Первый переход через Пуп

Ноябрь 1999 г.

Первые наши два месяца в тайге пролетели на одном дыхании. Лёша - Дерсу начал намекать, что пора выходить, а то снег глубокий выпадет, и мы засядем надолго, пока он не уляжется, а он может и вообще не улечься до весны.
Мы были еще настолько наивны, что не взяли в первый свой заезд даже лыжи. Не взять лыжи это… это ещё полбеды. Рубанок, пила, топор, ну и руки, если это всё есть, то лыжи не проблема. Тем более, что досок подходящих можно было выбрать из «пиломатериала» старого поселка, не все еще сгнило, кое-где какой-то навесик, крыши часть, прикрытая рубероидом… короче, доски сохранились. Леша - наш сосед  - наставник, инструктор показал как распарить конец лыжи и загнуть по шаблону… Это все полбеды, повозились, помучились, сделали… а вот если бы не было камусов!
Без камусов лыжи в тайге это… если подождать до лета, весла хорошие.
Леша нас выручил неожиданно. Принес камуса от добытого им пару дней назад оленя и три килограмма мяса.
Мясо мы съели, вместе с соседом, разумеется, не его самого, а при его  участии непосредственном, а камуса приклеили и прибили к лыжам.
Перед тем как покинуть домик, мы постарались подготовиться по возможности к следующему своему приходу сюда. Кое-где маленько подремонтировались, утеплились, печку подмазали… а самое главное наготовили дров минимум на месяц – полтора.
 С дровами пришлось повозиться. Зима – не лето, когда ходишь спокойно себе по земле от дерева к дереву, сушняк выбираешь. Зимой по снегу на лыжах даже просто свалить дерево – проблема. А с него ещё надо сучья обрубить и на сутунки распилить. Когда снега не много - меньше чем по колено, то можно лыжи и снять в том месте где работаешь по крайней мере. А вот если навалило по пояс, то весь процесс - не снимая лыж: на лыжах и валишь, и проходишь вдоль сваленной лесины сучья обрубаешь, и на брёвнышки по два метра распиливаешь. Потом взваливаешь сутунок на плечо и идёшь к домику… идёшь опять таки на лыжах. Я натаскивал к порогу с десяток брёвен, а потом разделывал их на чурки. Это уже было не трудно, возле домика была очищенная, вернее вытоптанная площадочка… а главное Заинька выходила мне на помощь! Вдвоём мы быстренько управлялись с натасканными дровами, а затем я снова становился на лыжи, закидывал на плечо пилу и в лес.
Как бы то ни было, но дров мы наготовили… достаточно, чтобы не замёрзнуть когда вернёмся опять. В самом конце, перед уходом сложили все вещи в мешки и подвесили, чтобы мыши не забрались и не погрызли.
Можно было выходить в цивилизацию… больше двух месяцев безвылазно в глухой тайге – для первого раза вполне достаточно.

Поход наш до посёлка Перевал Лёша Наумов спланировал в два этапа… как минимум. Здесь он был прав, вернее его опыт, который не пропьешь, не зажилишь. Этот-то опыт и не позволил Леше поддаться на мои уговоры проскочить Пуп за день, с одного захода. Это была бы явная авантюра, которая могла закончиться гораздо хуже нашего отогования на озере Буториндо… хуже и печальнее намного.
Пуп – это огромная отдельная гора, прикрывающая Абчаду с юго-востока. Причем почти совершенно лысая, за что наверное и получила свое прозвище у охотников. Можно было и не лезть на эту горку, довольно таки высокую, господствующую над всей округой. Обойти, где пониже… распадком или соседней горой, но это себе дороже было бы. Пуп хорошо продувался, благодаря этому снег на нем был большей частью плотный как асфальт. На самом верху вообще можно было босиком идти, т. е. без лыж. В то время как в распадках, в лесу даже на лыжах  приходилось валится.
Так вот Леша заставил нас заночевать в переходном, как он называл, зимовье, хотя по времени мы успевали перевалить этот Пуп и скатиться с горы к Озерному, где уже можно было надеяться на попутный буранный след (с Перевала охотники разъезжались по своим участкам, многие из которых находятся за Озёрным по речке Олокит).

