Именем Космоса. Часть 3. Глава 2

Глава II


Фарите вышла из здания Института, спустилась по широким ступеням и побежала к флаерной станции, расположенной неподалёку под ветвями деревьев. Была середина дня, и пользоваться флаерами над городом в это время не рекомендовалось, в воздухе и так было много машин. Но Институт стоял на окраине, и она могла пройти стороной, минуя оживлённый центр.

За спиной послышались быстрые шаги, и Фарите догнала Светлана Кунаева – девушка со светлыми волосами и светло-серыми глазами, одетая в лёгкий зимний костюм. Она была одной из немногих ровесниц Фарите на курсе. Фарите, получившая высшее образование заочно, хотела теперь только сменить специализацию и, вернувшись на Землю, поступила на третий курс Луногорского Исследовательского Института. Ей исполнилось в декабре семнадцать лет, и ничего удивительного не было в том, что большая часть её однокурсников оказалась старше.

– Фарите, ты куда сейчас?

– Домой.

– Я провожу тебя?

Фарите пожала плечами. Они забрались во флаер, Фарите набрала адрес на пульте. Флаер поднялся и пошёл к лесу. На Аниоте Фарите отвыкла от зимы, и вид заснеженных, словно укутанных в рутийское серебро деревьев волновал душу. Великая красота Земли оставалась для неё сейчас одним из немногого, что способно было вызывать радость – глубокую и светлую.

– Как поживают твои племянники?

– Хорошо, спасибо.

– Сколько им сейчас?

– Две недели.

– Растут. Первого марта творческий вечер, ты будешь выступать?

Фарите покачала головой.

– Нет.

– Но ты новенькая на курсе. От тебя должна быть визитная карточка.

Фарите не ответила.

– Ты прямо какая-то неживая! – сказала Светланка, задорно подталкивая Фарите в бок. – Искры в тебе нет! Не пойму, где ты – в других мирах, что ли?

Фарите снова промолчала.

– Наши парни спрашивают, кто ты такая и откуда взялась – ты должна представиться, понимаешь?

– Парни?.. – переспросила Фарите. Иногда ей казалось, что она и правда пришла на Землю откуда-то из другого мира. Лёгкие заигрывающие отношения парней и девчонок казались ей детскими, были неинтересны и далеки.

– Скажи ещё, что ты не видела у нас на курсе парней. И вообще в Институте! Многие тобой интересуются, а ты ходишь и ни на кого не смотришь!

Эти слова ничего не задели в душе Фарите. Нет, она не стала равнодушной, но, где бы ни находилась и что бы ни делала, её сопровождала нестерпимая боль потери.

– Фарите, – понизив голос, заговорила Светланка. – Этот молодой человек с ребёнком, который иногда встречает тебя – он кто?

– Майран? – спросила Фарите.

– Майран! Здесь многие думали, что это твои муж с сыном, а потом кто-то подсмотрел твой возраст и семейное положение в документах.

«Разведчики!» – усмехнулась Фарите.

– Майран мой друг, а Дарми – его сын.

– Друг, – повторила Светланка разочарованно.

– Друг, Светлана. Друг, а не жених и не кто-то ещё.

– В самом деле? – оживилась Светланка. – А мать его сына... она...

– Она погибла.

– Погибла? Как это?

Фарите воздержалась от ответа. Светланка ещё не успела выбраться из-под родительского крыла и не сталкивалась с трудностями, выходящими за рамки школьной программы.

Светланка не унималась.

– Так он вдовец? Он учится или работает?

– Работает. Он эсгебешник.

Светланка на миг смешалась. Эсгебешники не были в чести у исследователей.

– Он кэрровец, в Войсках или в Охране?

– Ну зачем тебе это, Светлана?

– Мне интересно, неужели ты не понимаешь? Нормальная девчонка в семнадцать лет должна дружить с парнями, влюбляться.

Фарите закрыла глаза.

– Э, да ты совсем ещё ребёнок! – засмеялась Светланка. – Разве тебе не хочется влюбиться? Всю жизнь просидишь одна!

– Послушай, – стараясь говорить без лишнего напора, немного осадила однокурсницу Фарите. – Не нужно посвящать меня в свой клан. Тебе нравится влюбляться – пожалуйста, а я пришла в Институт только за образованием.

– Где ты училась до этого?

– В Латане.

– А почему перевелась сюда?

– Моя сестра вышла замуж здесь, в Луногорске, а я всюду с ней.

– Так эта женщина у вас в доме – не твоя мать?

Фарите едва не застонала. Светланка сама не знала, как мучила её своими расспросами!

– Это свекровь сестры.

– Ужас! – воскликнула Светланка. – Мало жить со свекровью, так даже не со своей, а со свекровью сестры! Нет, ты ненормальная! Послушай, Фарите, у нас при Институте есть общежитие. Хочешь, подойдём к куратору, она подскажет, как туда устроиться?

Фарите покачала головой. Было время, она хотела уйти из дома, хоть причины у этого желания были прямо противоположные тем, что приписывала ей Светланка, но она поняла в конце концов, что это будет дезертирством – примерно таким, какое из лучших чувств предлагал Тэаду его экипаж, когда на Аниоту напали пираты.

– Нет, – сказала она неохотно. – Я буду жить дома.

Светланка смотрела с непониманием, но у Фарите не было ни сил, ни желания что-то объяснять. Подобно Аифаш в последние дни её ссоры с Тэадом, у Фарите была теперь только одна молитва: пусть скорей пройдёт время, и рана зарубцуется! Много-много времени без расспросов и удивлённых взглядов. Когда-нибудь она придёт в себя, сможет говорить о том, что случилось, всё объяснит тем, кто этого хочет – но не сейчас! Пусть пройдёт время!

– Так у него, у Майрана, правда никого нет? – вернулась Светланка к интересовавшей её теме. – Или он ухаживает за тобой? Почему он тебя встречает?

