Переезд на другую сторону Буториндо

.

Март-апрель 2000

Прошла зима как-то незаметно и быстро. После выхода из тайги  я с головой и руками ушёл в работу… с головой «окунулся», а рук не «покладал», так сказать. Пахал с утра до ночи – цель была близка и ясна, как никогда и нуждалась в материальной поддержке. Мы почувствовали, потрогали уже руками, ощутили реальность нашей мечты. Уход в горы, в тайгу уже не казался чем-то несбыточным, эфемерным, так - поговорить на кухне после выпитого в какой-нибудь праздник и с какими-нибудь друзьями – приятелями.
Последнее замечание не для красного словца, отнюдь! Например:  Володя Вахрушев, который не один год проработал на Перевале, был начальником партии или отряда, короче говоря, начальником, а не работягой простым. Он хорошо знал эти места, недалеко от посёлка у него даже был охотничий участок. Зимовье, которое там Вахрушев поставил до сих пор в хорошем состоянии, казалось бы, и карты в руки! Чего ещё не хватает? Однако Володя Вахрушев только помечтал о домике в тайге, а в жизнь эту свою голубую мечту не воплотил. Не хватило денег, времени? Ну, про него я бы так не сказал, хотя человеку конечно всегда мало. Но в любом случае, на фига вообще жить, если такой жизни не хватает на самое главное?!
Эх! Да разве один только Вахрушев? Я знаю  варианты и похлеще… там вообще непонятка полная.
 
Мы с Олечкой хотели попасть на Буториндо весной, чтобы посмотреть какая она весна в горах. Каурец с Лехой Наумовым все пугали, что лета вообще нет в этих местах, север, мол, и высота – горы! Мы не очень – то им верили. Олечка даже возмущалась, что для неё очень не характерно:
- Миленький, ну подумай сам! Разве может такое быть, чтобы лета не было? Ну, хотя бы два месяца, вспомни, мы в середине сентября прилетели, какое тепло ещё стояло! Днём так даже жарко было иногда, помнишь?
- Не знаю, Заинька, вот только в Магадане помню, и в августе бывало, снег выпадал.
- И что выпадал и больше не таял?
- Почему не таял, таял, конечно, и опять жара стояла.
Олечка даже голос повысила, чуть – ли не закричала, так ей лета хотелось бедненькой.
- Ну, вот – видишь?! Да они откуда сами могут знать этот Каурцев и Лёша его, как он говорит напарник. Они летом - то тут не бывают никогда!
Но лучше, как говориться, один раз увидеть, чем сто раз услышать, или предполагать, мечтая, тем более.

Мы с Ольгой встретили как-то раз после Нового года Каурца с женой в торговом комплексе в Северобайкальске. Жена Лена все охала и ахала, то ли восторгалась, то ли ещё чего, не поймёшь (да и как можно понять, если человек сам не знает, сам не понимает):
- Как же вы там смогли, ну вы прямо герои! Ну, я не представляю, это вы почти три месяца одни! Ну, прямо молодцы, ой ну я прямо не знаю!
Чего она не знала, она так и не сказала, муж был более практичней и он -то уж сказал:
- Вы там столько всего бросили! Надо же теперь идти убирать, а то медведь придет все поразрывает, там столько продуктов, вещей.
И опять одно по одному, сколько добра и как его «спасти». В конце концов, я не выдержал:
- Володя, а ты чего переживаешь так сильно?
- Ну как же, у меня на участке! Я пока вас не было, пока вы в тайге были, все волновался, не дай бог чего, мне отвечать! Вот мужик на Абчаде в зимовье замерз, старик один, хотел тоже, как вы в тайге жить без людей, так нас заставили его труп вывозить! Милиция не поехала сама, а нам пришлось «Буран» гонять, бензин жечь.
Мне  стало интересно:
- А от чего он умер?
- Кто, мужик – то? Да он уже пожилой был в годах, может, болел чем-то… да, и потом…
Каурцев засмеялся, как будто, вспомнил что-то весёлое… мне даже неудобно стало: вроде разговор про покойника…
- А вы там, что едите в тайге? Мясо же не добываете… «Буль-буль» берите с собой.
Снова ехидная улыбка растянула лицо Каурчика…
- Тот, отшельник на одних кубиках сидел…  вот от них, наверное, и загнулся, «буль-буль»…
Подошла Лена, отвлекла его от разговора, а я обратился к Олечке за консультацией:
- Он про что? Что за «буль-буль», не могу понять?
- Ну, кубики бульонные … он же говорит, на одних кубиках тот старик сидел.
Я снова недоумевая:
- Ну и что, а почему «буль-буль»?
- Ну, помнишь, в рекламе песенку поют и припев там «буль-буль»?
Рекламу мы смотрели лишь в том случае, когда не успевали выйти из комнаты, если она начиналась посреди интересного фильма, а бульонные кубики валялись где-то на верхней полке кухонного шкафа – всучили в каком-то магазине, так как не было мелочи на сдачу.
 
Каурцев решил свои проблемы со своей Леной и опять принялся за меня:
- Так что же будем делать… с вещами,- продуктов там много осталось? Медведь летом прейдёт и всё растащит, разорвёт- жалко. А не дай бог, с вами что-нибудь… на моём участке.
Так – всё ясно! Мужичок посмотрел, что люди не нищие залетели – вертолет, продукты, вещи, бензопила, оружие с припасами… надо чего-нибудь поиметь!
Вся его политика была как на ладони видна и написана на лице, на котором отражалось и солидное беспокойство опытного охотника, и  озабоченность доброго человека… а главное хитрая жадность, которую он при всём желании не мог скрыть или не считал нужным, так как мы уже ведь попались… попали к нему… на участок.
Тут я не выдержал
- Подожди, Володя, когда мы с тобой договаривались, ты об личной ответственности не заикался!
- Я не заикаюсь
С расстановкой произнёс Каурцев:
- Я тебя предупреждаю, что если что случится, мне отвечать!

Надо было срочно человека ставить на место, на землю грешную, а то оторвала его жадность от почвы и воспарил он в мечтах, наверное, уже нашей бензопилой дрова пилит! Обстановку в этих охотничьих угодьях мы изучили немного: были такие «охотники», которые выписывали лицензии на соболя и отправляли бичей на охоту. Продукты ,мол ,их, расходы, транспорт – следовательно пушнину всю им, хозяевам участков. Но бич, тоже умный пошел и в лучшем случае рассчитывался за продукты, но и это редко! И все же «мечта идиота» о батраке-охотнике, исправно поставляющем «хозяину участка» отборных соболей, эта мечта не давала покоя многим «охотникам» до чужого. Чужого труда, чужого добра, если оно, хоть и чужое, но на их участке, участке охотничьем, участке тайги или участке жизни,- не важно, но на ИХ участке!

- Володя, участок, который ты называешь своим, выдается тебе государством в лице ПОХа на сезон, на один сезон для охоты на пушного зверя, до Нового года максимум! Ты даже рыбу в озере ловить на «своем» участке не имеешь права. Отсюда и все твои права и обязанности, и ответственность вся! А, что тебя заставили вывозить старика, замерзшего в зимовье, так это ты сам виноват! Не захотел портить отношения с милицией. А не захотел потому, что рыльце в пушку, в каком?! – тебе виднее. А за нас не беспокойся, вещи свои, которые в старом геологическом домике находятся, я сам приберу, без твоей помощи, ты мне уже Лешу в помощники выделил – хватит!
- Ах, вот ты как, ну посмотрим, посмотрим!
Куда он собирался смотреть, я выяснить не успел, подошла Ольга с полными сумками и пакетами и мы двинулись к выходу из торгового комплекса.
После этого разговора я понял, что надо сходить обязательно, посмотреть, что и как, убрать вещи, продукты.

Март – апрель это период оленевки, все связанные хоть каким-то боком с охотой стремятся попасть в тайгу. Мясо – это мясо! Тем более оленина, тем более возможность развеяться, отвлечься и отдохнуть от забот, жен, детей, работы.
Заехав в Нижнеангарске в лесхоз, я узнал, что главный лесничий Рябец собирается на оленевку.
- Витя, ты меня до Абчады сможешь подбросить, только я не один мы с Ольгой?
- Конечно, подброшу! Надо вот бензин будет, однако.
- Сколько?
- Ну, считай сам – до Озерного пятьдесят…
И Рябец стал долго и нудно, постоянно сбиваясь в цифрах, подсчитывать. Мне это вскоре надоело.
- Бочки хватит?
- Ну, бочки должно хватить, но нам еще в запас надо, там возможно замело все, бить дорогу придётся.
Голос дрожит, срывается, противно, но куда денешься, мы тогда еще не имели ни опыта, ни связей для таких глубоких заездов в тайгу!
- Витя, значит так, бочку тебе на твою оленевку, бочку на нас, чтобы не было разговоров. Тебе бензин привезти или дать деньги – сам заправишься?
- Не надо привозить, куда я его сейчас дену, давай деньги, мы сами заправимся.
Я отсчитал на две бочки, округлив, но как оказалось и этого было мало! Увидев у меня в руках деньги, Рябец прямо разволновался бедный, это сколько можно всего купить-то… бутылок?!
- Дай еще пятьсот рублей, нам же надо в дорогу взять… на бурхане плеснуть и для согрева, ехать, чтобы не холодно было!
Ударили по рукам и разбежались. Дома мы с Олечкой быстренько собрались (а чего нам ? налегке - у нас же всё там есть, в тайге) и стали ждать.