Когда на следующее утро мы приступили к штурму высоты, я раз и навсегда усвоил – зимой без нормальных, подбитых камусом лыж в горах, в тайге можно заниматься успешно только суицидом, самоубийством. Но это слишком сложный способ, лучше дома на балконе или в холодильнике, если уж без низких температур нельзя.
Сильно помог Ингус, который, можно сказать, вытащил Олечку на Пуп. У меня лыжи были более менее, а у Ольги полоска камуса посередине лыжи, которая почти не держала и она в любой момент могла скатиться вниз.  Надо было лучше сделать под стопой… пусть короче, но на всю ширину. Весь вес приходится на центр лыжи и следовательно весь эффект от камусов зависит от сцепления под стопой.
Заинька взяла пса на поводок и пыталась заставить его тащить себя. Для пса это было вдвойне трудно: и физически и морально, так сказать. Его все время приучали ходить на поводке без натяжки, ругали, когда он рвался, тянул вперёд, а тут наоборот.
- Ингус, вперёд! Ну пошёл, пошёл… тащи.
Кричала Заинька своему любимцу. Пес немного прошёл с натянутым поводком и остановился «давая слабину».
- Ну чего стал? Тащи, давай … не останавливайся! Ну, Ингус,  чего ты дурак такой, не понимаешь что ли?!!!
Не выдержав такой несправедливости, я  заступился за собаку:
- Заинька, это ты не понимаешь! Мы чему его учили постоянно? Чтобы он поводок не натягивал… ругали за это, били даже  этим же поводком по заднице! А теперь ты хочешь, чтобы он с первого раза стал делать обратное.
Я подошёл к псу, погладил его по голове, успокоил:
- Молодец, молодец… умница Ингус, умница! Давай пошёл, пошёл вперёд!
Пёс наконец-то понял, что от него хотят, и добросовестно потянул Олечку на Пуп. Несколько раз они ещё с хозяйкой сбивались с ритма пока не нашли полный контакт и в конце концов, Ингус впрягся по настоящему, тащил широко расставляя лапы и упираясь изо всех сил.
- Заинька, ты же не наглей! Лыжи хоть иногда переставляй, помогай собаке, а то он тебя волоком тащит!
Подшучивал я над Олечкой для поднятия настроения… всеобщего.
- Пускай работает! Два месяца лежали ничего не делали с Бертой вместе.
- Вместе лежали или вместе ничего не делали? А где она, кстати… Берта? Не видела, Заинька, где твоя собака?
- Она вместе с Лёшей убежала… давно уже.
Лёшу же не было видно с полчаса. Он, выведя нас на открытое место, показал ориентир и ушёл вперёд.
Наконец-то и мы поднялись на самую вершину Пупа. Лёша Наумов забрался на геодезическую вышку… осматривал окресности.
- Ольга, сфотографируй нас всех на память здесь… больно место красивое!
Попросил Лёша.
Пока Заинька расчехляла свой фотоаппарат, я присел на основание вышки, скинув рюкзак.
- Да-а-а! Красота действительно… неописуемая! Заинька, посмотри какие просторы вокруг! А вон на восток … горы красивые какие, зубцами изрезанные.
- Это же Иняптук, отсюда его хорошо очень видно… самая высокая гора!
Просветил нас Лёша.
Время было чуть больше полудня, солнышко светило довольно ярко, даже ветер немного утих. Берта носилась вокруг нас, нападала, наскакивала, прыгала… играла. Ингус вначале попытался её поддержать, но потом улёгся у меня в ногах и стал выкусывать лёд с лап… всё же подъём с хозяйкой на хвосте или на шее уморил его.
Нафотографировавшись и перекурив, мы поехали вниз. Ну вниз – конечно не вверх, спускаться не подниматься, всяко разно легче, тем более зимой… на лыжах. Иногда,правда, кто-нибудь не удержав равновесия падал на крутом спуске и зарюхивался в снег с головой, который с этой стороны Пупа был рыхлым и глубоким. Наш проводник бежал всё время впереди, показывал класс… спускался Лёша действительно мастерски. У него в отличие от нас посох был, лыжи были, а не кое-как обструганные дощечки… ну и, конечно же, опыт не одного десятка лет проведённых в тайге, в горах.
 
