Бесовское изделие

Бесовское изделие.

В основе – быль

Прерванная молитва.

Церковь «Новая сила» набирала обороты. От Калининграда до Находки у неё уже было больше пятнадцати отделений и охват всё ширился. Приморье, Сибирь, Урал, Подмосковье, Питер. Даже в Прибалтике, в латвийском городке Елгава была своя точка. В Ё – бурге, то бишь Екатеринбурге пасторское служение нёс некто Д. Нет, не  Дракула.
Церковный реабилитационный центр находился в квартире на восьмом этаже. Пастырь брат Дмитрий пожаловал с утра пораньше и привёл вновь прибывшего Стаса. Из Челябинска. Пастырь заглянул к реабилитантам в большую комнату. Там и ели, и спали, и молилились.
- Слава Господу!
- Аминь.
Сёстры мыли тарелки после завтрака, братья были в зале. Кто то читал библию, кто то придрёмывал сидя на полу у стены, двое о чём то спорили, один смотрел в окно, поставив ногу на батарею. Стас снял куртку, разулся и зашёл в лидерскую. Пастырь зашёл следом.
- Ставь сумку, садись на пол, помолюсь за тебя.
Стасик присел.
- Иисус Господь, отец наш небесный, мы славим и хвалим тебя и царство твоё. Боже забери у брата всю его боль, отведи бесовское, наполни этот сосуд твой жизнью. Излей любовь свою, яви силу, яви чудо. Боже прошу помоги ему, ибо муки ядовитой болезни терзают его и только ты, о великий и всемогущий отец можешь помочь. Прошу Господь яви чудеса, дай ему сделать шаг на встречу тебе. Помоги ему Бо …
- Будешь колоться? – оборвал его чей то голос у него над ухом. Пастырь открыл глаза, на него улыбаясь смотрел Стас и крутил двумя пальцами целлофановый узелок. Молящийся полупотерянно смотрел на него пару секунд, потом снял руку с его плеча и забрал увиденное.
- Это зло брат, это грех. Ты приехал чтобы стать другим, а этому – место в канализации.
Стас смотрел на него и продолжал улыбаться.
Пастырь зашёл в туалет, закрыл дверь, посмотрел на узелок, покрутил его и прожал. Не отрывая взгляда от шарика он нажал на слив, а то что было в руке убрал в карман для зажигалки.
- Всё брат, ты спасён от греха. Да благословит тебя Господь.
Стас продолжал сидеть на полу. Он улыбался.




Некоторое время назад.

Проповедь.

Человек с двоящимися мыслями
Не твёрд во всех путях своих.

Послание апостола Иакова. 1 -7.

