Второй отог что-то часто
На следующий день сделали две ходки с мясом, отложив на время стройку. Забрали даже шкуры – все отнесли и убрали на лабаз.
Решили, что еще немного можно поработать. Успели, положили одно или два бревна на стены баньки, как уже начало темнеть. Мы быстренько собрались и побежали налегке домой. Но не успели!
Только пересекли озеро, как легкий снежок, срывавшийся до этого, обернулся настоящей метелью! Не видно было даже лыжню нашу утреннею – ее сразу засыпало и задуло. Да что там лыжню, в трех метрах дерево с трудом можно было различить!
И начали мы кружить в этой плотной снежной пелене. Все по той же горке с северной стороны озера Буториндо, что и осенью, когда первый раз отоговали! Видно это место было для нас роковым, - не хотело отпускать от озера… держало!
Изрядно походив по кругу, мы вышли несколько раз на свою свежую лыжню, запутались окончательно, не смогли вернуться даже на Буториндо, чтобы переночевать в развалюшке на его берегу или попасть на свою стройплощадку, где была хоть какая-то одежда, оленьи шкуры, кусок стены в конце-концов под которой можно было хоть как-то укрыться от ветра!
После нескольких попыток выйти на озеро, мы оставили эту затею.
Прошли еще немного, пробиваясь с трудом сквозь густой плотный снег, в поисках подходящего места для привала.
Вот! Раскидистая кедруша, под ней ветки сушняка будто специально для костра кто-то приготовил…
- Оля, разводи костер, я пока дрова вокруг поищу.
Я отошел на несколько метров. Нашел тонкие сухие листвяшки, стал их раскачивать – некоторые удавалось сломать. Собрав несколько лиственниц в кучу, чтоб потом не искать, я взял одну и пошел обратно по своей лыжне. Черт… вроде бы почти уже дошел, а огня еще не видно! Я покричал Заиньке и прислушался.
- Здесь я… здесь! Сюда! Иди сюда!
Раздалось почти рядом… сквозь плотный снег звук доходил с трудом.
Когда я подошел, Олечка все еще пыталась развести костер. Все было сырое, снег таял на веточках и они из сухих тут же становились мокрыми. Кое-как мы вдвоем, закрываясь полами курток от падавшего сверху и сбоку задуваемого снега, смогли зажечь сначала маленький огонек из нескольких веточек не толще спички, а затем и костерок. Мы боялись, что он затухнет и наклонялись над огнём, прикрывая его собой… уже и спичек оставалось не очень-то… могло не хватить, чтобы ещё раз разжечь, если не убережём этот.
Один раз я едва не затушил пламя, наложив слишком много веток, они сырым дымом чуть не задушили уже разгоревшиеся раньше.
- Ну, зачем ты много сразу положил! Иди лучше за дровами – пока след еще видно, а то вот-вот лыжню задует, не найдешь где бросил!
Оля была права, снег не утихал, надо было двигаться… торопиться.
Я уже с трудом отыскал свои листвяшки и стал их стаскивать к костру. Огонь потихоньку у Заиньки разгорался – уже можно было ориентироваться куда в какую сторону идти, а не вглядываться в лыжню, с трудом нащупывать её.
- Как же это мы опять попали?! Выскочили как на прогулку… болваны! Ты не обиделся на меня, что я тебя погнала за дровами?
Я обнял Олечку за плечи, хотел накинуть свою курточку, сняв до половины, скинув с одного плеча, но от такого мужского поступка толку было мало, а я бы задубел окончательно!
- Чего обижаться? На правду только дураки обижаются!
Мы снова расстегнули свои джинсовые куртки, распахнув их полы над костром- и тепло собиралось под крылья джинсовой ткани, которая начала парить, тут же нагревшись.
-Да-а-а, уж! В одних футболках и хлопчатобумажных куртках – туристы! Все, Олечка, хватит! Это нам наука на будущее! Одного раза нам оказалось мало осенью, решили еще повторить! Чтобы я еще раз так попался, идиот! И тебя еще мучаю, за компанию. Дурная голова ногам покою не дает!
- Это я-то ноги?! А ты значит – голова?! Ну, спасибо, Миленький!
Олечка сделала вид, что обиделась, чтобы отвлечь меня:
- Не расстраивайся, ты так, переночуем у костра! Ты не видел елки подходящей, надо лапника нарубить.
Мы подбросили сушняка, и пошли вдвоем за лапником.
