Не спите на дороге второй выход зимний

Зима, 2000 г.

Домик у нас получился так себе. Конечно по здешним – местным меркам – дворец, ни один охотник о таком и не мечтает, но мы же не охотники!
Размер где-то 4 на 5 метров, полоток высокий, полы – хоть танцуй, ровные. Главная наша гордость - была печка.
Это каменное сооружение с настоящей чугунной плитой, а в топку и в  поддувало были вделаны настоящие чугунные дверцы…особые, старинные. На них был изображен монгол на коне. Это мы все притащили на себе со старой базы… геологической, там было полно всяких чугунных изделий, бочек из-под горючки, ломиков и лопат.
С печкой мы мучились еще на базе у Лехи, в старом домике. Сложена она была мастерски та печка – камни хорошо подобраны - подогнаны, тяга замечательная… один недостаток - каждый день приходилось эту печь ремонтировать… замазывать.
Дело в том, что кладка была на глине и глина эта все время высыпалась и осыпалась. Стоило хлопнуть дверью и отлетал какой-нибудь кусок!
И вот на этой, уже полностью нашей печке, мы решили провести эксперимент. Я знал, что если в цементный раствор добавить соль (где-то пару кг на ведро), то можно ремонтировать печку не боясь, что такой раствор отпадет или потрескается.
Еще в балке я заделал щели вокруг почти вывалившейся дверцы и сразу же затопил. Наблюдавший за этим мой приятель Александр Овечкин безапелляционно заявил, что это ерунда и все отвалится.
Не отвалилось ни сразу, ни через день, ни через месяц.
- Надо себе дома заделать печку, а то замучила – дымит. Возле плиты и дверцы постоянно высыпается. Какой говоришь состав раствора?
Сделал вывод, побывавший через некоторое время у меня в гостях, мой товарищ – приятель.
Состав-то я ему дал, да вот печку он так и не заделал почему-то?
Это, наверное, что-то на генном уровне. Есть люди, которые ходят с постоянно развязанными шнурками на ботинках; причем этот элемент их образа жизни не могут устранить даже ботинки на молнии, она все время у них сломана и болтается точно шнурок. Более того, даже сапоги или ботинки вообще без застежек, замков и шнурков у таких людей  имеют вид обуви с развязанными шнурками.
Кстати, у Овечкина был вдобавок к дымящей печке и ген развязанных шнурков.
Впрочем, будем справедливы, эти недостатки компенсировались хлебосольством, компанейством и гусарской бесшабашностью во время праздников или просто выходных.

Вернемся к печке – начнем от нее танцевать! Это все было проверенно и опробовано на цементном растворе, но цемента у нас не было… тогда. Что делать?
И вот, когда перед нами встала задача сложить нашу первую печку в нашем первом домике, Олечка и подала идею:
- А что если попробовать в глину соль добавить, может она тоже не так сыпаться будет?
- Ну не знаю, в цемент же добавляют, чтобы он не трескался, а не сыпется он сам по себе… не знаю.
Я подумал - подумал и решил, что хуже не будет, а пять-десять килограммов соли (благо у нас ее почти мешок) погоды не сделают, как не сделают и большой дыры в нашем хозяйстве.
Сложили мы печку на глиняном растворе с добавлением соли и долго потом удивлялись.
- Неужели геологи не знали такого средства?
Олечка верила в геологов и их бывалость и поэтому изобретала всяческие отмазки.
- Ну почему сразу не знали, что ты сразу про людей так?! Может быть, соль дорогая была?
- Соль была всю жизнь пять-шесть копеек килограмм - «Экстра», мелкого помола… да еще йодированная какая-то - та по десять копеек.
Олечка придумала еще одно оправдание.
- Ну, может быть доставка дорогая, они же на лошадях всё возили.
Я усмехнулся и отвел и этот довод.
- Не только на лошадях, вертолет к ним летал частенько. Да и потом, ты видела, сколько вокруг железа?! И что лишний мешок соли погоду сделает?!
- Ну, значит, у них печки не сыпались!
Я не отставал.
- И почему же это у них не сыпались, а у нас сыпется?!
- Глина другая была!
Я приставил нож к горлу своего оппонента.
- Ах, глина другая! А у нас глина не с их старых печек, разве мы не от туда набирали на ремонт?!
Олечка вынуждена была сдаться.
