Надо идти, пока можешь даже чуть больше

Весна, весна, все сильнее и сильнее пригревало солнышко, снег стал плотным, и местами можно было ходить даже пешком, но только местами… идешь-идешь, как по асфальту и вдруг – «Фух-х-х!», пласт целиком сядет и прокатится эхо под огромным пластом снега, будто от землетрясения. Возле деревьев и поверх кустарников протаивало в первую очередь, и мы старались обходить такие подозрительные места. Но все же не убереглись и Олечка однажды провалилась лыжей под стланик, неловко дернулась пытаясь вытащить, освободить её и сломала… сломала лыжу. Но мы все же геройски дошли до нашей стройплощадки, отработали и вечером только пошли обратно на старый геологический поселок. Кое-как Олечка дохромала… то снимала лыжу вообще, где можно было прийти на одной, снег немного держал, то одевала свою лыжу с обломанным носком.
Дома я переставил крепления и камуса со сломанной лыжи на запасную и мы, не снижая темпов, продолжили переноску и перевозку. Саночки из двух лыж мы грузили мешком, а то и двумя продуктов, растаренных по бутылкам, грузили рюкзаки и по натоптанной лыжне, по проторенной дороге весело и гордо бежали до озера Буториндо, а потом поднимались чуть выше по впадающему в него с юга ручью.
Стройка у нас подвигалась. Бензин мы принесли с Озерного, теперь можно было не только распиливать бревна, но и делать надрезы вдоль, если надо, чтобы потом быстренько стесать топором, сделать плоскую грань.
Мы закончили основание – первый венец; прикрепив его скобами к пням от четырех лиственниц, которые  я еще зарубил посередке, чтобы бревна не выкатывались… для надёжности, надёжность она никогда лишней не бывает. Сами бревна – листвяки не менее двадцати сантиметров с вершины соединили в замок. Получилось довольно прочно. Все это мы делали впервые. Ну Олечка – это понятно, а мне хотя и приходило строиться, вернее помогать отцу дома, но это все было не из дерева. Камень, кирпич, цементный раствор, доски, вот эти материалы были мне знакомы; а круглый лес, бревна и тем более всякие виды зарубов «в лапу», «ласточкин хвост», пробирание пазов и тому подобное - это все было для меня внове.
Одним из любимых занятий по вечерам у нас с Олечкой было планирование нашего домика. Мы чертили на бумаге расположение комнат, а вернее расположение всего в комнате: печки, раковины, лестницы на второй этаж. Мы сразу решили, что делать всякие простенки и перегородки на первом этаже не стоит, а тем более на втором. Вход ближе к левому углу, справа печка, лестница в дальнем правом углу. Вдоль левой стенки гардероб – шкаф для одежды, дальше за ним -  полати, вернее полати – это на русской печи… значит рундук; открыл крышку достал, что надо, закрыл и вот тебе лавка, хочешь - сиди, хочешь - лежи!
Я все разрабатывал способы сооружения стен. Рубить паз долго, да и специалист все же нужен или хотя бы посмотреть со стороны как это делается.
Леша Наумов на ремонте старого дома в поселке геологов все хвастал, что мол это ерунда – сруб, пустяковое дело. Но когда коснулось на практике и я посмотрел на его работу, то у меня все желание пропало… долго слишком, да и коряво, во всяком случае у него.
На том зимовье, на Каурцевском путике, когда мы встретили Андрюху Арпиульева, ну то, которое стояло среди сосняка, я обратил внимание, что избушка была сложена без паза. Бревна не пробирались вдоль полукругом, а просто ошкуренные были проконопачены мхом.

- Олечка, а ты не помнишь – зимовье, где мы Арпиульева встретили, из сосновых бревен было сложено, или из лиственничных?
- Какое зимовье?