Фарите вздохнула и обернулась к однокурснице:

– Он встречает меня, потому что мы друзья, потому что я люблю его сына, потому что у нас есть кое-что общее.

Светланка сдержанно расцвела.

– Ты хочешь сказать, он правда не занят?

Фарите посмотрела удивлённо:

– Если ты поняла, у него работа и маленький ребёнок.

Светланка расхохоталась.

– Нет, ты правда из параллельной галактики! Я имею в виду, девчонки у него нет? Фарите, слушай, будь другом, а? Познакомь меня с ним?

– С ним? – повторила Фарите. Сама мысль об этом показалась ей дикой.

– Так он всё-таки нравится тебе?

– Ну при чём здесь? Разве ты готова быть матерью его сыну?

– Я? Мачехой? Да что ты! Я хочу просто с ним повстречаться!

– Мне кажется, он старше этого...

– Старше меня? Ну и пусть!

Фарите чуть улыбнулась. Майрану недавно исполнилось двадцать лет, но жизненный опыт сделал его гораздо более зрелым, и никто не давал ему его возраста.

– В нём есть что-то, чего нет в наших парнях. В нём чувствуется нечто... не знаю, как объяснить. Какая-то значимость, сила. К тому же он интересный. Фарите, познакомь нас! Ну, пожалуйста!

Фарите вздохнула:

– Пожалуйста. Прилетит снова, подойди, познакомлю. Только...

– Что?

Фарите пожала плечами.


Ещё восемь месяцев назад, когда Майран впервые пришёл к ним на Земле, она сказала ему:

– Может быть, сейчас я сморожу глупость: я слишком мало общалась с людьми и каких-то тонкостей не знаю. Но я говорю то, что думаю. Майран, пусть между нами сразу всё будет начистоту. Я не смогу полюбить тебя. Ты для меня словно старший брат, умный, много повидавший, который всё знает – но брат, понимаешь? У тебя замечательный сын и чудесная мама, я с радостью буду с тобой общаться – тем более, ты был другом Даргола и хорошо его знал. Но если тебя это не устраивает, давай лучше никогда не встречаться.

Прямой, ясный характер Фарите нравился Майрану. Он ответил:

– Когда я только увидел тебя, там, на Аниоте, я готов был тебя полюбить. Но понял, что тебя любит Даргол. Я готов быть твоим братом, Фарите, и никогда не опасайся с моей стороны ничего другого.

Фарите улыбнулась, но улыбка вышла с болью.

– Ты будешь мне о нём рассказывать? Не скажешь, что он умер и нельзя тосковать по мёртвым?

– Я не скажу тебе этого, – ломая в душе боль, сказал Майран. – Он достоин лучшего – лучшего друга и лучшей невесты.

Больше они об этом не говорили и встречались так часто, как только позволяла работа Майрана и учёба Фарите. Наблюдая за их встречами, Аифаш с облегчением думала, что влюблённость сестрёнки в пиратского главаря осталась в прошлом. Аифаш с радостью встречала Майрана и без тревоги отпускала с ним Фарите.

Мария же, принимая в своём доме Фарите, тем не менее ясно видела, что отношения между её сыном и этой девочкой исключительно дружеские и вряд ли когда-нибудь перерастут во что-то другое.

Фарите с удовольствием возилась с маленьким Дарголом, а впервые увидев мальчика и взяв на руки, спросила:

– Майран... а как его имя?

Он называл при ней малыша просто «сын».

Майран посмотрел ей в лицо и сказал:

– Даргол.

Её лицо дрогнуло, и она ответила хрипло:

– Да. Это правильно...

И вдруг спросила, сама не поняв, как это у неё получилось:

– А как звали бы моего сына – если бы такое было возможно?

И так же сразу Майран ответил:

– Элчи, я думаю.

– Почему?

– Лауркского мальчика с этим именем он спас однажды. И потом, я уверен, часто вспоминал о нём.

– Да? Понятно... Это хорошее имя.


Дом Анны стоял за городом. Улица была широкая, летом утопающая в яблонях и черёмухе, а сейчас разубранная снегом. Во дворе были свободны от сугробов только воздушная дорожка от крыльца и площадка с качелями и «лазалками». Светланка высадила Фарите у калитки – залетать на флаере во двор считалось признаком дурного тона, – но зайти отказалась. Фарите попрощалась с ней, подождала, пока флаер скроется в небе, и только тогда открыла калитку.

Сколько было связано для неё с этим домом! Она полюбила его, ещё впервые прилетев сюда за координатами новой базы Тэада. Она любила его и сейчас.

Они вернулись с Аифаш на Землю безо всего. Дом, в котором они планировали жить, больше не существовал, как и всё их имущество. У них осталась «Катунь», ждавшая на космодроме Колха, и рюкзачок Фарите, который она захватила в то утро с собой. В кармане под скафандром у неё уцелел рутийский серебряный шар Даргола.

Тэад привёл их к себе домой, Анна вышла навстречу. Аена с Сергеем, обняв мать, отошли в сторону. Они понимали, что это знакомство нельзя обставлять торжественностью. Прибежала Наташа, прижалась к отцу и матери, удивлённо глядя на двух незнакомок.

Тэад представил их матери, та обняла Аифаш, сразу подметив в ней черты, отличавшие её собственных детей: твёрдость характера и самостоятельность.

Фарите молчала, глотая слёзы. У неё перед глазами всё ещё стояла картина гибели Даргола, и от мысли, что она оказалась в доме его матери, в доме, где проходило его детство до трёх лет, ей хотелось кричать.

Тэад отвёл Аифаш в свою, их общую теперь комнату. Анна сама приготовила для Фарите комнату рядом.

Вечером, оставшись с матерью один на один, Тэад коротко рассказал ей историю сестёр.