- Значит хорошо, что ты у нас такой умный!
Это было сказано без иронии и хотя мелочь, но приятно.
Печка у нас не осыпалась, ну почти не осыпалась и еще имела духовку. А духовка – это хлеб, который можно печь в нормальных условиях, а не в топке, когда углей то много, то мало и приходится то вытаскивать горелый хлеб, то колоть мелкую лучину и прибавлять температуру по ходу дела, прямо под формой, стоящей уже в топке! Намучились мы еще на старой базе с такой выпечкой хлеба и решили, что хватит и духовку надо обязательно!
Еще в Кичере я упросил все того же Александра Овечкина и он согнул нам из жести коробку с дверцей, ну заодно еще и несколько труб на дымоход.
Вот Олечка и освоила на такой печке с жестяной духовкой профессию пекаря. Белый хлеб и булочки у нее получались  великолепные!
Но чтобы печь булочки надо еще и муку… можно и мак положить, варенье тоже пригодится. Короче говоря, мы поняли, что наши запасы на Абчаде уже не достать в эту зиму, замело всё надёжно ещё в ноябре, и решили выйти в цивилизацию. Работы тогда в лесозаготовительной отрасли хватало, цены зимой были нормальные, и заработать на вертушку можно было… если работать, разумеется.
И вот дотерпев до морозов, где-то в конце ноября мы засобирались.
- В этом году конечно уже не вернемся?!
Олечка задала чисто риторический вопрос.
- Заинька, не говори глупостей. Нам же надо не только выйти и зайти! Мне надо еще в лесу попахать на всю катушку, чтобы было чем залетать и с чем.
Весной – не раньше!
- Тогда придется кошек с собой забирать?
- А кто же говорит, что их здесь оставить надо?!
- Я думала, что ты скажешь, пусть охотятся, мышей ловят, пищух.
Я засмеялся.
- Мышей они за неделю всех выловят, а пищухи уже спят. Донесем! Раз развели, куда их теперь денешь.
У нас был кот Баюша и кошка Криська. Из животных еще две собаки, но те своим ходом «есс-но».
Взяли мы в наш второй, зимний выход палатку. Это была китайская круглая саморазлаживающаяся – очень удобная, - не надо никаких кольев, стоек, веревок, вытащил из сумки – раз и стоит шалашик!
Олечка сшила из огромного синтепонового одеяла спальник нам на двоих, как потом оказалось в него и больше вошло «народу».
Спички, печенье, чай, сухое молоко, а ещё геркулес. Спички, конечно же, наши - сухие лучинки  пропитанные воском с серными головками.
Черт дернул меня взять еще и примус! Это, правда, был маленький примус, но все же - все же в походе каждый грамм на счету! Плюс литр бензина, а это уже килограмм… целый килограмм, даже больше, как оказалось потом, лишнего и не нужного веса.

Вышли мы утром в девять, раньше еще совсем темно было бы.
Идти зимой в хороший мороз не очень весело, особенно когда зима только-только разгорается. Где-то там… в январе, ближе к весне, когда солнышко уже веселее светит и даже иногда пригревает, хоть не на долго, - лыжный поход не так страшен. А вот в ноябре – бр-р! Все серо, мороз, туман над речкой – вроде бы и зима, а сыро.
Мы кое-как пробились на Абчаду через перевал от озера Буториндо и решили, что надо попить чайку. Что-то тяжело шлось, лыжи валились, погода… погода паршивая, если одним словом.
- Вот здесь под елочкой, смотри какая кудрявая, давай остановимся.
Олечка шла сзади, она до этого топтала нам дорогу на самом трудном участке по склону горы и я дал ей немного передохнуть, - шел впереди.
- Елки разве бывают кудрявые?
Я обернулся: «Что, что, не понял?!»
В густом морозном тумане, стоявшем в долине Абчады вязли даже слова.
- Я говорю, что елки не бывают,… не говорят, что они кудрявые!
Олечка почти закричала и хватанув холодного воздуха закашлялась.
- Молчи! Простудишься.
Я поднес палец к губам в знак молчания.
Сначала мы попытались быстренько вскипятить воду на чай при помощи нашего примуса, не тут-то было!
После пятнадцати минут возни с этим продуктом цивилизации, я бросил это дело и воспользовался древним изобретением человечества – костром!