- Пётр и Павел, находясь в узах, славили бога и молились за своих палачей. За тех кто бил их каждый день, унижал, не давал еды, не давал воды. Помните песню: « Что тебе назначено природой, надо благодарно принимать». Это о боге, это про него. Не бойся испытаний, не бойся искушений. Не бойся врагов своих, хоть явных, хоть тайных. Знай, что кто то о тебе помнит, кто то тебя слышит, а ответ на любой вопрос ты найдёшь здесь (он поднял и показал библию в чёрном переплёте, сделал глоток воды и продолжил).
Всюду братья. Куда не приедь, тебе рады. Тебя обнимают, тебя благодарят. И видно, видно в первые минуты, и не только мне, что это не налёт. Всё искренне. От души. Я много лет провёл в заключении. Много, очень много кого видеть приходилось. Видел что с людьми делают лишения. Кто то устаёт и падает, падает на самое дно, откуда не вернуться. А кого то они закаляют, делают сильнее. Все люди разные, каждый – отдельная планета. Приходили лжепророки, которые всех хотели сделать одинаковыми. Точнее не хотели, а несли такую идею, а сами шли совсем к другой цели. Хотели заменить собой бога, написали новые  заповеди, основа которых была христианской. А благими намереньями вымощена дорога сами знаете куда.  сами знаете куда. О его не заменить. Никем и никогда. Ибо он создал нас по образу и подобию своему. А бог – один. Братья и сёстры, давайте воздадим слова благодарности отцу нашему. Возьмите за руку того, кто стоит рядом и помолитесь. Боже Иисус Господь, мы благодарим тебя за церковь твою. Ты привёл нас сюда, ты собрал нас вместе, ты смотришь на нас и мы верим, что достойны взгляда твоего. Мы – церковь твоя, мы – дети твои Иисус. День за окном или ночь, зима или весна, дождь или солнце, мир или война на сердцах наших, бодры мы духом иль немощны, светло нам или печально, мы благодарны тебе, ибо всё от тебя и печаль наша светла. Во имя Иисуса Христа. Аминь… Хочу привести вам пример из жизни. Есть в церкви девочка. Познакомилась с парнем в сети , лет на шесть старше. Заметила говорит, он ведёт себя странно. Как то не так. То молчит, то говорит слова растягивая, то не заткнёшь. Говорит, говорит. Вообщем она от него уставать стала, да и веет от него чем то нехорошим. Звонит, значит и говорит: «Давай ко мне, кино посмотрим, я тебя ВИЧом заражу – награжу, какое хочешь, хоть русское, хоть французкое. Причём говорит, будто так и надо, как чайку попить предложил. И тут же тему поменял. А её эти строчки про ВИЧ так царапнули, её аж затрясло. А он продолжает: Я ж говорит помню, у тебя любимый фильм «Ты у меня одна», а американский – «Девушка из Джерси». Да какое хочешь поглядим, давай приходи. Поняли, да. Дальше – больше. Льёт ей в ухо о высоком, прям о занебесном. Да это ж всё для нас говорит, я ж люблю. Люблю тебя. Но… бог милостив. Он всё видит. И всех любит. Аминь ( в зале слышно: «Аминь, аллилуйя»). Тут её осенило. Сначала боялась. Просто трубку бросала или телефон не брала. А потом перестала. Через не могу, но попробовала. Хотя бы попробовала. Уже что то. Видит звонит значит: «Давай приходи». А она в ответ: «Всё, иду – иду». Сама само собой идти никуда и не думает. Снова звонит:
«Ты где?» «Да иду, иду милый». Короче набирал раз десять, а у неё та же песня: «Иду, уду. Я скоро». Итог – не звонит. Перестал. (« Аллилуйя, слава Иисусу» послышалось из зала. Голова говорящего нашла кого то глазами и подмигнула). Забудьте страх, как сказала наша сестра Жанна Дарк перед казнью. Забудьте страх, братья и сёстры, и бойтесь одного – испугаться. ( зал воздавал честь и хвалу и славил бога). Вы смотрели фильм «Рождённые свыше». О верующих в семидесятых годах. Про то как их щемили, как с ними боролись, кА не давали нести людям слово божие. Ибо религия была ничем иным, как опиумом и ядом для народа. Но они жили. Жили и помогали другим, потому что знали, что их дело- правое. Потому что верили, верили по настоящему, верили сердцем. И когда во время проповеди церковь оцепили, пришли люди в погонах, что сделал пастырь: « Спокойно братья и сёстры, не бойтесь. Не бойтесь их, ибо бог с нами». Люди испугались, а тот кто вещал – нет. Он прекрасно понимал, что этим не кончиться, но он знал и другое. Он знал что бог с ним и он не бросит его в беде. Потому что он – творение его. Потому что он любит его всей душой. Верит, любит и уповает. Поэтому бойтесь одного братья и сёстры. Бойтесь страха. А вера. Вера творит чудеса. Благословите друг друга. А теперь давайте споём и прославим.

На сцену вышло прославление. Они пели псалмы под гитарные, ударные и клавишные мелодии.
«Воскликните Господу вся Земля»

Дяма вышел в коридор и достал телефон. Только ли историю того вичёвого он хотел привязать к местописанию. Только ли о нём хотел сказать. А может и не хотел. Но сказал. Откуда не возьмись к нему подскочил дьякон, а проще говоря завхоз Антон Махоткин.
- Опять курили!
- Кто?
- Денис и Костя
- Всё не обедают. Сегодня у вас каша со сгущёнкой. Им не давать.
- Понял. Сегодня после обеда поработать можно.
- Где?
- На Завокзальной. Два вагона с овощнухой разгрузить. Я вроде забил.
- Отправляй, отправляй. Человек десять – двенадцать.
- А, да, Григорич вчера часть отдал. Вот.
Пастырь пересчитал сложенные вдвое купюры.
- Сколько на нужды надо?
- Не знаю. Десятку. Может двадцать.
- На пока пятёру держи. Держи шесть.
Из зала доносились певчие голоса.

Христос, у ног твоих склоняюсь я
Христос, в руках твоих вся жизнь моя

Пастырь Дяма, он же Дима Демьяшкин прошёл мимо прихожан, вставших и подпевающих, остановился рядом со сценой, поднял руки вверх, закрыл глаза и запел.
- молитесь братья, молитесь братья и сёстры. Абаду фейха ау али стракунава астали гауса гра сайха амабиру амабиру амабиру царь царей, бог богов Иисус Господь слава тебе астанагали варагуа балластами арайс кулита гаса гаса гаса.
Он, не только он молились на языках. Дано это тем кого крестили, но не водой, а духом святым, который сошёл на апостолов в день пятидесятницы. И они одновременно заговорили на непонятном друг другу языке. Понятному лишь богу.

