Глава 3. Юнкер

       В первых числах  августа выпускник попрощался в имении с матерью (та всплакнула), и утром Ефим отвез их с отцом  в пролетке  на  железнодорожный   вокзал. Там, предъявив кондуктору  билеты, оба сели в купе 1-го класса поезда Орел-Тифлис. В таких купе Михаил еще не ездил и с интересом оглядывал стены, отделанные ясенем, бархатную обивку диванов  и до блеска начищенные медные рукоятки.
       Определив баул с чемоданом на багажную полку, они с Дмитрием Васильевичем уселись друг против друга, по коридору прошествовал  проводник в форменном мундире со словами «господа провожающие, просьба покинуть вагоны, поезд отправляется!». Спустя короткое время  звякнул станционный колокол, состав дрогнул, за окном поплыла платформа
       - Ну, вот и поехали, - сняв  летний картуз и пиджак, определил Дмитрий Васильевич их на вешалку.  Михаил, не отрываясь смотрел в окно, за которым  сначала открылись центр города  с золотыми маковками  соборов и церквей, блестящая под солнцем Ока, а потом утопающие в садах окраины.  Смотрел  и думал, что ждет его впереди. Детство закончилось.
       Вскоре проводник стал разносить чай с лимоном в серебряных подстаканниках - отец попросил два, они выпили его, и Дмитрий Васильевич стал просматривать купленные на перроне газеты, а Михаил  вышел в коридор. Он был длинным  с зеленой  ковровой дорожкой на полу, чуть покачивало. Взявшись за поручень, снова принялся смотреть в окно.
       Теперь за стеклом  проплывали   созревающие поля конопли и ржи, леса с перелесками  да степь с пасущимися  вдали  табунами и отарами. Постояв немного, вернулся назад   и принялся читать  захваченную с собой книгу.
       Когда наступил полдень,  они с отцом направились в вагон-ресторан подкрепить силы. Его Михаил тоже посетил впервые и был приятно удивлен окружающим великолепием. Вдоль стен  сияли хрусталем компактные столы с белоснежными скатертями и мягкими диванами, блестела мельхиором  буфетная стойка с многочисленными за ней бутылками, по проходу порхали два официанта. 
       Народу  было немного - компания офицеров, чопорная пара и  несколько сидящих отдельно, Поспеловы устроились за  крайним столом.  К ним тут же поспешил один из официантов и со словами «чего господа изволят», перечислил десяток блюд.
       - Принеси нам  любезный  две солянки, по бараньей котлете  и икры, - чуть подумал отец.
       -  Из напитков?
       -  Полбутылки коньяку  и сельтерской.
       Через  пять минут все было доставлено, приступили к трапезе. Ее Дмитрий Васильевич дополнял янтарным напитком, а Михаил холодной, щипавшей в носу водой. Затем  отец расплатился, дав служителю на чай  вернулись к себе в купе, где старший Поспелов, сняв пиджак с ботинками, улегся на диван и засвистел носом, а младший  извлек из баула небольшой томик.
       Это был  «Герой нашего времени» Лермонтова  про Кавказ,   о котором   хотелось больше знать. Ритмично стучали колеса,  Азамат похищал Бэлу  - тоже уснул.
       Вечером  поезд сделал остановку  в Ростове,  Дмитрий Васильевич  с Михаилом вышли из вагона,  прогулялись по перрону и купили у разбитной торговки  полосатый арбуз.
       - Не зеленый?  - пощелкал по нему ногтем  отставной майор.
       - Сахарный, барин, - белозубо улыбнулась казачка. - Можете быть уверены. 
       Когда состав тронулся,  арбуз нарезали. - Сладкий, - довольно сказал отец,     сплюнув в тарелку семечку.
       На следующее утро подъезжали к Тифлису. Он раскинулся в длинной узкой долине, окруженный  горами, розовевшими в первых лучах солнца.
       - Красиво,-  обернулся от опущенного окна Михаил.
       - Это да, - согласился стоящий рядом  Дмитрий Васильевич.
       На перроне с многочисленными пассажирами  они передали вещи носильщику с бляхой на  фуражке, прошли через здание вокзала  и погрузились в одну из  рессорных  повозок  с  кучером-грузином на козлах.
