Знакомство с Буториндо 1999г. Осень

Мы залетели 14 сентября. Груз, в основном продукты, перетащили в старый домик в геологическом поселке, в котором жил, наверное, начальник, так как он был сделан более качественно, чем остальные. Самое главное на этом начальственном особняке была крыша из тщательно подогнанного теса. На других избушках рубероид весь прорвало, так как  он был положен просто на обыкновенные  жерди, а не на доски. А если крыши нет –  деревянный домик прейдет в негодность за несколько сезонов, просто сгниёт, когда стены, полы напитаются снеговой водой, да и дожди здесь не редкость.
Поселок геологов был старый – мы находили вырезанные на брёвнах стен, на притолоках даты… ещё пятидесятые - шестидесятые годы. Особенно много было пометок шестидесятых-хрущовских, очевидно сказывался подъём промышленности, в том числе и в геологоразведке. Страна росла, в космос вырвалась - нужен был металл, сырьё… да всё нужно было! Причем нужно было, если и не всем, то многим… очень многим людям, не, всегда это признающим на словах, но в глубине души верящим в победу… коммунизма ни коммунизма, но чего-то светлого, хорошего или прогрессивного во всяком случае.

Территорию бывший поселок геологов занимал довольно большую. Дома были на два, три, а то и четыре входа. Бараки видно людям надоели и они, если была возможность, предпочитали жить по несколько человек в отдельных комнатах с отдельными печками, отдельными дверями, ведущими на двор огромный и просторный - аж до самого горизонта.
Некоторые домики стояли вообще на отшибе. Нашли мы и странное строение без окон; внутри были стеллажи, оборудован громоотвод – ясно, что склад взрывчатки. Эта избушка была и вовсе в стороне метров за двести.
Стоял на краю поселка огромный сарай с двухэтажный дом. Широкие ворота, довольно большой высоты. Внутри все в полках и стеллажах.  Под этим складом была сложена целая гора старой обуви – сапог и рабочих ботинок. Рядом валялись и совковые  лопаты, которые были в рабочем состоянии, почти не поржавевшие… но вот уже вряд ли когда почувствуют они тяжесть камней, земли, песка в своих широченных ладонях… созданные для тяжелого труда они лежали как символ человеческой беззаботности… бестолковости… и, даже страшно подумать, возможно бесцельности человеческого труда, пустоты цивилизации… на данном её витке спирали во всяком случае.
Где-нибудь на бугорке на припеке попадались тщательно выложенные площадки из бревнышек и жердей… любовно, а иногда и с мастерством сделанные лавочки со спинками… непременно, видите - ли со спинками, чтобы можно было откинуться, расслабиться после тяжелого трудового… посидеть с папиросой, кружкой крепкого чая, а иногда с гитарой или гармошкой, а может у кого-нибудь был даже аккордеон… трофейный, немецкий.
Невольно тянуло сесть на такую лавочку-скамейку и посмотреть в ту же сторону… на те же горы вдали, увидеть такой же закат.
Особенно сильно воздействовали на какой-то ностальгический нерв старые вырезанные даты… почему-то имен почти не было, даты и инициалы: 1961 г. VI
С. П., 1966 Спиридонов
Кто были эти люди, что они здесь делали, о чем думали и мечтали? С такого расстояния, какое сейчас нас разделяет уже так ясно, так очевидно, что это были не просто Ивановы, Петровы, Александровы. И сказать, что они занимались геологоразведкой и мечтали заработать свои ставки, премиальные и полевые, а потом уехать куда-нибудь на юг к морю, к женщинам, к шашлыкам под красное вино…
Нет, вот сейчас, когда смотришь с этой старенькой, почти сгнившей, бревенчатой площадки – то, как будто чьими-то еще глазами, а не только своими, чувствуешь что-то… не то, что незримое, а едва - едва уловимое прошлое присутствие или присутствие прошлого; понимаешь… нет знаешь, точно знаешь, что кроме всего внешнего, твердого, обозначенного и названного было и есть здесь что-то еще… что-то неуловимое, едва-едва проявляющееся, но очень важное без чего вся эта физическая твердость сразу станет бессмысленной и отвердеет до конца… до смерти.
На древних раскопках все не так. Там уже прошлое отстоялось, выпало в осадок… люди далеких времен уже не могут быть близки к нам, близки по настоящему до мелочей. А здесь на развалинах геологического поселка валяются банки такие же в которых закупорены и наши продукты, возможно сделанные на тех же заводах, а может быть некоторые еще и теми же станками… вот четырехгранная бутылочка-пузырек, навевает какие-то воспоминания из детства, я видел такие же наполненные чернилами… видел когда-то давно, очень давно, в другой жизни… в детстве. Большая, круглая жестянка – канистра, кажется в такой бабушка хранила керосин для керогаза… вспомнился керогаз, как меня едва ставшего на ноги и научившегося говорить, строго предупреждали не подходить к этому керогазу, который был устроен так сложно и интересно и хотелось, несмотря на все запреты разобрать его, посмотреть, понять (что я, кажется, и сделал однажды – сняв такой притягательный банку- бачок, с чем-то там живо и своевольно перекатывающимся внутри, с каким-то штырьком железным на пружинке). Да! Точно! С такими канистрами с дедушкой пошли как-то на угол улицы, где стояла телега с большими бочками-бидонами и белая лошадь лениво, но всегда неожиданно резко изредка помахивала хвостом; она даже посмотрела на меня… равнодушно, но мне стало страшно, я увидел в этих глазах целый мир чужой и незнакомый… и ни в коем случае не менее значительный чем мой!  Это наверное и называется понимать язык животных… Вот значит дети его и понимают вначале, а потом вырастая забывают.  Я буквально провалился  в глубину этих глаз и сейчас понимаю – это был настоящий философский взгляд.

