Сновидица горькая ягода

Повесть написана в соавторстве с Ольгой Пустошинской, Татьяной Алимовой, Ольгой Артемовой.

Горькая ягода

Сергей, Петька, Егор и Ванька были закадычными друзьями. Учились в одном классе, и одновременно им повестки в Армию пришли.
— Ну вот уже и служить… — протянул Петька. — А я и водки-то не попробовал и бабу настоящую не щупал.
— Да хорош врать-то, — оборвал Егор, — весь десятый класс с Наташкой обжимался.
— И всё на этом. Я тебе говорю: с ба-бой, — по слогам произнёс Петька, — а ты мне Наташку поминаешь. Тьфу, малявка.
Сергей и Ванька, улыбаясь, слушали разговор друзей.
И тут Сергей выпалил:
— Знаю, где самогоном разжиться можно. Я у тётки Анисьи выпрошу, у неё есть, я видел, что ж зря я ей дрова колю сызмальства? — хохотнул Серый.
Ребята заинтересованно сгрудились вокруг него и стали спрашивать наперебой:
—А даст она тебе? А мамке не растрезвонит? А сколько даст? А когда спросишь?
— Да сейчас и пойду.
Пацаны одобрительно загудели.
Через минут пятнадцать Сергей стоял во дворе тётки Анисьи, впрочем, не такой уж и тётки. Это была это ладно сложенная, сбитая, крепкая баба, с длинной толстой русой косой, лет эдак сорока, не больше. Одинокая, как-то не сложилось, бывает… За ровесника не хотелось, а парней постарше на войне поубивало. Ибо аккурат в сорок пятом году исполнилось Анисье восемнадцать. Взрослым бабам мужиков не хватало, а уж таким, как Аниська, тем более.
Серёга канючил бутылку самогонки, Анисья артачилась:
—Ну, тётка Анисья, ну дай выпить-то нам! В Армию забирают, на той неделе уже. А мы даже не нюхали. Охота выпить, дай хоть немного.
Анисья подбоченившись глядела на парня:
— Ишь, чего удумали! Если не нюхали, с чего охота? Сказала, не дам и не проси. Как мне Римке-то в глаза потом смотреть? Уходи. Малины хочешь? Вот её дам, — засмеялась Анисья.
— Да не узнаёт мать ничего, ты немножко дай. Я что тебе зря гору дров за всю жизнь переколол?
—Ах ты, ирод, — Анисья сняла фартук с верёвки и огрела парня по спине, — ты что же, забыл, сколько я тебе за те дрова яиц перетаскала да сметаны? Забыл, как за обе щеки уплетал-то? Вот я тебе сейчас! — И Анисья снова замахнулась на Серегу.
Но тот, увернувшись, улизнул со двора.
Ребята увидели друга с пустыми руками, расстроились.
—Эх ты, недотепа! «Даст, даст…» — передразнили они.
Сергею было очень обидно. Не столько от Аниськиного отказа, сколько от насмешек приятелей.
— Будет вам самогон!
Ребята покатились со смеху:
— Опять! Да хватит уж, Серый, не смеши.
— Сказал, будет, значит будет. Знаю я, где она его хранит. Ложится рано, спит как убитая. Залезем и возьмём.
Парни посмотрели на него, как на полоумного.
—Эй, ты чё? Сбрендил?
— А ни хрена! Своё возьму. Я ей че за сметану что ль всю жизнь ишачу. «Серёнька, помоги! Серенька, подсоби!» — передразнил он Аниську писклявым голосом.
Ребята покатились со смеху.
— Пойдёте со мной? — спросил Серёжка друзей.
— А то как же! — ответил за всех Егор.
В девять часов вечера ребята крадучись подошли к Аниськиному дому, Серёжка впереди.
Ванька и Егор выдавили стекло в сенях, легко залезли в образовавшийся лаз. В правом углу, под столом, стояла огромная бутыль.
В тот вечер Анисья легла позже обычного, дочитывала книгу. Очень любила читать, а тут книжка подвернулась по случаю. Морис Дрюон. Ох и интересно же в той Франции короли жили. Но полдевятого Анисью стало клонить в сон. Шутка ли, в половине пятого встала — хозяйство требует трудолюбия и усердия. Только до подушки коснулась и заснула.
И снится ей сон, будто пришёл к ней в дом домовой и давай всё крушить. Проснулась Анисья от грохота в сенях. Вскочила, сердце колотилось бешено.
Вроде всё тихо... нет, опять завозились в сенях.
Ни жива ни мертва Анисья на цыпочках свет пошла включать, щёлкает выключателем — нет света. Воры предусмотрительно выкрутили пробки. Схватила Анисья фонарик, который всегда держала на видном месте (в деревне часто электричество отключали), и тихонько дверь в сени приоткрыла. А там банда орудует. Всех узнала: Ваньку, Петьку, Егора. И что обиднее всего, во главе с Серёжкой.
Заорала Анисья:
— Ах вы, ироды, чего уду... — Застряло слово в горле, потому что Петька, самый здоровый, подскочил и рот ей закрыл, повалил Анисью на пол.