Ночь была ужасная! Снег не прекращался почти до самого утра, нас спасал только костер. Время от времени приходилось отворачиваться от огня и сушить спину, подставляя при этом лицо под мокрые лохматые снежинки, что было не очень - то приятно… раздражало; ощущение, которое испытываешь при этом, было каким-то необычным, чужим.
Да что там – неприятно! Противно и мерзко… за ночь снег разъел лицо и руки и кожа прямо горела, была набрякшей от влаги. Руки выглядели как после долгой стирки – ужас!
Когда стало светать, утих и снег.
На кедруше, под которой мы отоговали, стоял капкан – вот почему был сушняк вокруг нее. Охотники стараются выложить кучу веток, палок шалашиком вокруг дерева, чтобы соболь заинтересовался этим местом и подошел к капкану… не пробежал мимо.
Стало совсем светло. Мы осмотрелись – место было не знакомое. Похоже, что это русло какого-то ручья или речки. Решили пройти вниз, ручей должен же впадать в озеро! А озеро здесь одно – Буториндо – с него уже легче путь искать… дорогу верную.
Прошли мы буквально двести – триста метров и попали на наше озеро. Даже вчерашняя лыжня кое-где угадывалась.
Мы обрадовались как дети, или как двое балбесов, заблудившихся в трех соснах (вернее кедрах, сосен здесь не было, не росли почему-то) и просидевших всю ночь под падающим снегом у костра.
Утром, после такой отоговки, все выглядело по-другому, как-то необычно. Глубокая усталость какая-то вялость во всем теле казалась передалась от нас природе, - снег, лыжня, деревья, горы – все выглядело иначе, единственное подходящее определение – мир стал более вязким.
Понятно, что это мы стали все воспринимать по-другому, от усталости. Это первое приходящее на ум объяснение, но не единственное. Далеко не единственное и далеко не самое вероятное и тем более не самое верное.
Известно, что эмоциональное и физическое перенапряжение дает иногда поразительные результаты, раскрывает возможности, расширяет чувства, вернее диапазон чувств.
Когда мы добрались до домика, то хотелось только пить: чай, чай, чай! Ну еще по кусочку вареного языка, остатки от пиршества после нашей добычи.
Проспали мы всласть до самого вечера. Проснувшись немного поели, стали было читать после ужина, но быстро вырубились и опять дрыхли до утра. Организм восстанавливал утерянное тепло, растраченные ресурсы, а что еще как ни сон лучше всего способствует такому восстановлению.
Отоспавшись и отдохнув, мы первым делом наготовили… наделали своих суперспичек, чтобы нам больше не приходилось мучиться при разжигании костра, а главное не то, что мучаться, а рисковать... рисковать его не развести, со всеми вытекающими из этого последствиями… хотя какими тут уж всеми! Тут одно только последствие может быть, самое последнее последствие… после которого уже вообще никаких последствий не будет.
Суперспички эти – наше изобретение. Тщательно просушенные лучинки из кедра или лиственницы, можно из елки, но их тяжелее колоть, ель у нас вся перекрученная.
Размер? Да любой, который для вас удобен! Мы обычно делаем по имеющемуся в наличии на данный момент герметному футляру. Это чаще всего плоский флакон из-под шампуня, его удобно и в кармане носить и доставать из него – горловина широкая.
Главное пропитать эти лучинки горячим парафином; можно и просто протереть или натереть, но пропитать надежнее и горит такая лучина дольше. Наконец, примотать две-три спички, да и не забыть положить в футляр несколько терочек от спичечных коробков, их тоже можно слегка натереть воском, пардон, парафином, разумеется, кто сегодня воск использует для свечей?!
Все крутые фабричные, охотничьи спички не могут сравниться с этими «пропарафиненными» лучинами, по рабочим свойствам и конечному результату, во всяком случае. Были у нас всякие разные, и супер и спецспички – ерунда! Вся эта химера в сырую погоду едко дымит и тушит огонь, а не поддерживает его. То же самое и сухой спирт – чуть какая сырость и все… приехали! Керосин средство радикальное – спору нет! Но это если печка или лампа керосиновая… и если этого керосина пол ведра! В хороший дождь сырые дрова керосином не разожжешь. Плеснул на огонь – горит, затем ветки обугливаются и никакого толку. Да порой и в печке – буржуйке, если сырые дрова и погода не располагает к хорошей тяге – льешь этот керосин – без всякого толку. Приходится вытаскивать прокеросиненные полешки, искать сухие щепочки, чтобы развести огонь.