       -  А что, приятель, гостиница «Ориант»  работает? - спросил у него Поспелов старший.
       -  Есть такой, - кивнул папахой кучер.
       -  Давай туда. 
       Лошадь зацокала копытами по дороге, Михаил с интересом  взирал на  незнакомый город. А он впечатлял:  на одном из склонов  высилась древняя крепость,  ниже  меж скал прыгала река, и  уступами тянулись    дома с плоскими крышами и   балконами. Вскоре впереди открылся широкий проспект, с современными зданиями,  многочисленными магазинами, ресторанами и лавками, а за ним  широкая площадь с караван-сараем  и  бронзовым памятником  Пушкину.   
       - А вот это дворец наместника Кавказа, - указал отец пальцем на  величавое    здание с колоннами и античными фигурами, окруженное парком с клумбами за кованой оградой.
       Гостиница оказалась в конце проспекта и представляла собой трехэтажное здание в стиле классицизма.
       Кучер натянул вожжи,  повозка остановилась у входа, прихватив вещи, расплатились. Войдя в прохладу высокого вестибюля,  направились к стойке, где Дмитрий Васильевич заказал двухместный номер и получил ключи, служитель взял чемодан с баулом, поднялись  на второй этаж.
       Номер оказался просторным, в две комнаты с добротной  меблировкой, электричеством и водопроводом. Получив за услуги, носильщик  ушел, гости  привели себя в порядок.  Михаил достал из чемодана папку с документами,     и оба спустились в  вестибюль, откуда прошли  в гостиничный ресторан. Это был высокий светлый зал с люстрами  вверху, картинами на стенах,  мебелью в стиле ампир* и  пальмами в кадках.
       Усевшись за один из столов,  Дмитрий Васильевич  подозвал официанта  и заказал легкий завтрак, состоявший из омлета с зеленью, гренок и кофе. Когда поели, расплатился, оба вышли  на улицу и снова наняли извозчика.
       - К  военному училищу, -  откинулся на сидении отец, коляска  покатилась по брусчатке. - Да (продолжил) изменился  Тифлис, похорошел и расстроился.
       - Бывали у нас барин? - обернулся извозчик.
       - Бывал. В последнюю военную кампанию.
       Через десять минут остановились у длинного, в два этажа  здания  на Михайловском проспекте, расплатившись, вышли из коляски.  Поднялись по ступеням в караульное помещение, где  за перегородкой  сидел   молодцеватый  прапорщик с револьвером в   кобуре  и два юнкера с тесаками* на поясах.  Дмитрий Васильевич представился (тот встал)  и попросил  сопроводить   к начальнику училища.
       - Он   вас  приглашал?
       - Нет, я его старый  товарищ, приехал навестить.
       - Таволжанский, - обернулся прапорщик к юнкерам, - сопроводите господ к    полковнику.
       - Слушаюсь,-  ответил один, - прошу следовать за мною.
       Втроем вышли  в проходную дверь,  впереди открылся широкий плац, на котором маршировал строй,  по бокам  высились казармы. Миновав их, оказались у  особняка с росшими  вдоль фасада  елями,
       - Прошу, - открыл юнкер половину двери. - В отделанном мрамором  вестибюле    в стеклянной пирамиде стояло училищное знамя, рядом застыл  часовой с винтовкой.
Юнкер козырнул, поднялись широкой лестницей наверх, прошли  сияющим паркетом коридором в его конец. Там он передал Поспеловых адъютанту с аксельбантом, доложив о цели визита.
       - Одну минуточку,- указал тот на стулья у стены и скрылся за высокой дверью приемной. Через минуту вернулся, оставив ее открытой,- проходите.  А навстречу  из-за широкого  стола, с портретом  Государя  Императора сзади,  уже спешил, разведя  руки в стороны, невысокий сухощавый полковник с   орденами Святой Анны, Станислава  и крестом «За переход Дуная»   на мундире.
       - Дмитрий Васильевич, батенька ты мой!  - троекратно облобызался с  Поспеловым старшим. - Это ж сколько мы не видались?
       -  Лет семь, Иван Петрович, с тех  пор как  вышел в отставку,-  растроганно прогудел гость.
       -   А в наших краях как?