Собирались мужики на оленевку не долго – видно деньги на бензин и пойло единственное, что их держало! Через пару дней мы уже выезжали.
Рано утром Сашка Усов подъехал к Рябцу на своем полноприводном Камазе, мы с Ольгой уже ждали там. Быстро загнали в кузов по доскам «Буран», потом заехали ещё к каким-то мужикам и забрали их… тоже с «Бураном».

На Перевал мы ехали долго, дорога была ужасная, солнышко пригрело, пошла оттайка и попёрли наледи.
Где летом бежит незаметный ручеек, весной образуется ледяной корж с уклоном к обрыву, к речке. А, кроме того, такая наледь в любой момент в любом месте может провалиться и тогда уж машина идет то по воде, ломая лёд перед собою, то по льду вновь выскочив на него, а то по каше из снега, воды и льда!
Перед особо опасными местами все дружно выскакивали из кузова. Рябец вылазил из кабины, где он сидел с Олечкой и мы всей толпой дружно рубили лед, делая насечки, чтобы было сцепление колесам, потом, для надежности ломали, рубили ветки и набрасывали еще и их.
Один раз, едва не сели! Сашка Усов видно пожалел наши руки и ноги или  решил сэкономить наши силы на будущее.
- Здесь не надо ничего – сказал он, посмотрев на очередную наледь.
- Я к скале прижмусь и пройду по снегу!
Прижался! Внизу под снегом скопилась вода, сдерживаемая наледью как дамбой, когда КамАЗ вошел в этот двухслойный коктейль и вдруг резко провалился по самые ступеньки кабины – мне показалось, что всё! Приехали!
Двигатель взревел, машина рванулась, пытаясь пробиться через эту кашу! Местами попадался твердый лед и КамАЗ вдруг страшно боком кидало вверх то одной, то другой стороной, потом проломив своим весом, лед он плюхался по бампер – и, снова то же самое, и опять.
Водитель, ну что водитель? Обычный водитель, который знает свою машину и её возможности, знает, что такое дорога, дорога на Перевал, зимой в особенности! Классный шофер Сашка Усов – главное любит он свое дело, свою машину, свою дорогу, тайгу, горы, север, север Байкала!
Проехали уже больше половины пути, и Холодная и тем более Гасан-Дякит уже позади, самые опасные наледи прошли, все немного вздохнули, решили еще понемногу, возле очередного бурхана, а бурханов на дороге, как деревьев в лесу! Где приметил что-то там и бурхан, или просто захотелось по нужде, остановился, ну и понятно – опять бурхан!
- На этот раз надолго!
 Решил я и залез к Олечке в кабину. Пока мы перекуривали, мужики совсем расслабились, потянуло на лирику, на воспоминания.
- Дырку в крыше видишь?
Саня Усов показал на потолок.
- Где, не вижу.
Я действительно не видел никакой дырки.
- Да вон!
Сашка ткнул пальцем в небольшое отверстие посередине кабины, ближе к ветровому стеклу.
- Ну, теперь вижу, маленькое аккуратное отверстие, ну и что?
Саня ответить не успел, открылась дверь, и в кабину полез Рябец, напирая на  нас с Ольгой.
- Двигайтесь, расселись тут как короли, двигайтесь, что вы там… застряли, что-ли?!
- Да подожди, тут под ногами сумки какие-то, рюкзак!
Я кое-как перебрался ближе к Олечке и Сашке Усову и Рябец наконец-то втиснулся.
- Александрович!
Саня заулыбался.
- Александрович, расскажи, что это за дырка у меня в кабине в потолке?
Рябец, уже изрядно навеселе, но почему-то не повеселевший, а наоборот какой-то хмурый, изобразил, вернее, попытался что-то изобразить, наверно, это что-то должно было быть умным, матерым, бывалым; вышла глупая кривая рожа мужика почти пьяного, но почему-то еще не сумевшего забыть про какую-то проблему, заботу.
- Александрыч! Чего молчишь?! Скажи, что это за дырочка?
Видя, что от Сашки не отвязаться Витя, который был Александровичем, пошел в атаку. Что за дырка! Контрольный выстрел! Надо же делать!
Мы с Олечкой переглянулись, не понимая о чём это они?
- Какой контрольный выстрел?
Поинтересовался я.
Санина рожа уже расплылась в ехидной улыбке.
- А это…это Александрович контрольный спуск сделал на своем СКС.
- Так он же говорит, что контрольный выстрел, а не спуск?
- Ну, хотел спуск, контрольный, а сделал выстрел, контрольный!
Тут мы уже засмеялись все, даже Александрович - Рябец хохотал во всё горло, хотя не понятно над чем, если над собой, то слишком уж от души, скорее просто за компанию! В силу своего ума и количества принятого на грудь он просто не понял: «кто дурак?», над кем смеются.
А что еще оставалось делать? Не плакать же! Если уж мужик не так затесан, это надолго, на всю жизнь!
Рябец никогда не промахивался, если он не попадал в сохатого, который стоял в ста метрах из карабина, то говорил, вполне искренне удивляясь и ничуть не чувствуя себя виноватым:
- Эх, обнизил, совсем маленько обнизил!
Понятно, что если охотник обнизил или обвысил или обправил или на худой конец облевил – он не промахнулся, не смазал, нет! Он просто, ну, ошибся немножко, чуть-чуть, с кем не бывает.
Витя в жизни не промахивался, никогда не мазал, он только обнизить мог!
Кто доверил боевой карабин кретину, который делает то ли контрольный спуск, то ли контрольный выстрел прямо в кабине Камаза?! Ну ладно, доверели участок леса, тайги, размером больше всей Швейцарии - подумаешь! А вот колющие – режущие предметы, а тем более штатный СКС – это напрасно. Хотя у нас и не такое доверяют и не «таким».
Если бы снять нашу дорогу - путь на Перевал на видеокамеру, особенно, если сделать фильм чёрно-белым, то получилась бы вполне реальная кинохроника предвоенных лет «Они покоряли север».
 
Приехали к Борьке в сумерках, хотя в марте темнеет не так уж и рано.
Я сразу пошел в стоявший рядом домик, который аборигены называли гостиницей, осмотрел печку – вроде бы целая. Попробовал затопить.
Вначале дымило нещадно, но потихоньку дым потянуло в трубу, скоро тяга наладилась.
Подкинув сухих дров, я пошел на Борькину станцию.
Станционный смотритель уже руководил банкетом во всю, чувствовалось, что он  в своей стихии.
Мужики заезжают на оленёвку – водки навалом, харчи из дому еще «горячие», гуляй Рассея!
- Олечка, пошли, я там, в гостинице печку затопил – вроде не дымит; кровати стоят, матрасы есть, переночуем как-нибудь, нужно только чайник взять у Борьки с водой.
- Зачем с водой?
- А что мы сейчас ночью будем прорубь искать? Где наши рюкзаки, в кабине? Бери чайник, я пойду, вещи вытащу.
Устроились мы нормально. Вскипятили воду на чай и заварили прямо в кружках покрепче. Напились от души и с удовольствием, и с фирменным Олечкиным овсяным печеньем.
Мы неплохо выспались, а мужики на утро встали не раньше десяти и шарахались как тараканы после дуста! Потихоньку к обеду начали отходить, видно заначки на опохмелку имелись.
Когда мы вечером приехали на Перевал, там уже стоял один «Буран», возле него крутился мужик небольшого роста с лицом в страшных шрамах (я потом узнал, что это ему от медведя память осталась), теперь он никак не мог завести свой «Буран».
- Что не заводится? Искра есть, свечи смотрел?
Я от нечего делать, наши-то еще к своим «Буранам» не подходили, остановился возле мужика, дергавшего стартер безо всякого результата. Свечи ему лень было выкручивать, он снимал просто со свечи провод и проверял искру.
- Видишь, на проводе искра есть! Это карбюратор барахлит.
- У тебя ключ свечной сеть?
- Ну, есть.
- Дай, пожалуйста!
Мужик порылся в багажнике, нашел ключ, и мы выкрутили свечку.
Да-а-а! Это что-то с чем-то - свечка была покрыта не нагаром даже, а просто слоем какой-то жирной грязи – будто её выпачкали в солидоле, только не коричневом, а черном! Да здравствует русская техника, которая работает на таком топливе, при таком отношении к себе и при таком обслуживание!
Прочистив свечи и поставив их на место, мы по ходу дела познакомились. Мужика звали Валерка Шеремет, как он, шутя, представился - граф Шереметьев. «Буран» и «Тигр» граф арендовал у какого-то «хозяина» участка. Мясо он уже один раз отвез вниз на Холодную и собирался снова за зверем, уже вверх.
Я тоже поделился своими планами:
- А нас Рябец обещал добросить до Абчады, а там мы через хребет на Буториндо уйдем, к домику. Мы осенью туда залетели, обжились немного, а теперь вот опять, добираемся к себе.
Валерка достал из внутреннего кармана портсигар, и мы с ним закурили.
- Он вас туда не повезет, им в другую сторону, а туда никак, нет, на Абчаду вы не попадёте!
Я возмутился:
- Как это не отвезет, мы ему две бочки бензина дали?!
Шереметка промолчал, не стал со мной спорить… ему – то старому опытному волку всё было ясно и так.