Леша Наумов, наш учитель Узала… Дерсу который, носил с собой постоянно бутылку с керосином. Мы его так и прозвали Леша Керосин. И за содержание и за запах!
Вообще-то в тайге все запахи становятся выразительнее – нюх обостряется, наверно. Не только собаки, но и мы сами чувствуем иногда, что прошли олени или сохатый - пахнет будто коровой.
Спички мы сделали – каждому по упаковке. Бинт и ножи у нас всегда с собой, ну и оружие разумеется! Что еще?! Чем можно помочь себе, если попадешь в непредвиденную ситуацию?
Чем…, чем…, ох-хо-хо – да пожалуй, ничем. Огонь – единственный друг в тайге, в трудной ситуации. Он помогает выжить… выстоять. Дело не только в тепле, которое дает огонь, костер… еще что-то есть в мерцающем пламени. Может быть, родовая память предков, заключённая… спрятанная в каких-то глубинах человеческой души – психики, в генах, хромосомах активизируется, просыпается, когда смотришь на пламя костра, воздействуя через зрение, через глаза, через руки теплом в ладонях, помогает что-то вспомнить, на что-то опереться. Или искры летящие в небо, пробивают какой-то канал, образуют какую-то связь… с чем-то или с кем-то.
Может быть, опыт человека, полученный им на заре своего развития, становления, а следовательно, и самый ценный – первичный – основной, существует не только в нас самих? Может быть, пламя костра, взлетая искрами в звездное небо, действует как перст божий, листая перед нами страницы книги, книги под названием «Человеческая цивилизация… пути и цели».
Причем вполне возможно, не, только страницы прошлого может открыть огонь, страницы будущего ему также доступны.
Когда я только приехал на Байкал, я искал что-нибудь особое- необычное. Связано это было с тем стрессом, который был получен от слишком тесного контакта с обычной жизнью. Все эти паранормальности и необычности нужны были мне тогда, чтобы вернуть, возродить… пробудить чувство значимости… значительности жизни, жизни вообще и моей в частности.
Сейчас, несколько отойдя в сторону от проводов высокого напряжения… нервного, психического, нравственного; вырвавшись и почти выпав из поля общества, называющего себя разумным и целесообразным… единственно лишь в силу своей активности, а не разумности… отойдя от этих красных от напряжения проводов – нервов, я уже не столь восприимчив ко всякой всячине. Заметив что-то необычное в окружающем, уже не так остро это необычное воспринимаю и интерпретирую. Вполне допуская существование этих необычностей и странностей, я уже не зацикливаюсь на них! Вокруг столько интересного и великолепного в обычном и привычном, что просто нет пока (я подчеркиваю – пока) желания углубляются или скорее наоборот, плавать по поверхности этого «другого».
Так вот – в самом начале моего байкальского житья-бытья был у меня случай. Я сидел вечером… или скорее уже ночью у костра один в лесу. Бригада уехала в поселок за авансом, ну и задержалась занятая его ликвидацией. Я же остался в тайге «сторожить», ну и чтобы время зря не тратить – пилил дрова. Пока мужики пропивали свой аванс, «напилил» больше, пожалуй, чем они спустили!
Ну, и вот значит, сижу один: ночь, высокое – высокое небо, мерцают звезды, ярко горит костер, искры взлетают, стремясь к звездам, но бессильно гаснут не долетев… не долетев совсем чуть-чуть! Такое блаженство сидеть, удобно опершись спиной на корягу и вытянув ноги, уставшие за день и смотреть на огонь, на звезды, на мир… и совсем ни о чём не думать.
Хоть говорят, что один из способов «добиться»… перестать думать, прекратить, прервать мысленный монолог с самим собой. Не знаю, не знаю… но вот тогда что-то подобное со мной и произошло - постоянное рассуждение, беседа с самим собой остановилась… замерла наконец-то. Помогла и усталость, и позднее время, и пламя костра, и чудесная летняя ночь.
- Что ты хочешь?
Вопрос возник из окружающей меня ночи… из пространства вокруг. Он не был озвучен и мысленно не прозвучал в моей голове, а как бы прочувствован или почувствован – не знаю.
Есть способ, тип мышления что ли, гораздо более быстрый, действенный, чем размышление как таковое. Иногда тебя просто озаряет! Это совсем не просто, разумеется, такое озарение, но приходит оно, как правило, внезапно, без всякого усилия с твоей стороны… просто.