Ольга собирала ветки вокруг нашей баньки. Она накладывала мне их перед бревнами, которые я перекатывал, перекантовывал к месту стройки по снегу, сделать это было нелегко, даже тяжело… вернее очень тяжело. Но теперь зимой по снегу, накрытому ветками, я их всё же катил, а летом пришлось бы таскать на себе.
- Садись, перекурим, а то ты уже больше меня пашешь, Заинька.
- Ой, так охота побыстрее сюда перебраться, я боюсь, что мы не успеем.
- До чего не успеем?
Я посмотрел с улыбкой на мою Олечку.
- До новых веников? Нам куда спешить, Заинька? Мы уже на месте.
- Ну, хочется поскорее уйти подальше от этих уродов! Мы летом-то хоть переселимся?
 Я прикинул объем работы, количество заготовленных бревен.
- Ну, наверное, если ходить не будем каждый день, а ночевать здесь на месте, то дней за десять мы баньку закончим,… во всяком случае, жить в ней можно будет.
- Ты думаешь? Вот хорошо бы было!
Олечка чуть не заплакала от надежды на такое счастье – жить в тайге не боясь, что в любой момент придет какой-нибудь Леша или Каурец и не начнет на мозги и нервы капать… и чего спрашивается ради?! Места вокруг… просторы не мереные, так  нет же! «Мое» – мой участок, мои угодья, мое озеро – «обловили» - да, что ни говори, а уроды… они и в Африке…
- Слушай, это мы, наверное, просто попали на такое место, на таких, вот… есть же нормальные зимовья, их, наверное, и нормальные охотники делали… просто нам не повезло, или наоборот – повезло? Как ты думаешь, Олечка?
Мы сидели, грелись на солнышке
- Наверное… помнишь Леша рассказывал, что эти участки, где они с Каурцем и с братцем охотятся один какой-то охотник обустраивал?
- А-а-а… помню! Дядя Володя какой-то, у него еще жена, Леша говорил, ребенка обварила и то ли повесилась, то ли еще что-то с ней случилось,… а этот охотник сам пропал в тайге потом.
- Как пропал?
Олечка испуганно посмотрела на меня.
- Ну как, как?  Шел зимой -  лыжу сломал и замерз не добравшись до зимовья, или еще что, мало ли. Ты мне лучше скажи, все-таки из чего зимовье было сложено?
- Это, то где они ложками застучали?
- Какими ложками?
- Ты что не слышал, когда мы подходили, они наверное увидели и стали быстро-быстро доедать, чтобы не делиться… с нами.
- Ну, ты и гангрена у меня, Олечка! Люди трое суток голодали в тайге, по их словам, а тут мы еще нахлебники!
Олечка возмутилась.
- А что же они все поют «тайга, тайга»- «закон тайги». А, если бы мы тоже заблудились и пять суток голодали? Разве можно быстрее доедать, когда кто-то подходит?!
Это, наверное, был юношеский максимализм, на почве наивного идеализма, но всё же «по существу».
Что я мог сказать? Как всегда правду, то есть истину, как я ее понимаю на данный момент.
- Да я шучу, конечно! Этих охотничков сразу видно было - у напарника неизвестно что случилось, раз он отстал так сильно, а Андрюха – тунгус, гонки устраивает… Раису Сметанину из себя корчит!
- Какую Сметанину?
Ольга удивленно посмотрела на меня.
- Да вроде бы такая фамилия была у нашей суперчемпионки по лыжам. Если я не путаю. Ты мне ответишь на мой вопрос… в конце-то концов!!!
Я почти закричал, мне надоели отвлекающие вопросы и вся эта бодяга-лирика… «работать надо»… же. Или без «же»…но всё равно надо, в любом случае.
- Ну, я не помню, вокруг сосны росли, наверное, из сосны.
- Как из сосны? Ты же помнишь, кора толстая, мох между бревнами?
- Да, да, правильно, Миленький! Я еще удивилась, где они листвяка взяли на зимовье! Правильно, из лиственницы… ты только не кричи на меня, пожалуйста.