– Аифаш и Фарите негде преклонить голову. Их нельзя разлучать, ты бы не возражала, если...

Мать прервала его:

– Не говори глупостей, сын. Это их дом. Что случилось с Фарите?

– Человек, спасший нас, погиб на её глазах.

Мать покачала головой. Она чувствовала, что трагедия Фарите глубже.

– Я мечтала, что когда ты женишься, Тэад, вы станете жить со мной – дом ваших предков большой, здесь всем хватит места. – Она вздохнула. – Но вам нужно жить самостоятельно. Аифаш трудно будет привыкнуть к такой же сильной, как она, свекрови.

– Боюсь, что ближайшие год или два мы не сможем обходиться без твоей деятельной помощи, – сказал Тэад в затруднении. – Фарите надо учиться и, при всём стремлении помогать нам, это будет для неё проблематично, а я на службе... У нас в феврале должны родиться двойняшки, ты снова бабушкой станешь. С одним ребёнком мы справились бы сами, но двое на одни руки...

Подробнее о том, что произошло, матери рассказала Аена.

...Аифаш присматривалась к свекрови. Медикологи запретили ей дальние поездки и волнения, и, позвонив в свой Институт, Аифаш оставалась дома. Время шло, и к ней понемногу начал возвращаться душевный покой. Аена с Сергеем забрали дочь и уехали. Володя пропадал где-то целыми днями. Обычно Анна была на работе с утра до обеда. Она работала лингвистом, и её график был устоявшимся, лишь иногда она приносила домой переводы и занималась ими по ночам.

Оказавшись в доме, где царил дух многих выросших здесь поколений, окружённая его уютом, особой атмосферой мира и тишины, проводившая много времени с человеком, которого любила и ещё недавно, казалось, потеряла навсегда, Аифаш снова обретала гармонию с собой.

Занимаясь вместе нехитрыми домашними делами, они с Анной разговаривали и понемногу рассказали друг другу о себе. И как-то само собой у Аифаш получилось то, о чём она никогда не думала всерьёз – она стала называть свекровь матерью.

Прилетели Тома и Володя, сели с Анной, Аифаш и Тэадом за столом и заговорили о свадьбе.

– Помнишь, я хотела, чтобы ты держала надо мной венец? – спросила Тома Аифаш. – А теперь можно сделать ещё лучше – две свадьбы вместе!

Тома вышла на работу. Лайнеры, маршрут которых пролегал по территории Терции, ходили теперь под усиленной охраной, в сопровождении нескольких тойерных отделений. На Земле и других планетах к жителям было сделано обращение воздержаться ближайшее время от полётов на лайнерах, и количество рейсов было сокращено.

Отделение Ноэра Ниана среди многих других было переведено на Землю и придано Сопровождению, поэтому Тэад и Володя стали бывать дома гораздо больше времени, чем раньше.

Таким образом, жизнь вокруг Фарите постепенно налаживалась – или по крайней мере входила в колею. Только она не могла найти душевного покоя, а потому тянулась к такой же мятущейся душе Майрана.

Оказавшись в доме Анны, она быстро убедилась, что Аена – не старший ребёнок у матери, был ещё один, Дарми, который погиб от рук пиратов во время ограбления лайнера. И ещё Фарите поняла, что Анна его ждёт – и верит в него так же, как сама Фарите, без сомнений, без колебаний. Она одинока среди своих детей, считающих надежды матери самообманом. Они любили и уважали мать, но поддерживать её «иллюзии» не хотели. И Анна, неожиданно для себя, обрела в лице Фарите собеседницу, готовую расспрашивать и слушать о Дарголе бесконечно.

Но чем больше Фарите убеждалась, что Анна любит своего старшего сына, тем понятнее для неё становилось, что ни о чём рассказать ей она не имеет права. Фарите представлялось чудовищным объявить матери: ваш старший сын и правда был жив все эти годы и погиб несколько дней назад. И Фарите молчала.

Она могла, конечно, рассказать обо всём Аифаш. Но Аифаш рассказала бы Тэаду – только тайн им не хватало друг от друга! Тэад рассказал бы Аене, она – Сергею. И знали бы все, кроме Анны, которая одна ждала его и любила. В конце концов, Даргол сам взял с Фарите слово молчать, и теперь уже никто не мог освободить её от этого слова.

И Фарите решила не говорить никому. Совсем никому. Она спрятала в своей комнате жёлтую сумочку с документами и диктофоном и больше смерти стала опасаться показать кому-то рутийский шар. Он принадлежал когда-то Анне. Его подарил ей муж – ДЛ, и она, безусловно, сразу его узнает и задастся справедливым вопросом, как он попал к Фарите. Но, кроме Анны, шар не стоило видеть также и Аене с Тэадом – они могли знать о нём от матери. И Аифаш напоминать о нём не стоило – вдруг она заговорит о нём с Тэадом?

Поэтому, когда Аифаш как-то спросила её: «Фарите, а где твой шар?» – она беспечно пожала плечами: «Не знаю. Наверно, потеряла где-то».

Но спрятать шар, подарок Даргола, было выше её сил, и она продолжала носить его с собой.

Замкнутая в себе, Фарите снова потеряла контакт с Аифаш. А присутствие Тэада в доме просто пугало её. Каждый раз, увидев его краем глаза, она вздрагивала, едва успевая подавить крик – он был до невозможности похож на Даргола, которому, останься он жив, тоже полагалось бы жить в этом доме.

Аифаш чувствовала всё большую отчуждённость сестры и, когда Тэад спросил её однажды, что происходит, не стала уходить от ответа.

– Меня беспокоит Фарите.

Поглощённый Аифаш, новой службой, предстоящим отцовством, Тэад не присматривался к Фарите – тем более что вела она себя сдержанно, была вежлива и к общению не стремилась.