Попив чаю и немного отдохнув, мы двинулись вверх по Абчаде. Речку  перешли благополучно, хотя и был риск врюхаться в наледь, - местами шел пар от воды, а, казалось бы скованный накрепко, лед коварно потрескивал под лыжами.
- Иди дальше от меня… интервал держи!
Ольга не услышала, вернее не разобрала моих слов, у меня от мороза язык ворочался во рту еле-еле и заплетался, будто у пьяного.
- Что ты говоришь… не пойму?
И она хотела приблизиться.
- Не подходи! Лед трещит! Я провалюсь и ты за компанию. Если пройду нормально, за мной иди по лыжне… меня выдержало, значит и ты пройдешь - ты же легче!
Олечка наконец-то поняла, чего я от нее добиваюсь и отстала на несколько метров.
Берта и Тапфер прошли речку зигзагами, обходя парящие участки и уже поджидали нас на том берегу, поскуливая… они прониклись сложностью момента и переживали за хозяев.
Но мы прошли нормально и не намочили даже камуса на лыжах. У меня, правда, прихватило одну лыжу, но, пройдя через видневшийся еще местами кустарник, я очистил с неё лед на ходу; во всяком случае, при такой скорости движения он не мешал особо, мы всё равно плелись ели-ели.
Всего-то идти по Абчаде до просеки, до дороги, которая переваливает на Ондоко, к поселку Центральный (естественно давно заброшенному и разрушенному) шесть - семь километров, но километры в тайге разные. Очень разные! На одно и то же расстояние уходит иногда день, а иногда два… а бывает и неделя!
Уже подходя к просеке, мы увидели рябчиков.
- Заинька, отстаньте немного с собаками, я обойду вон ту листвяшку, там рябчик сел.
- Может нам совсем остановиться, чтобы не спугнуть.
Я махнул рукой:
- Идите потихоньку, он на вас смотрит, вы его отвлечете от меня наоборот; собак только не отпускай.
Я подкрался к птице и сбил ее одним выстрелом; вдруг с соседней ветки перепорхнул на кедрушу еще один рябчик. Пока собаки с Олечкой разбирались с первой добычей, я уже дошел до кедра и высмотрев второго рябчика, добыл и его.
- Миленький, давай передохнем! Что-то я совсем… сил нет, устала очень!
Я посмотрел на солнце - уже почти садится, еще час-полтора и надо готовиться к ночевке.
Олечка, ты разведи костер, ставь вариться супчик, а я сбегаю налегке без рюкзака топтану лыжню и посмотрю, далеко ли до дороги.
Хотелось твердо знать, что мы правильно идем, не сбились.
- Только ты не далеко… недолго чтобы!
Уже убегая вперед, я обернулся и помахал рукой.
- Через полчаса, максимум. Суп варите их рябчиков!
- Обоих варить?
Олечка крикнула уже вдогонку мне.
- Конечно! Что там оставлять.

Прошел всего - ничего, только перевалил через ручеек, еще не сильно заметенный, стал срезать, забирая повыше и попал сразу на дорогу.
- Ух! Слава богу, так-то оно спокойней!
Вернувшись к Олечке, я сообщил ей радостную весть и уговорил после ужина дойти до просеки.
- Здесь рядом совсем, я же быстро пришел, а теперь по натоптанному следу - по лыжне, мы быстро пробежим!
Олечка согласилась.
- Пошли, но только на просеке сразу, же остановимся!
- Хорошо - хорошо, выходим на дорогу и возле первой сухой лесины - таборимся.
Первая сушинка попалась довольно не скоро, по нашему пониманию и самочувствию после такого похода.
- Все! Бросаем рюкзаки, вот елочки на лапник.
- А дрова сухие? Я носить не смогу, если я лыжи сниму, то уже не надену.
Олечка бедная действительно вымоталась, бывает и у меня такое, иду - еле ноги волочу, а Заинька - скачет, как козочка не ведая усталости.
- Я дрова сам притащу, ты пока площадку утопчи, место под костер приготовь, палатку можешь поставить.
Олечка заспорила.
- Да зачем палатку сразу ставить, успеем! Ее же не долго, достал и готово.
Я стал настаивать:
- В палатку можно положить рюкзаки, чтобы на снегу не валялись; вещи то  удобно в палатке разложить, да и вообще, когда палатка стоит уже видно, где костер удобно будет развести… и веселее как-то, а то кругом тайга, деревья, снег, а так какое-то разнообразие – яркие цвета от палатки будут – она же у нас как светофор!