    Вышли мы к вагону на Озерном почти уже вечером, зимой как известно темнеет рано. Ночевать там не стали – этот огромный сарай стоящий на краю озера, открытый всем ветрам, ни протопить толком, ни отдохнуть в нем не на чем. А тут еще след бурановский Лёша заметил, не до конца занесенный… вот и решили, что проскочим, успеем.
- Успеем сегодня до Перевала, Миленький?
- Заинька, а чего ты у меня спрашиваешь, я откуда знаю? У Лёши спроси.
Олечка замялась, она стеснялась… без особо острой необходимости к нашему Дерсу-Узале не обращалась.
 - Лёша, что сегодня дотопаем? По следу - то бурановскому легче же идти?
Лёша немного помолчал для солидности, потом выдал:
- С одной стороны, оно конечно же легче, хотя до Перевала далековато будет ещё…я думаю мы сегодня на Илюхином зимовье заночуем. Там нары нормальные, печка ничего, дрова должны быть.

Едва мы прошли горловину бурановский след стал теряться, местами его совершенно замело, а тут ещё и стемнело окончательно. Чем ниже мы спускались, тем сильнее была переметена дорога, тем рыхлее становился снег, тем тяжелее было идти… устали мы уже. Даже Леша не смотря на свой опыт и крутые лыжи иногда устав останавливался первый и не возражал больше, если я его обгонял и топтал лыжню. Правда, немного отдохнув за моей спиной и идя по моему следу Леша снова вырывался вперед и львиную долю лыжни топтал он.
Кое-как, уже ночью мы добрались до Илюхиного зимовья. Лёша затопил печку, воспользовавшись лежащим под нарами сушняком.
- Вот, всегда надо оставлять после себя сухие дрова… полагается так, чтобы если вдруг кто прийдёт поздно или там мало ли чего… мог печку натопить.
Печку мы натопили, чаю напились и заснули как убитые. Лёша на нарах ногами к печке, а мы с Олечкой в противоположном углу, где лежанка была пошире.
Утром, позавтракав чем бог послал, мы отправились к Перевалу, до которого оставалось около десяти километров… но это уже была сущая ерунда по сравнению с той полусотней верст, которую мы отмахали на кануне.
Да, кстати, про дрова Лёша утром не вспомнил, а когда я поинтересовался, будем ли готовить, согласно неписаным канонам и всё такое… крутанулся из стороны в сторону, потом махнул рукой:
- Илюха заготовит сам, у него тут сушняка хватает рядом.       
 Правда, как потом оказалось, и зимовье то уже было не Илюхино, а кого-то другого,- какие-то там интриги, дележ хлебных участков… нам до всего этого не было, да и сейчас нет никакого дела.
На Перевал мы пришли уже после обеда. Когда подходили к посёлку, Лёша вырвавшийся перед этим вперёд, остановился и подождал нас:
- Дым из трубы идёт… Боря печку топит.
Потом, выдержав паузу, спросил:
 - Ну, что Ольга кончились твои мучения? Затащили тебя бедную в тайгу… намучилась, наверно… что всё, больше не пойдёшь?!
- Никто меня не затаскивал, я сама захотела… и почему это я больше не пойду? Всё нормально, мне понравилось.
 