В кармане лежал грамм. Или полка. Дяма решил оставить его себе. Он не кололся почти полтора года. Ни алкоголя, ни табака. Посты, служения, воздержания, подъёмы максимум в семь, молитвы на горе, вечери. Случилась правда одна порочная связь, был грех. Он искал жену среди тех кто пришёл спасаться. Раз или два была возможность шпили – вили. Привели как то всеядную сестрёнку. Звали её Настя. Недели две она приходила в себя, оживала. Потом потихоньку начала трудиться, молиться, читать слово. Девочка была сочной, что сзади, что спереди. Любила случайно коснуться груди, мягко провести рукой по талии, по бедру. Как то она пришла на горницу в декольте, ярко – розовом, почти без рукавов. На голове были заплетены два каштановых хвостика. В комнате сидело больше двадцати человек, облепив весь периметр. Некоторые ( да ладно, многие) оторвались от чтения заветов и любовались картинкой. Само – собой почти незаметно. Как то раз Дяма, читая проповедь случайно встретился с ней глазами. Они были голодными. Чтобы это понять понадобилось меньше секунды. Потом был обед в центре. Дяма сидел напротив проёма. Настя внесла кастрюлю. Она не села на корточки, не встала на колени( ели на постеленном на полу одеяле), а стала разливать чуть перегнувшись. Дяма сглотнул и отвёл глаза. Он сидел в метре от неё. Её движения были мягкими. Она была уже без декольте, но вид сзади был заманушный.
Башня из шлюмок становилась короче. Братья подходили за супчиком. Настя повернулась к пастырю.
- Брат Димочка, вам погуще?
- Мне как всем сестра.
Пустую кастрюлю она уносила медленно. Многие смотрели в след. Смотрел и Дяма.
По правде у него год не было девочки. Снилось всякое. Он шёл до дому. Картинка перед глазами не пропадала. Настенька. Чтобы я с тобой сделал будь ты законной половинкой. Пытаясь отвлечься, он вспоминал свой церковный путь.
Дяма был пересиженный. Он подбарыживал. Наказанный молодыми за кривой поступок, он хотел одного. Для начала омыть отбитое нутро чем ни будь сорокоградусным. Залить и приглушить горькую боль. В кармане лежали последние несколько соток. Слава богу молодёжь не стала шмонать квартиру. Уронили, забрали отраву, да убежали лечиться. Короче пельмешки в морозилке, за водярой схожу, жена рядом. А там посмотрим. Прихрамывая, он шёл назад с поллитровкой в руке: «Не бля, всё хорош, пора перерыв делать. Куда деваться то ****ь, закрываться. Это полный п. На море бы, на песочек. Двадцать с лихуем лет на море не был, ****ый в рот, пропади моя телега. Ладно, надо пару стопочек ебануть. Срочно.».
- Брат, давай поговорим минутку – оборвал думки чей то голос слева.
- Ты устал дружище. Ты очень устал. Ты хочешь изменить свою жизнь?
- В смысле?
- В смысле узнать бога. Ты слышал о Христе.
- О Христе. Ну так. Немного знаю.
- Я смотрю на тебя и понимаю, тебе пора к нам. Поверь мне, тебе пора. Ты умираешь брат. Я девять лет кололся. Мнея пьяного на кумарах привели. Свалить хотел и через день и через три, но что то останавливало. Потом сказал себе: «Ладно, месяц поживу, если что уйду». Потом как то привык, почитал, пообщался, молится стал. И понимаешь почувствовал. Почувствовал, что там кто то есть. Кто то меня сохранил для чего то. Приходи короче. Не понравится уйдёшь. Двери открыты. Поверь друг, ты такого не видел. Там нет ряс, нет крестов, нет икон. Там есть братья, и помяни моё слово, как зайдёшь, сразу этот дух братолюбия услышишь. Держи – он протянул ему визитку. Он и правда не походил на человека божьего, какими он их себе представлял – в любое время шуми, хоть в четыре утра. Давай брат, будь благословен- Дяма переложил пузырь в левую и пожал протянутую руку.
- Ты сам откуда?
- Я с Красноярска приехал. Здесь второй год. Служу. Давай подходи. Иисус любит тебя.