Она мычала, брыкалась и отбивалась. Ночная сорочка в кучу сбилась, и увидели парни всё её добро женское, ибо привыкла Анисья без белья спать.
Выпили они к тому времени изрядную порцию из бутыля, хмель в голову ударил. Вспомнил Петька, как только сегодня жаловался ребятам, что бабы не было у него. Вот она, баба-то, лежит. Готовая к употреблению.
Наклонился он к ней и в ухо зашептал:
— А что, тётка Анисья, сколько у тебя мужика не было, да ещё такого молодого, как я? Да красивого такого. Смотри, какой ладный у меня!
Анисья замычала, вырываться стала. Только Ванька и Егор вмиг всё поняли. Не слепые, всё увидели.
Схватили её за ноги:
— Петька, давай, давай, вот тебе и баба.
Серёга обомлел, слёзы хлынули из глаз, всё детство пронеслось перед глазами. Как Анисья нянчила его, как малиной подкармливала, а как заболел, так доктора из города привезла — отец на уборочной был.
— Не надо, ребята! – закричал. — Не трогайте её! Не за этим же пришли!
Но Петька уже делал своё дело. А Егор вскочил и ударил Сергея в лицо.
— Молчи. Сам не можешь, нам не мешай.
Следующим был Ванька. Анисья извивалась. Кляп ей какой-то в рот вставили, грязную вонючую тряпку. Двое держали, третий насиловал.
Серёжка в истерике бился.
— Как же так, ребята, как же так? Я виноват, я виноват… Прости, тётка Анисья. Прости.
Когда дело было сделано, стали они над Сергеем смеяться:
— Ты что ж, не мужик? А ну давай, покажи.  Да у тебя там не выросло ничего!
***
Анисья лежала на полу. Никто не держал её, а сил встать совсем не было. В голове стучало: как же так? Как же так? Серёжка. Серёженька. Как же ты, а?
Ребята ещё выпили.
Петька склонился на Анисьей:
— Смотри, сука. Скажешь кому — приду и убью ночью.
***
Римма встала, по обыкновению, в пять утра. Корову надо доить, на огороде дел невпроворот. Многолетняя привычка подниматься чуть свет. Даже в выходные не позволяла себе поваляться подольше.
Вышла во двор и подскочила от неожиданности. Неожиданность в виде сына Серёжки лежала на лавке. В страхе подошла поближе.
«Господи, спаси и сохрани! Слава Богу, живой, а невесть что подумала», — искренне поблагодарила Бога Римма.
— Серёжка, оболтус, ты чего тут развалился? Я же слышала, как ты пришёл. Не поздно вроде. Чего на лавке-то уснул? Фу-у-у! — Римма уловила запах перегара.
— Мам… — Серёжка с трудом встал и схватил мать за руку. — Мам, что делать теперь?..
И он, опуская самые отвратительные подробности, рассказал матери о событиях вчерашнего вечера.
Сердце Риммы замирало все сильнее с каждым сказанным словом, и гнев нарастал. Когда Сергей закончил, мать схватила первое, что попалось под руку и огрела сына по спине. Разрыдалась.
— Да что ж вы натворили-то, ироды? Как же вам в голову такое пришло! Нянчила она тебя, любила, как своего. Знаешь же: нет у неё ни ребят, ни мужа. Когда папка помер, только она мне и помогала с тобой. Что ж наделал ты, окаянный?
Мать тяжело поднялась со скамейки, заплетающимся ногами пошла в курятник, потом полезла в погреб. И с огромной нагруженной корзиной отправилась ближе к полудню к Анисье.
Анисья увидела Римму и тошно стало. Рано утром, придя в себя, она поняла, что до сих пор лежит в сенях на полу. Медленно встала — корову-то доить надо.
Потихоньку в дневных заботах она передумала много чего. Сначала не было никаких чувств, только пустота внутри. Потом пустота стала заполняться ужасом, потому что ею попользовали дети.
Анисья после второго насильника впала в забытьё и больше ничего не помнила. Неужели и Серёжка, её любимец, тоже… Ведь он плакал и просил прощения. Неужели и он тоже?..
На глаза снова навернулись слёзы. Нет, не может этого быть.
Ближе к полудню она увидела Римму с корзиной, плетущуюся к её дому. У Анисьи сердце неприятно кольнуло. 
Римма зашла во двор и расплакалась. Поставила корзину на траву и опустилась на колени.
— Анисья, прости ты моего! Не знаю, что на него нашло. Не трогал он тебя, сама знаешь… Не оправдываю. Ребят он навёл на твою самогонку, будь она неладна. Возьми и не серчай. — Римма подвинула корзину.
Анисья отвернулась. Всё израненное нутро стало ныть ещё больнее.
—Уйди, Римка, — сказала она соседке, теперь уж бывшей подруге, — вчера сына твоего отходила по спиняке, да видать, мало. Не искушай, уходи. Не хотела говорить, а теперь пойду к участковому. Ты чего думала, когда это (она показала на корзину) ко мне пёрла? Эх ты, подруга… — Анисья горько расплакалась и ушла в дом.
