Часть 1. Пилигрим. Глава 1. Две грации

   Ясный июльский вечер. Что может быть лучше? В меру томный, в меру прохладный. Комары от близости Адриатического моря и далеких болотистых местностей, защищающих новую столицу потомков Ромула и Рема — Равенну, — дурели и налетали подобно коннице, едва не сбивая с ног усталых путников.
   А усталость волей-неволей, но нагоняла любого, кто преодолевал такой длинный путь, как путешественница на красивом гнедом скакуне фессалийской породы. Потому девушка так обрадовалась, когда мильные столбы Фламиниевой дороги наконец после долгих 200 миль привели в Ариминиум — некогда простую колонию, основанную римлянами за сотни лет до гибели Цезаря, а нынче — крупный узел на пересечении трех главных путей стонущей Империи: Виа Эмилия вела далеко на северо-запад, через Геную и Медиолан в Массалию в лесную страну галлов, Виа Попилия — на северо-восток в Равенну и дальше к Вероне, чтобы затем уткнуться в непроходимые Альпы, за которыми бродили непокорные племена германцев, и Виа Фламиния, по которой ехала незнакомка.
   — Тише, Стаций, тише! — девушка потрепала взмыленного коня по загривку. — Тише, мой верный друг, смотри: похоже, там мы найдем и ночлег, и пищу, и воду.
   Римская красавица указала нежной молочной рукой на видневшийся вдалеке приземистый дом, который, как муравейник, притягивал к себе людей.
   Конь прибавил ход, почуяв близость ночлега. На развилке дорог от сторожевого поста к ней наперерез выдвинулся вигил в простом бронзовом шлеме и худенькой накидке — молодой юноша с детскими чертами лица.
   — Кто ты, странница? И куда путь держишь? — задал вопрос караульный.
   — Разве так положено встречать патрицианку, измученную трудностями недельного пути? — ответила вопросом на вопрос путешественница и властно спросила: — Где тут ночлег?
   Впрочем, в глазах у нее блеснула не надменность, а то нежное женское очарование, от которого так часто и легко теряют голову и опытные мужчины, что уж говорить о юношах? Хватило одного взгляда, чтобы тот покорился ее воле: красота богини, изысканное одеянье (не потерявшее всех красок после долгой дороги), медные браслеты с головками змей на точенных ручках, кольцевидные серьги из тонкой проволоки с фигурками из бирюзы. Городской страж подтвердил ее догадку, указав на то же здание.
   — Как вас звать, прекрасная незнакомка? — спросил напоследок юноша.
   — Аврора, — бросила она ему через плечо и направила коня дальше.
   Станционный дом-гостиница на окраине города оказался самым типичным и самым невзрачным термополием из всех, которые она видела за свою бурную молодость. А повидать ей довелось их ой как много! Молодость еще не прошла, а опыт и усталость от избытка эмоций сплели рисунок на красивом аристократическом лице. Опыт говорил, что в подобном заведении нечего рассчитывать на пышный прием и удобства. Подозрительного вида глашатай, метрах в десяти от заведения, уныло зазывал посетить “лучший в городе термополий”. По его изможденному виду было ясно, что на “живой рекламе” заведение сэкономило. Впрочем, на белых стенах надписи кое-где выцарапаны, кое-где нанесены масляной черной или красной краской, да и над входной дверью висело кое-как, грубо сделанное, изображение Бахуса, бога виноделия.
   — Приехали, Стаций! — уверенно произнесла путешественница и соскользнула с коня, как делают это изысканные барышни.
   Стаций негромко фыркнул и повел ушами. Аврора потрепала его за холку и привязала к дорожной коновязи, предварительно пододвинув ведро с водой.
   — Жди меня здесь, — дала команду хозяйка.
   Распахнула двери таверны и… стала свидетелем сцены, при которой трудно остаться безмолвным зрителем. Мы увидим все происходящее собственными глазами, если окажемся внутри чуть загодя.
   А происходило вот что. Таверна гудела полифонией многоголосья. Кого только не было в этом огромном плавильном котле, каких только национальностей: помимо строгих лиц италийцев, которые могли оказаться чиновниками в разъезде (судя по аккуратным лацернам[2]), неопрятных, со всклокоченными волосами, галлов, орущих праздные песни, молчаливых беженцев далекого Египта, охваченного беспорядками, здесь были также готы в простых туниках из грубой шерсти и штанах, спускающихся чуть ниже колена, и белотелые вандалы, никогда не знавшие горячего южного солнца.
