Возвращение

Отец умер 19 ноября 2015 года. Воспоминания о тех днях, как в тумане. Помню, на кладбище шел снег с дождем. Пахло сыростью и прелой листвой.
 Через два с половиной года, весенним майским вечером, отец вернулся. Мы сидели с матушкой на кухне и ужинали. Мать баловала меня поджаренными котлетами и картошкой. Я уже взрослый и живу отдельно. У меня семья, дети и жена. В тот вечер я заехал к матери почти случайно. Мне понадобился насос «Ручеек», чтобы откачать не желавшую уходить из погреба талую воду.
В калитку постучали. Пират залаял, встречая непрошенных гостей.
- Кто там приперся в поздний час? – заворчала мать.
Я сунул ноги в старые калоши и потопал к калитке. Отца я узнал сразу: нос, глаза, цвет волос - все его. Даже рост и худоба не изменились. Отец был почему-то босой. На голове - соломенная шляпа.
- Привет, не узнал? - спросил отец, - почему закрылись? Уже спать легли?
- Мать всегда закрывается, - ответил я, - ей одной страшно.
- Она одна? А ты?
Отец, как ни в чем не бывало, по-хозяйски прошёл вперед. Вытер ноги о резиновый коврик и вошел в дом. Я встряхнул головой, ущипнул запястье, вошел в дом за отцом. Калитку, кажется, закрыть забыл. Матушка, увидев мужа живого и невредимого, сползла по стеночке, я успел подставить табуретку.
- Ты же умер, - сказала мать почти шепотом, сдерживая непослушно подступающие слезы, - мы тебя похоронили.
- Что ж мне теперь домой не возвращаться? Куда мне теперь идти?
Отец зашел в ванну. Зашумела вода в душе. Мы переглянулись с матушкой. Я виновато улыбнулся. Что мне делать: не впускать призрак отца в дом? Отец вышел из ванны посвежевшим, мокрые волосы зачесал назад. Мне кажется даже побрился. От него пахло тройным одеколоном.
- Кормить будете сегодня хозяина?
Мать боялась пошевелиться. Я пододвинул отцу сковородку с котлетами и жареной картошкой, передал чистую тарелку с вилкой. Показал на початую бутылку самогона, мы с матушкой за ужином позволили себе по пятьдесят грамм для аппетита, отец отрицательно помотал головой.
- Что вы так на меня смотрите? Кусок в горло не лезет.
Мать хлопала глазами, молчала, теребила руками край кофты. Я стоял, прислонившись к холодильнику. В тишине кухни громоподобно тикали настенные часы.
- Вообще-то, мы тебя не ждали, - сказал я.
- О чем это ты? Устал я, завтра поговорим, - отец доел, положил грязную тарелку в раковину и ушел в спальню.
Я сел за стол. Мы с матушкой долго смотрели друг на друга: не сошли ли мы с ума? Такого не бывает.
- Я туда не пойду, - сказала мама.
- Ложись в зале.
- А ты?
- Как я понимаю, мне лучше ни идти ночевать к себе?
- Сынок, мне страшно. Останься.
- Хорошо. Кинешь мне на пол матрас. Переночуем как-нибудь.
Мы заговорщицки кивнули друг другу. Пошли? Пошли. На цыпочках подошли к спальне. Из ее глубин раздавался знакомый с детства храп. Как мать с отцом спала в одной комнате всю жизнь, не понимаю? Я тоже так храплю? Моя терпеливая жена никогда мне об этом не говорила. Или я забыл?
Я устроился на полу, сон не шел. Я слышал, что мать тоже не спит. Заснешь тут, конечно…
- Что будем делать, мать? – тихо спросил я.
- Ты заметил, он какой-то не такой, - шепотом сообщала мать.
- Какой не такой?
- Отстранённый. И у него нет души.
- Надумываешь мать, невесть что. Давай спать.
- Да я бы рада, только вот не спиться.
- Радоваться надо. Батя вернулся.
- Ага, сейчас сбегаю гармошку принесу.
На утро отец встал, как полагается раньше всех, в пять часов утра. Выпил кружку молока и пошел на улицу хлопотать по хозяйству. Я к матери заезжал не часто, своих дел навалом: на другом конце деревни строил себе дачный домик. Родительским коттеджем и участком занимался только по острой необходимости. Если что-то держалось на соплях, значит не требовало починки. Если падало на землю, мать прибирала под крышу. Совсем уж крупные разрушения, как сорванную с крыши шиферину, я водрузил на место прошлым летом. Но, каюсь, халявил по полной, хозяйство материно по мужской части медленно приходило в упадок. «Получите в наследство мой дом, тогда и разберетесь, что делать. А мне теперь ничего не надобно», - говорила мать нам с сестрой.
Мать поднялась следом за отцом. Что-то нашептывая, прибиралась на кухне и готовила завтрак. Запахло жареным луком и подгорелым салом. Я в такую рань подниматься не хотел. После обеда мне предстояла утомительная поездка в Москву, лучше хорошенько выспаться. Однако заснуть не получилось. Я старательно укрывался подушками, жмурил глаза. Тщетно. Дом проснулся и жил своей неторопливой жизнью. Двери хлопали, шкворчали сковородки, скрипели половицы, жужжали в занавесках несчастные мухи.