На нашего Александрыча смотреть было тошно. Как я не пытался с ним поговорить, толку было мало, только бегающие глаза и невнятные слова, в основном бессвязные междометия.
- Все ясно! Приехали! Говорили же мне, что с Рябчиком связываться!
Пожаловался я своей Олечке, на своё же разгильдяйство или свою доверчивость. Потом опять насел на Рябчика:
- Александрович, уже обед - мы сегодня выедем или нет?!
Что-то, буркнув, Рябец убежал в домик похмеляться с Борькой.
Сашка Усов не стал дожидаться, пока охотники оклемаются и уехал. Когда Камаз, ушел Рябец с еще одним «опытным» стали смеяться и восторгаться своей шутке – они вытащили из кузова лопату, а назад не положили. Без лопаты зимой и на трассе делать нечего, а в тайге и подавно!
Человек их привез, можно сказать выручил, сделал доброе дело, а они его тут же и «отблагодарили»!
Давным-давно я понял, что шутки бывают двух сортов. Вот вы решили пошутить и неправильно сказали другу время отправления поезда или автобуса, не важно, он мог узнать время отправления только от вас!
Вы «ошиблись» на час, так вот, если на час вперед, то это шутка. Человек приедет на вокзал, час прождет и уедет. Но если на час назад, то – поезд ушел!
Сане Усову в тайге Бурхан помогал! Он отъехал всего-то километра три вниз и зарылся… полез в кузов - лопаты нет! Пришлось идти по зимней дороге три километра вверх на Перевал, и три с лопатой обратно к машине!
А если бы он забурился в 10 километрах или в 20-ти километрах от посёлка?
Ошибки здесь быть не могло, я слышал, как Рябец со своим подельником радовались, что они так удачно вытащили лопату, что Ус не заметил, что им она на оленевке очень пригодится, а он пусть руками копает!

Время уже час дня, а мои «Бураны» ещё не шевелятся, потом всё же загудели - завелись, хозяева стали их прогревать… подошел Рябец:
- Слушай у Валерки Шереметки сани пустые, может, вы туда с Ольгой сядете, а то у нас бензин, вещи - места нет совсем.
Ну и что ты ему скажешь… Рябчику? Буд-то бы мы в такую даль на прогулку приехали, ну не срослось и ладно, сядем на автобус или на электричку и домой вернёмся. Короче, слов не было!
Я молча развернулся и пошел к мужику договариваться.
- Валерка, понимаешь тут такое дело. Мы не успеваем, нам надо сегодня на Абчаду перевалить, а эти орлы не шевелятся! Выручи, добрось до Озерного и там, если сможешь, хоть маленько к Пупу, чтобы мы, хоть по темному добрались!
Мужику было интересно, молодая девчонка в лесу и не просто туристы, туристы от дороги далеко не отходят, зимой, во всяком случае, а здесь через два горных хребта от ближайших охотничьих участков люди забираются в самую глухомань таёжную!
 Ехали мы с Заинькой в нартах, сидя на своих лыжах и рюкзаках. Лыжи у нас уже были нормальные. Наученные горьким опытом первого выхода по зимним заснеженным  горам, мы даже запасные взяли, правда, на них не хватило камусов, но это уже мелочи, если сломаются старые, то можно снять с них.
Шереметка по дороге останавливался, делал перекуры, рассказывал, что, да где, да как.
- Вот Илюхино зимовье… вот след от «Бурана» вправо идет, видишь? Вон крышу видно!
Мы слушали внимательно, но больше из вежливости. Время уходило, утекало, мы не успевали по светлому, это уже точно, а возможно и по темному не успеем.
- Валера, поехали, пожалуйста, а то уже не успеваем!
Граф Шереметка спокойно улыбался, он уже знал, что торопиться бесполезно и нам, и вообще в этой жизни!

До вагона на Озерном мы доехали после обеда, далеко уже после.  Затопили печь, хорошо, что дрова были и поставили чайник.
- Вы сидите, ждите, а я поеду топтать дорогу, ты на веревке за «Бураном» ездил когда-нибудь?
Валерка посмотрел на меня все с той же спокойно-доброжелательной улыбкой, на самом дне которой была упрятана ирония, подтрунивание над новичком.
- Не ездил. Это как?
- Я не смогу по первому следу вас обоих на нартах утянуть, да еще в такой подъем, ты станешь на лыжи, возьмешься за веревку и поедешь, как в кино на водных лыжах за катером видел?
Только Валерка уехал вверх к Пупу, порожняком, отцепив нарты, как вскоре появился и Рябчик с компанией. Я старался быть предельно вежливым и корректным, чтобы не сорваться.
Рябчик почувствовал, что пронесло, начал опять блефовать, вернее это даже блефом не назовешь, дурковать – более верное слово.
- Вы выходите в начале апреля к моему среднему зимовью.
Он охотился на Абчаде, вернее держал участок, ни себе, ни людям, люди правда в лице Леши Наумова, ушами не хлопали и помогали Рябцу добывать соболей на его участке, правда забывали ему об этом говорить.
Я посмотрел на него с удивлением.
- Зачем? У тебя там только бак с гвоздями, гвозди понадобятся, мы лучше на старом поселке из досок повыдергиваем, чем к тебе на Абчаду париться, ближний свет!
Александрович, посмотрев как-то в сторону и опустив глаза, выдавил из себя, то ли нехотя, то ли как какой - то секрет, тайну:
- Я буду возвращаться в начале апреля с оленёвки, завезу вам мяса, мясо же вам пригодится в тайге? Да и ружье вынесешь.
 Все ясно! Он дал мне мелкашку и теперь переживал - как бы ее забрать. Правильно делал, что переживал!
- Хорошо, Витя, мы выйдем 3-4 апреля, если тебя не будет, ну там задержишься по непредвиденным обстоятельствам, то выйдем еще раз 15-16. Во второй раз, если тебя не будет, я твою мелкашку на лабазе у твоего среднего зимовья положу.
- Да, положи там, ее никто не возьмет! Кто ее там возьмет?!
Тут загудел «Буран». Валерка возвращался сверху от Пупа.
- Александрович там, на оленёвке Шереметке бензин дадите, он дорогу топтал, сейчас до Пупа нас с Ольгой поднимет!
- Какой бензин? У него же свой должен быть
Начал было Рябченко Виктор Александрович возмущаться, но я его оборвал:
- Мой бензин! Который мне был предназначен, чтобы до самой Абчады доехать, с запасом!

Я отошел от Рябца подальше, чтобы… ну мало ли их этих «чтобы»? Как раз «Буран» уже подъехал и Шереметка заглушил его, остановившись у самого вагона.
- Ну что Валерка – поперли?
- Дай хоть чаю хлебну, с утра без воды, не могу уже, пить охота!
В вагончике попили чаю. Мы торопились и торопили Валерку Шереметку. Рябец вставлял свои замечания, что, мол, успеете, что вам тут идти, только через гору перевалил и все!
Либо этот бывалый лесник и охотник вообще в тайге от техники не отходил дальше того расстояния на котором можно унюхать запах бензина или выхлопных газов, либо, слов нет, клоун настоящий! Пять часов, через два часа стемнеет, а нам с Олечкой переваливать через гору, до которой еще десять километров идти! Ну, а с Пупа ещё и спуститься надо, и до зимовья добраться, в темноте.