– Мне кажется, она меня избегает, – продолжала Аифаш. – Раньше у меня никого не было, кроме неё, а теперь есть ты, мама, скоро родятся дети, и мне кажется: неужели она ревнует? Я люблю вас всех, но прости... у меня язык не поворачивается при Фарите назвать Анну матерью. Вроде как у меня есть мать, а у неё нет.

Тэад присел рядом с Аифаш.

– Это не связано с той её болезнью?

– Тогда было другое, она просто не решалась мне кое о чём рассказать. Нет, это произошло после Терции. Я так ничего и не знаю. Что сделали с ней главарь и те четверо юнседовцев?

– Она не рассказала?

Аифаш покачала головой.

– Только то, что говорила сразу, в фолкоме, когда главарь привёл её – что всё в порядке и прочее.

– Ну, я думаю, это правда. Она была взволнованной, но не выглядела ни испуганной, ни подавленной. Это смерть Капитана потрясла её.

Аифаш промолчала. Говорить Тэаду о детской влюблённости Фарите в этого человека она не хотела, тем более что к моменту, когда они попали в плен, эта влюблённость, как она считала, уже сошла на нет.

– Так почему ты не поговоришь с ней? Объясни, что переживаешь, мне кажется, она поймёт.

Аифаш закусила губу и покачала головой.

– Я пыталась. Она улыбается и делает беззаботное лицо. Будто я не вижу, как ей плохо!

Некоторое время Тэад обдумывал услышанное.

– Какие у неё причины что-то скрывать от тебя? От меня, от Аены – мы чужие люди. Но от тебя?

– Я тоже долго не могла понять, какие.

– А теперь?

– Теперь поняла. Медикологи запретили вам волновать меня. После Терции я не могу похвастаться, что хорошо себя чувствую. Вот Фарите и держит всё в себе – считает, мне так лучше.

Через пару дней Аифаш пригласили в медицинский центр для очередного обследования. Аена вызвалась поехать с ней. Тэад сослался на какие-то дела и остался дома.

Фарите вышла из своей комнаты поздно – бледная, с покрасневшими не то от слёз, не то от бессонницы глазами. Тэад встретил её на лестнице.

– Привет, – сказал он, загораживая ей дорогу.

– Доброе утро... – пробормотала Фарите и посмотрела на него удивлённо: – Ты чего?

– Ты не находишь, что нам надо поговорить?

– О чём? Где Аифаш?

– Дома её нет. Идём в библиотеку.

Фарите посмотрела на часы.

– Мне некогда, я в Латану опаздываю, в Институт.

Тэад тоже посмотрел на часы. Доходило десять.

– Ничего, ты уже опоздала.

– Что ж, – сдалась Фарите, – пойдём. Нам и правда нужно поговорить.

В библиотеке был полумрак, тишину нарушало тиканье старинных часов с маятником. Тэад присел на диван возле книжного стеллажа, Фарите забралась в кресло, облокотилась на столик, оказавшийся между ними, и выжидательно посмотрела на Тэада.

 – Я слушаю.

– Скажи, – начал Тэад, – как ты оцениваешь на сегодняшний день свои отношения с Аифаш?

Фарите долго молчала, глядя в пол.

– Я знала, что ты заговоришь об этом. Я люблю её. Моё отношение к ней не переменилось.

– Тогда в чём дело? – спросил Тэад настойчиво. – Аифаш сказала, что теряет контакт с тобой.

– Да? – Фарите потупилась. – Значит, она тоже несчастлива? Она же любит тебя, Тэад! Почему ты не сделаешь её счастливой?

– Ты считаешь, всё зависит только от меня? Тебя она тоже любит.

– Да, ты прав, – пробормотала Фарите. Она встала, прошлась по библиотеке. – Хорошо, что ты заговорил со мной об этом, Тэад. Сама я не решилась бы. Я приняла одно решение, но не знаю, как сказать о нём Аифаш. Может быть, я скажу тебе, а ты сам поговоришь с ней потом? Знаешь, мне казалось, я смелая. Во всяком случае, я думала, что если могу принять решение, то могу за него ответить. А вот не могу. Я боюсь сделать ей больно.

– Вот как? – сказал Тэад, начиная догадываться, что это за решение. – Значит, ты считаешь, ей будет легче, если удар нанесёшь не ты?

Фарите молчала, стоя перед Тэадом с опущенными глазами.

– Ты даже не спросишь, что я решила?

Тэад покачал головой.

– Если тебе надо это сказать – ты скажешь сама.

Тэад разговаривал с Капитаном один раз и не знал, что их делают похожими не только лицо и очертания тела. Сходство было в движениях, в интонациях и часто в манере произносить слова и строить фразы.

Фарите побледнела и отшатнулась. Но всё-таки пересилила себя.

– Тэад, мне ведь тоже трудно, – сказала она тихо. – Постарайся меня понять. Ты любишь Аифаш, ты – главное для неё, а она почти не бывает счастлива. Она стесняется при мне быть счастливой. И дело не только в ней, есть другие причины. И ты, и Анна, и этот дом – мне невыносимо это видеть!

– Ты напрасно терзаешься, Фарите. Этот дом может стать для тебя родным, здесь все тебя любят...

– Молчи, Тэад, ты не то говоришь! – перебила его Фарите страстно. – Ты говоришь не от души и не то! Любят, но ты же понимаешь, что я не об этом! Впрочем, я не владею собой. Хорошо, что дома нет Аифаш. Ей ни к чему слышать меня сейчас, да и тебе незачем. Прости, Тэад, я хочу побыть одна.

Тэад встал. Он считал, что заставить Фарите выговориться будет лучше – для неё же самой.

– Даже если ты скажешь что-то лишнее – пусть, Фарите, ты слишком много держишь в себе.

Фарите едва не застонала.

