего бомберов, что достались на расстрел русским штурмовикам. Это дело рыцарской чести, скажут ему. Если скажут! А то ведь могут промолчать и, с издевкой усмехаясь, вспомнить его неудачи. Вас де окружили ещё в августе 1941-го под Сольцами, вы там потеряли половина танков и целый полк. Русские выставили захваченное оружие и технику в Петербурге (напялили на пластмассовые манекены германские шлемы и мундиры, усадив их в кабины "кюбелей", " штейеров" и прочих "цундапов") : это был позор!

Он содрогнулся, вспоминая огненное зарево на лесных дорогах к этому маленькому,  уютному городу под Нижним Новгородом. Русские под командованием маршала Ворошилова тогда предприняли дерзкий маневр. Они собрали остатки своих дивизий, вытесненных из-под Рассеная, прибавили к легким танкам несколько КВ, бросив все это в атаку. И атаковали они умно: взяв в клещи полк СС дивизии "Мёртвая голова". Именно его "Опель-маультиры" и прочие "бюссинги"  горели на лесных дорогах, а личный состав, пожираемый кинжальным огнём, ринулся в город - спасаться...

Итак, он и его корпус вырвался из первого, позорного "котла", убежав аж на 40 000 метров. Он был вынужден признать, выдумывая, что против них действовали сотни тяжёлых танков и самолётов, что атаковали непрерывно и были отбиты. В штабе группы армий "С" вынужденно поверили, хотя было видно: рассчитывали на более откровенный доклад.

К нему с инспекцией прибыл генерал-полковник Паулюс, один из планировщиков операции "Барбаросса". Молодой и щеголеватый, он не был высокомерен несмотря на влиятельное положение благодаря своей супруге, румынской аристократке. Они вместе обследовали захваченный в прошлых боях " Т-34", найдя его перспективным. Допросили пленных, один из которых оказался бывшим царским офицером. Манштейн был не в обиде и остался в должности командующего 65-м моторизованным корпусом. И вот теперь судьба выкинула неожиданный кунштюк: Паулюс изнемогла со своим воинством в голодных, промерзших развалинах. Манштейн рвался, чтобы спасти его. О боги, о, Валхалла!

Если под Сольцами Паулюс спас его честь ( скорее - его должность от соперников), теперь Манштейн должен был спасти честь Паулюса, жизни почти 300 тысяч его солдат и офицеров. Неравноценный обмен. Однако приходится выручать...

Манштейн снова поймал себя на мысли, что в который уже раз ставит себя выше Паулюса и окруженных. Но на это были причины. Он задумал свой "котел". Растягивая коммуникации и координируя свои действия с армейской группой " Гот", он решил заманить танковые клинья русских между Котельниково и Калачом, и захлопнуть их в кольцо. По сведениям разведки к Евдокимову подходила свежая армия генерала Малиновского. (Его ещё в 30-е стремились выставить как агента французской "двойки", основываясь на его службе в русском экспедиционном корпусе во Франции и пребывании на каторге в Тулоне. Но ничего не вышло...) План русских был ясен: измотав его в попытках прорыва, вынудить либо закрепиться на рубежах, либо отступать в этом направлении. Там и пойдут в дело фланговые удары по растянувшимися колоннам в белой степи, налеты штурмовиков и, если повезет, полное уничтожение воинства, идущего на прорыв...

Он пылал внутри, хотя и был холоден снаружи. Вот где расплата, вот, где месть. За это позорное бегство под Нижним  Новгородрм, за большие потери под Севастополем и многое другое, где главным позором была ледяная, грязная ложь. Плотными, стальными кольцами, как гремучая змея, она вползала ему в душу, заполняя души всех, кто пришел воевать в Россию. Она не говорила, она скрежетала: "Ах, вы хотите лёгких ослепительных побед, похожих на молнии? Вы из получите, если начнете приукрашивать . Умножать каждый подбитый русский танк, искореженное орудие, сбитый самолёт... Каждого взятого в плен русского... Если вы напишите домой, что у них тупые, скотские хари... Что они живут не в домах, а в грязном хлеву... "

И  он стал одним из тех, кто украшал  - следовательно, лгал. Поначалу ложь казалась невинной, дополняя картины побед в Польше и Франции. Теперь же, когда под  Сталинградом запахло жареным и обмороженным мясом...