Я кричал не от всего сердца и не на Олечку, вернее, кричал-то на нее, но не из-за нее, запутался! Будем проще: Ольга не была причиной вызвавшей раздражение и крик, а вылилось все на нее… как часто мы так поступаем. Как? Очень! Обычно чем ближе человек, роднее, тем ему больше и достается… почему? Вряд ли здесь одна лишь подлость человеческая замешана, здесь очевидно какой-то психологический закон, рефлекс, что ли. Я замечал, что многие дети, после того, как их пожалеют, переносят свой гнев, раздражение на тех, кто их приласкал, это все же какой-то подсознательный рефлекс, «типа того»- как теперь говорят, а если реально, то есть правильно – то, «того типа», как начинают махать ушибленной рукой – она бедная и так пострадала, а ею ещё и трясут. Но легче ли от этого, тем, кто находится рядом с нами… и нам самим?

- Извини меня, Заинька! Мне тоже хотелось бы, чтобы здесь среди природы… в тайге было поменьше всякого дерьма и подлости; или хотя бы жадности и алчности! А откуда же ей быть меньше, если тащат сюда все те же люди, все те же свои заботы и проблемы, всё то же своё… дерьмо. 
- Ага, тащат… и сюда и отсюда… ты прав, Миленький.
Пошутила Олечка… нет женщины всё таки злопамятны. Мы посмеялись…
- Ты хочешь ложить бревна неошкуренные и не выбирая паз, - я правильно поняла? А мох не высыплется?
Ольга уже простила меня и переводила разговор… мол всё, проехали, давай вперёд двигаться.
- Ты же видела, что на той зимовьюшке не было щелей; а год… видела там даты были на бревнах?  По-моему, шестьдесят второй год был… и восемьдесят второй, кажется.
- Нет, не шестьдесят второй, а шестьдесят восьмой!
- Какая разница, все равно почти сорок лет простояла избушка и нормально выглядит. Все – решено, делаем без пазов!
Окончательно принятое решение меня сразу взбодрило; возиться с пазами – это было самое муторное для меня в предстоящем строительстве.
- А внутри у нас, что стены с корой будут? Я не хочу… Миленький, давай мы внутри их хотя бы ошкурим. Если так тяжело, я сама шкурить буду!
Я промолчал, обдумывая будущий сруб, без пазов и без ошкуривания.
- Ну, что ты молчишь… слышишь? Я не хочу, чтобы стены внутри были неошкуренные!
Я проснулся.
- Ошкурим, конечно, можно и снаружи, веселее будет смотреться на солнышке. Самое главное, мне этот паз дурацкий не придется выбирать; представляешь, сколько бы я времени потратил!?
- Почему ты? Я бы тоже помогала! Что думаешь, я маленьким топором не смогла бы?
- Думаю, что нет! Ты дрова-то не можешь расколоть, а там надо поперек волокон рубить, да не елку, а листвяк… да какая разница, дело не в этом! Твоя работа : есть варить и помогать мне, быть подручным на стройке. Я тоже могу кушать приготовить, но на машинке швейной – это бесполезно. Классика : разделение труда-увеличивает его производительность! Поняла, двоечница?
- Почему двоечница? У меня в аттестате тройка только одна, и то по личным мотивам.
- А я тебя не по аттестату сейчас… скажи-ка, в каком году Русь крестили?
- Отстань! Я не люблю даты.
- Хорошо, а что явилось причиной феодальной раздробленности древней Руси?
- Каждому хотелось в своем царстве править.
- Точно… правильно! А что до периода феодальной раздробленности или после него не хотелось или хотелось, но не так сильно?
- Нет, наверное…
- Ты правильно сказала - «хотелось». Лист зеленый действительно от зерен хлорофилла имеет такой цвет; но почему зеленые, именно зеленые зерна у хлорофилла… почему именно зеленое способствует фотосинтезу? Вот в чем собака зарыта или в чём вопрос, если по-простому.