       -  Да вот, привез сына поступать в училище,- кивнул на стоявшего позади отрока.
       -  Здравия желаю, господин полковник! -  вытянулся тот.
       - Ну-ка, ну-ка, - подойдя, оглядел его начальник. -  Гренадер!* Как зовут?
       - Михаил! (вздернул подбородок).
       - Будем знакомы,  Михаил, - протянул руку. - Так значит, желаешь стать офицером?
       - Да, желаю. Как отец.
       - Ну что же, похвально, - похлопал по плечу. - Затем пригласил гостей сесть, и старшие предались воспоминанием. Впрочем,  длилось это недолго,  поскольку через час полковника во дворце ждал наместник*.   Вызвал адъютанта  он, приказав принять документы и занести в строевую часть, а у Дмитриевича Васильевича спросил, - где остановились?
       - По старой памяти в гостинице  «Ориант».
       - Отлично.  В два часа заеду, пообедаем в одном  красивом месте.
       Тем же путем, но уже без сопровождения, Поспеловы вышли из училища, прогулялись  и вернулись в гостиницу.
       Ровно в назначенное  время в дверь постучали -  за порогом стоял адъютант.
       -  Иван Петрович внизу в коляске, -  приложил руку к фуражке.
       Спустя несколько минут от гостиницы отъехал  лакированный   фаэтон с откидным верхом и солдатом на облучке.  Оставив позади центр, он пересек мост через бурную  реку,    поднялся в предместье  с садами и виноградниками где остановился  у небольшого духана*. К нему, у самого обрыва была пристроена терраса, оттуда открывался чудесный вид на город и  окружающие пейзажи.
       Все, вышли из  коляски, а к ним уже спешил  хозяин - широкоплечий, средних лет  человек  в круглой войлочной сванке* и темной  черкеске с газырями.
       - Здравствуй  Амиран, гостей принимаешь? - обратился к нему Томкеев.
       -  Всегда вам рад господин полковник,- приложил тот руку к груди. - Чего желаете?
       - Пообедать с моими друзьями на террасе.
       - Сочту за честь,- и,  обернувшись громко позвал, - Мамука!
       Из двери возник   второй, в белом фартуке, - хозяин что-то сказал на грузинском.
       Вскоре вся компания  сидела  в указанном месте за столом,  куда  Мамука  доставил  всяческую   зелень - лук, редис, петрушку кинзу, горячий лаваш и нарезанный ломтями сулугуни*. Затем появился  стаканы  и   с тонким горлышком  запотевший кувшин, а в завершение шампуры с дразняще шипевшими  шашлыками.
      - Доброго аппетита, - чуть поклонился Мамука  и  вернулся в духан.
      Адъютант, поручик по фамилии Кипиани, наполнил  стаканы  красным вином, передав каждому. Полковник, распушив усы, встал (остальные тоже) и предложил тост за встречу.
      Каждый выпил до дна, включая Михаила - душистое, с терпким вкусом вино  ему понравилось. Сочный шашлык тоже, хотя с шампура есть было непривычно.
      - Помнится, мы такое пили   в Аджарии, - сказал, закусив  Поспелов.
      - Ну да, на позициях, - рассмеялся  начальник училища,  повторили, закусив сыром, завязался непринужденный разговор. В это время  из духана  снова появился  хозяин и  подошел к гостям,   - всего ли хватает?
      - Хватает, Амиран, - кивнул полковник. - Разве  что покорми денщика.
      - Уже, - последовал ответ, и  духанщик направился обратно.
      - Приятный какой человек, - глядя вслед, сказал Дмитрий Васильевич.
      - Во всех отношениях, - рассмеялся  поручик,- бывший абрек.
      - А разве они еще бывают? -  вытаращил глаза Михаил.
      - У нас на Кавказе молодой человек, все бывает, -  назидательно сказал  Томкеев. - Вы, Дмитрий Васильевич помните  ротмистра  Ануфриева?
      - Как же помню, он командовал кавалерийским эскадроном.
      - Ну, так этот самый  духанщик был у него лихой рубака.   Генерал Лорис - Меликов даже наградил его именным «смит-вессоном»*. По окончанию кампании  уехал к себе  в горное селение  и там повздорил  с местным князем. - Тот приказал Амирану кланяться, он отказался, за что  получил удар плетью.   Не стерпев обиды,  ночью сжег княжеский дом и ушел в абреки.