Проехал я на веревке за «Бураном» для первого раза неплохо. За пять километров, хотя нет наверное, не было и пяти, - километра три, упал всего 3-4 раза. Это хороший результат для первого выступления в этом виде спорта: лыжные гонки на буксире за бураном.
Проблема заключалась собственно в том, что скорость у «Бурана» была не равномерная. Перед подъемом он взревет, набирая её, чтобы заскочить с нартой, да еще и меня надо тянуть, потом сбросит скорость, где ямки – притормаживает, потом опять рывок… и так постоянно. А дорогу хоть Валерка и топтанул заранее перед этим, но толку-то, она должна подмёрзнуть, хотя бы сутки – двое… брёвна, ветки стланика повылазили и как назло не где-нибудь попрямой, а вот именно на повороте!
Под конец нашего слалома, но не спуска с горы, а подъёма, я даже приспособился гасить рывки фала руками, заранее предугадывая их… не всегда конечно, но все равно для такой езды на поводу за снегоходом по пересеченной местности нужен опыт, а тут первый раз!
На вершину Пупа мы выбрались уже в темноте, хорошо еще, что весь груз (бензин, запасные лыжи) бросили внизу возле приметного дерева, которое потом через десять дней кое-как нашли!
На самой вершине снег был надутый, плотный и лыжи разъезжались на малейшем уклоне в разные стороны, вроде едешь прямо, а уклон поменялся и уже юзишь боком, но это все было терпимо. А вот когда начался спуск в долину Абчады, то тут мы хлебнули горя. Снег будто бы рыхлили специально, будто кто-то взбивал его как перину, он совсем не держал - лыжи валились до самого стланика. Ольга шла впереди, топтала лыжню, так как была сама легче и без груза почти, но я и за ней следом валился… и там, где она проваливалась и там, где проходила!
Через пару часов такого спуска стало ясно, что до зимовья мы уж не доберёмся и до утра, даже если будем всю ночь идти и что «отоговать» нам уже неизбежно… по любому!
- Всё, Заинька, хорош! Надо искать подходящую площадку, ровную более менее и ночевать. Так если мы будем спускаться, то через час из сил совсем выбьемся.
- Я только хотела тебе сказать, а то ещё заблудимся в темноте. Мы, по-моему, ещё даже на половину не спустились с горы. Мы вообще хоть правильно идём? Я что-то местность не узнаю.
Я успокоил Олечку:
- Всё нормально, справа у нас распадок глубокий… я его помню, когда мы поднимались с Лёшей, он с правой стороны был.
Прошли еще немного, нашли подходящее место, площадочку небольшую под прикрытием скалы. Потом мы наготовили лапника на подстилку, сушняка на костёр - все как полагается. Да, все как полагается, всё как надо… только вот до каждой сушинки приходилось пробиваться буквально грудью. Лыжи мы сняли …наконец-то, толку от них всё равно не было теперь и собирали дрова, ползая по грудь в снегу.
 Дым от костра мотало из стороны в сторону и только пригреешься, чтобы соснуть пару минут, как дышать становилось нечем и приходится перебираться на другое место. Переберешься, заодно подкинув дров в огонь, уляжешься – дым опять тут как тут, будто нарочно!
И зачем все это, спрашивается? Ради чего?! Ладно, в тайге, в лесу всякое бывает, всякое случается! Но зачем, зачем из-за того, что какому-то Рябцу понадобилась лишняя бочка бензина, или из за того, что он просто дурак или идиот безответственный, и из за этого я мало того, что сам мёрзну, дымлюсь, копчусь как… но еще и Олечка мучается! Это, что? Разгильдяйство? Да нет, прежде всего, жадность! Потом - ложь, трусость – это три составляющие самого плохого, что может быть в человеке – тупости. Глупый человек, дурак – он смешон и забавен, даже несколько разнообразит жизнь… обыденную жизнь, налаженную и устоявшуюся… но в экстремальной ситуации он опасен… не только для здоровья, но и для жизни!
Когда уже про кого-то из людей нечего сказать, то говорят «человек он хороший» как про покойника - De mortuis aut bene aut nihil. Вот еще бы про таких можно было бы добавить «был», не про покойника, разумеется, а про «хороших» людей.
И не умаляйте роли дурака, бога ради! Она существенна и многогранна, а главное действенна, - сколько исторических событий первостепенной важности пошли не так как надо, повернулись не тем боком, споткнувшись о трусость, ложь или элементарную жадность или другие какие грани глупости?! И географический кретинизм Груши или Железняка,- примеры не самые яркие, не самые весомые. Дурак он вездесущ и неистребим, он везде. Иногда тщательно замаскирован, мимикрия она ведь не от большого ума, она от большой трусости… дурак имеет лишь одно положительное качество – он всегда высовывает ослиное ухо, которое надо только вовремя заметить. Ага, всего лишь!
Вот благодаря этому его родовому признаку, как-то можно, при наличии известной доли наблюдательности, себя обезопасить.

Соломон был прав – «пройдет и это»… все кончается. Прошла и ужасная ночь, как-то вдруг и неожиданно, когда уже казалось, что никогда и не кончится. Мы дождались наконец-то  утра и двинулись дальше вниз, даже не попив чаю, что само по себе уже о многом говорит. Оказывается, действительно утро вечера мудренее, - прошли всего с полчаса и подрезали лыжню. Боже, какое блаженство! Старая лыжня, оставленная кем-то, подмерзла и держала… не совсем конечно, но по сравнению с тем, что мы прошли накануне, это был асфальт!
Уже возле речки, на самом берегу Абчады мы наткнулись на капкан, в который попал соболь - это Леха Наумов «помогал» Вите Рябченко охотиться!
Стало жалко шкурку, зверёк касался головой земли, вернее плотного наста, и мыши уже попробовали его на зуб.
- А сам еще учил, Дерсу Узала, что надо повыше ставить капканы, чтобы мыши шкурку не портили! Что снимем, а то жалко, мех богатый - головка, настоящий баргузинский черный соболь с сединой!?
- Охота тебе его тащить, пусть Леша сам снимает, пропадет – его проблемы!
Олечка, конечно, была права, но мне было не по себе, что ценная шкурка может быть просто съедена мышами. О том, чтобы забрать себе и речи быть не могло!
Почему? Ну, тому, у кого возник такой вопрос, все равно не объяснишь, а у кого такого вопроса нет, то и объяснять не надо!

И этот домик - развалюшку называть «Большим зимовьём»? Наверное, только Рябец и мог… только он был способен к такой супергиперболизации. Низенькая конурка, сложенная сикось-накось из сухостоя, побитого сначала короедом, а следом за ним и дятлом… светилась так, будто её расстреливали прямой наводкой из сорокопятки, кое-где правда дыры были заткнуты мхом, уже почти высыпавшимся или ватой из матраса или рукава телогрейки.