– Откуда в тебе это, Тэад? Не мучь ты меня своим голосом, не говори этими интонациями или я сойду с ума – постоянно видеть тебя...

Тэад нахмурился. Ему нелепо показалось на миг, что Фарите в него влюблена и терзается от этого.

– Фарите, ты что...

Но Фарите, погружённая в свои переживания, не поняла его. Она покачала головой, из последних сил сдерживая слёзы.

– Тебе незачем знать этого, Тэад, и матери твоей незачем. После всего, что случилось... – Она подняла ладони, заставляя себя, пока не поздно, замолчать.

Поняв, что ошибся, Тэад посмотрел на неё по-новому. Ему вспомнился их разговор на «Меридиане», когда их речь зашла о человеке, прилетавшем в госпиталь на Антлоиту.

– Что происходит, Фарите?

Тэад обнял её, почти заставил уткнуться лицом в своё плечо. Он думал, что она заплачет – от слёз становится легче.

Она не заплакала. Она стояла, прижавшись к нему, её мелко трясло. Но постепенно начала успокаиваться. Ей припомнилось ощущение мира и безопасности, испытанное ею на Терции, когда Даргол на короткий миг прижал её к себе. Она отстранилась.

– Тэад, я люблю вас: и Аифаш, и тебя, и... да, да, и Анну. – Фарите присела в кресло. – Но мне кажется, – продолжала она, – что моё решение правильное. Тэад! Я решила уйти из дома!

Тэад ждал этих слов.

– А Аифаш? – спросил он.

– Но это ради неё! – воскликнула Фарите. – Я ведь вижу: она боится засмеяться при мне, чтобы не обидеть, и если я рядом, Анну мамой не называет. Нет! – оборвала себя Фарите. – Я тоже говорю не то. Я говорю так, словно дело в ней – а оно во мне.

– И куда ты собираешься бежать?

– В Саммеоке открываются исследовательские курсы по новой методике. Я поеду туда.

– От себя не сбежишь.

– Зато время лечит! Я постепенно привыкну к тому, что случилось, и вернусь к вам такой, как была.

– Не привыкнешь, Фарите.

– Почему? – спросила она угрюмо. – Ведь правда же время лечит?

– Лечит, но не от всех болезней. От настоящей любви не излечишься.

Фарите взвилась и отскочила в сторону.

– Кто здесь говорит о любви? Как можешь ты, Тэад!

Но Тэад не отступил.

– Что это за человек, Фарите? Я его знаю? – спросил он, чтобы убедиться в своих выводах.

– Да, – сказала Фарите напряжённо. – Знаешь.

Потом вскинулась и выскочила из библиотеки. Тэад, проклиная свою тупость, бросился за ней.

На лестнице Фарите столкнулась с Анной, услышавшей голоса и поднимавшейся к библиотеке.

– Что произошло, дочка? – спросила она.

Фарите зарыдала и, не останавливаясь, проскочила мимо. Следом за ней на лестнице оказался Тэад.

– Что происходит, сын? – строго спросила мать.

– Я идиот, – ответил Тэад. – Куда она побежала, мама?

Мать посмотрела ему в лицо.

– Я думаю, в сад.

Тэад нашёл Фарите под огромной яблоней, ветви которой сгибались под тяжестью ранних августовских яблок. Фарите сидела, уткнувшись в колени, её спина и плечи вздрагивали от рыданий. Тэад подошёл, присел возле неё на траву.

– Фарите, – начал он, но она замотала головой:

– Не говори ничего, Тэад! Дай мне две минуты.

Понемногу она успокоилась, платком вытерла лицо.

– Тэад, если я попрошу тебя, ты сможешь исполнить мою просьбу?

– Как я могу обещать, если не знаю, о чём речь?

– Пообещай никогда, никогда больше не заговаривать об этом человеке со мной – а особенно с Аифаш. Обещай ничего у меня не спрашивать!

– Почему?

– Обещай не спрашивать! – почти закричала Фарите.

– Хорошо, – согласился Тэад. – Но тогда и ты обещай мне кое-что: поговори с Аифаш.

– Что я ей скажу? Что люблю её? Она знает.

– Об этом надо говорить. Расскажи ей, что с тобой произошло на Терции.

Фарите взглянула удивлённо.

– Но она знает.

– Аифаш боится за тебя, Фарите. Неужели ты не понимаешь? Ты молчишь и отдаляешься, и она ищет причины в том, что случилось на Терции.

– Я думала, она мне доверяет.

– Вот и поговори с ней. И впредь не давай возникнуть между вами дистанции. Пойми, что такое напряжение сейчас недопустимо для неё. И ещё одно, Фарите: не уходи из дома. Особенно сейчас, пока здоровье Аифаш и детей оставляет желать лучшего.

Фарите застонала и покачала головой:

– Знал бы ты, чего требуешь от меня... Этот дом, и Анна... Что произойдёт, если однажды... – Она не договорила. «Если однажды я не выдержу и проговорюсь ей про Даргола...» – хотела она сказать, но сумела заставить себя умолкнуть.

– Моя мать давно называет тебя дочерью. Так почему бы и тебе не считать так же? Попробуй, как Аифаш, называть её мамой.

Фарите закрыла глаза. Она прекрасно понимала, что, останься Даргол жив – и Анна на самом деле стала бы когда-нибудь её матерью!

...Анна готовила, когда на кухню бесшумно вошёл Тэад. Мать почувствовала его, как всегда чувствовала присутствие своих детей, и обернулась.

Тэад присел на табурет возле стола.

– Мама, можно с тобой поговорить?

– Можно. Речь пойдёт о Фарите?

– Да. В общем-то, я хочу только попросить тебя.

Отложив дела, Анна присела напротив сына.

– Ей сейчас очень трудно. Сдаётся мне, что она... – Тэад запнулся, не зная, может ли говорить об этом.

– Что человек, которого она любила, погиб?