Пока я, взяв пилу, ходил вокруг нашего табора и, подпилив сушинки, ломал их и стаскивал в кучу, Олечка разложила костер.
Я подтащил прогонистую сухую лиственницу уже на свет огня.
- Молодец! Быстро разожгла, а где ты дров сухих взяла?
Олечка успела разуться и грела ноги, сушила носки.
- Вон на кедре сухие ветки обломила. Давай быстрее дрова, а то скоро прогорит костерчик!
Я распилил сушинку на бревнышки по полтора-два метра и положил их середкой в огонь, прогорят, переломлю и опять в костер - в два раза пилить меньше.
Ножовку в поход меня научил брать один зубряка – старый бамовец Толик Кусков. Он брал меня по-соседски и на рыбалку на омуля, на так называемую омулевку, когда сидят ночами на берегу, время от времени проверяя сети, или вообще всю ночь делают сплавки: один на лодке обводит сетью косяк, а второй с другим концом сети помогает с берега. Еще можно черпать рыбу сачком – это длиннющий шест с сеткой на конце, одетой на проволочный круг. Ведешь таким сачком по дну реки, в какой-нибудь яме, чувствуешь удар по проволоке или мягче, если то в самой сетке значит и быстро выводишь сачок вверх, не забывая при этом развернуть его из вертикального положения в горизонтальное, чтобы рыба не ушла… Увлекательное занятие, особенно если за ночь мешок омуля наловишь!
- Топор в лесу зачем? Для дров? Дрова легче ножовкой напилить. Я тебе любую листвяшку перепилю на чурки, пока ты ее еще только валить своим топором будешь!
Учил меня Кусок.
Я не сдавался:
- Но все охотники с топорами ходят!
- Какие охотники?! Ты где здесь охотников видел! Они все в Сибири, а здесь на БАМе одни комсомольцы! Вот они топоры и таскают с собой, от медведя отбиваться… дураки!

Вообще – то лучше всего мачете, но такое, чтобы с одной стороны лезвие, а с другой пила, но в магазине готовое нам пока не попадалось, а сделать все руки не доходят.
Попили мы какао, чтобы сил набраться и калории растраченные немного восстановить… пополнить и обсушившись кое-как, стали готовиться к ночлегу.
Под днище палатки положили лапника, расстелили свой спальник, кошки сразу забрались на него, сидят глаза в отблесках огня от костра, прямо как в сказке какой-то или  в легенде старинной.
- Заинька! Ты где палатку поставила?
- А что тебя не устраивает?
Ольга удивленно посмотрела на меня уставшими глазами, в которых было лишь одно желание упасть и попытаться уснуть.
- На дороге на самой стоит… палаточка наша.
- Ты думаешь, ночью может кто-нибудь здесь проехать?!
Да, действительно! Маловероятно, во-первых, здесь за весь год три калеки перехожих (или в оригинале «калики»? но с ошибкой – ближе к тексту, к  сути), а во-вторых – ночь все-таки – зима, глухомань.
- Олечка, если что сразу из палатки выныривай, а то Сашка Усов на своей бронемашине по лесу трезвый не ездит, сама знаешь, на собственном опыте убедилась! А скорость как у «Жигулей»… а тут еще с бугра, мы-то под горочкой, короче переносить палатку не будем, пригрелись уже, но бдительность не теряем.

Всю ночь мы пытались согреться, не знаю, сколько было мороза, но мы мерзли в свитерах, теплых трико, шерстяных носках, вчетвером в одном спальнике! Олечка хитрая забрала кошек обеих к себе на грудь, а ко мне спиною – грей!
Мне же было совсем холодно, я, беспрестанно ворочаясь пытался хоть немного согреться.
Собаки дрыхли в ногах, мы запустили их в палатку, но толку в виде тепла от них было мало, почти что не неощутимо.
- Миленький! Ну что ты ворочаешься всё время, я только задремлю…
- Олечка…. я замерз, бр-р-р!
Стук моих зубов весьма красноречиво подтвердил, что точно замёрз.
- Давай собак запустим в спальник, а то от них тепла никакого снаружи когда; я его все равно стирать буду.
Мы запустили наших четвероногих в спальник, но и это мало что дало.