Римма в задумчивости стояла во дворе. Память услужливо подсказала недавний случай с утопленником. Надо к Вальке идти, она поможет.
Валентина была дома, занималась по хозяйству. Мать уехала в город, много поручений оставила. Увидела Римму, удивилась, бусы потрогала, а они ответили теплом.
«Какой-то знак подают», — подумала Валя.
— Валя, к тебе я. Здравствуй. И тебе Гордей не хворать, — сказала она, увидев Валиного отца. — Поговорить хочу с Валей, по-нашему, по-женски. Не серчай, Гордей.
— Да я и не собирался разговоры ваши бабские слушать, делов полно, — буркнул он скрылся в сараюшке, где стоял верстак.
Римма рассказала своё горе Вале.
— Да что же ты от меня то хочешь, тетка Римма?
— Помоги, умоляю. Не трогал мой Серёжа её.
— Ну не трогал, и хорошо. Чего от меня надо-то, не пойму?
— В милицию она пойдёт, чую. Посадят сына моего. — И Римма завыла тонко, как раненый зверь, который умрет не сейчас, так завтра.
— Иди, тётка Римма, домой. Если смогу помочь — дам знать.
***
А тем временем Анисья отправилась к участковому и написала заявление на всех парней. Вечером милиционер их под стражу взял, посадив в небольшое помещение, пристроенное к сельсовету.
Вечером Валя ложилась спать в смятении. Придёт ли к ней Онюшка? Даст ли ответ для Риммы? Вале, конечно, было жалко эту женщину. Муж рано ушёл у неё, Сережку одна поднимала. Вот Анисья как раз-таки помогла. Ох-ох-ох… А вдруг откроется, что снасильничал он?
Ночью пришла Онюшка. Без слов показала всю картину от начала и до конца. А после сказала: «Вор он, но не насильник. Пусть отвечает, но за своё. Иди к ней завтра. Сила у тебя будет. Не удивляйся ничему».
Утром, как было велено, отправилась Валя к Анисье.
— Чего надо? — хмуро спросила хозяйка.
— Сядь, сказать что-то хочу, — попросила Валя и приложила ладонь к Анисьиным глазам.
Анисья подчинилась. Через минуту слёзы покатились, метаться стала, кричать.
Потом все стихло. В себя пришла женщина, и на Валю посмотрела.
— Валь, всё так и было, я вспомнила. Трое насильников. Серёжа не трогал меня. Плакал сильно. Убивался. Он уже наказан. Переживает он сильно, чувствую я это.
Валя поднялась с трудом, будто постарела на много лет.
— Пойди к участковому сегодня, перепиши заявление, тётка Анисья. Сергей вор, но не насильник. Самогон он твой украл, пособником был, но не более того.
— Да бог с ней, с самогонкой этой треклятой! Я, Валя, с утра на задний двор вылила гадость эту и бутыль разбила на мелкие кусочки.
И Анисья заплакала.
Валя вышла потихоньку и побрела домой.
***
Сергей пришёл домой вечером. Не знал, куда глаза девать, встал на колени, уткнулся лбом в живот матери:
— Прости, мать.
— У Анисьи прощения проси.
Петьку, Ваньку и Егора осудили за групповое изнасилование. Получили они по полной.
Сергею дали условный срок за наводку и пособничество.
… К уборочной почувствовала Анисья неладное, побежала к врачу — так и есть. Беременность.
Всю жизнь мечтала о ребёночке, но мужчины хорошего не было, а потом и думать забыла. Годы уж не те.
Не спала Анисья всю ночь. Ребёнок — счастье, но не такой же ценой. Кто-то из насильников его отец.
Утром повязала платок и к Вале пришла.
— Теперь ты и мне помоги, Валентина.
Валя привычным жестом прикоснулась к бусам. Пальцы вмиг ощутили покалывание.
 — Скажи и мне, что делать-то? Понесла я. От насильников понесла.
— Ничего я не могу сказать, Анисья.  Только тебе решать.
А ночью Онюшка пришла.
— Иди к Анисье завтра, пусть родит этого мальчонку. Но в деревне ей жить не дадут. Пусть уходит тихонько, и никогда больше здесь не появляется. Мальчонка большим человеком станет. Подмога и опора Анисье в старости.
Утром направилась Валя к Анисье. А та на выходе уж стоит.
— В город я, Валя. Как ты и сказала, решила я. Сама знаешь, что.
— Нет, не ходи. Нельзя. Роди этого мальчишку. Тяжело он на свет пробивается. Но надо ему видимо так, а не иначе. И тебе надо, только уходи отсюда. Закрой дом и уходи завтра же. Чтобы никто не видел. Родишь ты его или избавишься — не будет тебе здесь житья. Уходи с Богом. Вам место уж готово.
— Да как же это? — вскрикнула Анисья. — Я родилась здесь, всю жизнь живу. Могилы родителей здесь. А хозяйство? Как бросить всё? Да куда ж я пойду? Никого нет у меня, сама знаешь. На что и где жить буду?
— Не знаю. Уходи, так надо, — промолвила Валя и ушла.
А утром деревенские увидели закрытые ставни в Аниськином доме и калитку на замке. А её самой и след простыл.