Глава 7. Настоящий парторг

 
 О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
(Из книги "О людях и для людей")
               

Глава 7. НАСТОЯЩИЙ  ПАРТОРГ

С Григорием Терентьевичем Морозовым наши  хорошие дружеские отношения сохранялись на многие годы, то есть, до конца его жизни. Даже будучи уже больным человеком и находясь на пенсии,  он продолжал много и интересно писать в газету.  Он  также  сочинял стихотворные и прозаические небольшие произведения. Такая вот была в нём изначально это заразная болезнь – сочинительство! Это был активный рабкор газеты с большим писательским стажем и без газеты он, даже находясь на пенсии,  не представлял уже себе жизни.  Бывало,  раздаётся в редакции звонок и в трубке звучит его вечно весёлый  и нестареющий голос: « Александр Иванович! Я тут кое-что написал, приди, забери…». И я спешу к нему домой на край посёлка. Иду по всей улице Дронова до самого её конца, почти на опушку леса. Встречал он всегда меня очень радушно.  Сразу же усаживал за стол, угощал чаем, расспрашивая о житие-бытие, о заводских и  редакционных делах. Стараясь понять, чем живёт сегодня наш заводской коллектив, одновременно   он жадно стремился  узнать, и это, прежде всего,  о том,  что нового  у наших  общих знакомых.
 Да, это и не удивляло меня.  Всю свою трудовую жизнь Григорий  Терентьевич отработал  на  нашем  Косогорском металлургическом заводе, большей частью нормировщиком котельно-монтажного,  механического, а затем и  ремонтно-механического цеха. Случайно мне как-то попалась в редакции старая фотография, а точнее пятидесятого года, на которой был заснят весь тогдашний заводской комитет комсомола. И за длинным столом в комнате  заводского комсомола я сразу же узнал всех  сидящих на первом плане. Это были  тогда ещё очень молодые и  только что вернувшиеся  недавно с фронтов Великой Отечественной войны:  токарь  РМЦ  Александр Борисов и будущий наш парторг  Григорий Терентьевич Морозов. Неужели  они тоже были когда-то такими же вот  молодыми и юными, как и мы?! И этот комсомольский задор,  их активная жизненная позиция осталась в них с тех самых послевоенных лет до старости?!
Вот как он говорит о днях своей фронтовой юности, в одном из своих стихотворений, посвящённых другу, ветерану войны и труда, строгальщику ремонтно-механического цеха Николаю Чуприкову. Оно так и называется «Ветерану» и было опубликовано в «Дзержинце» 17 июня 1993 года:

На земле, на родной, не погиб в том бою,
Посмотри ещё раз на Россию свою,
Это ты её спас в сорок первом году,
В самый трудный твой час ты не верил в беду.

Разве ты позабыл, как Москву защищал,
Как в разведку ходил, Курск в боях отстоял,
Разве можно забыть все страданья страны,
Нельзя память убить и те страшные дни.

Ведь война не банкет, там не дарят цветов,
Много минуло лет, страшных путаных снов,
И никак не найти верных, горестных слов,
Чтобы память почтить павших в битвах сынов.

И опять в тяжких днях оказалась страна,
И в иных уже снах грядут времена,
И опять устоять на своём рубеже,
Друг друга понять, не поддаться беде…

***
Много лет уж прошло, позабыть бы пора,
Ну, а в сердце моём ещё рана жива!

 Сегодня я думаю, что именно такими, как Григорий Терентьевич, и должны быть все парторги в заводских трудовых коллективах. Он умел подойти к каждому человеку индивидуально не только потому, что был достаточно умён, тактичен и коммуникабелен, а более потому, что был  очень по характеру дружелюбен, отзывчив  и добр. И ещё потому, что многое испытал и много прошёл дорогами войны. И по доброте душевной, испытавшей многое в жизни,   старался  всегда помочь человеку в любой наисложнейшей жизненной ситуации, и не только по общественной обязанности парторга, а по своей человеческой сущности.  Он мог по своему сердечному зову и порыву  души,  не раздумывая,  помочь любому человеку, войти до конца в его положение и всегда переживал за него. И это, его такое чуткое отношение к людям, делало коллектив механиков ещё дружнее и человечнее, а атмосферу в нём –  теплее и сердечнее. И эта атмосфера доброжелательности и сердечности превращала цеховой  коллектив плотнее в единую семью, где старшие заботятся о младших.
 Особенно  ярко это проявлялось в наставничестве. Во время  проведения  различных конкурсов профессионального мастерства,  при освоении рабочей профессии, при проведении различных цеховых праздников и юбилеев, при его непосредственном участии в экскурсионных поездках, в смотрах художественной самодеятельности и межцеховых спортивных соревнованиях, субботниках и воскресниках. Не только как парторг, но и как друг и товарищ,  Григорий Терентьевич  всегда интересовался жизнью каждого работника цеха, особенно молодых, и за стенами завода мог оказать любую помощь, если это было в его силах, радовался любому успеху работника цеха. Вот потому  его помнят и уважают, а  память о нём до сих пор  жива, его помнят  все, кто вместе с ним работал в одном коллективе. И не только в цехе, но и на заводе.
 А я в  то время, едва ступив в цех, этого ещё ничего о нём не знал, не ведал, но его внимание, даже внимание как парторга, мне было приятно. Я  постоянно чувствовал и ощущал эту его заботу обо мне, не чувствовал в цехе себя одиноко. Часто он подходил к моему станку и интересовался моими планами и взглядами на жизнь, моими успехами в освоении профессии, планами на будущее, моими семейными делами, здоровьем родителей, увлечениями и пристрастиями. Именно это он и подтолкнул меня к продолжению образования, к учёбе в институте. Я должен сказать, что сегодня очень благодарен ему за это. Нравилось мне учиться в институте.  Нравилась мне история, хотя в пединститут я поступал дважды. Первый раз сразу после школы, второй раз  после армии. Первый раз не прошёл по конкурсу, да и второй раз мог бы и не пройти,  до десяти  (а то, и по более!) человек было тогда на место, да и не по профилю я шёл в тот институт. В первую очередь в пединститут зачисляли людей уже  работавших  в школах и в других системах воспитания:  работников детсадов, детдомов, исправительно-трудовых учреждений, политработников из местных  воинских частей и так далее, а не рабочих от станка. Таким как я, нужно было учиться на мастеров да инженеров, а тут история?!  Вот о том же меня и спросили во время экзаменов в приёмной комиссии. На что я ответил, что поступаю в этот институт, потому что мне нравится история, как предмет, и что я об учёбе здесь мечтаю с детства. И только то, что вступительные  экзамены мною сдавались не ниже чем  на «отлично»,  сыграло  решающую роль при  моём поступлении. Кстати, я и все последующие годы неплохо учился, в моей зачётке были только «хорошо» да  «отлично», несмотря на то, что я  в цехе  работал по сменам, и дома тоже хватало различных  неотложных семейных дел:  работ, забот и хлопот. К слову сказать, была даже у меня в институте и возможность перевода  на дневное отделение, что мне предлагал сделать мой преподаватель  истории и бывший директор  Косогорской нашей  средней школы №1, где я учился, ставший в институте потом профессором, Николай Тимофеевич Марков. Но я уже привык сам лично зарабатывать деньги, и мне теперь жить на одну только лишь стипендию студента представлялось очень трудным.
А.Бочаров.
2016.