   За столиком недалеко от главного входа сидели и общались двое.
   — Ты взаправду пришла из пещерного города? Ха! Как же тебя величать?
   — Нас называют теми, кто живет в ночи, глубоко под землей: троглодитами, пещерными жителями, гномами, орками — добровольными слугами самого властителя подземного царства — бога Орка. Но так было не всегда! Мы знавали и лучшие времена, и лучшие часы! Да… — курносая девушка в истрепанной тунике запрокинула рыжую челку назад свободной рукой; в другой она держала бокал дешевого, низкопробного вина, разбавленного горячей водой.
   Бородатый мужчина напротив, ее собеседник, любовался тонко очерченным девичьим профилем: красота нимфы сочеталась в нем с пляшущими огоньками сатиров или чертиков. Бородач не мог разгадать: она так вела себя из-за суровой жизненной школы или же из-за позерства?
   Он не успел выяснить: кто-то из пьяной братии задел стол собеседников, и Лаура (а девушку звали именно так) схватилась за горящую свечу, отчего та моментально оплавила воском цепкие, лишь с виду хрупкие девичьи пальцы. Вино расплескалось по столу. Мужчина прыснул со смеху.
   — Чего загоготал? Спасибо, конечно, за угощение, но ты так отвратительно выглядишь, как, как… — девушка никак не могла подобрать верное слово.
   — Как пьяный галльский буккеларий[3]! — уверенно закончила за нее фразу вошедшая Аврора.
   Половина посетителей таверны (в общем гуле брошенная фраза мелькнула как молния) обернулась и уставилась на нее десятками глаз, подозрительных, выискивающих, высматривающих. Новоприбывшая разительно отличалась от местного сброда. Нечасто им доводилось видеть такую красоту и такую дерзость в одночасье. Точно луна со своим великолепным серебристым сиянием вдруг возымела бы наглость взойти над дремучими раскидистыми лесами и топкими болотами Романьольского побережья дважды за один вечер.
   — С дороги так устала, а девушке столик тут освободят? — Аврора зашла не церемонясь, отряхивая дорожную материю.
   Несколько готов, узколицых, крепкоплечих, схватились за фибулы, скреплявшие плащ, руками, точно в почтении матроне, и уступили свое место. Один из них, с прямыми черными волосами, покрывающими высокий лоб, подошел к стойке и потребовал вина для посетительницы.
   — Да куда ты льешь-то мимо, трактирщик? Не расплескивай так! Пожалей напиток!
   — Отстань, гот! — запротестовал трактирщик, продолжая лить часть вина мимо чаши. — Осенью я с одного гектара виноградного поля получу три тысячи литров вина, а такую красоту когда еще здесь увижу? Само очарование!
   И то правда — к Авроре тут же подсели несколько италийцев, представились и пустились в расспросы:
   — Откуда же вы?
   — Из Рима.
   — Как доехали?
   — Выехала по дороге, начинающейся от самой стены Аврелиана, а дальше — по прямой…
   — Не сбились?
   — Дорожные знаки почти через каждую римскую милю[4] указывали направление, так что проще заблудиться в самом Риме, чем за его пределами.
   — Устали?
   — Да, но Стаций, мой конь, устал больше.
   — Многие прибыли сюда на лошадях, — сказал один италиец.
   — Многие, но не все, — добавил другой, косясь взглядом на Лауру, чья белизна, даже розоватость тела, превосходила все ухищрения ars ornatrix[5] знатных матрон. Никакие румяна и белила не могли бы посоперничать с какой-то детской, необожженной красотой.
   — Куда же вы путь держите? — спросил первый.
   — В Равенну. Здесь только отдохну эту ночь, дам коню набраться сил — и в путь!
   — Да здесь всего час езды! Может, составить вам компанию на эту дорогу или этот вечер? — не отступал первый италиец, в то время, как второй любовался ее украшениями.
   — Предпочитаю путешествовать одной, — отрезала Аврора. — Мне пора, после дороги хочу отдохнуть. Трактирщик! Напои и накорми моего коня. И покажи мне комнату для ночлега. Вот тебе за труды! — и она бросила несколько звонких монет.
   Трактирщик, кланяясь, увел за собой знатную посетительницу. Лаура, как и все в помещении, проводила ее взглядом, и таверна продолжила заливистое гудение. Сгущались краски, колесница луны катилась по чернеющему небосводу в таком же одиночестве.