- Собаки у нас какие-то ледяные.
Я пнул Тапфера слегка ногой.
- Ты, кобель! Хоть поворачивайся, шевелись иногда… ты там не замерз?
В ответ раздался сладкий зевок и вытянувшись пес придавил нам ноги.
- Ну что вы там?! Надоели! Спать невозможно. Вот Берточка лежит у меня возле коленок, ноги греет, не вошкается.
В ответ, услышав свое имя, Берта заерзала в спальнике и стала трястись с характерным ритмом, -  я засмеялся.
- Твоя примерная блох чешет нам в спальник! Отличница.
Я выбрался из спальника и вылез из палатки подбросить дров в костер.
Ночь была в самом разгаре, звезды выглянули сквозь разрывавшийся кое-где морозный туман.
- Да не надо дрова зря жечь, все равно не греет этот костер в палатке!
Ольга проснулась от того, что я вылез - спину уже никто не грел.
- Ты посмотри, какие звезды?! И мы одни, посреди тайги!
Я залюбовался на небо.
- Ой, Миленький! Я не будут вылезать, только согрелась немного…
- Это я так, ты не вылезай, конечно, я тебе передать хочу, что вижу, какая красота!
- Я представляю.
Олечка затихла в спальнике.
Погревшись у ожившего костра, я забрался опять в палатку, затолкал Тапфера, улегшегося на мое место, пониже… в ноги и уснул, наверное…
- Миленький! Миленький! Проснись, просыпайся! Слышишь? Кто-то едет, гудит какая-то техника!
Я сквозь сон ничего не мог разобрать.
- Кто едет? Спи – тебе приснилось просто.
Олечка настаивала:
- Нет… ничего не приснилось! Тихо… молчи.
На некоторое время мы замерли.
- Не слышу… ты точно слышала?!
Через несколько секунд, пока мы молчали, звук усилился и я тоже его разобрал.
- Черт! Заинька, выпинывай собак и сама быстро из палатки.
- Рюкзаки брать?
- Оля! Ничего не бери, вылезай из палатки.
И я сам, быстро схватив ботинки свои и Ольгины, вылез наружу.
Да… звук уже был рядом!
- Оля, выходи!
- Ботинки не могу найти!
- Я взял, выходи!
 Олечка неуклюже, после сна и от того, что от холода все мышцы задеревенели, вылезла ногами вперед из палатки (ноги-то в шерстяных носках, а руки голые, ими упираться в снег не очень-то).
Мы стояли, молчали и прислушивались к то усиливающемуся (на подъеме), то затихающему (на спуске) звуку мотора.
- А где собаки?
- А они, что не с тобой вначале вылезли.
Я оглянулся вокруг.
- Вон… Тапфер  вниз пошел, в туалет приспичило!
Олечка поискала взглядом.
- А где Берта?
Я откинул полог палатки и заглянул внутрь.
- Берта, Берта, ко мне!
В дальнем углу с той стороны, где спала Ольга, что-то зашевелилось. Вот Рыжая! Дрыхнет сторож!
- Берта, ко мне, взять! Берта, взять!
Для придания команде строгости я несколько раз коротко присвистнул, получился звук, которым раньше в фильмах про войну сопровождали кадры, где солдаты сидели в окопе, а вокруг свистели шальные пули.
Это была самая строгая команда для нашей Берты и Рыжая вылетела из палатки.
Подбежал Тапфер и видя возбужденную моим присвистом Берту кидавшуюся из стороны в сторону в поисках опасности или добычи, тоже начал делать стойки и бегать по дороге.
- Все! Спокойно! Рядом!
Приструнил я их.
Олечка поддержала меня.
- Берта, ко мне! Сидеть!
Тапфер в команде не нуждался, он и так все повторял за Рыжей, признавая ее авторитет безоговорочно.
Звук уже был совсем рядом.
- Это не БМП… похоже «Буран».
Я посмотрел на Олечку, в ее голосе слышалось успокоение и как бы укор за то, что я преувеличил опасность.
- Заинька, «Буран» тоже полтонны весит, на скорости переедет - мало не покажется… черт! Где кошки?
Спохватился я.
Олечка мгновенно кинулась в палатку и стала шарить внутри нашего здоровенного спальника. Я придерживал полог и был готов, если что выдернуть ее за ноги… звук  то набиравшего, то сбрасывавшего обороты двигателя, был уже совсем рядом.