- Так… какие факторы приводят к политическим изменениям… общественным перетрубациям, сдвигам?
В ответ молчание… но ничего страшного! Сейчас мы расшевелим!
- Заинька! Что ты молчишь? Экономика… экономические – это же просто. А это что у нас?
Опять молчание… но не беда, идем дальше, изюминка у нас впереди! Обычно опорные сигналы полагается ставить в начале, а мы поставим в самом конце… вместо большой жирной точки - большой жирный парадокс!
- Заинька, чему вас в школе учили?  Вспоминай: орудия труда, средства… его же труда , производственные отношения… что еще?
- Ну, торговля.
- Правильно… торговля, только простая, без «ну». Нуторговля в природе не существует, хотя впрочем, и простая торговля проблематична, если верить великому Гете. Который говорил, что торговля, пиратство и разбой, суть одно и то же! Наверное, великий поэт не так уж был не прав и не зря занимал большой государственный пост, хотя и в не очень большом княжестве, ну ладно, мы отвлеклись!
- Вернёмся к нашим баранам! Как ты думаешь, все эти экономические факторы своим усилением или  наоборот ослаблением привели к феодальной раздробленности?
- Наверное, усилением.
- Правильно! С чего бы им ослабевать? Русь велика, сильна, более менее едина (Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, вернее наоборот, если по хронологии). Все растет, все развивается! Вырастают города, вырастают до такой степени, что уже сравнимы со своей матерью – Киевом. Вокруг городов собираются местные силы, ресурсы, власть… люди, самое главное люди.
Мы имеем в результате экономического подъема и роста политическую чехарду и полный бедлам – феодальную раздробленность. Которая привела, в конце концов, и к экономическому упадку в результате феодальных амбиций и постоянных конфликтов, в том числе и военных! Понятно?
- Понятно!
Олечка немного повеселела, а то уже от стройки мы запарились, надо было отвлечься.
- А самое интересное, что объединение Руси вокруг Москвы через три века произошло по тем же самым причинам. Опять развитие орудий труда, средств производства и отношений… опять всё тех же производственных; рост торговли, городов. Ну были, разумеется, и нюансы, но основные причины те же. Получается, что факторы в одном случае приведшие к раздробленности государства в другом ведут к его объединению, централизации. Интересно?
- Ну если бы нам в школе так объясняли, я, может быть, что-нибудь и запомнила бы.
Я поднялся с комля лиственницы, на котором восседал во время лекции.
- Ну что, теперь приступим к нашим бревнам… бараны пусть пасутся.
Олечка, отдохнувшая после моего урока по истории, с радостью набросилась на работу, но потом через некоторое время спросила:
- Миленький, а почему так?
Ага, сработало! Я сделал вид, что не понял вопроса:
- Что… почему?
- Ну, почему в одном случае объединение происходит, а в другом раздробление… если причины одни и те же?
- Ну, во первых – не «раздробление», а феодальная раздробленность… но это не важно. Ну, можно объяснить это тем, что развитие идёт по спирали и хотя всё и повторяется, но уже на более высоком витке… но это, пожалуй, отговорка, общие слова… не по существу… вопроса… данного.
- Ну, а что же тогда? Почему так…
- Возможно, процесс развития, как и вообще Вселенной, так и нашей цивилизации в частности, идёт не только по спирали, но и по синусоиде… вернее они как бы накладываются друг на друга… и подъём или спад в развитии общества или государства просто заранее предрешён, отмечен на этой синусоиде… Слушай… интересно получается! Причины одни и те же не вызывают спад и подъём, это не верно. Одни и те же причины присущи подъёму и спаду!
Я замолчал, осмысливая сам.
- Ну и какая разница, что-то я не пойму?
- Разница кардинальная… огромная разница! Подумай сама… чувствуешь, понимаешь?