 Посёлок, вернее бывший посёлок – центральная база геологов производил мрачное впечатление… тягостное. Около сотни, наверное,  домов  стояли засыпанные снегом, с разрушенными крышами… трубы торчали в небо, будто чёрные пальцы.
 - А это, что было, вон там… белая стена огромная?
Спросил я у Лёши, показывая на разрушенное здание.
 - Это? Это спортзал был.
 - Как здесь даже спортзал был?!
Удивилась Олечка.
- И спортзал был, и школа восьмилетка, а вон там на краю, где крыша чернеет, видите? Там котельная была, до сих пор ещё дизеля стоят новые, чехославатские их завезли, установили, а запустить так и не успели.
Боря обрадовался нашему приходу, особенно тепло он встретил Лёшу. Они сразу стали обмениваться новостями, кто с кем и когда заехал, что нового внизу, на берегу Байкала.
- Борис, а что Пашка ещё не заезжал?
Поинтересовался Лёша.
 - Нет, не было.
 - Не знаешь, он буран сделал, отремонтировал?
 - Откуда я знаю, я же тебе говорю – ещё не было никого из душкачанских. С Холодной заехали, из Нижнего Аникин заехал, а ваших никого не было.
Лёша запереживал:
- Что же они, почему не заезжают? Давно пора уже… дождутся - проходной соболь пройдёт, потом будут локти кусать.
Боря пожал плечами:
- Ну не знаю, они вроде на Г Т Т собирались, ремонтировали его.
- Ну, это надолго… я же им говорил ещё в начале лета, что эту развалюху восстанавливать – долгая песня.
Плита на Бориной печке раскалилась, докрасна и чайник закипел так, что начала крышка подпрыгивать. Боря снял его и заварил чай, засыпав половину большой пачки да, наверное, никак не меньше.
- Садитесь, чай пить будем, мне вот индийского подкинули, угостили. Садись, Ольга, не стесняйся.
- Что я одна…
- Садись, садись, они найдут себе место, они мужики, сами себе нальют, а я за тобой поухаживаю.
Борька жил на Перевале уже давно… очень давно. Когда всё рухнуло и посёлок закрыли, он не стал никуда уезжать. Родни у него там, внизу никакой не было, а семьи тем более. Вот он и остался сторожить. Хотя сторожить собственно и нечего было, и должности такой не было, тем более зарплаты.
Просто человеку не хотелось покидать обжитые места, привык он здесь. Здесь на Перевале он был дома.
Охотники заезжая в тайгу всегда заходили к Боре. Его домик – это был последний форпост цивилизации, как перевалочный пункт, узловая станция… да, точно! Станция, а Боря был станционный смотритель.
Снизу мужики приезжали всегда с продуктами… ну и, конечно же, с выпивкой, а как же? Начало сезона – надо  же отметить! И им хорошо – никто не мешает, и Борьке не плохо.
 Но кроме материальных преимуществ… или достоинств Борино место давало ему и нечто большее. Здесь он был нужен, необходим людям. И не просто там каким-то абстрактным, а конкретным, да и ещё каким! Охотники, настоящие охотники пользуются уважением и несомненным авторитетом. Это, наверно, обусловлено ещё и исторически… уходит корнями в глубокую древность, пожалуй, дальше даже родоплеменного строя.

Спать мы легли пораньше, на завтра предстоял ещё пятидесятикилометровый спуск и хотя уже по дороге, но отдохнуть не мешало.
Отдохнули! Часа в два ночи яркий свет фар и потом приближающийся рев дизеля. Под окном задрожала промерзшая земля под железными гусеницами и примчавшийся на хорошей скорости Г Т Т лихо затормозил… встал как вкопанный!
 Разговоры, крики, какие-то споры и в Борину избушку ввалилась целая толпа,- наконец-то добрались Лёшины земляки с Душкачана.
Охотники гуляли целую ночь – отмечали заезд… утром банкет хотя немного и притих, но ещё не прекратился. Кое-кто, правда, спал, но самые крепкие из-за стола не уходили. Наш Лёша тоже оказался из крепких.
- Лёша, может, всётаки, пойдём уже?
 В который раз я пытался вытащить его из-за стола.
- Сейчас пойдём, немножко посидим и пойдём…
- Ты мне это уже третий раз говоришь, время знаешь сколько? Мы же за день не успеем, опять в темноте придётся ноги ломать! Если ты не идёшь – так и скажи.
Я повернулся к Олечке:
- Всё, Заинька, одевайся, пойдём!