      Через год полиция  поймала, храбрецу светила тюрьма, но я отстоял. Съездил к наместнику, и тот объявил ему амнистию. Потом  Амиран купил  этот духан, он в Тифлисе один из лучших.
      -  Я же и говорю, весьма приятный человек, - снова сказал Поспелов,    все весело рассмеялись.
      -  А кровная месть у вас осталась? - поинтересовался Михаил.
      -  Как же, как же, - благодушно прогудел  полковник. - Расскажите  Сергей Багратович о последнем  случае. Адъютант снова налил всем вина, и  на минуту задумался.
      -  Не так давно   вон за тем перевалом (кивнул на горную гряду)  жили две семьи. И между ними существовала давняя вражда, из-за чего, теперь уже никто не помнит. Власти пытались их мирить, одного отправили на каторгу, ничего не помогало.   Каждый год  кровники  убивали друг друга.  Дошло до того, что в одной остались  мать и три брата, а во второй  отец с сыном.
      Ну,  вот в той, что  больше, решили напасть на вторую и убить всех. Дома оказался лишь  старик, сын ушел  с отарой  на  все лето в  горы. 
      Отца братья застрелили, а  Давида - так  его звали, оставили на осень. Но тот спустился раньше, обнаружил мертвого отца  и напал первым. Старших  братьев убил, а младшего шестнадцати лет,  взял в плен. Дома посадил  на цепь в хлеву и  заставил целыми днями молоть на ручном жернове ячмень, который продавал в городе.
      Кормил тем же чем себя, если отказывался работать - бил  плетью.
      Прошли три года, от  тяжелого труда руки пленника налились силой, и как-то поутру, когда хозяин  принес еду,  удавил  Давида цепью. Извлек из его кармана ключи, отпер замок и освободился. Но уйти с усадьбы не смог, волкодавы загрызли насмерть.  Такая вот история, - закончил поручик.
      «Дикий  какой  народ» подумал Михаил, а он, подняв стакан, провозгласил очередной тост -  за  благополучие присутствующих. Выпили, закусили, беседа потекла дальше. Когда вечерние тона окрасили в пурпур окрестности, а в долинах поплыл туман, фаэтон катил по дороге обратно.
      Спустя  два дня, Михаил  в числе других кандидатов, проходил в училище медкомиссию. Отец, распрощавшись с ним и  Томкеевым, уехал домой, сын поселился в казарме.
      Голая вереница кандидатов, более сотни человек, ежась и прикрываясь ладонями, шли длинным  коридором, за столами которого сидели врачи в белых халатах. Их взвешивали, измеряли рост, проверяли слух со зрением, обстукивали и слушали.
      - Занимались спортом, молодой человек? - поинтересовался, осмотрев Поспелова, пожилой доктор в мундире под халатом   и бородкой клинышком.
      - Немного, - ответил Михаил.
      - Похвально, - сделал тот в ведомости отметку, - следующий!
      Комиссия забраковала троих,  на следующий день начались экзамены. И каково же было  удивление недавних гимназистов, когда  в них приняли участие несколько    унтер-офицеров.
      - Эти из армии,- сказал кто-то знающий.
      Первым была математика. Кандидаты заходили в классы, брали со стола билет, называли экзаменатору  и рассаживались по партам, на  каждой из которой лежали тетрадка и карандаш. Рядом с Михаилом оказался рослый  унтер-офицер с серебряной медалью. 
      Задачки оказались легкими, он их  вскоре решил  и покосился на соседа. Тот покусывал  губы,    находясь в явном затруднении. Чуть  наклонившись вбок, Михаил прочел его, и на промокашке  написал решения. Взглянув на  преподавателя (тот наблюдал что-то в окно), быстро придвинул   соседу.
      Когда время истекло и все,  сдав тетради, освободили класс, тот подошел к Поспелову и  крепко пожал руку - спасибо, вовек не забуду.  Познакомились. Унтера звали Николай  Волков, медаль у него была  «За поход в Китай».
      - А разве был такой? - озадачился Михаил.      