Но все обошлось, мы успели достать кошек, Олечка засунула их себе за пазуху (куртки мы уже одели и обулись, естественно).
Мы прошли чуть выше по дороге навстречу Бурану.
Вот мелькнул свет фары и выскочив на крутой спуск, Буран осветил нашу палатку. Я вышел на середину дороги и замахал руками.
Снегоход остановился в двух метрах… Охотник заглушил двигатель.
- Привет!
- О… здорово! Вы что тут делаете ночью?
- Это вы по ночам разъезжаете… дня вам мало! Мы-то отогуем как нормальные люди, а они носятся ночью по лесу – чуть не раздавили!
Мы засмеялись.
- Курить есть.
Паша Наумов протянул мне не распечатанную пачку… Из нарты выбрался его напарник и подошел к нам, мы пожали друг-другу руки и закурили.
- Миленький, дай мне тоже сигарету!
Олечка подошла ближе.
Я вытащил из пачки еще одну сигарету и прикурил… потому, что Олечка забрала мою уже горевшую.
Паша отказался забирать назад свою пачку, и мы повели разговор.
Разговор в тайге – вещь особая, иногда за пару минут узнаешь столько информации, причем действительно нужной. Некоторые умудряются при этом высыпать и кучу новых анекдотов (местных) и пару тройку свежих баек (имеющих под собой почти всегда реальную основу).
Полученные нами сведения сводились к следующему: Паша перед этим пытался заехать на БМП (по нашему примеру), но Санька Усов разогнавшись решил перепрыгнуть какой-то ручей (где-то возле Светлого) и врезался в противоположный берег носом – который у этой военной техники специально острый, чтобы снаряды соскальзывали.
- Как это - врезался?!
- Ну как, обыкновенно… в берег прямо вошел!
- Так вы, наверное, под сорок километров летели?
Пашка засмеялся.
- Да там не километров сорок было, а градусов.
- Уклон что ли?
Я не понял его спросонку.
Паша опять засмеялся.
- Ага, уклон, бутылка под углом стояла!

Все ясно! Когда мы ехали на БМП, то Саньке компании не было подходящей; мы то с Олечкой вино сухое могли еще на бурхане выпить, а сорокоградусную - зачем это нужно в дороге! А здесь они отвели с Пашей душу, ну а пьяному ведь только море по колено, ну а ручей, вернее его берег, выше носа оказался… их боевой машины!
- Ладно! А что там, на Перевале с попутками.

Пашка что-то невнятно и несвязно пробормотал про другую БМП, на которой они ехали спасать свою технику, но спасатель сам сломался.
Я поинтересовался.
- А кто там? Что за спасатель?
Пашка помолчал, вспоминая… словно год уже прошел, может сам сонный был, а скорее всего опять всю дорогу уклоны были – сорокоградусные.
- Рябчик, Санька Усов и Боря Мясников.
- Так они где сейчас, может мы успеем и с ними подъедем?
Дальше вообще пошла какая-то сумятица, бормотание.
- Недалеко… они на  Перевал… снег налипает на звездочку, оббивать постоянно надо, движок не тянет.
Мы попрощались, и Буран ушел вниз на Абчаду.
- Ну, что Миленький, есть попутка?
Я пожал плечами.
- Ты же рядом стояла!
- Я ничего не поняла.
- Я, Заинька, тоже не понял. Что, может быть, пойдем потихоньку? Все равно уже не заснем под утро… холодина, сырость какая-то, не хочется даже в спальник лезть.
Олечка не очень хотела идти по темному. Было только начало пятого, или около пяти, не помню, самый мороз, это точно!
Я стал уговаривать.
- Сейчас пройдем по бурановскому следу, как по асфальту, легче же чем по целику… пошли, а? Мне так не охота в палатке снова мерзнуть.
Мы свернули свой бивак и потихоньку пошли в гору. Подъем был очень крутой, местами приходилось идти зигзагом, потому что даже после Бурана было невозможно подняться в лоб.
Намучились мы, пока поднялись на водораздел – к Ондоко.
- Фу-у-у! Наконец-то! Все, Олечка, дальше уже только спуск! Вниз, вниз и только вниз, ну еще на Ондоко подъемы будут, но уже не такие крутые…
Олечка тяжело шла, все время тянулась сзади меня.