Лёша нас догнал уже за посёлком. Он срезал дорогу на лыжах по снегу, пока мы шли вдоль вездеходовского следа. Здоровье у него было ещё то - целую ночь пить, а потом такой марш-бросок в полсотни километров. Правда получилось несколько меньше, до конца мы в тот день всё же не дошли.
- Наломали ноги? Вот так вот, по дороге тоже не всегда хорошо идти… вездеход переломал снег, накатанную колею и теперь вот мучаемся.
Лёша остановился, перекуривая и поджидая нас.
- Может быть, надо было на лыжах нам спускаться?
Я догнал Лёшу, а Олечка ещё телепалась сзади.
 - Ты, что думаешь, на лыжах легче было бы? На лыжах ещё хуже… я – то знаю, я здесь уже сто раз ходил… Ладно, скоро зимовьё будет… километра через три – там заночуем.
 - А до конца сегодня не сможем дойти?
Ужасно не хотелось ночевать в зимовье…  на этих нарах, в тесноте и вообще.
- До какого конца?! Ты знаешь, сколько ещё идти? Сейчас уже темнеет, а скоро вообще…
Вот – вот, и какого чёрта было сидеть всё утро, водку хлестать на Перевале! Ну, да что теперь было уже жалеть о потерянных двух – трёх часах, которые нам сейчас ох, как бы пригодились.
Зимовьё мы чуть не проскочили, было уже совсем темно, и Лёша прозевал поворот, но вовремя спохватился и, вернувшись назад, мы спустились вниз к Холодной.
- Вот оно – зимовьё!
Обрадовался Лёша.
- Так… вот теперь бы топор найти, не дай бог, Усынин топор не оставил - беда тогда.
Топор оказался под порогом и Леша, пошарив, вытащил его.
 - Иди за водой назад по лыжне, там слева болотце было, след видел, шёл в сторону?  А я пока дров наколю.
И наш проводник вручил мне ведро. Я не успел отойти, как Лёша крикнул:
- Подожди! Кружку возьми… ведром не зачерпнёшь, наверное.
Ночёвка была ужасная, но как бы там, ни было, все, же под крышей и, возле печки. Утром часа за три мы «добежали» до села Холодное. Под конец ноги болели, будто их повыкручивали, ныли все суставы, все сухожилия.
Среди прочего опыта полученного в этот раз, было и то, что хуже нет, чем выходить по разбитой гусянками, зимней дороге, а Борька нас предупреждал!
Главное, мы вышли благополучно из тайги. Из настоящей, без дураков… в таких природных условиях дураки не водятся – вымерли или вымерзли давно, хотя хитрых и жадных, как и везде… ну может немного меньше, самую, разве что малость.
Самое же важное – мы с Олечкой поняли, узнали, что наше место здесь… среди этих гор, леса, речек… возле этих озер, уютно затерявшихся в скалах, под этим лазурным небом… здесь так легко и свободно дышится и думается; а живется пусть иногда очень тяжело и трудно, но всегда без пустоты, по настоящему… и никаких иллюзий, всё реально и ощутимо, порой до дрожи в коленях, а иногда до восторга в душе. Нагрузка на разум ни то чтобы меньше, просто она носит как бы прикладной характер. Умственные способности выполняют в основном обслуживающую функцию для тела и души и не лезут, не мешают сознанию или вернее подсознанию, разум не мешает видеть мир, ощущать себя в нём. 


P.S. Ничего личного, но если бы епископ Беркли ежедневно купался, я повторяю - купался, а не смачивал водой отдельные части тела и еще лучше в холодной проточной воде, где-нибудь в горах, пусть даже и Швейцарии своей, про физические нагрузки вообще не стоит и говорить, так вот - одного регулярного такого омовения хватило бы с головой, чтобы избавить епископа от изрядной доли солипсизма… и обратить его в здоровое, полезное для души и тела язычество, хотя бы.
Кто спорит, мир многообразен, сложен, даже запутан, но считать, что все это он – МИР – обрел только благодаря твоему человеческому восприятию, разуму… это более самонадеянно, чем даже приравнивать себя к Богу; сам господь затруднился бы создать такую реальную и многогранную иллюзию в таком ограниченном объеме, как человеческое тело и мозг. Это непростительная гордыня и глупость.
А потом, иллюзия, отражение – она же должна от чего-то отражаться, как правило, или хотя бы в виде исключения, это правило подтверждающего.
В воду, в холодную воду, и каждый день, товарищ епископ, и вы сразу почувствуете реальность своих иллюзий, да и на тело благоприятно скажется, а в здоровом теле – здоровый дух: in corpore sanum – spiritus sanum.