Дяма медленно подходил к своему жилищу, заварочной, с поломанной и прожженной мебелью, где на потолке кровяные кляксы, а на полу пятна пролитого и засохшего йода и фосфора. Все щели забиты пылью и плесенью. Валялись и стояли по углам пользованные пятилитровки и другая помойка. А на боковине холодильника «Юрюзань» (который почему то часто  начинал рычать, когда все лежали на приходе)были ленты тропикамидных наклеек.   Там жил нечистый. Помесь кислятины, гнили и духоты. Ему не хотелось возвращаться. А перед его утухшими глазами побитой дворняги стояло лицо того, кого он встретил. Его глаза. Был в них какой  -  то живой огонь.
В общем подлечился Дяма, да пошёл посмотреть куда его позвали. Он увидел очень необычную церковь, не похожую на православную. Посмотрел служение, пообщался с братьями, такими же питонами, но во Христе и пришёл в центр. Истории болезни и чудесного спасения были все как одна. Само – собой вся декорация быстро подвинулась. Молись – работай,  работай – молись, понял он основной принцип заведения. Быстро понял. Жизнь научила его быстро понимать и принимать новые правила. Были школы в прошлом. Но всё же первое время молитва его цепляла. Брала за душу. В темной комнате стоит круг братьев и сестёр. Кто - то начинает:
- Боже Господь, слава тебе, зажги сердце моё.
Его поддерживает второй, третий.
- Боже, боже, я раб твой на веки. Буду славить и служить тебе.
Громкость всё выше и выше. На тумбочке сидит челик с гитарой, сопровождая действие музыкой.
- Врачуй меня боже, мы новые апостолы твои. Ты веришь в нас, ты веришь в нас.
Кто то молится на иных:
- Айдалабы  руах, руах, руах.
Кто падает на колени с криками:
- Топчи дьявола, убивай бесов. Бог Авраама, Исаака и Иакова, мы рабы твои, мы верим тебе, веди нас боже путями своими.
Льются слёзы сквозь голоса вопиющих, запотевшие окна, звенящая тишина, сотрясенный воздух, дальше молитва с возложением рук и наконец: «Отче наш, сущий на небесах…». Свет загорается, потом братаются, жмут руки. Кто то вжимается в стенку, пытаясть быть незаметным, убирает руки за спину.
 Первое время Дяма показывал зубы. Не вставал, курил, пытался семейничать. Но недели через три стал почаще почитывать слово. Читал Евангелие, читал о мучениках в красных странах, читал о первых христианах. Всегда делился. На горнице, на общении, на любом часе духа. Тонкие моменты библии заставляли , переосмысливать, переживать. Его стали ставить старшим на  трудах, а через четыре месяца сделали помощником пастыря. Потом была библейская школа, короткая миссия в северный город Усолье Сибирское и далее пасторское служение В ЕКБ, что то вроде рукоположения в православии. Но сестра Настя не уходила из головы, хотелось вернуться, хотелось её потрогать и не только. Он отгонял от себя картинки, которые рисовала фантазия, но это похоже  было выше его сил. Он шёл через дворовые лабиринты к своей съёмной квартире. У крайнего подъезда девятки стояло такси. Девушка лет тридцати доставала с заднего сиденья тряпочные пакеты. Дяма поравнялся с ней.
- Вам помочь?-  та окинула его взглядом снизу вверх.
- Ну помогите.
Пока ехали в лифте она поведала что муж её на охоте, а оеа вот решил до Меги доехать. Так и прогулялась набрала два полных баула.
- Кофейку – сказала она в прихожей – меня Марина зовут.
«Ей явно не хватало общения» подумал Дяма. Они пили кофе, она висела у него на ухе. Рассказывала где училась, где работала, о муже, с которым у них за последний год охладели отношения. Она была в зеленом платье и чёрных колготках,  светлые  волосы лежали на плечах. Дяма смотрел на неё, начиная пропускать слова. Смотрел мимо. «****ь, куда тебя несет»
Он чуял, как начинают гореть его глаза. Она продолжала что то говорить о муже.
- Скажи, какого у тебя бельё цвета?
- Что…какоё бельё?
- Которое твоё!
Повисла пауза
- Б – белое. А что.
- А по моему красное.
Взяв за ножки стул, на котором она сидела, он подвинул её поближе.
- Я только посмотрю, не бойся.
Медленно закатав подол её платьица, он увидел белеющие трусики под черной сеткой. «Господи, мама миа». Он встал и подтащил её к себе.
 Он похоже забыл что он вичёвый.

