Эполино

Ему хотелось кричать: «Я, я, я! Возьмите меня! Я самое лучшее!»

Но рука очередного покупателя промахивалась, выхватывала из толпы кого-то другого и уносила на весы.

«Вы что, без глаз?! У него же червоточина!»

Третий день в первом ряду лотка — и полное отсутствие интереса к его персоне!

«Сделай татуху, привлеки внимание,» — советовали соседки, такие же юные и сочные яблочки, как и оно само.

Наутро поперёк тела у него красовалась надпись «ПРЕКРАСНЕЙШ». Целиком слово не поместилось, но и так всё было понятно.

— Кто это у вас яблоки расписывает? — незлобивый покупатель усмехался.

Продавщица вспыхнула: — Это сынок, наверное, баловался! — И потащила яблоко в мойку.

Соседки, юные и сочные яблочки, звонко хихикали вслед.

Отмытое, оно выгодно отличалось свежим блеском от запылившихся окружающих. Соседки завидовали. Блики солнца играли на розовом боку. Но руки ему опять никто не протянул.

Вечером откуда-то из задних рядов прозвучало: «Это порча. Сходи к бабке.»

«Бабка» оказалась кривобоким лежалым яблоком. Один бок подгнил. Пахло кислым. Было понятно, что жизнь «бабки» не сложилась, и не найдя себе иного употребления, оно взялась учить жизни других. У Эполино хватило ума не слушать глупости вроде «а в ночь на воскресенье, покатайся по тарелочке, в семи росах выкупайся…», а тихо свалить на место.

— А эти у вас кислые? — рука покупателя потянулась к Эполино. Внутри сладко защемило.

— Кисло-сладкие.

Рука отдёрнулась: — Ой, мне для салата кислые нужны. А кисленькие где?

«Ты на рожон-то не лезь. Всё, что им нужно — твоя плоть,» — скрипучий голос принадлежал ссохшемуся, твёрдому, как камень, сухофрукту. Его лоток пустовал. Остальных давно разобрали на компот. Этот, вжавшийся в угол, пребывал в одиночестве: «Крепись. Чем твёрже ты будешь. Тем дольше проживёшь.»

Эполино ни за что на свете не согласилось бы выглядеть так, как этот морщинистый старикан. Но слова сухофрукта больно задели. А думало ли оно о своём будущем? Что его ждёт после покупки? Оценит ли кто-нибудь его душу, его звонкие, так хорошо вызревшие семечки?

Наверняка нет. Его просто съедят. В лучшем случае в виде красивого десерта подадут на каком-нибудь торжестве. И тоже съедят. Выкинув в помойку всё самое ценное. Все надежды, чаяния, так и не давшие всходов мечты.

Старик прав. А оно — дуро! Ах, какое же оно дуро! Что может быть глупей, чем лезть из кожицы вон, выставлять себя в наилучшем свете, чтобы тебя банально сожрали? Удовлетворились тобой, использовали. И забыли.

Наутро покупателей прорвало. Его лапали грязными руками, крутили, разглядывали со всех сторон. Мяли, щупали, дёргали за черешок, заглядывали в цветолоно.

Эполино мутило от прикосновений, непрерывного вращения и избыточного внимания. Каждую секунду оно замирало от ужаса, что вот сейчас… Вот сейчас его понесут на весы. И всё. И жизнь, начинавшаяся так прекрасно — весной, набухающими почками, ароматными цветами и жужжащими пчёлами — кончится.

Его так никто и не взял.

Даже фотографа, искавшего натуру для натюрморта, оно чем-то не устроило. Как все, повертел в руках и ушёл.

В зал ворвалась стайка пацанов. Луки, пистолеты, цветные перья. Шёл нешуточный бой.

— Васька, а ну дуй отсюда со своей шпаной! Здесь не место для игр! Товар мне развалите.

Главарь банды, видимо тот самый Васька, на бегу ухватил яблоко из лотка и рванул к выходу. Откусил — немытое, захватанное. Давясь соком, попылил вдоль по улице.

Ватага, потрясая оружием, устремилась следом.

Позже, сидя на траве, Васька по-братски пустил яблоко по кругу. Потом торжественно доел огрызок. Распулял семечки. Одно попало Петьке в лоб, что спровоцировало новую весёлую потасовку.

Семечка упала в траву. Позже его утащила в норку полёвка. Ещё два склевали птицы. А два проклюнулись и взошли следующей весной.

Первый год их не было видно из-под травы. Но новая весна позволила им дотянуться своими первыми листочками до тёплых лучей солнца. Эполино с наслаждением впитывал в себя это тепло, в забытьи раскачивался под лёгким ветерком.

Пройдёт ещё несколько лет, и на небольших прутиках распустятся первые белоснежные цветы. Неведомо откуда налетят пчёлы, и может быть уже осенью на веточках закачаются маленькие кислые дички.

Если повезёт, кустики заприметит рачительный садовод. Перенесёт к себе в сад, привьёт культуру. Может быть, даже грушу.

Но если этого не произойдёт, новым поколениями пацанов сойдут и дички. Грызть твёрдую кислятину до боли в животе. Или просто швыряться зелёными снарядами друг в друга.

Солнце погасло. Вспыхнул искусственный свет. Краски померкли.

Какой чудесный сон! Как будто из чужой жизни. Или даже из другого мира.

Но жить нужно в этом. По его правилам.

Хочешь жить долго и выглядеть молодо? Изволь намазаться воском. Но не ропщи, когда твою гордость, твою гладкую кожицу первой счистят с тебя после покупки. И ещё честить будут за «эту химию, которую есть нельзя»!

Хочешь стать лицом крупной фирмы? Тогда не морщись, когда пьяный художник дыхнёт тебе в лицо перегаром. И терпи боль от укуса, пока будешь позировать для логотипа.

Можешь попробовать посвятить себя детям. Маргинально укатиться под прилавок, на корм крысам. И надеяться, что чудом спасшиеся семена прорастут на воле из крысиного помёта.

Можешь пробовать, всё что хочешь! Ты живёшь в мире сплошных возможностей!
Но нигде никто никогда не даст тебе никаких гарантий, что у тебя хоть что-нибудь получится.