- Олечка! Смотри - ты крутишь на пальце кольт, за две секунды он делает оборот полный… а на курок нажимаешь каждую секунду и при этом удивляешься, почему пуля летит то в небо, то в землю. Ну, что поняла?
- Поняла.
После того как я всё так хорошо объяснил и я понял…  что это всё не правильно и настоящая причина в другом… я ловил ответ - единственный и верный, почти чувствовал его, но не мог выразить словами, будто кто-то или что-то его закрывало.
Ну, что же – ничего страшного, в другой раз… не всё сразу! 

 
До вечера успели положить третью часть полов. Я нашел толстую сухую кедрушу и распилил её повдоль. Получилось не очень ровно, но гораздо лучше, чем, если бы лежали бревна. Ходить по плоскому полу, после круглых бревен одно удовольствие. Жизнь вообще состоит из мелочей и все удовольствия тоже мелочи. Хотя мне лично трудно назвать крупным - удовольствие от нового шикарного автомобиля, может быть и по тому, что у меня его не было никогда. Но если у тебя хорошая память и ты помнишь, что испытал в детстве при обретении своего велосипеда. Как приятно было крутить педали и смотреть на наматывающие, на себя землю колеса, а как волшебно поскрипывало седло?!
Вряд ли шикарная машина дает больше… все, что больше это от тщеславия, а тщеславие может и хорошо где-то, но только не в мире обладания вещами.

Скоро солнышко, светившее нам целый день верой и правдой, пошло на убыль, немного похолодало, но ещё было не холодно и мы, уходя на старый домик, надели джинсовые куртки на тонкие свитера (помнили, как попали в одних футболочках десять дней назад).
Мы прошли метров двести – триста и тут черт дернул меня снять лыжи и пройти без них. Наст держал отлично!
- Олечка, может пешком пробежим? Наст держит вроде бы хорошо… что попробуем?
- А лыжи не будем брать с собой?
- Да зачем их таскать, завтра пораньше выйдем, пока наст будет держать, за ночь к тому же еще подморозит!
Если бы мы знали… если бы мы знали!
Бросив лыжи, мы налегке мигом проскочили до Буториндо. Обошли озеро справа и здесь на подъеме уже начались первые проталины, вернее участки мокрого снега. Идешь метров пятьдесят нормально, потом вдруг ухнешь на полметра, а то и с метр в снег и выбираешься из этого рыхлого места Надо было бы сразу вернуться… ну да мы же герои – вперед  за орденами!
Поднявшись кое-как на горку господствующую над озером с северной стороны, от геологического поселка, куда нам надо было пробиваться, мы решили, что самое трудное позади, сейчас начнется спуск,и мы прорвемся.
Прорвались! На спуске за холмом снег чем ниже, тем хуже держал. Очевидно, здесь было теплее… то ли почва способствовала, то ли угол склона, а может быть роза ветров, черт его знает, но мы уже редко проваливались по колено… в основном до упора, почти по пояс! Делаешь шаг,  вытаскиваешь кое-как ногу из плотного сырого снега, пытаясь опереться на другую, которая проваливается при этом еще глубже, так как вес тела переходит на нее. Пробуешь ползти, но опереться на руки не возможно, руки проваливаются, тем более мы рукавицы «позабыли».
Но это не проблема, на руки  можно натянуть рукава свитера и куртки. Настоящая проблема началась, когда стемнело. Мороз усилился, его не хватило, чтобы сделать из мокрого снега наст, но было достаточно, чтобы наши джинсы стали «несгибаемыми»… негнущимися.
Я почувствовал, что каждый следующий шаг становится все более скованным в прямом смысле слова.

- Олечка, только не останавливайся! Даже на минутку, даже на полминутки! Идем потихоньку, скоро спустимся с горки, может внизу на болоте меньше снега.
- Ты думаешь- на болоте то же наста не будет?!
Олечка, задав вопрос, остановилась и повернулась ко мне, вернее повернула только голову, повернуться полностью стоя по пояс в снегу – это было бы слишком «накладно» для всего тела.