Зато собакам приволье, они все время убегали вперед по более-менее твердому снегу… следу после Бурана.
Предчувствие? Интуиция или опять случайность? Не знаю. Но если бы мы остались дожидаться рассвета, а потом попили чайку, а потом шель-шевель то… то пришлось бы еще помучиться.
Мы спустились почти до Ондоко, как Олечка вдруг заметила дым.
- Миленький, костер кто-то развел
- Где? Что-то не вижу пока.
Но вскоре и я увидел, возле росшего на обочине листвяка действительно поднимался дым, но в утреннем тумане от мороза еще ничего не возможно было разобрать.
- Может это Пашка не затушил?
- Ну, что ты, Миленький! Их костер давно бы уже погас!
Я возразил:
- Если они ночью жгли нодью, то сваленное дерево еще вполне шаять может.
Наши сомнения быстро развеялись, дорога шла с ровным уклоном, почти не виляя из стороны в сторону и мы скатились быстро.
Возле листвяка у костра сидели мужики… а ещё один ходил, ломая с толстого дерева сухие ветки… а рядом чуть ниже стояла почти не заметная БМПушка – и всё это то ли в дыму от костра, не спешившего улетать вверх… то ли в каком-то пару от утреннего морозца.
- О, вы откуда?
Первым нас встретил Рябчик!
- Из дому вестимо! А вы, что сломались опять.
Замороженные, да еще и видать с глубокого похмелья, мужики долго не могли сказать сломаны они или нет. Тогда я поставил вопрос конкретнее и проще:
- Когда планируете ехать?
- А чего тут планировать, чай попьем и поедем.
    Так они что не сломались получается или уже отремонтировались?
- Куда поедете - вытаскивать застрявшую машину?
У меня, наверное, голос охрип от мысли, что «попутка» не в ту сторону…
- Нет, двигатель не тянет, обратно едем…
Это Саня Усов наконец-то очнулся и подал голос.
Буквально через полчаса после того, как мы подошли, БМП двинулся в обратный путь…
Если бы мы задержались возле своего привала хоть немного после встречи с Пашей, то…
И как ни крути, как не оправдывайся и не оправдывай, но получается, получается ерунда!
Паша смутно изъяснялся по одной простой причине: он боялся, что я попрошу подбросить до БМП… ну хотя бы одну Олечку.
Вот тебе и пачка сигарет полная… даже с верхом.
А по-другому не выходит, а если я ошибаюсь, то какие уж там извинения?! Мне просто самому на душе будет легче, я сам рад буду ошибиться.
Я хочу ошибиться! Но глаза закрыть не могу… а мозг работает, анализирует все мелочи, детали, нюансы.
Хотя… хотя все может быть.

Ну ладно! Сели мы в эту жестянку, вернее «на» неё потому, что внутри машины не было никакого отопления. Еще одна мелочь!
Казалось бы, какие проблемы? Печек железных полно, привари металл и прикрепи внутри; чтобы трубу вывести, тоже Левшой не надо быть. А ведь это же не по деревне кататься… в тайгу едут, расстояние десятки, сотни километров, дорога, дорога, одно название. Геологи «искали», а не дороги делали, да и после них сколь уже прошло – все поразмыло, позавалило деревьями.
Не понимаю! Наверное, в этом и есть сермяжная правда жизни, как говорил, вернее думал Васисуалий Лоханкин.
Намерзлись мы от души, техника тащилась еле-еле, двигатель действительно не тянул, а такую железяку - вся в броне, надо действительно «тянуть»!
После каждой наледи, каждого ручья, а их было дай боже, приходилось оббивать звездочки кувалдой, плотный мокрый снег забивал все наглухо!
На Перевал мы приехали уже под вечер, представляю, когда бы мы с Олечкой на лыжах притопали.
Слава богу, что не остались ночевать у Борьки - ненавижу ночевать где-то  по дороге домой!
На асфальт наша техника выскочила уже в двенадцатом часу. Под конец двигатель что-то «затянул», у меня подозрение, что Санька просто понимал всю безнадежность этой спасательной экспедиции и просто решил вовремя притормозить ее, сославшись на неисправность.

Мы позвонили с Олечкой из Холодного в Кичеру, заказали «спасатели уехали… готовиться к следующему заезду в тайгу.