   Во втором часу ночи Лаура проснулась от смутного зова. Встала, прислушалась. Тихо. Но что-то явно тревожило ее. Точно кошки скребли на душе, а отчего — непонятно. Томимая гнетущим чувством, девушка вышла прогуляться, подышать свежим воздухом. Спустилась по лестнице. Ни одна ступенька не скрипнула. В таверне было тихо и пусто, стулья кое-где валялись, пустые бутылки лежали недвижно в ожидании утренней уборки. Лаура вышла через черный ход. Лишний раз выставляться напоказ она не любила, и уже корила себя за то, что вечером под действием винных паров сказала больше, чем нужно.
   Но что это? Те два приличных италийца держат девушку, один с ножом ей угрожает, а другой зажал ладонью рот и шипит ей на ухо:
   — Ты нам скажешь, где все твои сбережения! Этих побрякушек мало, — при этом он сжимал в руке снятые украшения. — Или назовешь того, кто заплатит за тебя выкуп? Ну же, скажешь?
   Аврора сопротивлялась из последних сил. Ужас на красивом до того лице хлестал по чувствительному сердцу.
   Лаура не испытывала сомнений. Как можно бросить в беде человека, пусть и незнакомого? Она двинулась смело и решительно, но не напрямик к ним, а скользя вдоль боковой стены таверны, на которой крупная афиша гласила “Последний бой лета на Via Vezia, все — в Амфитеатр!”
   — Я потеряла своих родных, оставьте меня, — молила римлянка.
   — Тогда ты потеряешь и себя, — произнес италиец с ножом.
   Он поднял руку с острым кинжалом, но не успел опустить на жертву: жгучая боль полоснула его по запястью, обожгла и заставила выронить оружие. Все произошло моментально. Его напарник, будто от сильного толчка, отлетел в сторону. Из-за их спины выскочила Лаура и схватила за руку жертву, увлекая за собой.
   — Спасибо, спасибо! Что за дикость тут? — римлянка пришла в себя.
   — Бежим, бежим, пока они не опомнились! — взволнованно тараторила Лаура.
   Но Аврора на бегу поправила синюю столу[6] с золотистой драпировкой, едва не споткнулась и замедлилась. Освещенный фонарем вход в таверну был совсем рядом. Но и преследователи дышали в затылок.
   — Нет, не сюда! — крикнула Лаура. — Здесь слишком ярко. За мной, туда, в тень! — И она показала в направлении темной рощи за таверной.
   Римлянка не сопротивлялась. Они побежали. Низкие кустарники цеплялись за ткань, раздирая ее, ветки и листва так и норовили растрепать пышную прическу, распустить заплетенные в корзинку мелкие косички. Но Лаура все кричала “дальше, не останавливайся”, и они бежали. Хруст за ними говорил, что за ними гнались. Наконец роща стала гуще, свет от звезд и от таверны не доходил сюда.
   — Спрячься под этот куст, мигом! — скомандовала Лаура.
   Аврора беспрекословно подчинилась. Так далеко от дома она еще не бывала. На кону стояла не только жизнь, но и ее честь. Листва окончательно скрыла напуганную девушку.
   Лаура же круто развернулась на месте и стала лицом к нападавшим. Два италийца с кинжалами приближались, как два хищных зверя, настигающих добычу.
   — Вон она! — крикнул первый.
   — Вижу! — взвопил второй, направляя острие клинка вперед. — Она поплатится за мою руку.
   Аврора только краем глаза видела всю сцену: вот клинок второго прорезал воздух в том месте, где маячила темная фигура новой знакомой. Он, чертыхаясь от промаха, с разбега врезался в крепкий ствол дерева.
   — Что с тобой, Клавдий? — зовет его товарищ.
   — Теперь я и ногу себе расшиб, не могу пошевелиться, Друз! — Клавдий валялся у корней гигантской пинии — местной сосны с густой шевелюрой, под которой мелькали, словно жучки, фигуры людей. — Держи ее! Она же позади тебя! Берегись!
   Ловкая подножка — и Друз кубарем полетел в кустарник, царапая себе щеки и пальцы.
   — Чтоб ее! — заорал, в свою очередь, Друз, вскакивая.