Откуда отец взялся? Ведь так не бывает. История знает всего несколько случаев воскрешения, и все они описаны в библии. Те времена давно закончились. Сейчас люди после смерти не возвращаются. Что с нами произошло? Мы похоронили двойника отца? Произошла трагическая случайность?
Отец умер по дороге в магазин. Пошел за хлебом. Схватило сердце. Он прислонился к забору и замер с неловкой улыбкой на губах: не удобно получилось. Почему не дома? Не в постели. Теперь кто-то должен его нести туда. Извините меня.  Я не хотел.
Застывшего у забора отца заметили соседские детишки. Прибежали к матери:
- Там ваш дедушка сидит под забором. Ему плохо, - и убежали.
Мать кинулась к отцу. Быстр нашла прислонившуюся фигуру у забора. Отец спокойно смотрел на облака и молчал. Видимо, смерть наступила быстро. Мать вызвала скорую. Та быстро приехала. Вентиляция лёгких, искусственное дыхание и электрошок не помогли. Скорая увезла отца в морг. Через два дня мы его похоронили. Все как полагается с поминками, с отпеванием, в красивом, обитом синим бархатом, гробу, в новом костюме и белой рубашке.
Мать всю зиму часто плакала, от безутешности стала ходить в церковь. Ставила свечки, постилась, грызла просвирки, подвала записки за упокой и соблюдала прочие религиозные ритуалы. Воспряла она только вместе с весенне-полевыми работами в огороде. Тяжело, но жизнь продолжалась.
Я поймал себя не мысли, что помню, как страдала мать, как не находила себе места сестра. Родные, друзья и соседи произносили заученные ничего не выражающие фразы: «Держись! Крепись! Будь мужчиной! Все там будем! Так устроена жизнь! Не мы первые! Не мы последние!» И так далее. Я помню события тех дней, как во сне. Как будто все это было не со мной. Мысленно я поднялся на пару метров над землей и смотрел на похороны со стороны.
Помню странное ощущение пустоты и нереальности происходящего, как в компьютерной игре. Иду прямо, подхожу к столу, выпиваю рюмку коньяка. Иду на улицу, курю. Холодно. Порыв ветра задувает за шиворот капли дождя. Надо теплее одеваться. Мимо меня проходят незнакомые люди. Соболезнуют.  Я киваю. Кто-то подходит и говорит, что гроб сыну выносить нельзя: плохая примета. Слава богу. Потом кладбище. Коричневый холмик. Мать плачет. Провожающие неловко мнутся. Что-то говорят. Стыдливо отводят глаза вниз: сегодня не их беда.
Не сразу сообразил, что матери теперь надо уделять больше внимания, чаще приезжать в гости. Но она сильная женина. Справилась. Постепенно все наладилось. Заросло. Жизнь вошла в свое новое привычное русло, теперь уже без отца. И вот тебе сюрприз! Вернулся! Что теперь делать? Что вообще делают в таких случаях? Надо паспорт, наверное, восстановить, пенсию?
Я оделся, вышел на веранду. Родители разговаривали на крыльце.
- Да, не помню я, - отвечал отец, - Маша! Ну, что ты ко мне пристала?
- Так не бывает, Петр.
- Возможно, так не бывает. Мне от этого не легче. Я помню, как жил с тобой. Как Сережка в школу бегал. Как сено косил, как корову на рынке продавал. Но когда это было? Не помню. Что-то случилось с временем.
- А мне что теперь делать?
- Что ты чувствуешь?
- Растерянность. Ты – это вроде ты, а вроде и не ты.
- Как мне тебе доказать, что я это я?
- Я не знаю. Я своими глазами видела, как тебя закопали в землю. Так не бывает, чтобы через два с половиной года люди возвращались.
- Я знаю. Но давай попробуем. Я не требую, чтобы ты безмерно радовалась и прыгала до потока. Давай спокойно поживем. Время лечит.
- Ой, не знаю. Пойдем завтракать.
На крыльце зашуршали, закряхтели мои поднимающиеся старики. Я на цыпочках прошмыгнул назад в дом. Потягиваясь, как ни в чем не бывало вышел навстречу родителям. Привет-привет. Как спалось? Нормально.
- Мальчики, проходите кушать.
Отец молча уплетал омлет, поглядывая то в окно, то поверх моей головы.
- Что будешь делать? – спросил я.
- Не знаю. Жить, наверное, если вы не против.
- Соседи видели тебя? Не удивились?
- Я с соседями не общался.
- Надо бы документы восстановить – паспорт, например.
- Я на неделе съезжу в город. Не волнуйся. Живи работай, занимайся своими делами привози через неделю внуков. Мы тут с матерью разберемся.
Крупная капля упала из крана в раковину. Бамс! Может быть я все еще сплю? Я сейчас проснусь, на календаре 19 ноября 2015 года, и смерти еще не было. И не будет? Жизнь наша пойдет давно заведенным порядком? Как же это все было давно.
- Не могу понять, как это произошло?