На березе за окном сидела ворона. Она была крупная и надутая. Она смотрела на него. Дяма стоял у окошка, развязывая нитку на узелке. Высыпав в шприц половину содержимого, он вставил поршень и выбрал воды из кувшина. На березовые ветки приземлились ещё две каркуши. Все они смотрели в его окно. Вена плюнула кровью. «Прости Иисус» сказал Дяма и ввёл раствор. Две птицы закаркали, одна куда то полетела.
Что говорить, бабки были, старые знакомые никуда не потерялись, город был родной. А  кто встал на наклонную плоскость…тот катится.                               
 
Другая проповедь.

Красное солнышко чуть пригревало грешную землю. Настал воскресный день божий. Промоленный зал наполнялся. Брат Дмитрий вышел на сцену.



- Приветствую вас братья и сестры. Сегодня я хочу поделится с вами местописанием из Евангелие – он провёл рукой по лицу, чуть почесав
щёку и подбородок – Евангелие от Матфея, глава двенадцатая, стих тринадцатый: «Тогда говорит он человеку тому, протяни руку свою. И он протянул, и стала она здоровая, как другая». Мне сразу вспомнился эпизод из моей прошлой греховной жизни. Я загнал в руку грязный героиновый раствор. Плохо очищенный. Туда похоже попала пыль. Там же как, всё скорей – скорей, забрало падает, лишь своё забрать да уколоться. Что всё  стерильно должно быть, забываешь. В общем в итоге рука загнила и загноилась. Дня через три опухоль стала темно – красной и всё наливалась. Видимо ещё часть я загнал мимо вены – речь его была растянута, некоторые слушатели уже странно посматривали.
Тут вдруг он перестал говорить, медленно закрыл глаза и склонил голову вперед. Тишина повисла. Это  напоминало оживший стоп кадр, но слышно было лишь дыхание. С задних рядов послышился смех кого то одного, потом второго, потом ещё кто то понимающе подхватил. Немая сцена продолжалась в тяжёлом молчании первого и второго рядов. Им было полупонятно, им не хотелось верить. Им не хотелось верить глазам. Пастырь, читающий проповедь, залип над кафедрой.
-  Аля – улю, подъём – кто то свистнул. По залу пробежал смешок и ахи – вздохи. Дяма встрепенулся и резко поднял башку.
- А…а, да. Извиняюсь. Я просто спал всего пару часов. Так вот – он опять потёр ладонью лоб – рука загнила. От боли я уже не мог спать. Под утро хотел вызвать скорую, но на телефоне не было денег. Я кое как одел куртку и дошёл до ночной парковки. Знакомый охранник, тоже наркоман, вызвал мне врача. Меня увезли, положили, сделали операцию. Господи, слава тебе, руку спасли. Сказали ещё бы сутки, её бы отрезали и выкинули в помойный бак. Бог всегда приходит вовремя, он не умеет опаздывать. Он нашёл свою заблудшую овцу, ту что потерялась, которая упала в яму. Тогда я этого не понимал, но сейчас знаю, что он есть, что он жив, что он с нами. Аминь – никто не реагировал, аплодисментов не последовало. «Не подымай глаза» пронеслось в дяминой голове. Взгляды слушающих были мягко говоря нездоровыми. Галёрка, на которой сидели братья – реабилитанты по прежнему посмеивалась. Один за другим паства уходила. Провожающие глаза Дямы блестели – давайте прославим. Прославим бога нашего – зал редел. На сцене, за спиной странного проповедника выстраивались левиты.

Христос мой спаситель
Тебя я молю
Омой своей кровью
Душу мою.




Дом божий с его обитателями жил своей жизнью. Кто стирался, кто то общался, кто то спал, кто то штопал носки.
- Да не, бухошмёты – это плотские. А наркотики – это волшебство, это ближе к богу!
- Это украденное у бога. Соблазны, которыми искушают бесы. Как Еву яблоком, так и тебя.
- А запретный плод всегда слаще!
- Так о том и речь. Искушения повсюду. Их надо обходить.
- Нет, их надо убивать.
- Да, водка это враг, а врага надо уничтожать – сказал синеносый в углу, ещё не отошедший от тремора и облизнулся. Сидевшие рядом захохотали.
- Мне вообще кажется бога придумали. Чтоб меньше грешили. Меньше убивали, меньше воровали.
- Даже если так, что в этом плохого?
-А откуда все чудеса, кто создал человека, кто природу придумал. Ты подумай, какая живность по земле ползает. Есть пауки, у них по пять тысяч глаз.
- Может сама природа и создала. Аля химическая реакция. Что то с чем намешали, заболтали, кипятнули, вот и получилась жизнь.
В двери повернулся ключ. Дяма не разуваясь и без привета позвал дьякона в лидерскую.
- Сколько заработали?
- Около сороковника.
- В смысле около? Ну ка дай… тридцать семь. Чё так мало
- Газовщики ещё торчат, там четвертной где то.
Дяма пощёлкал котлетой денег о большой палец.
- Ладно короче, на связи.
- Бог то оказывается тоже по фене ботал, цени: «Не то приду и сдвину светильник твой» - уходя услышал он из зала. Ему хотелось забрать Настю, но её уже не было. Ушла гулять. «Она в Египте», как говорили в центре. Пастыря ждали дела.
- Брат Дмитрий, есть чё? – расслышал он за закрытой дверью.