Продукты («…еду можете не брать, у меня там запас на Большом зимовье…» )  – пачка английского чая, времен перестройки и, наверное, попорченного уже тогда и одна, одна единственная банка тушенки, правда Улан -Удэнского завода, но тоже десятилетней выдержки и все! Все продукты! Ах да чуть не забыл на окошке «Большого зимовья» лежали таблетки для дезинфекции воды, фирменные! Это, наверное, остатки от «Бури в пустыне».
Черт! Еще же целый килограмм соли! Да, не меньше килограмма… никак не меньше - она, правда, вся слиплась в дырявом пакете, но соль ведь не пропадает, даже подмоченная!
Не смотря на такой шикарный ассортимент, все продукты были тщательно спрятаны, зарыты на самом дне огромного бака, наполненного доверху гвоздями. Наверное, Витя, воспользовавшись должностью главного лесничего, раскрутил какого-то завхоза, заготовившего дрова не в том месте, не в то время, конечно же, не в то - раз попался.
Поспали мы после такой ночевки, отоговки у костра еще и в зимовье до обеда. После двух решили прорываться на старый геологический поселок, где мы подремонтировали домик, где у нас были продукты, книги, вещи… много чего, что мы забросили прошлой осенью на вертолете.
Лыжня Лешина по речке была задута и мы её потеряли, нам снова пришлось биться по целику, а снег был ещё хуже с этой стороны реки, на западном склоне гор, совсем как песок и почти не держал.
Но здесь уже родные горы - они помогут нам! До дома оставалось всего ничего.
В седловинке, перед последним подъемчиком мы наткнулись на выводок рябчиков, первый раз в жизни я видел такой большой и глупый выводок. Птиц было больше двух десятков, они совершенно не боялись человека, и можно было бы хорошо поохотиться, но руки после такой дороги дрожали, опыта явно не хватало, в итоге кое-как я добыл пару штук, изведя при этом полпачки мелкашечных патронов.
Но для нас и это была добыча - мы радовались как дети… охотники!
Пока мы резвились в этом тире, ветер незаметно усилился и небольшой до этого снежок вдруг повалил хлопьями. Переваливали через хребет с Абчады мы уже в пургу, но это было не страшно, с левой стороны замерзшее горное озеро, справа гора, место узкое – заблудиться почти невозможно, - держись только подножия горы, потихонечку её огибая.
Вот и домик, ура, наконец-то! Все задуто до самых окон, дверь на треть запрессована плотным снегом, но это наш домик, это наше жильё. Всё какое-то замёрзшее, застывшее и засыпанное снегом, но в то же время родное, тёплое… согретое памятью о том, что здесь было с нами… как мы здесь жили.
Лыжей и ногами мы отгребли вход, и попали, наконец, во внутрь.
Да-а-а… слов нет! В комнате повсюду на полу разбросаны вещи, обувь, продукты. Медведь-шатун на зиму не лег, чтобы у нас порядок навести?! Стоишь – смотришь, понимаешь, что не зверь, но не веришь, что человек может такое натворить!
Да уж - медведь! Вон и посуду всю загадил, сварил пятилитровую кастрюлю гречки, половину оставил, уже заплесневела, в ведре эмалированном тесто замешивал, ведро теперь неделю горячей водой отпаривать!
А главное вещи! Чего было искать в подвешенных нами мешках?! Мы все убрали от мышей, но от «лесных двуногих крыс» не спрячешь! Леша Наумов сразу помощников-батраков на охоту взял, толк от них не большой, разобраться так ему и одному не много работы, но «престиж!» «У меня работники», - это звучит солидно, весомо!
Каурец Володя вообще бригаду привел из трех человек.
Что они такой толпой делали в не таком, уж большом домике, ну кроме того, что кушали на убой и на вырост (весной вокруг оттаяли кучи выброшенной из кастрюль каши, теста и прочего), рылись в наших вещах, отбирая себе, а часть и сразу приватизируя; пили бражку, которую поставили на варенье, оставленном нами на весну, когда с витаминами туго, играли в карты, кушали мясо…
Мясо кушали изо всех сил, нам остались два случайно забытых кусочка не больше спичечных коробков, видно в сковородку не влезли, так и остались на дне мешка.
Олечка так и застыла на пороге.
- Миленький, что это такое, я не пойму, что здесь случилось? Что они здесь делали?! Нет, ну это,
Я вообще молчал, ни как не мог поверить тому, что видел. В душе росло что-то нехорошее, горячее, ком какой-то. Собрав все силы, я постарался, чтобы это не поднялось выше, не ударило в голову!
- Вот сволочи! Ладно, Заинька, не расстраивайся, ерунда…
Я обернулся, посмотрел на Олечку:
- Ты, что плачешь?! Ну, ты даёшь! Не расстраивайся, я тебе говорю ерунда… мы дома, дошли, наконец. Сейчас печку затопим, чайник поставим - выспимся на своей кровати, как люди.
- Во - смотри! Они печку железную из баньки вытащили, а каменную сломали… вот идиоты! Кто их просил?
Действительно, в углу на камнях стояла небольшая буржуйка с железной трубой, просунутой в потолок, расшивки, можно сказать, что не было, торчал только какой-то кусок, грубо вырубленной жести.
- Миленький, посмотри, что это с кроватью… в чем простыня – то?
Ольга подошла поближе:
- Они, что здесь делали вообще – всё в крови,- что ли, что за пятна?!
 
Неделю мы приходили в себя, после таких гостей. Продуктов практически не осталось, годовой наш запас улетел в пользу бедных охотников. Дрова, которые мы с Олечкой таскали со всей округи и думали растянуть до лета потихонечку пополняя запас, дрова кончились. Наверное, ребята не могли договориться чья очередь, вернее кто первый хоть палку принесет и на этой почве разбежались, разошлись - никто не хотел других обрабатывать!
Ушли ботинки, куртки… да много чего, если даже фонарик и зажигалки не задержались.
Но ружье и бензопила, как, ни удивительно остались на месте. А удивительного ничего и не было. Это крупное, за это можно и… а вот зажигалка! - «Какая зажигалка? да завалялась где-нибудь, в щель упала. Ботинки, да вот порвались – прохудились олочи, - пришлось ваши… »
Главное, что Леша сам же учил нас молодых – неопытных: «в тайге каждый гвоздь имеет цену, даже ржавый».
Дрова, по словам все того же опытного зверолова Алексея Наумова обязательно надо оставить на зимовье. Пришел поздно, использовал дрова, на утро будь добр - восполни запас!
Гладко было на бумаге, а когда бумага кончилась, то ребята начали рвать книги.
- Ну, разве не сволочи они, не понимают – книги рвать не хорошо! Ты прочитал эту?
Олечка крутила в руках какой-то томик без обложки и, пожалуй без четверти страниц. Я взял посмотреть… с трудом понял, что это:
- А это? Лукьяненко, был.
- Ты прочитал? Интересно?
- Ну, ничего так… можно один раз.
Олечка расстроено пролистала книгу, вернее то, что от неё осталось.
- Жалко… я теперь не прочитаю.
Я пожал плечами:
- Ну, почему же? Читай, там только начала нет, оно всё равно  растянуто,  неинтересно.
- Я так не могу, мне надо, чтобы всё по порядку, а то потом непонятно ничего… да тут и конца нет.
 Лукьяненко я - то прочитал, а вот календари было жалко, ушёл «Охотничий» и «Полезные советы», их - то можно было полистать вечерком, лёжа в кровати, когда не охота ничего серьёзного.

Кое-как очухавшись, мы решили, что надо искать место!
И подальше и повыше! Чтобы подальше от опытных и бывалых, мужественных охотников – звероловов и повыше в горы!
На юг просматривались три горных вершины, вид был потрясающий, хотелось исследовать всё там: ущелья, речки, озера у подножья этих гор.

Однажды, через неделю, уже под вечер, когда мы с Олечкой сели пить чай, слышим – песня! Кто-то весело и легко шагает, судя по голосу, и распевает куплеты собственного сочинения на какую – то известную мелодию, мы выглянули в окошко – Леша!
Идет бодро, снег уже плотный сел за несколько солнечных деньков, лыжи не валятся, да и груза никакого – рюкзачок станковый аж ветром раздувается, как знамя полка или знамя настоящего зверолова, пустой рюкзак примета матерого охотника, он знает, где и что в тайге лежит, или ходит!
- Привет! А я иду, вижу дымок из трубы, ну значит вы с Ольгой здесь!
Выдал тираду Лёша – Керосин прямо с порога.
Он почему-то не называл меня по имени, к Ольге обращался, а меня старался по возможности обходить с поименнованием.
Чай мы ему предложили всё - таки, но он отказался:
- Мне что-то пить не хочется… совсем.
После такого перехода это было конечно странно, остатки совести в горле мешали, наверное… пить!
- Здесь правилки, пялки для соболей где-то лежали, мне забрать бы их.
- Нету, Леша, правилок, я ими печку растопил.
- Как! Правилками печку?! Нехоро-ошо это.
Попытался, было, Керосин наехать, даже голос строгим стал, злым каким- то и тонким, слова в растяжку пошли.
- А дров не было, мы уже поздно пришли, вот и разожгли печку сухими досточками... правилками.
Я удержался и не напомнил ему, как он нас учил после себя дрова оставлять.
- Были сухие дрова… за дверью вроде бы оставались.
- Ну, оставались, не оставались не знаю, тебе виднее. Мы не нашли ничего кроме правилок, сухого во всяком случае точно ничего.
- Все равно не хорошо.
Леше очень жалко было своих так любовно выстроганных правилок, но он не стал их разыскивать дальше, чтобы еще что-нибудь не потерялось- не нашлось.
- Вон одна правилка осталась, с соболем в углу висит, видишь?
Я показал на сохшую шкурку соболя, которого мы забрали на Абчаде, когда спускались.
Глаза у Леши заблестели, мне показалось, что он сейчас заплачет, то ли с досады, то ли от жадности.
- Головка! Черный! Где добыли?
Я выдержал паузу, но не до конца - стало противно.
- Да забирай, это в твоем капкане был, который ты на Абчаде поставил.
Тут наступила пауза, счетчик заработал, с одной стороны капкан на чужом участке -  криминал, но с другой – соболь, да ещё какой - головка! Там еще неизвестно, как выйдет, всегда можно весомую отговорку найти, а здесь вот он – соболь!
Мне надоел этот цирк, жанровая зарисовка на тему народной жизни в духе передвижников, так всё было смачно, красочно, и откровенно, что с души воротило.
- Олечка, сними, отдай Леше соболя, пожалуйста.
Может мне показалось, но руки у охотника, по-моему, дрожали, когда он брал шкурку и прятал с единственной оставшейся правилкой в рюкзак.
После такого презента гость у нас не задержался, о чем мы нисколько не пожалели. В тайге радуешься общению с человеком, но только не с таким!