Вот какое-то странное сооруженное, рядом валяется наковальня, огромные тиски, какие-то железки, штыри… здесь, наверное, подковывали лошадей. Так вот почему тропа в некоторых местах так хорошо видна – это лошадиные тропы – по ним перевозили все, что требовалось человеку для его странной почти мистической какой-то деятельности, работы в этих диких местах! Говорят, что вся поверхность, все эти горы, распадки, болота, леса пройдены с интервалом в двадцать метров… трудно поверить в это, обозревая такие просторы.
Все пройдено, все брошено, скоро все забудется…
А ведь были здесь, на этом месте, в этом поселке, среди этих гор вещи, дела, слова, которые могли войти в Вечность… Кто-то замерз в пургу отправившись в непогоду с грузом, с письмами, может быть, чтобы порадовать поскорее заматеревших и одичавших ребят – ему говорили, а он не послушал… весной, вернее в начале лета нашли.
А вот на этой лавочке сидели двое обнявшись, смотрели на звезды в бесконечной глубине неба… ни о чем не думали, просто сидели рядом вместе… но были вместе… в своем, предназначенном только для них единственных друг для друга единственном во всей Вселенной месте, в единственную и неповторимую ночь… а ночь блестела мириадами звезд, и эти двое видели их все, а не только те несчастные три тысячи, которые оставляем нам наша наука для наших невооруженных глаз.

Вот - внутри сохранившего стены домика, висит полка на ней какая-то бутылочка из-под химреактивов, фаянсовое крохотное блюдце, треснутое… когда-то, наверное, рядом стояли книги… какие? Кто их читал, жив ли сейчас этот человек, как сложилась его судьба?

Раньше мне ни раз приходилось ездить на поезде по Транссибу, лежишь на полке (я всегда предпочитал верхнюю), смотришь на пробегающие за окном пейзажи. Вот какой-то полустанок, водонапорная башня из красного кирпича… мальчик на велосипеде спешит куда-то, бабка ведет козу на веревке, женщина и мужчина идут на некотором расстоянии друг от друга, женщина впереди, а мужчина как-то неуверенно плетется сзади, он будто сомневается, туда ли ему, зато у женщины сомнений нет, она целеустремленна и как-то твердо ставит ноги, будто гвозди вбивает с одного раза, шаг – удар – гвоздь, шаг – удар – еще… супруги скорее всего со своими вечными проблемами.
Промелькнуло, на мгновение привлекло внимание освещенное окно… и исчезло навсегда, никогда больше не увидишь всего этого, все это продолжает существовать само по себе… но я этого уже не увижу никогда.
Если все во всем, бесконечно большое и бесконечно малое это одно и то же, то почему все мелочи, подробности жизни «промелькнувшие за окном» уже недоступны, исчезают в «дыму паровоза»?
А может быть доступны? Просто этого не знают.
Бывают же феноменальные случаи, когда человек может вспомнить конкретные факты и мелочи… детали до мельчайших из прошлого… из давно прошедших столетий.
И что? Если это возможно - ты кинешься путешествовать по эпохам и странам? Вряд ли, мало вероятно… хотя, кто его знает или себя. Чужая душа потёмки… а своя тем более.