- Только не останавливайся! если что-то говоришь, то иди и говори! Давай я попробую идти первым.
До этого Ольга шла первой, так как выше меня ростом и ноги у нее длиннее моих… Заинька еще как-то доставала, до «твердого». Я попробовал бить дорогу, но через двадцать шагов сдался.
- Заинька… бесполезно! Я не пройду! Иди ты впереди, если можешь… и если не можешь - иди… всё равно иди.
Олечка обошла меня застрявшего в снегу, и мы снова стали двигаться вниз к поселку, старому, заброшенному, где давно никто не жил и сейчас никого не было. Леша недавно убежал вместе с первыми весенними ручьями к Байкалу… так бы можно было выстрелами привлечь его внимание и он бы, наверное, догадался  подойти. Поселок с нашим отремонтированным домиком и Лешиной базой чуть в стороне лежал перед нами как на ладони. Ночь была звездная, и на белом снегу хорошо было видно крыши и стены жилья, видно было хорошо, но достать очень трудно! Буквально каких-то три-четыре километра! Вот цель перед глазами, а не дойти, снега выше пояса, валиться хорошо он - по верху не пройдёшь, а вот пробить ногами трудно… плотный, мокрый, холодный снег! Да, еще и белый, раздражал даже цвет… эта белизна, за долгую зиму надоевшая до печенок!
- Олечка, как ты? Иди… только не останавливайся!
- Тяжело, я уже почти не могу… скоро остановлюсь и все… прямо здесь остановлюсь.
Я почувствовал, что действительно скоро.
- Заинька, еще немного продержись, сейчас уже вот-вот откроется второе дыхание! Сейчас станет легче! Видишь вон наш домик, не можем же мы замерзнуть в виду жилья… стыдно будет?!
Захлюпала моя Олечка носом, но это ничего, когда женщины плачут, им это помогает, во всяком случае, не мешает… а вот если мужчина - пиши пропало!
- Олечка, держись! Я тебе когда-нибудь врал? Вот ты спросила, будет ли наст на болоте… я  же не стал тебя обнадеживать, представляешь, ты мне бы поверила -  дотянула бы до болота, а там ещё хуже. Вранье, ложь, оно всегда слабее... Ты меня слушаешь, Заинька… слышишь что я тебе говорю?
- Да… только давай хоть на секундочку остановимся… ну, пожалуйста?
- Нельзя! Штаны замерзнут… джинсовка вся мокрая насквозь, колом станут - ногу не подымешь вообще тогда! Иди и слушай! Сейчас уже вот-вот откроется это второе дыхание! Это правда, оно есть, я сам сталкивался не раз, уже когда кажется, что все… что сейчас упадешь - вдруг становится легче!
Не успел я произнести последние слова, как Олечка повернула голову ко мне и обрадовано сказала.
- Миленький, мне вот только что стало легче! Нет, действительно! То ли твои слова подействовали как внушение, то ли, правда, второе дыхание.
Я обрадовался, теперь дойдем, должны дойти! Не могу же я Ольгу оставить одну… в тайге… если сам…
- Тебе не легче? Вот скоро ручей будет, я вижу овраг.
Теперь уже Заинька меня поддерживала.
Я вздрогнул… точно! Скоро ручей… а это значит, что мы пробьем снег и провалимся в воду…  по пояс? А может глубже, кто знает насколько вода поднялась?!
- Оля, что будем искать валежину какую-нибудь, чтобы по ней перебраться или напрямую пройдем?
- Ой, пошли напрямую! Искать этот переход, да и есть ли он… все равно с валежины по такому снегу в воду соскользнешь!
Скоро мы вплотную подошли к берегу ручья.
- Стой, я впереди пойду, если что поможешь мне назад выбраться!
- Как я тебе помогу?! Я же плавать не умею?