Безумие неизбежно.

Дямина сексовуха не улетала. Что курицы творили на марафоне. У него одно время жила стриптизёрша. Звали её Маша. Просто Мария. Но как она умела. Винтовая волна позитива сносила побочки и преграды, смывала дурные думки, разливалась теплом по всему нутру и плавно падала ниже.
- Ложись, ложись, ложись. Глазки закрывай – сладко шептала Машенька, накрывая его лицо тёмно – синим полотенцем и тихо начинала работать головой,  медленно ускоряясь.
Они проехали «Коск – Россия». Дяма вынырнул из сладких напоминаний, белая «девять – девять» свернула во двор. Они забрали пятак, быстро вернулись в тачку и стартанули на квартиру, где ещё недавно был молельный дом и братские встречи. Дяма почти не знал что такое соляга, ранее предпочитая более благородные кайфы. Но героиновое поле было кем то удачно выкошено почти под корень, город, а может и всю страну ударными темпами наводняла моросячка. Кто то обзывал её скорость, кто то бигуди, а кто то просто петушиным кайфом.
Сега Расплётов разматывал изоленту.
- Телеграмм послал пять грамм!
- Слышь, ****ь, мы с ума не сойдём?
- На это ответа нету – сказал он скрипя последними зубами – но гуси полетят, полетят. Хули делать, последнего с баулами держи, да и всё.
Дяма поставился и сразу забыл куда. Он кое – как выдернул баян двумя пальцами, а одним заткнул прокол. Справа кто то замяукал, сзади кто то замычал, причем он ясно видел, что звуки издаёт пространство. Без очертаний, но «ква, ква» слева явно слышалось из пустоты. «Надо прилечь, надо полежать». Потолок танцевал, под ступнями хрустело битое стекло. Он закрыл глаза. Надрывные волны разрядами прокатились по мозгу. Было кайфого, но одновременно приплыла паническая атака непонятного страха. Он услышал как приехал лифт, шаги остановились рядом с входной дверью. «Эко навалило бастаховских семечек, звали то её Алёна, он ,они не говорили, а печь не трогали, не та летуаль конечно обжилась, да на манёвры то не поспела, не та масочка, как Улимы, за налима, енин то там также лопатили, счастье было, счастье будет, счастья не бывает, скепатуха дощатая перемёрзла, а откуда, Алёна то в яме утонула, Марк Разов, Марк Разов, падалица пошла, два беса, два беса на весах, топтуны табуны до вторника не прибегали» - Дяма открыл глаза.
- Околесица ****ая, не на ***, так в натуре жбан протечёт.
Голос в голове говорил ровно и уверенно, но абсолютную ахинею. Он куда то уводил, куда то явно не туда. Дяма прищурился и посмотрел на закрытую дверь комнаты. Он расслышал, как повернулась шея. По двери каталась голова кота, то надуваясь как воздушный шар, то становясь прежней и шипя. Он приоткрыл глаза. Теперь её накрывала какая то туманная дымка. Она осыпалась белыми крошками. Такие шутки нарисовал его мозг. Мультфильм ужасов. Дверь скрипнула, в проёме стоял, но не проходил Сега. Кофта висела, один рукав был пустым.
- Это мы первый раз брякнулись, до *** болтанули. Давай пока осадим…
Это был «африканский ахуй», потому как вещество называлось «Африка».
Пятёрка худела. Говоря друг другу «хорош», они молча забалтывались снова. Они хотели выдернуть девочку, хотели послушать песенку, по тупому споря какую именно, хотели включить кино, хотели отловиться в тишине, короче хватались за двадцать пять дел одновременно и не одно не доводили до конца. И всё жрали, и жрали, и жрали, теряясь во времени и пространстве, потихоньку забывая на какой они планете. А Дяма, как ему показалось, ощутил какое то странное влечение. И всё же девочка пришла ( Ещё бы ей не прийти, когда она вдруг слышит: «Есть полторашка Африки). Та самая Маша. Дяма само собой стёр её цифры. Когда питон приходит на исцеление, первое правило – порвать связи с бывшим окружением, без этого никак. Иначе всё зря. Но он поискал её в интернете и через минут пятнадцать нашёл. Она была в сети.
- Всё, жди таксу, щас номер скину.
- ОК.
Машутка вновь заработала головой. Дяма положил её на спину. Движение пошло. «Петух, петушь. Петушь дырявая». Сквозь толстую стену в ухо влетел шепот Сережи. Чувства были на пределе, Дяма входил в Машу и постоянно крутил башкой, заглядывая за спину. Само собой упало. «Петушина ****ая», всё отчётливей слышал он голос Сережи, сидящего на кухне. Дяма вскочил и натянул труханы. Сережа молча сидел в телефоне, играл в стрелялку, явно никого не ожидая.
- Кто петух, ****ь?
- Чего? – не понял Сега
На столе лежал нож. Забыли убрать. Это был явный пересвист.
- Юде, юде – пешки горели бешенными огнями, Дяма вогнал ему в шею пику, раз – два, в живот, в бочину, короче выпотрошил его, оставив больше десяти колотых дыр – Ни *** не курица сначала появилась. И не яйцо. Первым пришёл петух! – сделал вывод Дяма. На пол упала труба, за ней и сам Сережа. Солевое обилие в организме приглушило боль. Он даже не вскрякнул.
- Гитлера кусок – произнёс он последние слова, сквозь кровавые слюни. Дяме показалось что он увидел, как тот выплюнул душу. Кровина капала с лезвия на линолеум.
- Первым пришёл петух- снова повторил он. Он начал туда – сюда вышагивать по кухне повторяя последние три слова. ВСЖ ( Военно – солевая жена), она же Маша, заглянула на кухню, закричала и выбежала из квартиры, сильно ударив дверью по соседней. За ней послышались шаги.
Дяму похоже заело. Сережа истекал кровью на полу. А Дяма всё ходил, не замечая бездыханное тело. Ходил и повторял. Сходив в комнату за шприцом, он промыл его под краном, сыпанул в рюмку соли, выбрал. Он почему то не обратил внимания на открытую дверь. Дяма не мог поставиться. Подводя жало к жиле, он начинал оглядываться и озираться, то на мертвого Сережу, то на кровавые пятна. Венка боялась и пряталась. Юшка почти свенулась, надо было скорей загонять или перебирать. Кольнув ещё пару раз мимо, он наконец попал в цель. Волна пошла. Он прилёг рядом с Серёжей.
- Машка, Машутка – у подъезда скрипнули тормоза, кто то побежал по лестнице – глючит, опять глючит – В проёме появились двое в форме.
- Руки, сука – за спиной полуголого Дямы щёлкнули браслеты.


