72. Пятигорск. По Лермонтовским местам

Предыдущая глава 71. "Схватка":
http://proza.ru/2021/03/07/2002


             В июле, в один из дней недели, отец взял на работе отгул и решил свозить нас в Пятигорск, показать достопримечательности Северного Кавказа, тем более, что там, действительно, было на что посмотреть.

              Погода в тот день стояла прекрасная, сухая, солнечность перемежалась с лёгкой облачностью, так что комфортное тепло ласкало тело: тот случай, когда в прямом смысле говорят, что ни жарко, ни холодно.

               На городской автостанции мы втроём, отец, Вера и я, с утра пораньше, сели в междугородный автобус и отправились в Пятигорск. В автобусе было душновато, несмотря на открытые окна, и попахивало бензином, поэтому меня немедленно укачало, и все сорок пять минут пути я боролась с тошнотой, изнемогая от нетерпения - когда же мы, наконец-то, приедем на место.

            Пятигорск мне понравился с первого взгляда, всё в нём было интересно для меня и привлекательно -  необычность городского рельефа, извилистые улочки, убегающие то вверх, то вниз, множество старинных красивых домов, пышных садов и цветущих палисадников, великолепные горные пейзажи вокруг города. К тому времени небо уже очистилось от облаков, и солнышко ярко сияло, показывая нам Пятигорск в наиболее выигрышном свете. Сразу чувствовалось, что это южный курортный оживленный город, в отличие от сонного, скучноватого Георгиевска.

             Толпы людей сновали по улицам, заполняли магазины. По пути мы заглянули в большой пятигорский универмаг, где я нос к носу столкнулась с тремя девушками-иностранками. Для меня это было диво-дивное! Я ещё никогда в жизни не видела живых иностранцев, поэтому пристрастно рассматривала их. Они о чём-то щебетали между собой, наверно, уже привычные к любопытным взглядам.

             Конечно, они отличались от советских граждан: какие-то гладкие, розовые, прекрасно одетые, уверенные в себе. Одна девушка была в красных босоножках на платформе - такая обувь только входила тогда в моду, но в нашей стране, понятное дело, таких было не достать. Вторая девушка в ещё более экзотической обуви: несмотря на знойное лето, она красовалась в белых овчинных сапожках до колена. Было видно, что шкуры хорошо выделаны, сапожки мягкие, по ноге, а длинные космы лёгкой и пушистой белой шерсти скользят по полу, подметая его. На всех девушках - яркие короткие платья, именно тогда мини уверенно завоёвывало молодежную аудиторию во многих странах, включая и нашу страну Советов.

              В универмаге мы ничего не купили: во-первых, везде были очереди, во-вторых, цель приезда у нас намечалась совсем другая, поэтому мы устремились к местам, так или иначе связанным с великим русским поэтом Михаилом Юрьевичем Лермонтовым.

              Когда-то, несколько лет назад, мы с Верой прочитали книгу "Детство Лермонтова" Татьяны Толстой, и эта книга захватила нас, стала одной из любимых. Я время от времени возвращалась к ней, перечитывала какие-то страницы, рассматривала пристально фотографии семейного дома в Тарханах, портреты близких Миши Лермонтова и его самого, сопереживая жизненным потерям мальчика. С портретов на нас смотрели огромные проницательные глаза ребёнка, до предела заполненные, как мне казалось, печалью и задумчивостью. Он рано потерял мать, умершую от чахотки в совсем ещё юном возрасте, был лишён общения с отцом, которого терпеть не могла властная бабушка поэта.

              Миша рос необычным, жадным до знаний, чадом, сконцентрировавшись на своих внутренних переживаниях и наблюдениях, позже выплеснувшихся в
его удивительных стихах и прозе.

             С его стихами я познакомилась ещё в первом или втором классе, любимое стихотворение "Смерть поэта" тогда же заучила наизусть: оно всегда обжигало меня своей горячностью, жаждой справедливости, внутренним непреходящим горем поэта. Позже, прочитав прозаические вещи  Лермонтова, я оценила красоту, цельность, лаконичность его слога, меня поражала удивительная современность его языка, отсутствие особых архаизмов, переизбыток которых так старит язык повествования, но при малом количестве добавляет тексту особое очарование.

             К сожалению, мы не подготовились к этой поездке получше: надо было бы побольше узнать об этих исторических местах заранее, прочитать "Героя нашего времени, чтобы потом на месте оживлять полученные при чтении впечатления. Впрочем, мы с Верой и так жадно впитывали детали тех мест, которые когда-то, почти полтора столетия назад посещал знаменитый поэт.