– Откуда ты знаешь?

– Её горе сродни моему. – Анна вздохнула. – Бедная девочка. Не слишком ли много смертей на её-то шестнадцать лет?

– Она тоскует. Ты знаешь, что у неё никого нет, кроме Аифаш. А к тебе она привязалась. Пожалуй, даже – любит тебя.

Тэад взглянул на мать, боясь навести её своей просьбой на ненужные сопоставления.

– Ты не станешь возражать, если она попробует называть тебя мамой?

...Фарите честно попробовала, закрыв глаза на условности, последовать совету Тэада. Но назвать Анну матерью, когда этого не смог сделать Даргол, у неё не получилось.

Обдумывая сказанное Тэадом, она пришла к неутешительному выводу, что никуда уехать сейчас не может. Оставить этот дом, Анну, Аифаш – это означало бегство. То самое дезертирство, из страха не справиться с данным ей свыше испытанием.

Разговор с Аифаш состоялся в этот же вечер. Фарите заглянула к сестре в комнату, когда она работала на информаторе.

– Фарите? – обрадовалась Аифаш. – Звёзды, какая ты молодец! Заходи.

Они сидели, обнявшись, и разговаривали. Но восстановить контакт с сестрой оказалось вовсе не так просто, как было в первый раз, на Аниоте. Тогда Фарите могла быть откровенной. Сейчас приходилось только делать вид, что она рассказала обо всём, и ей было тяжело от этого.

Конец июля и август Фарите готовилась к экзаменам в своём Институте в Латане, чтобы получить диплом, и к поступлению в Луногорский ВУЗ. Она пыталась занять голову зубрёжкой и повторением, лишь бы не думать о Дарголе, но ей было больно и плохо.

Часто прилетали Аена с дочерью. Аена не могла узнать в Фарите жизнерадостную и живую девочку, побывавшую у них в последних числах июня. Она, как и все, считала, что Фарите потрясена смертью человека, который их спас. Ей не приходило в голову, что Фарите любит этого человека. Оставшись как-то один на один с ней в комнате, Аена подошла, присела рядом.

– Фарите, можно кое о чём поговорить с тобой?

– Конечно, – вздохнула Фарите, откладывая учебник.

– Ты постоянно думаешь о чём-то.

– Мы все всегда о чём-то думаем, – чуть улыбнулась Фарите.

– Ты думаешь о смерти Капитана?

Фарите опустила взгляд и промолчала.

– Когда я была у него в плену, он сказал, что смерть от старости для него нереальна. Он знал, что рано или поздно погибнет.

Фарите сжала зубы. Она не понимала, ради чего заведён этот разговор уравновешенной и мудрой, как её мать, Аеной.

– Нам всем тяжела его смерть, мы все хотели, чтобы он улетел вместе с нами. Майран поступил решительно и единственно верно, иначе мы все бы погибли – надо признать это.

– Я признаю, – сказала Фарите тихо.

– Тогда ты признаёшь и то, что своим самопожертвованием Капитан спас всех нас. Нас перестреляли бы раньше, чем мы успели бы добежать до тойера, если бы он не прикрыл нас.

– Я знаю это, – сказала Фарите тихо.

– Фарите, я говорю за всех, но мне кажется, я имею на это право. Мы переживаем одни чувства в связи с его гибелью. Попробуй вспоминать Капитана не с болью, а с благодарностью. Постарайся понять, что только так можно воздать ему теперь, а тоска умаляет значение его поступка.

Фарите не ответила. Она чувствовала, что слова Аены справедливы для всех, спасённых Дарголом – но не для неё. Потому что её он любил.

Аена покачала головой. Она видела, что не убедила Фарите.

– Могу я спросить тебя ещё кое о чём, Фарите?

Фарите закаменела, боясь той темы, которую могла затронуть сейчас Аена.

– Да.

– У тебя была возможность присмотреться к Капитану, разглядеть его лицо?

Фарите подняла голову.

– Да.

– Тогда ты обратила внимание на... на его сходство с Тэадом?

– Конечно, Аена.

– Оно тебя не удивило?

– Нет.

– У меня просьба к тебе. Не говори об этом с мамой. Ты знаешь, что у неё... у нас...

– Я знаю об этом, Аена.

– Не надо, чтобы мама подумала, что это её Дарми. Это не так.

– Почему вы считаете?

– Я напрямую спрашивала его. Он сказал... словом, он рассказал о себе, и это однозначно не наш брат.

– Когда вы спрашивали его об этом, Аена? Разве у вас было время с ним поговорить?

– Ещё в первый раз, когда мы были с ним на «Грозе», за несколько минут до того, как он отпустил меня.

«Он тогда ещё сам не знал... – подумала Фарите. – Что ж, так даже лучше. По крайней мере, у Аены не возникнет подозрений».

– А Тэад? Он знает, что похож на него?

– Конечно, знает, Фарите. Ну что, ты обещаешь не говорить об этом сходстве с мамой?

– Да, Аена. Я не заговорю с ней об этом. Я знаю, как она любит своего старшего сына.

– И ещё одно, Фарите.

– Да?

– Не береди маме душу. Я вижу, как ты к ней привязалась, но не обсуждай с ней эту тему. Её старший сын умер, и надо признать это, а не поддерживать ложных надежд.

«Да, – потерянно подумала Фарите. – Умер. Но не тогда, когда думаете вы с Тэадом. Вы считаете, что правы, но права все эти годы была она».

Фарите встала.

– Извините, Аена. Но Анна сама решает, что для неё лучше. Она любит и ждёт его независимо от вашего мнения. Я не хочу делать больно ни ей, ни вам. Я очень вас уважаю, но этой вашей просьбы исполнить не могу, простите.

...Зайдя однажды утром на кухню, Фарите увидела, что Анна готовит что-то необычное. На столе стоял пирог. Анна как-то невесело улыбнулась:

– Ты не знаешь, Фарите, приехала Аена?