      - Был. Как-нибудь расскажу.
      В течение недели экзамены завершились, десяток кандидатов выбыли,  остальные, в том числе Поспелов  с Волковым, поступили в училище. После объявления приказа всех, построив,  сводили в баню, где остригли наголо и  заставили вымыться,  а оттуда на склад, именуемый  цейхгаузом. Там  переодели в солдатское белье, гимнастерки с шароварами,   сапоги и  бескозырки.   
      На плацу снова построили,   объявив, что они являются младшей учебной ротой и разбили по взводам. Поспелов с Волковым оказались на правом фланге  в  первом.
      Потом руководивший действом  фельдфебель с золотым    шевроном на рукаве прорысил к стоявшей все это время в стороне группе -  офицеру и  трем  юнкерам старшего курса.   Бросив к виску руку, что-то доложил.
      Те подошли к  шеренгам и офицер, поворачивая голову слева направо, зычным голосом сообщил, что он командир роты капитан Галич. Далее представил остальных, те были взводными.
      - С этого момента я для вас  отец родной! - повысил голос. - Но строгий, - вздел кверху палец.
      Капитан ушел, взводные повели роту   на обед,   а оттуда в казарму. Она была   красного кирпича, с большими окнами и  вычурным фронтоном. Нижние два этажа пустовали  (юнкера старших курсов находились  в отпусках), младших завели на третий.
      Там распределили по парным  койкам, меж которых стояли шкафчики, а впереди табуреты.  Командиры взводов  показали другие помещения. В их числе  умывальник, с длинным рядом   рукомойников, совмещенный с курилкой и  уборной,    каптерку и оружейную комнату. А еще коридор с кабинетом командира при входе,   куда    выставили дневального.
      До вечера время прошло в  ознакомлении с правилами поведения   и другими наставлениями, затем были ужин и личное  время.
      - Ну, так что это за такой поход  в Китай? - снова спросил    у Волкова Поспелов, присев с ним рядом на койку. 
      И тот рассказал, что служил  в Харбине, в  бригаде    генерала Гернгросса. Она охраняла российский  участок  КВЖД*  и   год назад китайские войска, желая его  захватить, осадили город. Их отбили, а потом с другими частями перешли границу и взяли штурмом Пекин.
      - За него и получил,-  закончил Волков
      - А сюда как попал?   
      - Подал рапорт по команде, хочу стать офицером.
      Когда за окнами стемнело, роту построили, проведя перекличку, последовала команда «отбой!».
      Со следующего утра начались занятия, распорядок   был следующий: подъем в  шесть тридцать под барабан,  полчаса на  туалет и заправку постелей, далее утренний осмотр, производимый взводными командирами.
      Затем  шли в столовую на утренний чай (давалась кружка «китайского», ломоть белого хлеба,   два куска сахару), после чего разводились по классам. Учеба   продолжались до двух часов дня с большой переменой в одиннадцать, где давался горячий завтрак -   котлета с черным хлебом и кружка чаю. 
      С двух до   четырех  проводились строевые занятия на плацу, потом  рота возвращалась  в казарму,   мыла руки и строем шла на обед. Он  состоял из тарелки щей с мясом,  котлет или форшмака,  один раз среди недели давали сладкое. 
      После обеда разрешался отдых  в течение полутора часов, за которым следовали самостоятельные занятия в классах.  Далее  вечерний чай,  перекличка,   вечерняя молитва и сон. 
      Кровати по утрам юнкера заправляли сами, им также вменялась чистка  оружия, амуниции и  сапог, все остальное  выполняла  обслуга, набираемая из гражданских лиц и отставных солдат.
      Через месяц  «верблюды», так старшие звали младший курс, вполне освоились, наступил день  Присяги.
      За неделю до торжества им выдали парадную форму: двубортный мундир образца гвардейской пехоты  (ворот и обшлага украшал золотой галун), шаровары, черную фуражку с   синим околышем и алой выпушкой, хромовые сапоги со скрипом. 
      А когда этот день настал, он выдался солнечным и похожим, училище в полном составе вывели на плац, где построили в каре*. Справа  юнкера старших курсов с винтовками  блестящими штыками, слева - первокурсники без оружия. 