   Аврора наполовину высунулась из тайника. Лаура стояла в десяти шагах от нее и в нескольких от Друза. Вот нападавший вновь бросился на ее темную фигуру, но разрезал только воздух — Лаура оказалась сбоку него и двинула локтем в затылок, отчего тот влетел в другую сосну и рухнул, теряя сознание. Клавдий тихонько постанывал, не горя желанием подниматься.
   Лаура подошла к Авроре, точно вынырнув откуда-то.
   — Идем, новая знакомая! Здесь нам оставаться не следует. Ночь скоро закончится!
   Аврора взялась за поданную руку, с любопытством рассматривая только что приобретенную подругу: невысокая ростом, стройна, но физически крепка, особенно выделялись пальцы с каким-то птичьим хватом, широкие плечи, выступавшие как крылья, бедра — тоже струна мышц.
   — Куда мы идем? — спросила римлянка.
   — Подальше отсюда. В Равенну.
   — И мне туда же!
   — Не иначе — рок! Не зря я сюда пришла. Еле раздобыла эту жалкую одежду, чтобы не так выделяться.
   Аврора посмотрела: в самом деле — не туника, а лохмотья какие-то.
   — До тебя ее носила, кажется, целая центурия!
   — Центурия? — переспросила Лаура.
   — Ну да. Человек сто. Такая порванная и тут, и в этом месте, — Аврора опытным женским взглядом оценивала увиденный экземпляр, — а тут, сдается мне, кого-то пороли ремнями.
   Лаура подняла голову к звездному небу. Цикады завели ночную песнь, прерванную людской беготней.
   — Это ничего. Это не главное. Однако, нам пора спешить. Забирай свои вещи, и быстрее из таверны!
   — Дай мне час, — Аврора потянулась.
   — Никакого часа! — строго произнесла новая подруга. — Минута, самое большое — три. Я в свою комнату сейчас, а ты — в свою. Если через три минуты тебя не будет у входа — твой выбор!
   И она, не мешкая, устремилась в самый дальний и самый дешевый угол таверны. У Авроры, напротив, комната была с краю, лучшая из представленных в заведении.
   — Быстрее, быстрее… — передразнивала римлянка нищенку. — Те два осла сняли с меня все украшения. Как мне теперь выехать в дорогу без наряда? Да и прическа растрепалась.
   Тем не менее, она побросала мелкие вещи в дорожный мешочек, пришитый к поясу: деньги, скребок, ленты, украшения, духи, румяна; а провизию, сменную одежду, запасные сандалии и капюшон — в дорожную сумку, которую вез Стаций. Не прошло и пары минут, как через приоткрытую дверь в комнату залетело едва различимое дуновение — воздух завибрировал еле уловимым шепотом. Но когда нервы натянуты, как тетива лука, то на малейшее изменение среды реагируешь чутко. Так и Аврора — схватила последнее, что нашла на кровати, и стрелой вылетела наружу.
   Лаура стояла за поворотом, там, где освещаемая пламенем от факела земля постепенно терялась в зыбких ночных тенях. Казалось, еще чуть-чуть и она сольется с ними.
   — Подожди меня! — испуганно зашептала Аврора, все еще чувствуя след от кинжала на своей шее.
   — Не мешкай же! — отозвалось эхо.
   Аврора забросила дорожную сумку через седло, отвязала ремни от коновязи, взяла коня под уздечку, вывела на протоптанную дорожку и, ясно разглядев Лауру, спокойно устроилась в седле.
   — А где твой конь? — вполголоса спросила римлянка.
   — Я не так давно вообще узнала о их существовании, — глядя в сторону произнесла Лаура.
   Патрицианка недоверчиво покосилась на селянку (если судить по внешнему виду).
   — Забирайся ко мне. Стаций нас двоих спокойно и с удовольствием повезет. Да, Стаций? — и, наклонившись, она заглянула коню в глаза; тот тихонько профырчал. — К тому же, я обязана тебе жизнью! Только скажи, чем могу отплатить, клянусь, что готова на все! Пусть многие из моего окружения и разговаривать бы не стали с плебеем, я — не такая, как они! Садись!
   Лаура внимательно выслушала щедрое и искреннее предложение, молча кивнула, подошла к крупу лошади и попросила:
   — Помоги мне подняться, не знаю, как это делается… Едем отсюда. Я принимаю твое предложение. Видно, сами боги послали тебя мне на помощь!
   — Сама так думала про тебя! — усмехнулась Аврора. — Едем!
   Топот скакуна потонул в тихих улочках Ариминиума.