***

Автозак проехал зачёркнутый знак и взял курс в область. Дяма ехал отбывать свою семёру в лагерь под город Верхотурье. Это похоже был билет в один конец. Вичуга плавала по его венам одиннадцатый год. С каждым месяцем падало количество иммунных клеток и росла нагрузка, да и печень потихоньку подъедал ласковый убийца на букву С. Изжога всё чаще отдавала тухлятиной, чесались пятки. Терапию он не признавал, даже когда сошёл с путь саморазрушения и встал на дорогу к богу. Вот уже дня четыре ему не давал покоя эпизод. Давно забытый. Из далёкой жизни.
Камера скучала. Монотонная серость накрывала колпаком безысходности её обитателей. За окном давил дикий плюс, многие дурели. Дяма , который смотрел за хатой, тоже не знал как забыться. Не хотелось ни курить, ни чифирить, не играть, не читать. Робот отворился, привели новенького. Пацанчик, лет восемнадцати. Заговорили за жили – были. Тот тоже был Димой.
- Девочка то есть на свободе у тебя?
- Да
- Как зовут?
- Юля
- Кормил её?
- Что?
- Ну на клык ей давал?
- А…ну да.
- А потом целовались?
- Да
- Молодец. Э, шахта, пополнение принимай. Давай в чесотку.
- Что? – не понял Дима
- Под шконарь ныряй. Там жить будешь.
Почему этот случай вдруг всплыл в памяти, Дяма не знал. Память вообще штучка странная. Встретили Дяму нормально, таких персонажей там было не мало и такие истории были не в новинку.
Лагерная движуха цвела как надо, сообщения с волей были. Зона была полукрасная, гайки само собой были подзакручены, но не так туго. Заварить – закурить естественно было мало, раз была маза забрать что то поинтересней. Телефоны гуляли свободно, смотряга был на связи и не только он. Чай, кофе, шоколад, колбаса, в этом недостатка не было. Дяма жил своим. Прошлое позволяло.
- Сам ловить пойдёшь – спросил смотрящий с погонялом Слепой.
- Да, да. Я схожу – ответил Дяма.   