      Перед строем три священника - православный, католический и мулла, за которыми сиял медью оркестр.  На середине батальонный командир   полковник Арцибашев, по   прозвищу  Али-Баба.
      Вскоре из своей квартиры появился начальник училища, он набрал в грудь воздуха, по плацу   прокатилась  команда «Смир-рна! Равнение направо!» 
      Томкеев  размеренным шагом  вошел в центр и приложил руку к фуражке, - здравствуйте юнкера!
      - Здравия желаем господин полковник!  рявкнули три сотни глоток, от стен отразилось эхо. 
      Он чуть кивнул  Арцибашеву,  тот скомандовал, -  под знамя! На крааа-ул! 
Последовали три быстрых легких всплеска,   двести штыков уперлись в  небо и тут же грянул марш. Знаменный расчет  из трех    портупей-юнкеров* вынес  на плац знамя и, чеканя шаг, остановился у аналоя*. Последовала команда,- на молитву! Шапки долой!
      Вслед за этим раздался густой бас училищного священника, в золотом облачении, - сложите два перста и поднимите вверх.   Теперь повторяйте за мной слова торжественной  присяги.
      Когда многоголосо повторяемые они отзвучали, юнкера первого курса, поочередно  подойдя к нему, целовали  крест с Евангелием, и возвращались на   свои места.
      - На-кройсь!  - раздалась  вслед за последним  команда  Арцибашева. - Под знамя, слушай, на кра-ул!  Знамя тем же манером унесли, церемония закончилась, юнкера строем разошлись по ротным помещениям.
      - Ну вот-с, теперь вы настоящие юнкера, - расхаживая перед двумя шеренгами первокурсников заявил  Галич, называемый за глаза «Отец родной». К слову, все училищное начальство, включая полковника, у юнкеров имело прозвища.
Томкеева когда-то   окрестили «стратегом»  за любовь  к проведению полевых учений,  командира второй роты  штабс-капитана  Евстигнеева «мерином» (у него было лошадиное лицо), а  третьей - поручика  Клюге, обрусевшего немца, меж собой   называли «супостат». 
       Офицеры  знали про то, но терпели. Имелись клички и у всех курсов, Младший, как уже упоминалось, звался  «верблюдами», средний -  «янычарами», а старший «фаталистами».   
       Через неделю, в следующее  воскресенье, первокурсников впервые отпустили в увольнение. Все  облачились в выходную форму, к которой полагались белые перчатки и тесак, каждого  тщательно  осмотрели  взводные и   Отец родной.
       У правофлангового  Волкова  он задержался  (форма на том сидела как влитая, на груди сияла медаль), одобрительно хмыкнул и сказал, -  видно ворона по полету, добра молодца,  по соплям.
       - Рад стараться, ваше благородие! -   вздернул тот подбородок.
       Затем ротный дал краткий инструктаж - в городе вести себя культурно, приветствовать всех старших, вернуться ровно к  восьми  вечера и ни минутой позже.
       - Это всем  ясно?! -  грозно окинул строй.
       - Так, точно, господин капитан!   
       - Вольно, разойдись, - махнул рукою.
       Через пять минут   увольняемые вышли  за открытые  дежурными ворота, где  некоторые из местных, наняв пролетки, отправились домой, а остальные группами  растеклись по улицам.
       Михаил с Николаем  решили немного ознакомиться  с Тифлисом. Для начала  отправились на проспект где стоял дворец наместника и впечатлились  изысканной  архитектурой,  погуляли  в  городском саду рядом, с экзотическими деревьями и цветами, а  затем решили подняться по одной из улиц на  высокую гору в центре. 
       Там оказался  старинной постройки храм с источником, а неподалеку могилы, где были похоронены  Багратион с Грибоедовым,  княгиня Чавчавадзе и   другие  именитые лица.
       С вершины на город с окрестностями открывался чудесный вид, вверху плыли легкие облака, и Михаил  продекламировал

       Кавказ подо мною. Один в вышине
       Стою над снегами у края стремнины:
       Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
       Парит неподвижно со мной наравне…

       - Красиво. А я вот стихов не знаю, - вздохнул Волков. Он был сыном  дьякона из Читы, отслуживший пять лет в армии и все больше нравился Михаилу. Своей  недюжинной силой, рассудительностью  и тягой к знаниям.