На следующий день Леша пришел в гости.
- У вас масло растительное еще осталось? Дайте бутылочку.
А то он не знает, чего и сколько осталось! Наверное, даже в карманах одежды рылся не один раз.
Просил у Ольги, дождался, когда она вышла на порог!
- А ты почему у Ольги спрашиваешь? Продукты я укладывал заново, после того как вы все перерыли, я и знаю, что после вас ещё осталось?!
Стоит, молчит, а что ему говорить?  Он уже не словами о ценности гвоздей и заготовке дров, он уже делами всё сказал!
Веско так, по-мужицки, авторитетно, он же уважаемый человек, кондовый охотник!
- Оля! Дай ему масла бутылку.
Вышла опять Ольга, она уходила в домик, когда мы начли с Лешей разговаривать.
- У нас только нерафинированное осталось, на нем жарить… не очень.
- Мне все равно, такое даже лучше!
И схватив бутылку, Леша убежал к себе на базу.

Вначале мы никуда не ходили, ждали, пока этот охотничек отохотится – апрель месяц все-таки, соболя уже лезут! Когда он утолит свой инстинкт и жажду… этих соболей сдать – то уже целая проблема!
Но опыт – великое дело. Леша видно знал, каких и куда соболей можно сдавать. Да и то - куда деваться женщине соседке, которая заняла охотнику денег и продуктов, - не возьмет шкурку, которая уже линяет, так и вообще замучается ждать расчета! Можно ещё дочке подарить, папа не жадный у него душа широкая. Он даже сыну не поленился вынести ботинки из тайги, с такой дали тащил заботливый отец, бери сынок, люби своего папу – добытчика.

Весна потихоньку набирала силу. Солнышко с каждым днём пригревало всё сильнее. Мы убирались вокруг домика, но так… чисто косметически, внешне, чтобы не убиться, когда ходишь. Было уже твёрдо решено, что отсюда мы уходим, перебираемся на новое место.
 
- Инопланетяне не прилетали?! Вот только что?!
Леша прибежал со своей базы возбужденный и радостный.
- Какие инопланетяне?
Я почему-то ни на секунду не усомнился в том, что это Лешин бред! Не знал только пока к чему эта затея?
- Да вот сижу, бреюсь, слушаю радио, вдруг что-то зашипело, затрещало, искры – разряды!
- Ну, и какие искры?
Спросил я без всякого желания и интереса, просто было стыдно за этого здорового, взрослого мужчину, который хочет сочинить какую-то байку, для чего-то, но то ли наглости, то ли ума не хватает придать своим словам и голосу искренности.
- Ольга! Вот выйди, послушать, что только что у меня на базе было!
Крикнул Лёша в открытую дверь. Олечка возилась по хозяйству в домике, но как человек воспитанный не смогла отказать во внимании, но на плечи ничего не накинула, вышла в одной футболке, тактично давая понять, что ей некогда с одной стороны, а с другой имея благовидный предлог в любой момент удалиться.
- Вот, я только что брился, радио работало, вдруг что-то загудело, искры по проводам… ну, где антенна.
Повторение этой истории, несмотря на увеличение аудитории, далось Леше с еще большим трудом и прозвучало уже совсем неубедительно и как-то вымученно… повисла пауза… и повисев, уже, пожалуй, и затянулась.
- Не видели вы ничего необычного?
Мы с Ольгой понимающе переглянулись.
- Мы ничего не видели, но я была в доме. Ты ничего не видел, Миленький?
Я бросил на Ольгу красноречивый взгляд, что, мол, не расположен подыгрывать Леше в его игре в НЛО и она ушла в дом.
- Леша, а где фонарик?
- А, что нету?
Я молчу; кому, как не ему известно, что «нету».
- Леша, а где плед, ботинки?
- Какой плед? Ах, одеяло шерстяное! Я его на верхнее зимовье отнес, холодно было, морозы стояли. А ботинки я не брал, может ребята взяли в зимовье ходить?
Ну что с ним разговаривать! Я вообще не рад был, что не удержался и завел этот «мелочный» разговор. Действительно, это же не Лешины «гвозди», каждый из которых имеет в тайге свою цену.
Махнув рукой, я стал дальше обрабатывать березу на топорище для маленького топора, потому что старое, которое было новое перед нашим уходом, стало почему-то до половины выщербленным. Ребята предпочитали колоть дрова маленьким топориком - легче. Кололи по-мужицки, по бывалому, я еще в начале удивлялся, что это у них во всех зимовьях топорища до половины выщерблены, а сам топор с каким-то коротким лезвием. Оказывается, новый топор снимают на наждаке чуть ли не до половины – это особый шик! А главное легче дрова колоть! Один раз, еще пацаном двадцатилетним, я, попав первый раз в бригаду лесорубов в Тюмени, заточил топор подобным образом. Мужики посмеялись надо мной, а вот слесарь и работник на все руки татарин Захарка долго со мной вообще не разговаривал, загубить хороший, добрый топор, пусть и по неопытности и молодости, с его точки зрения было непростительной глупостью… проступком.
- У вас батареек нет пальчиковых?
Вот она «летающая тарелка»! Вот ради чего Леша инопланетян запустил!
- Нет у нас батареек! Ты шел в тайгу или куда?! Масло не взял, понятно – это тоже килограмм груза, тебе тащить тяжело! Но батарейки пальчиковые! Что тоже карман оттянут?!
- У меня были на радио стояли, мне должно было хватить, а тут это происшествие, что-то в атмосфере разряды какие-то, вот батарейки и сели! Я же не виноват!
- Нет у нас батареек, Лёша.
- Я же знаю, у вас много.
- А нам тоже они нужны, Ольга плеер будет слушать.
Леша немного постоял, потом опять начал батареечную тему, сильно уж ему без радио не хотелось в апреле соболевать.
- Ну, дайте хоть стареньких каких-нибудь, я комбайн сделаю!
Всему есть предел! У меня внутри все закипело: устроить погром, растащить и украсть все, что на глаза попалось и еще набраться наглости…
- Я сам комбайн могу сделать, если будет надо… без всяких баек про летающие тарелки и инопланетян с фонариками в ботинках, да еще плед внакидку. А вообще-то я хотел тебе сказать уже давно, как только порог вот этого домика переступил и увидел, что здесь творится…
Я оторвался от своей чурки и хотел посмотреть Леше в глаза, потому что то, что я хотел сказать надо говорить, глядя в глаза, никого нет!
Когда он ушел?! Я даже не почувствовал… Лёша был уже метрах в пятидесяти!
Вот нюх у мужика! Да… опыт видно есть! Он ему и помогает в его тяжелой жизни бича в Нижнеангарске и охотника со стажем на Абчаде!
Нет, все-таки удивительно? Если бы просто обиделся, а с него станется еще и обидеться, то не уходил бы так быстро.
Да бог с ним! Он его сделал, пусть он с ним возится, бог.
Ясно одно -  отсюда надо перебираться и чем дальше и выше, тем лучше… для всех.
Прошло несколько дней, было уже начало апреля. Мы вспомнили, вернее я, что нам могут подкинуть оленины на Абчаду.
- Миленький, тебе же Шереметка говорил, что Рябец никак не попадет на свое среднее зимовье после оленевки. Да у него и желания такого не будет! Стоит нам тратить время тащиться туда зря?
- Нет, раз обещали, надо сходить, а вдруг совесть проснется у Александровича.
- Какая совесть! После того, как он нас на Озерном бросил, я и мяса его не хочу и его самого видеть не могу! Как вспомню нашу ночёвку на снегу…
Олечка очень редко высказывала о ком-то свое мнение, а отрицательное никогда! Да, видно тяжело ей дался этот переход через Пуп!
- Заинька, давай сходим, прогуляемся, мелкашку надо отнести, раз обещали.
- А где мы ее положим?
- На лабаз, как и договорились!
 - Да ее там сразу приберут, тот же Леша!
- Ну это уже будут их проблемы.
Разозлился я.
Решили дождаться погоды (к назначенному сроку как раз запуржило) и после всё же сходить к «Большому среднему зимовью»… за мясом.
Так и сделали.

И смех и грех! Естественно никого там не было, и быть «не собиралось!». Ну и ладно, нам легче!