- Когда?
- Всё щас уже. На подходе. Влада – крикнул Дяма – к нему быстро подошёл, тот кто откликался на женское имя – не прпадай никуда девочка моя, скоро пойдём – сказал Дяма пошёл к выходу из барака.
- Игорь, мне сказать кое что надо – обратился к Слепому в прошлом Влад, а ныне Влада.
- Что тебе сказать надо?
- Про него
- Говори
- Ты думаешь он меня порет, а ебу его я!
- Чего? Ты чё бля, в натуре. Ты не балдеешь.
- Честно говорю.
Слепой был мягко говоря удивлён.
Чёрные ненавидят опущенных.  Для них они хуже  клопов. Не люди, мясо для расслабона. Из этой касты нет пути назад. Опущ – это однажды и навсегда. Плюс ко всему петушиному горю на них вся грязная и тяжёлая работа. А тут такое. Пару дней назад Дяма не отдал Владе две обещанные две  пачки чая. Накидал ему в голову и послал его на ***. Обиженный не забыл.
- Короче, делай всё как делал. Понял?
- Да.
Смотряга пошёл до братвы.
 Вечерняя темнота накрывала лагерь. Дяма поднёс трубу к уху.
- Где стоишь?
- Возле берёз, где то по середине. Тебе макушки должно быть видно.
- Понял, понял. Иди дальше, как деревья кончаться стой!
- Стою.
- Лицом к забору встань. Отойди шагов на пять. Где ягоза чуть неровная видишь?
- Да вижу
- Всё забрасывай. Кидай так чтобы метров тридцать – тридцать пять пролетела, понял?
- Да. Всё лови.
Распиленная пополам картошка, перемотанная скотчем полетела через забор. К ней была прикручена зажигалка на которой горел фонарик. Она упала на землю и покатилась. Дяма быстро подобрал её, выключил свелячок, сунул в рукав и пошёл до барака.
 
В тихую кандейку ходили далеко не все, только избранные. Шпингалет на дверях был хлипкий. Расшатали. Дяма задвинул засов, достал наполненный не новый шприц и поставился в кисть.
- Ща погоди – сказал он Владе, присел на лавку и закрыл глаза. Засияли звёзды, зашумели волны, Дяма перегнулся пополам.
- Поехал – Влада подошёл сзади…

Слепой смотрел в замочную дыру.
- Охуеть. Глянь.
Один из троих, стоявших рядом посмотрел в скважину.
- Бог оглох, бог оглох, бог подох – негромко орал Дяма, каждый раз как Влада вгонял в него корень. От резкого рывка дверные петли дёрнулись, шпингалет полетел в сторону, свет вспыхнул. На пороге стояли те, кто смотрел за лагерем. Перед ними была картина «Не ждали». Дямины белки были бардовые, с языка на подбородок текла слюна. Обезумившими пешками, стоявший буквой «Г» тяжело дышал и молча смотрел на гостей.
- Ну что демонюга, ты по ходу нашёл своих.

Так и был он Дяма. Так и стал он Дама. Врядли ему светило УДО, так что разматывать оставшиеся шесть с хвостом ему предстояло в новой роли.

Эпилог.

В яме стоял открытый гроб, в нём лежал некто в омоновской маске, почему то укрытый газетами. Дяма стоял на краю могилы и ссал в гроб.
- Господи помилуй, боже отпусти мне грехи, боже я каюсь – жёлтая струя разлеталась о голову в маске – Боже, я поменялся, я другой, я служу тебе боже, я буду вечно рядом – моча растекалась по черно – белой фотографии Ленин – Сталин – Калинин и ярко – чёрной надписи «ПРАВДА» - Боже я иду, я иду к тебе, ты встретишь меня, я иду боже – по клабищенской тропинке ходили люди в чёрном, не обращая внимания на происходящее. Метрах в пяти тихо играл оркестр и стоял в ожидании караул. Один солдат направился в сторону Дямы – Боже я славлю тебя, я хвалю тебя, боже, я воспеваю тебя, бо… - Дяме прилетел в висок удар прикладом, он повернул голову и поймал второй в лицо.
- Э, дыра, иди за котом убирай
- Пусть светку помоет, обоссана.
Его будили.  До конца не понимая что происходит, дяма вылез на свет божий.
- Шевелись, ****ь, ***глотина… Нука. Давай сделай.
Дяма остановился, раскинул руки, промаршировал на месте, согнул праую ногу и прокричал
- Ку – ка – рьку
Перед глазами всплыла лыба Стаса сидящего на полу в лидерской. «А это …Челябинск» на миг промелькнуло в дяминой – даминой, а ныне петушиной голове.