             Начали осмотр с Домика Лермонтова, расположенного в центре города, и он нам очень понравился! Слава Богу, нашлись неравнодушные люди, сохранившие и этот дом, где Михаил Юрьевич провёл свои последние два месяца жизни, где написал несколько своих последних стихотворений ( "Пророк", "Листок", "Сон", "Выхожу один я на дорогу" и др.), и все эти драгоценные памятные вещи, к которым когда-то прикасалась рука нашего любимого поэта.

             В домике было приятно прохладно, камышовая крыша и глиняные стены защищали жилище от палящих лучей солнца, деревянные полы, выкрашенные коричневой масляной краской, сияли чистотой. В этом домике поэт занимал две комнаты: одна - его спальня со складной походной железной кроватью, другая, попросторнее, зала, где иногда собирались весёлой компанией его друзья, хоть как-то отвлекая Лермонтова от тяжких раздумий и предчувствия скорой гибели.

             Так было интересно вглядываться в подлинные вещи поэта, и, в то же время, сердце как-то сжималось от осознания того, что эти стены видели и живого, веселого, остроумного Лермонтова, и уже умершего, привезённого после дуэли, а, вернее, после хладнокровного убийства, сюда, в его последнее пристанище.

              Снаружи домик этот выглядел тоже очень уютным, утопал в цветах и зелени. Я смотрела на террасу и представляла себе Лермонтова, сидящего на ней за небольшим  столиком с гнутыми ножками, склонившегося над своими бесценными  рукописями. Приятный прохладный ветерок овевает огромный лоб поэта, шелестит бумажными листами, бросает на стол розово-белые лепестки цветущих деревьев. И как будто нет между нами этих минувших десятков лет: всё так живо, близко, понятно и горько.

              И, примеряя этот домик-мазанку на себя, я вдруг отметила, что вот такой небольшой уютный домик люб моему сердцу, с каким удовольствием я бы поселилась и жила в нём! И не надо никаких роскошных дворцов, замков или апартаментов! Крыша над головой, любимые близкие стены, окно в сад, терраска, радость бытия и творчества - что ещё надо для счастья?!!

              Потом мы аллюром пробежались по другим знаменитым местам, но и Гроты, и Эолова Арфа, и Провал, и Источники уже не произвели на нас такого уж особого впечатления.

           Там же мы купили специальные кружечки для питья минеральной воды, отведав шипучего нарзанчика, в каком-то сувенирном киоске я купила себе на память об этих местах огромную белую шариковую ручку-перо из мягкого гнущегося пластикового материала - за один рубль.

            Последним местом, которое мы посетили, было место гибели поэта. Ровная площадка разместилась у подножия горы Машук - с белым пирамидальным памятником и памятной табличкой на нём, окружённая белыми столбиками, к которым прикреплялись провисшие черные тяжёлые цепи. По углам, на столбиках, сидели грозные, нахохлившиеся грифы - я полагаю, и мощные птицы, и чугунные  цепи символизировали собой недреманное око царского самодержавия, душившего свободолюбивого поэта и отомстившего всё-таки ему за его обжигающие и обличающие самодержавный режим  стихи, написанные на смерть другого русского гения - Александра Пушкина:

"А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!"

             Когда мы стояли перед памятником, я вдруг спросила отца:"А какое сегодня число?" (На каникулах мы с сестренкой потеряли счёт времени - день прошёл, и слава Богу!) Отец на мгновение задумался:"Так пятнадцатое, наверно, июля..." И мы растерянно перевели взгляд на памятную табличку, сообщающую о том, что Михаил Юрьевич Лермонтов был убит 15 июля 1841 года, ровно сто тридцать лет назад. И неважно, по какому там стилю, новому или старому, стряслась эта трагедия: здесь и сейчас, именно 15 июля 1971 года, во второй половине дня, мы стояли перед этим простым памятником.

           Вдруг как-то резко поднялся ветер, взметая мелкий мусор с дороги вверх, потемнело, зашумело, нахмурилось всё вокруг. Мы заметили, что со всех сторон наползли сизые,  лохматые тучи, которые плыли так низко, что, казалось, они цепляются за  вершину горы Машук и рвутся в огромные тёмно-серые клочья. Это состояние природы было столь созвучно нашему внутреннему состоянию, что мы даже не удивились этой резкой перемене. Но хлынувший затем сильный ливень заставил нас бежать с площадки и искать какое-то укрытие. Ожидая окончания ливня под каким-то навесом, я подумала, может, и банально, но искренне:
"Даже небеса оплакали гибель Лермонтова в этот день".

Продолжение - глава 73. "Возвращение в детство":
http://proza.ru/2021/04/26/92