- Олечка, здесь плавать никто не сумеет, если только нырять под слой снега! Перейдем, не бойся три-четыре метра - подумаешь!
Ледяная вода, текущая под слоем снега, сначала дошла до колен, а на середине и до пояса; хорошо, что ручей был узким и я буквально пробарахтался на противоположный берег и на коленках, упав на грудь, вылез, загребая плотный  мокрый снег руками.
- Быстрее! Заходи быстрее, пока не затянуло снегом мой след! Заходи не бойся!
Ольга что-то колебалась, на другом берегу… не переходила.
- Ну, чего ты там? Видишь, уже затягивает после меня?!
- Я сейчас! ты мне скажи, сколько воды… только честно.
Я понял, что она, как и всякий, не умеющий плавать боялась глубины.
- Мне по пояс, тебе значит меньше, давай быстрее, говорю же тебе - течением мой след уже затягивает снегом, что хочешь сама заново пробивать, разгребать руками!
Видя, что Олечка никак не может решиться, я понял, что необходимо ее подтолкнуть.
- Я сейчас вернусь и переведу тебя за руку! У меня нет охоты купаться второй раз подряд, но если я еще чуть простою мокрый, то одежда окончательно замерзнет и я с места не смогу двинуться… ну всё, я пошёл в воду…
Олечка, решившись наконец-то, вошла в ручей и перешла его довольно быстро. Я протянул руку, помогая ей выбраться из воды со снежной кашей наверху.
- Ну, вот и всё, Заинька… молодец! Теперь не останавливайся, вперед, вперед! Еще полчасика и мы дома: затопим печку, напьемся чаю!
Я ошибся оставшийся километр, максимум полтора, мы шли битый час, а никаких не полчасика.
Когда, наконец-то пройдя через кедровый лесок, увидели крышу домика, то уже не верили в такое счастье!
- Миленький. Ура-а-а, я крышу вижу, вон домик рядом совсем, мы пришли!
Оставалось совсем рядом рукой подать, двести метров, даже меньше, но и это расстояние заняло пятнадцать бесконечно долгих минут.
Наконец-то мы ввалились в домик. Первым делом стянули, скинули замерзшую одежду и обувь… картина эта напоминала кадры из «Джентльменов удачи», только у них был цементный раствор, а у нас лед. Теперь – то смешно, а тогда было не до веселья. Переодевшись в сухое, затопили печку, вскипятили чай. Олечка, не дождавшись, уснула, и мне пришлось ее будить, чтобы напоить кипятком.
- Ой, оставь меня… я не хочу чай, говорю же тебе… я спать хочу!
Она попыталась заплакать, но сил на это уже не хватило и мне удалось напоить мою Олечку горячим сладким чаем; но заставить что-то съесть я ее уже не смог.

Вот и все.
Мужики здесь всякие, но охотники народ все же битый, иначе просто не выжили бы… однако в таком походе, как достался в этот раз нам… не знаю?!
Нет! Вряд ли кто бы вышел. Нас спасли только Олечкины ноги. Все-таки метр восемьдесят два роста – это… это, что-то!
Шутка? Может быть, может быть, а может и не «быть»!

Да! Чуть не забыл! На следующий день к обеду, когда мы выспались, какой вкусной показалась корочка хлеба, каким вкусным был чай, как необычно было чувствовать все изболевшееся, измученное, но такое родное и прочувствованное тело!
Каким чудесным был мир за порогом… и до него!
За порогом есть чудесный лес, горы, закат, а в домике - печка, потрескивающая дровами, интересные книги и мы каждый сам у себя и друг у друга… есть.
Жизнь тяжела, трудна, порой жестока! Но так прекрасна, интересна и просто хороша, что…? что…? что умирать совсем не стоит спешить… Она стоит того, чтобы за нее бороться  до последнего!

P.S. В последней строчке ошибка. Не правильно: «бороться до… последнего». Надо бороться даже после него… как это не покажется кому-то глупо и нелогично.