       - Ничего,  это дело наживное, - хлопнул его по плечу Поспелов. Придерживая тесаки,  спустились вниз,  а когда шли по улице, почувствовали, что проголодались.
       - Слушай,  а давай зайдем в духан? - предложил Михаил. - Я угощаю.
У него было двадцать пять рублей, которые оставил отец, обещавший присылать каждый месяц  еще по десять
       - Давай, а в следующий раз я, - согласился Николай.  Юнкерам денежного содержания не полагалось, но он  как  унтер-офицер ежемесячно  получал  три рубля пятьдесят копеек.
       Пройдя сотню метров,  заметили нужное  заведение в полуподвальной части  углового дома. Истертыми ступенями спустились вниз, толкнули дверь, вошли. За ней оказалось сводчатое, из дикого камня помещение, чем-то напоминавшее трактир.
       В ближнем углу  на стойку   облокотился толстый усач  с закатанными рукавами и в широких шароварах, у нескольких столов сидели посетители. В воздухе витал табачный дым, слышался гортанный говор, пахло жареным луком. 
       Пройдя вперед,  юнкера заняли свободный столик (усач тут же оказался рядом).
       - Нам, уважаемый, поесть  и бутылку легкого вина,- поднял на него  глаза Поспелов.  Тот, молча кивнув,    исчез в  дверном проеме  за стойкой.
       Пока выполнял заказ, оба осмотрелись,  публика была разная: несколько, по виду, крестьян, в  темной  одежде,  два господина в котелках и модного кроя пиджаках, похожий на турка человек  в феске, с длинной во рту трубкой.
       Между тем хозяин вернулся,  поочередно поставив на стол  тарелки с двумя ароматными шашлыками на шампурах,  лавашем с зеленью  и  темную бутылку вина.
       - Харошего апэтыта, - удалился.
       Шашлыки были вкусными (Волков довольно замычал)  лаваш мягкий и воздушный,  вино холодное и кисловатое. Когда съели все до крошки, Поспелов расплатился, дав духанщику на  чай,  вышли наружу. 
       По случаю  воскресенья народу  на улицах прибавилось,   взад-вперед катили экипажи и телеги, подбоченясь проскакал всадник в черкеске и папахе. Издалека послышалась необычная музыка, неспешно  пошли на нее.
       Меж двумя домами, по натянутому канату  на высоте шести сажен,  ходил  человек. В яркой свободной одежде, с   шестом-балансиром в руках,     грациозно и  непринужденно. Под канатом стояли два музыканта,  выдувая    из флейт переливчатые звуки, кругом многочисленные зеваки.
       Пройдя в первые  ряды, юнкера задрали головы и стали   наблюдать.
       - Да, это тебе ни хухры-мухры, - восхищенно сказал Волков.
       - Вроде местного цирка, - добавил Михаил. - Я однажды такое  уже видел.
       Завершив номер, канатоходец ловко скакнул на   балкон соседнего дома и раскланялся, толпа захлопала в ладони, один из зурначей, сняв шапку, пошел с ней по кругу. Туда посыпались  медь и серебро, Волков опустил гривенник. Затем послушали военный оркестр  в городском саду, наблюдая публику, и к восьми вечера вернулись в роту.
       Учеба продолжилась, дни были заполнены до предела. В классах изучали  гуманитарные  и естественные  науки, включая французский и немецкий  язык, а также специальные дисциплины:  топографию,  фортификацию, с артиллерией,  черчение, военную географию,  и уставы.  На плацу - строевые  и оружейные приемы, в гимнастическом зале   занимались спортом, включая фехтование  на эспадронах, а в манеже верховой ездой. 
       Появились первые таланты и в их числе  Волков с Поспеловым. Первый в совершенстве знал штыковой бой, а второй удивил всех    вольтижировкой. Михаил на ходу вскакивал на коня, делая седы на правую и левую стороны, вертел  в седле «ножницы*, делал стойку, ласточку и вертушку.
       - Кто учил? -  спросил обучавший езде, капитан Лесков.
       - Донской казак Ефим Слепнев  и наездники в  Орловском цирке.
       - Недурно, весьма недурно, - похлопал по плечу...