Вот меня и озарило, только это пришло все же из ВНЕ. Это было не мое внутреннее озарение, кто-то все же ДРУГОЙ спрашивал, советовался, предлагал:
- Подумай, что тебе надо, я выполню твое желание.
Не было произнесено ничего: ни вслух, ни мысленно… Но, одно условие, всего одно-единственное, но непременное условие- оно не было навязано… просто это было необходимо, нужно… как для того, чтобы выпить воды, надо открыть рот и сделать глоток.
- Исполнится то, что ты хочешь, но желание должно быть истинным, без каких-либо оговорок, околичностей, половинчатостей и тому подобного!
Наверное, при разговоре на уровне озарения искренность сама собой разумеется и является непременным атрибутом – это даже не условие, не правило, не догма и не физический закон (или не нефизический).
Это суть озарения или… снизим чуть-чуть планку – осенения. Меня осенило – эврика! Вот сейчас я загадаю желание, глядя на яркое пламя костра, полощущееся огненным языком под звездным ветром Вселенной на черном до синевы небе или синем до черноты… и это сбудется!
- Одно лишь маленькое условие – надо этого действительно хотеть, хотеть на самом деле!
Какое незначительное условие.
Я не смог ничего захотеть в тот момент… мне ничего не надо было больше от жизни на самом деле… по самому большому счёту.
Какая ирония, что тебе задают вопрос… нет - дают возможность осуществить твое желание, когда его у тебя нет, когда ты счастлив!
Прекрасная ночь, яркий огонь, тело пропитанное, насыщенное усталостью и сытостью, все сбалансировано и гармонично – «покой и воля».
Кто был больше прав наш гений или немецкий талант… Пушкин или
Шопенгауэр, в расстановке приоритетов значения слова «воля» и в самом его значении?
«Мне представляется совсем простая штука» - оба. Или в погоне за… да бог с ним, какая разница, в погоне, за чем люди становятся на сторону различных точек зрения одновременно - этот прием уже довольно затерт, так и бог с ним.
Просто… просто сейчас вспоминая и анализируя, я понимаю, что без «воли – свободы», которую Александр Сергеевич в союзе с покоем поставил на столь высокое место… на самое высокое, на место счастья тогда не обошлось… тогда у костра ночью, по среди тайги.
Я ни от кого не зависел. Во всяком случае, после всех этих городов, чувство воли было полное настолько - насколько это было возможно вообще. Впереди лишь в нескольких километрах тоненькая линия железной дороги и вьющаяся за ней или вдоль ее грунтовка с редкими, очень редкими автомашинами… поезд вообще два-три раза прогрохочет за день и все. Сзади бескрайняя, безграничная тайга… море таежное, а вернее зеленый океан! До самого Северного полюса можно было не встретить никого, - кроме зверей!
Продукты, ружье… ну одежда, что еще надо для материального обеспечения моей свободы – воли, ну и, разумеется, еще хорошо оплачиваемая работа, тяжелая, но почти без нервотрепки, независимость от начальства для не пьющего и работящего – почти полная! Это был закат… самый закат социализма.
Шопенгауэр… а вот по какой причине без его «воли» не обошлось, ведь «разговор» шел на равных? Никто не бросал мне кость, меня никто не щупал, не проверял на вшивость, искренность! Там у костра всё было ясно! Обмануть не то, что не возможно, не то чтобы нельзя, а… просто, не приходит на ум подходящего сравнения, ну может быть это, как если бы тебе дали пачку патронов к твоему ружью, а тебя заклинило, и ты достанешь из этих патронов порох и подкидываешь им костер, вместо дров… нет, даже не так (ну не знаю, не могу передать словами и не то, что стоя перед Богом врать бесполезно и вредно, о боге речи не было… и принцип не тот, никто не наказывал ни за что!
Жалею ли я, что ничего не загадал? Нет… ни в коем случае!
Почему? Может быть, потому, что «загадав» и «получив», я попал бы под чью-то власть, влияние?
Нет, не поэтому.
Но мне кажется, что повторись подобное озарение, я снова выйду из него ни с чем!
Как старик в сказке о золотой рыбке – может в этой сказке и проигрывается подобная ситуация?
- Оставить свою мечту при себе – не осуществленной?
Нет – это красивое решение, но вряд ли верное, точнее искреннее, а ведь именно искренность единственное, маленькое, но непременное условие, закон, догма, суть… чего? Да всего, наверное…
Свидетельство о публикации №221040301082