- Никто не может, - ответил отец.
Я приехал к родителям через неделю. Жена с детьми ехать отказалась. Потусторонние вещи ее пугали. Зачем стращать привидениями детей? Им еще жить и жить.
- Жаль, - развел руками отец, - хотел повидать внуков.
Непривычная холодность между родителями не исчезла. Мне показалось, что даже усилилась. Спали они в отдельных комнатах. Мать заметно похудела, появились круги под глазами, спала плохо и чутко, запиралась в зале на ночь изнутри.
- Боится меня, как приведения, - спокойно констатировал отец, - прорвемся.
В деревне возвращения отца как будто не замечали. При встрече опускали глаза и проходил поскорее мимо. Паспорт восстановить отцу тоже пока отказались. Сделали запрос на родину отца в Рязанскую область о свидетельстве о Рождении.
- Сделают. Куда они денутся? - сказал отец за ужином, - процедура такая, надо понимать.
Старый сарай во дворе светился новыми заплатами. За неделю отец починил крышу, подлатал забор, подшил растрепавшиеся за три зимы материны валенки.
- Руки-то помнят…
Мать часто всхлипывала и убегала в зал успокоиться.
- Переживает за меня, - пожаловался мне отец, - молится, как за покойника. Не знаю, что делать.
- Терпи. Она пережила смерть любимого мужа. Ее можно понять.
- Я терплю. Только не знаю зачем. Вообще не знаю, зачем все это.
Еда не лезла в рот. Пить на хотелось. Мы пошли с отцом прогуляться перед сном по деревенским улицам.
- Что-то не так, сын.
- Согласен.
- Может, мне уйти в монастырь? Там меня никто не знает. Проживу свой второй век монахом?
- Я не знаю.
- Меня здесь все отторгает. Соседи не видят. Полиция не замечает. Мать страдает. Ты какой-то хмурной.
- Прости. Необычно это все. Я не специально.
- И в душе пустота. Как будто чего-то не хватает. Смотрю на себя, вроде все есть. Руки-ноги целы. Голова на плечах. Два глаза. А на самом деле ощущаю себя, как на другой планете.
- Ты ничего не вспомнил про два с половиной года?  Где-то же было твое сознание? Свет в конце туннеля? Люди в белых одеждах? Давно умершие родственники?
Отец остановился. Глянул в вечереющее небо.
- Веришь ли? Думаю об этом все время. Ничего. Пустота. Хоть какой бы намек. Хоть что-то, за что можно уцепиться. Нет! Ничего!
Мы подошли к церкви. В столь поздний час она оказалась закрыта. Местный пес лениво поднял голову. Помахал нам хвостом.
- Спросишь меня, если что за порогом смерти? А я не знаю. Умирал ли я? Что со мной случилось? Я ходил позавчера на кладбище. Посидел у своей могилки. Вытер фотографию – похож, ничего не скажешь. Думаю, а может откопать. Кто-то там лежит? Или там пустой гроб? Это многое бы объяснило. Хотя не все.
Отец присел на скамейку, где обычно сидят уставшие от службы старушки. Я пристроился рядом.
- Такое ощущение, что я занимаю чужое место. Не я здесь должен быть. Что-то напутали в небесной канцелярии. Думаю, что проснусь завтра, а мне скажут: «Собирайся. Твое место не здесь. Здесь будет жить Вася Пупкин. Без вещей - на выход».
Майские жуки тупо врезались в стены церкви, в забор, в треугольные ведра на пожарном щите, не желая замечать препятствия на своем пути. Они глупые, пускай.
Я сидел рядом с отцом, смотрел на небо, на отца, затем снова на небо. Меня все время не отпускало ощущение неправильности происходящего. Так не должно быть. Отец вернулся, но оставался далеким, не хочу говорить слово «чужим». Мне кажется, он чувствовал себя так же. Почему я не сделал шаг навстречу к нему? Почему не обнял? Почему не взял отпуск и не остался рядом с ним? Вед уже один раз его потерял. Как я тогда хотел поговорить с ним о разных вещах! Мне столок ему над было сказать! Спросить! Вот он здесь, и я молчу. Спрашивать, получается, не о чем?
Я уехал на неделю в Москву. На следующие выходные приехать в деревню я не смог. Завал на работе. Пришлось выйти сверхурочно. А в среду через неделю отец пропал. Во вторник, со слов матери, они легли как обычно спать в девять часов вечера. А утром его просто не стало. Матушка ничего не слышала, не видела. Уходил ли он? Собирался ли куда? Говорил ли что с вечера? Особо ничего. Все было, как всегда.
Вызвали полицию. Они посмеялись, что мать хочет подать в розыск человека, который умер два с половиной года назад. Мне кажется. Что они его не искали.
Больше мы не видели отца. Мать часто ходит на кладбище, ухаживает за могилкой, разговаривает с отцом.
Я в глубине души надеюсь, что он ушел в монастырь. Живет себе там припеваючи, есть постную пищу, так полезную в пожилом возрасте. 
Да, и еще… Я каждый раз, когда прихожу в родительский дом, надеюсь, что раздастся стук в дверь…