– Только что.

– С Наташей?

– Одна.

– Одна, – повторила мать. – И Тэад дома.

– Вас как будто не радует это, Анна?

Мать вздохнула:

– Они хотят быть рядом. Что ж...

Фарите снова посмотрела на пирог, на ещё какие-то угощения, остававшиеся пока в духовке.

– Сегодня какой-то праздник, Анна?

– Сегодня день рождения Дарми.

Фарите растерянно присела возле стола.

– В самом деле, пятнадцатое августа... Ему сегодня было бы тридцать шесть лет.

– Да, ему тридцать шесть.

– Я поздравляю вас, Анна, милая! – от всей души сказала Фарите и обняла Анну, не задумываясь, как прозвучат её слова. – Я хочу сделать вам подарок!

Она убежала и вскоре вернулась.

– Я хочу подарить вам вот эту кружку.

Анна видела у неё эту простую металлическую кружку и знала, как сильно дорожит она ею, хоть и не догадывалась о причинах.

Не зная того, Фарите повторила традицию, заведённую у Анны в семье, она просто доверилась своему порыву. С тех пор она часто видела, как Анна пьёт из этой кружки чай. Это была кружка Даргола.

Постепенно Фарите всё сильнее привязывалась к матери, великодушной и мудрой женщине.

А по ночам ей снова и снова снилась сероватых оттенков огромная поляна, окружённая лесом, крик Майрана: «Старт!» и кровь, струйками выплеснувшаяся на тёмный скафандр Даргола. Он оборачивался взглянуть последний раз, стартовал ли тойер, и снова поднимал бластер. И душу скручивала, выворачивала боль, и она готова была ненавидеть Майрана за то, что он не дал ей выскочить из тойера и остаться. Остаться с ним. На вечное короткое навсегда.

И едва ли не тяжелее было видеть, как тоскует по сыну мать. От всей души сострадая ей, Фарите стала каждое утро подниматься с постели, пока Анна не ушла на работу. Она сбегала вниз, обнимала мать за шею. Своей любовью она старалась воздать ей хоть частичку любви, о которой уже не мог сказать ей Даргол. Когда мать возвращалась, Фарите, стараясь только не опережать Аифаш, встречала её; когда у той выдавалось свободное время, садилась с ней рядом, и они разговаривали. Из таких разговоров Фарите узнала кое-что о самой Анне и её муже, о поисках, которые они вели двенадцать лет, пока Джон Лоден не погиб, о их детях. Только тогда она сообразила, что Володя – приёмный сын. Погружённая в себя, она как-то не замечала, что он обращается к ней на «вы» и говорит ей «тёть Аня».

– Июль для нашей семьи всегда был сложным месяцем, – как-то раз сказала ей Анна. – В июле, меньше, чем за месяц до своих трёх лет, попал к пиратам Дарми. В июле чуть не умерла маленькая Аена. В июле погиб Джон. В июле Тэад попал в госпиталь с тяжёлым ранением ног. В июле вы все оказались в плену...

Фарите кивнула, соглашаясь в душе, что после такого набора событий поневоле станешь опасаться наступления этого месяца. И постаралась улыбнуться:

– Но ведь кое на что можно посмотреть иначе. Аена чуть не умерла – но ведь выжила. Это месяц её выздоровления. И с Тэадом то же самое, так ведь? И, кроме того, если бы Тэада не ранили тогда, в заповеднике, Аифаш с ним бы не познакомилась. А она счастлива с ним, и он её любит. А то, что мы попали в плен... – Фарите вздохнула. – Ну, так мы же остались живы. И кто знает, Анна, что готовит вам следующий июль? Вдруг он сделает вас счастливой?

Но Фарите сама не верила в это. Она не могла представить себе счастье без Даргола.

В середине сентября Фарите попала в больницу – туда же, где она проходила долечивание и где работала Нэдис. На очередном обследовании что-то встревожило врачей, и ей предложили пройти на всякий случай курс лечения. Фарите не стала спорить и в Институт вернулась только через десять дней. Впрочем, она отнеслась к этому равнодушно – какая разница, отстать в самом начале учебного года было не страшно. Да и что вообще могло быть страшно для неё по сравнению с тем, что происходило в её душе?


На веранду с тепло одетым ребёнком на руках вышла Аифаш. Она уложила малыша в стоявшую здесь зимнюю кроватку и снова вошла в дом. Фарите побежала по дорожке и встретилась с сестрой, когда та вышла со вторым ребёнком.

– Привет, – прошептала Фарите, целуя сестру в щёку. – Спят?

Аифаш кивнула. Фарите помогла ей уложить одного ребёнка рядом с другим.

– Хочешь, я побуду с ними?

Аифаш покачала головой:

– Иди обедай. Я посижу тут, глядишь, на свежем воздухе они поспят подольше. Получила письмо из Института, попробую ответить, пока тихо.

– Что-то по Аниоте? Давай, я отвечу?

– У тебя и так много подготовки. Ничего, я сделаю.

– Анна не вернулась?

– Ещё нет, но приехали Аена с Наташей.

– А Сергей?

Аифаш улыбнулась, покачала головой:

– Тэад с Володей на службе, а без них ему скучно.

Фарите улыбнулась в ответ.

Сергей наведывался регулярно, но время проводил больше с Тэадом и Володей. Они говорили о том, что происходило в Галактике, и Фарите интересны были эти разговоры, хоть многое она знала от Майрана. Сначала мужчины относились прохладно к её присутствию, но она вступала в разговор нечасто, замечания вносила по делу, и довольно быстро добилась права участвовать в разговорах. Пару раз даже случалось такое, что когда мужчины не могли найти общего языка в каком-то вопросе, Сергей говорил:

– Тэад, где там Фарите? Позови, у неё взгляд незамутнённый.