Леша решил видно соболевать до зеленых листочков, мы замучились сидеть дома, ожидая, когда у охотника сезон закончится! Потом плюнули, жаль было хороших денечков и пошли искать место!
Перед дверью я специально и демонстративно насыпал чистого снега, забил гвоздь и подпер лопатой: «Вход закрыт, для доброго соседа!»
Не по таежным законам?! Наверное! По таежным, как они бывалые рассказывали, надо было бы по-другому! Да бог же ведь с ним? Пусть сам с ним и мучается, разбирается и вообще, может быть, в этом сермяжная правда охотничьей жизни Леши Наумова, может быть, надо пожалеть его бедного, ни разу, не работавшего в своей жизни (охота – это занятие, образ жизни, но ни в коем случае не работа!). Надо пожалеть, взять на иждивение, здоровенного лося, который если ему надо может половину лося и унести на такое расстояние, где он будет в безопасности, без свидетелей и нахлебников!
Ну это опять же не наше дело. Ни жалеть его, ни вникать в психологические тонкости его клептомании желания не было… никакого!
А почему же столько времени я уделяю описанию этого «негатива»? А куда же его денешь, негатив… гадость всю эту?
Врать, что нас в тайге встретили герои Джека Лондона? Этого и в других книгах, где художественный вымысел, который выше правды… выше крыши!
В других… в других книжках, где белку в глаз, где тушу медведя на трескучем морозе в шкуру мехом вовнутрь - мясом наружу, еще и нитками умники зашили, где из новой двухстволки с первого выстрела, в кружок – дно стакана – за сто шагов, где мама охотника, собирая, совершает страшную ошибку и не ложит ему нож в котомку… негодяйка!
Всех этих высокохудожественных изысков здесь нет! Можно и не ожидать, не надеяться.
Так вот погода стояла великолепная, апрель потихоньку набирал силу! Мы для начала решили сходить на озеро Буториндо, интересно посмотреть на памятные места… первая отоговка всё же! Такое запоминается на всю жизнь, а может быть и дольше!
С вечера собрали рюкзак: кружки, чайник, по теплому свитеру в дополнение к легким, которые на нас будут, вдруг похолодает! Олечка испекла булочки в поход, но к ним ничего не было, ничего не осталось: ни варенья, ушедшего на бражку, ни сгущенки, один лишь сахар. Я собрал «джентльменский набор» - несколько гвоздей на шестьдесят, шурупы, веревку, проволоку – это для ремонта лыж, если что-то случится с креплением, эластичный бинт, наши специальные спички, ну и конечно боеприпасы.
Утром мы перекусили, чем бог послал, и двинулись навстречу солнышку – к югу, к юго-востоку значит. Помня свой первый поход, когда нам пришлось отоговать, мы старались не повторять ошибок, компас даже взяли. Сверившись с картой, взяли направление на Буториндо и пытались идти по возможности напрямую, не виляя из стороны в сторону и не бросаясь к первой попавшейся ложбинке, принимая ее за озеро.
Часа через полтора нормального хода мы поднялись на высокий холм. Вот оно – Буториндо! Перед нами открылась панорама большого озера, к которому примыкало болото, но меньшего размера с кое-где появившимися проталинами.
Вверх к горам уходили по долинам ручьев две полоски кедрача. Одна более узкая справа тянулась вверх довольно далеко и, наверное, переваливала на другую сторону по ложбине между  двумя горными хребтами.
Второе пятно темно-зеленого цвета кедрового леса шло слева от Буториндо широко, но заканчивалось у подножия высокой горы, изогнутой к озеру как ладонь, гигантская длань, прикрывающая его от холодных зимних ветров. Я не оговорился и это не художественное преувеличение, «которое выше правды». Просто зимой сильные ветра почему-то с юга, со стороны Байкала. Так что хорошо, когда, не претендуя на художественность своего вымысла, описываешь то, что было или есть на самом деле. Хотя естественно, бывают и исключения, но какие! Пушкин восторгался народными песнями собранными Проспером Мериме, а оказалось, что собрал он их без «хождения в народ» в своей голове. Стивенсон описывая остров Сокровищ воспроизвёл географию и флору действительно существовавшего острова у берегов Кубы, который, в самом деле, посещали известные пираты, а неизвестным - то и бог велел!
А наша география, нашего с Олечкой «острова», устроена таким образом, что высокие горы на юге закрывают от ветра, проскочившего из степей Монголии через Байкал, а к северу уже идут широкие долины собирающие воду для великой северной реки - Лены.

Хотя солнышко поднялось уже довольно высоко, но время еще позволяло сделать более глубокую разведку и мы решили исследовать ближний, более широкий участок леса, который уходил влево от озера
Когда на тайгу смотришь сверху или со стороны на достаточном удалении, чтобы ухватить (не охватить, а именно ухватить, поймать) общую картину, то сразу видно, сколько в ней кедра, он резко отличается своим насыщенным темно-зеленым цветом. Мы вошли в лес, обойдя озеро с левой стороны, при этом обнаружили впадающий в Буториндо ручей (как потом оказалось, он вытекал из еще одного озера по размеру не меньшего, а то и превосходящего само Буториндо). Этот ручей уже местами протаял, мы с удовольствием попили вкуснейшей водички. Дальше пришлось пробираться по склону распадка, по самому же ручью невозможно было пройти из-за глубокого рыхлого снега, поваленных деревьев и густого подсада. На склоне же снег держал, и мы вскоре вышли к краю кедрача, почти под скалистую гору. Осмотрели место – это была уютная котловина с трех сторон закрытая от ветра. Здесь видно климат был помягче и кедры, росшие в этой каменной чаше достигали огромных размеров. Отдельные экземпляры мы не могли с Олечкой обхватить вдвоем. Вправо через ручей, вытекающий из этой уютной долины, шла полоска лиственницы, где было много сухих деревьев, в общем - место нам понравилось.
Назад возвращались по другому берегу ручья, другой дорогой, чтобы как можно полней получить представление о месте, которое нашли. По ручью попадались ольха, береза, тальник, кое-где выглядывали кусты жимолости.
- Миленький, это что за растение такое интересное?
- Это… это, Заинька, жимолость!
В Магадане она не редкость и я сразу узнал.
- Ой, хорошо! Ты посмотри, сколько её здесь… а ягоды будут?
- Конечно, будут, куда же они денутся?
- Ура-а-а! Значит мы будем варенье готовить… мне так здесь нравится… это место. Нет, правда! Ни то что там, возле Лёшиной базы на старом посёлке, там и ягоды никакой нет.
- Ну, почему нет? Мы просто поздно прилетели, снег уже был… её не видно было.
- Ну что ты говоришь, какой снег? Вначале ещё лежало немного, а потом вовсе растаяло… ты вспомни – мы ещё клюкву на болоте нашли, её правда было совсем мало… помнишь?
- Ну, я согласен с тобой, Заинька! Мне здесь тоже нравится… что будем здесь строиться?
- Ой, давай здесь! Только побыстрей бы уже, а то столько времени прошло, а мы только сейчас место нашли.
 
Выйдя к проталинам на болоте перед озером, мы пробрались между ними и свернув в право, вышли на свою лыжню. По лыжне- то идти намного легче и веселее и мы хорошим ходом рванули домой. За исследованиями местности время пролетело незаметно, надо было спешить, чтобы успеть до темноты!
Засветло всё-таки добежали, с облегчением сняли лыжи и сбросили рюкзаки. Потом затопили печку, напились чаю и уснули после такого похода, как убитые.

На следующий день мы обсудили найденный нами распадочек и приняли решение: «перебираемся!»
Вот только когда этот заохотившийся Леша уйдет?! Мы не хотели, чтобы он знал наше новое место.
- Олечка, может, быть всё же дождемся, пока он отохотится, чтобы не унюхал, куда мы перебираемся?
Ольга как  женщина, была более практична.
- Что толку ждать, время теряем только! Нам же еще надо строиться, перетаскивать отсюда весь груз, что мы забросили на вертолете! А этот Леша, может быть, до мая будет здесь сидеть!
- Ну, в мае соболь-то уже точно линяет! Что он - дурак?
- Ты же помнишь, он рассказывал, что ловил в мае, когда у соболя ложный гон? Может быть, и в этом году так будет, а мы здесь будем время терять зря. Да не пойдет он за нами!
- Ладно, завтра утром встанем, если у него на его базе дым не идет, значит ушел в другое место, на другое зимовье, ему же надо проверять капканы? Дыма нет – берем рюкзаки и идем на Буториндо.
Я тоже не хотел терять время, весна пройдет быстро, если не успеем перетащить груз по лыжне, то летом будет намного тяжелее.
Олечка стала собирать то, что надо было унести в первую очередь.
- А пилу ты будешь завтра брать? Тебе рюкзак как грузить? Если еще Homelite свою возьмешь, то уже, пожалуй, хватит.
Заинька приподняла мой рюкзак, пробуя на вес.
- Грузи, грузи!  Пилу брать пока не будем, надо здесь дров наготовить, дрова же эти охотнички все сожгли! На черта мы их только готовили?! А если бензопилу туда унесём, то с двуручкой мы знаешь, сколько времени потратим, и сил! Нет, надо сначала дров наготовить…
 