Как была в костюме, подходившем и для холодной улицы и для тёплого дома, Фарите быстро пообедала и устроилась с конспектом у окна в большой комнате. Наташа расположилась рядом. Посредством покрывала девочка соорудила на диване дом и, тихонько бормоча, поселила в нём куклу. Фарите ещё помнила, как здорово играть в куклы, и, отвлекаясь от конспекта, едва удерживалась, чтобы не попроситься в игру. Но увидела, что за калиткой приземлился флаер. Надев шапочку, она выбежала из дома.

Из флаера, с маленьким Дарголом на руках, выпрыгнул Майран.

– Здравствуй, Фарите. Не успел к Институту, хотел встретить тебя там.

Фарите улыбнулась.

– Здравствуй. Ты закончил работу на сегодня?

– Нет. Теперь вечером будем смотреть с куурсантами фильм.

– Фильм?

– По работе, – не стал вдаваться в подробности Майран.

– Хочешь, я побуду с Дарми? Или ты возьмёшь его с собой?

– Ему не надо видеть такого. Мама уложит его, а там я вернусь. Ну, как у тебя дела?

– Нормально.

Фарите взяла ребёнка на руки, заговорила с ним.

– Идёмте в дом? – предложила она. – В гостях Наташа, она будет рада.

Майран чуть улыбнулся.

– Даргол устроит шум на весь дом.

Решив не говорить никому о Дарголе, Фарите долго думала, как быть с Майраном. Узнав имя его сына, Анна непременно заинтересуется и станет расспрашивать его. И перед первым визитом к ним Майрана Фарите, выбрав момент, заговорила об этом сама:

– Анна... У Майрана маленький сын. Его зовут Дарголом. Когда услышите, не пугайтесь.

– Почему же я должна испугаться? Имя Даргол встречается на Земле, хоть и нечасто. Почему он так назвал сына?

– У него друг – лаурк, и Майран знает лауркский язык, вот и всё. А почему вы так назвали своего старшего сына?

Анна чуть улыбнулась:

– Оно встречается в нашем роду.

– Значит, вы знаете, что оно означает?

– Космос. Или обретённый. Когда мы с Джоном думали над именем дочери, мы листали как-то словарь древнелауркских языков и увидели имя нашего потерянного сына. Джон сказал: «Вот видишь, значит, нам всё-таки суждено обрести его снова»...

И ночью после этого разговора, лёжа в постели, Фарите всё повторяла про себя: «Даргол – обретённый. Обретённый... Анна столько лет спасала Даргола своей верой в него. Он был жив, и я знаю это. Но она верит в него и сейчас. Так, может быть, и мне предстоит когда-нибудь снова обрести его?..»

Но такая надежда была до того беспомощна, что Фарите едва не заплакала снова от безнадёжности и боли.

...– Летим в парк? – предложил Майран.

– Да, – согласилась Фарите. – Давайте.

Оставив Дарми с Фарите, чтобы он не разбудил малышей, Майран прошёл через двор, поднялся на веранду к Аифаш. Она встретила его с улыбкой, подала руку, здороваясь. Они переговорили, и Майран вернулся к сыну и Фарите. Когда флаер поднялся в воздух, из дома вышла Аена.

– Майран прилетал? – тихо спросила она.

– Да, – ответила Аифаш. – Забрал Фарите на прогулку. Может быть, он отвлечёт её от грустных мыслей.

– Пережитое на Терции изменило её, – не могла не согласиться Аена, – но пора бы ей и правда прийти в себя.

– Она стала... старше, пожалуй, – вздохнула Аифаш. – Хоть я и раньше не считала её ребёнком. Хорошо, что рядом Майран. Он всегда вносит порядок в её душу.

– Удивительно, кем оказался этот человек! Когда я увидела его первый раз, мне в голову бы не пришло, что он будет вхож в этот дом и Наташа станет встречать его с радостью.

Когда Майран впервые пришёл к ним, девочка узнала его. Она не удивилась и отреагировала на его появление спокойно. Серьёзно, по-взрослому, возможно, подражая матери, протянула гостю руку.

– Вы меня не помните, иркмаан? На лайнере вы спасли от пиола сначала меня, а потом моих маму с папой.

– Я рад, что смог это сделать, – ответил Майран, пожимая руку девочки.

– А того пиола поймала уже СГБ?

– К сожалению, нет. Но его непременно поймают.

Наташа помнила об этом обещании Майрана и, когда он появлялся в доме, спрашивала, пойман ли Кильрат. Вера Наташи в СГБ была непоколебима, и Сергей, смеясь, сказал как-то, что, кажется, в их семье растёт ещё один эсгебешник.

Аифаш согласилась:

– Да, мне он тоже отчаянно не понравился при первом знакомстве. Фарите лучше его почувствовала. В фолкоме она сразу отнеслась к нему как к другу, а я...

– А ты и не видела в тот момент никого, кроме Фарите.

– И Тэада. Звёзды, как хорошо, что это закончилось!

– Мы попали в плен из-за Капитана, – сказала Аена осторожно.

– Но и спаслись благодаря ему, – возразила Аифаш. – Я сначала долго не могла прийти в себя, но Тэад помог мне кое-что понять.

– Я тоже поняла, что тогда происходило, не сразу. Когда у тебя несколько миллионов врагов, не удивительно, что за кем-то из них не удаётся в какой-то момент уследить. Остаётся только удивляться, что Капитан успел прийти нам на помощь.

– Я хочу понять, почему. Что значила для него Фарите?

– А что говорит она сама?

– Ничего. Она подобно нашей матери чувствует людей – и безоглядно им доверяется. И я боюсь за неё. Если бы всегда рядом был человек, подобный Майрану – с большим жизненным опытом, и который разбирается в людях...

– Что ж, будем надеяться на это, – сказала Аена.