На следующий день мы никуда не пошли. С утра шел снег, ветер срывался порывами, как бешеный пес с цепи, погода испортилась. Только после обеда маленько затихло, и я пошел готовить дрова. Поблизости все выпилили еще геологи. Остались только кое-где кедруши, а за сухими елками приходилось идти уже метров за двести- триста. Работа в принципе не тяжелая, если есть бензопила и готовить на два-три дня вперед… не спеша. Но нам надо было заготовить на пару месяцев и хотя было уже относительно тепло (весна не зима), но дрова все равно уходили, а вернее улетали… теперь же у нас была буржуйка, а не каменная печка, благодаря помощничкам. То чай, то обед, то просто в домике сыровато – протопишь, сразу климат улучшается и душевный в том числе, что немаловажно, в нашем более чем тесном и более чем оторванном и изолированном «коллективе».
Погода никак не налаживалась, и мы днем запасались дровами, а по вечерам читали. Свет у нас был самым примитивным – свечи и керосиновая лампа. Было также несколько баллончиков с газом, но их мы берегли для экстренных случаев, ну когда что-то срочно надо сделать на утро например отремонтировать лыжи, одежду или зарядить патроны.
Керосинка ужасно воняла, хотя у нас был даже специальный осветительный керосин в бутылках, но видно его разливали из той, же бочки, откуда мы взяли и солярку. Во всяком случае, что керосин, что соляра – через полчаса в домке собирался такой едкий угар – прямо глаза резало.
Поэтому мы не жалели свечей, которых пока хватало. День все прибывал,
и проблема со светом потихоньку теряла свою остроту. Мы приспособились рационально использовать самый древний и надежный источник – солнце. Раньше ляжешь, раньше встанешь. И для здоровья полезно и сделать успеваешь кучу дел. Не зря крестьяне говорили: «Кто рано встает – тому  бог дает!»
Только распогодилось. Мы сразу отправились на озеро Буториндо. По знакомым местам идти гораздо легче и веселее! Что может быть увлекательней и интереснее чем поиск места для строительства домика в тайге, в горах, где от просторов дух захватывает… сначала, а потом, когда освоишься, становится легко на душе и весело на сердце?!
Мы прошли до озера, заранее готовясь к будущей перевозке груза, выбирали места по возможности без резких перепадов рельефа, если спуск, то плавный, если подъем, то такой, чтобы можно было затянуть сани с грузом.
Дошли опять до самого подножия гор, которые образовали котловину, понравившуюся нам в прошлый раз.
На второй взгляд место оказалось не хуже, чем на первый.
Мы ещё раз убедились в верности принятого решения – строиться здесь, а это никогда не лишне… ещё раз отмереть, прежде чем отрезать… окончательно и бесповоротно!
Для начала надо было сделать лабаз, чтобы перетащенные с такой дали продукты еще и здесь у нас не разграбили. Медведь скоро встанет, да и росомаха может изрядно напакостить, а этот зверь хуже косолапого – готов  к разбою круглосуточно и круглогодично, не зря среди охотников она пользуется дурной славой!
Подыскали кедр, возле которого удобно стояли две сухие елки. Елки я спилил на высоте четырех метров, что было довольно сложно, намучался порядком. Лестницы, которую сделали перед этим, едва хватило метра на три. Мне пришлось стоять на предпоследней ступеньке, в последнюю упираясь коленками, а Олечка стояла ниже и поддерживала меня, упираясь мне в спину рукой и головой, второй рукой ей приходилось держаться самой. Ну поддерживала она меня в основном головой, которая, если быть откровенным, до спины не доставала… ну и что, подумаешь!
Как бы там ни было, но мы исхитрились, полы из брёвнышек настлали на поперечные балки и дела пошли быстрее.
- Олечка, подай топор, пожалуйста! Быстрее, что ты еле ходишь! Скоро стемнеет, пора возвращаться, а мы с лабазом все возимся.
Под вечер похолодало, за весь день только один раз чай с коржичками попили, усталость уже наливала мышцы свинцом.
- Возьми! Сам бросаешь, где придется, а потом еще выступаешь!
Ольга стала на ступеньку лестницы и протянула мне топор топорищем, руки уже задеревенели, я взялся за ручку, но не удержал.
- Берегись! Топор.
Заинька только и успела присесть и закрыть голову руками, топор лезвием вниз упал с трех метров ей на спину!
Я соскочил с лабаза, взял мою раненную за плечи, ну конечно! Все лицо в слезах, а звук отсутствует!
- Ты, если плачешь, то звук не выключай! А то сидишь на корточках, не шевелишься… топор из спины торчит, я испугался!
- Какой топор?! Дурак! Чуть не убил меня и еще смеешься!
Я смеялся до слез, а Олечка сквозь слезы, отделались легким испугом… могло быть хуже, одежда уже не зимняя, куртки легкие, спина считай, что не защищена! Но пронесло, остался синяк возле позвоночника. Придя на базу, мы его тщательно и осторожно промассажировали и намазали все тем же облепиховым маслом. Облепиховое масло у нас на все случаи жизни, как бальзам любимой матушки у д’Артаньяна!
Место для баньки мы выбрали среди десятка лиственниц, не очень толстых, но ровных, прогонистых. Не надо будет таскать лес из далека, а на пеньки можно положить первый венец. Это мы сами придумали, во всех деревянных домах и избушках охотничьих в первую очередь гниют нижние бревна – вода, сырость от земли разрушают первые венцы.
- А что если приподнять домик как на сваях, только вместо свай использовать пни?!
Я посмотрел на Олечку, ожидая ее реакции на мое «ноу-хау».
- А они потом не вырастут. А то покосится наша банька.
Я засмеялся, вспомнив умную мастерицу в магаданском леспромхозе.
- Чего смеешься?
Олечка обиделась.
- Да я не над тобой, я над комиссией!
- Над какой комиссией?
- У нас в леспромхозе в Магадане случай был. Приехала комиссия премию урезать – много зарабатывать стали! Ну, техника безопасности – это начальство пострадает, а работяг как прижать? Ага - пни высокие! «Накрылась премия в квартал!», - как пел Высоцкий.
Но, не тут-то было! Мастерица умная девчонка, после института какого-то с большой земли, попавшая к нам по распределению, доказала этой комиссии, что пни, после того как дерево срублено пни продолжают расти, даже журнал какой-то, наверное, «Лесная промышленность» отыскала, а вернее грозилась отыскать, в котором статья академика по лесу это доказывает… ой не могу!
Я снова рассмеялся.
- А чего здесь смешного, вдруг и правда, растут?
- Да. может быть и растут, но не на столько же чтобы это можно было заметить «невооружённым глазом»! Дело было уже после Нового года, снег как асфальт – наст надуло. Мужики без трактора работали, у пня, как это называлось. Свалил, на двухметровки раскряжевал и в штабельки метровой высоты, чтобы сдать кубатуру. Кто будет рыть плотный снег, легче пробежаться спилить на уровне наста пока держит и все дела… ой, не могу!
 Я опять закатился.
- Да что смешного?
Ольга все никак не могла понять.
- Весной снег растаял, мастерица уже уехала, а пни выросли… хорошо подросли за зиму, на два метра местами! Вид был, как под Москвой в сорок первом, всё в противотанковых ежах.
- Ну и что?
Да тяжело разговаривать с неспециалистами на профессиональную тематику. А специфика профессионального юмора она вообще специфична!
- Да ничего! Послали нас молодых подбирать эти пеньки подросшие, мы не плохо на них заработали, шеф норму сделал меньше – спецзадание, а нам еще лучше было работать, чем на других делянках, снизу самая кубатура и сучьев нет – благодать!

Листвяки мы свалили в кучу шалашом, главное, чтобы лежали поближе. Таскать тяжелые трех-четырехметровые бревна по глубокому снегу, это… адский труд это!
Почему бы и не подождать, пока снег не растает? Да хуже нет ждать и догонять!
Нам с Олечкой так хотелось побыстрее свой домик, чтобы это было наше жилище, чтобы никто… никого… никаких проблем, ну и всего этого – общежития. Прошу понять нас правильно, когда человек убегает от общества в силу каких-либо проблем, любых, любого характера, не важно,- это одно. Проблем у нас не было, в том смысле, что не больше чем у других, но, не говоря уже о всяких высоких целях, планах, смыслах, всякие мелкие цветочки, общежития в социуме достали! Хотя, вполне возможно, что мы воспринимали так остро все эти мелочи (ложь, хитрость, корыстолюбие, хвастовство, а главное тупость и отсутствие искреннего интереса к чему-то, что нельзя съесть, напялить или просто вызвать зависть окружающих) подогретые ожиданием… ожиданием чего-то, что стоит ждать, за что стоит бороться, чего лишь и стоит искать.
- Ну, когда, когда же наконец-то мы уйдем в автономное плавание, в тайгу, где можно будет осуществить свободный поиск или хотя бы просто свободно жить?! Жить просто… но без всяких дураков… по настоящему… без дураков!