Боец с подпольем

Щигар Артём Петрович (1941- 2008 гг.) — боец невидимого фронта с грызунами, насекомыми и неряхами, которые помогали развитию колоний этих тварей на территории таких городов как Микунь, Ухта, Емва, Сыктывкар, Великий Устюг, Котлас. Артём был главным Котом и главной Мухобойкой на территории от Вычегды до Печоры. «Главным» не в смысле «старшим по должности», а главным по масштабам и эффективности своей деятельности. С ним считались даже егеря на Выми, которые могли валить медведей, но не знали, что делать с нашествием крыс и мышей.
Родился Артём Петрович в поселке Лабудалинь во Внутренней Монголии Китая, а точнее — в государстве Маньчжоу-го, которое просуществовало недолго и о котором у Артёма, конечно, никаких воспоминаний не было. Мать рассказывала, что его дед когда-то перешел с белыми казаками китайскую границу в 1922 году, оставил жену с дочерью и поехал обустраивать жизнь в Шанхай. И исчез... Да ладно — темное дело, и не дед Артёма нам интересен, а сам Артём Петрович. Отец Артема и вовсе не известен. Слишком жестко хранили о нем тайну бабушка и мама.

Артём же оказался в Забайкальском крае, когда к власти в Китае пришли коммунисты.  Мама с бабушкой просто бежали в Россию, готовые на ГУЛАГ и что угодно, но не на бессмысленный голод и смерть в степи Маньчжоу-го. Однако, обошлось без ГУЛАГа, маму и бабушку устроили на работу на железную дорогу, Артем благополучно закончил в 1956-м году семь классов, а потом ПТУ железнодорожного техникума в Улан-Удэ. В 1960-м попал на флот, и судьба его могла пойти совсем в другую сторону — в нём открылся талант акустика. Слухач морских глубин он был отменный и начальство поговаривало, что надо бы его отправить учиться, «а там и дальше...».. Но в первом же походе в океан случилась нелепость (Боже мой, сколько нелепостей и случайностей разворачивают судьбы и влияют на глубины истории сильнее, чем волны эхолота) — при всплытии лодки и во время технических работ возле рубки в надводной части, и внутри — в подводной, таскающие ЗИПовские ящики электрики уронили в спусковой проем тяжеленный ящик прямо на голову Артёма. Самое плохое было в том (может быть), что в этот момент голова была повёрнута, наклонена на бок. Ящик углом порвал щеку, выбил зубы, сломал челюсть и даже повредил язык. Матрос двое суток мучился от зубных и головных болей. Кололи в него все лекарства, которые могли бы обезболить. Говорить стал через восемь дней, но шепелявил жутко. В общем, начальство рассталось с идеей выучить и воспитать гениального акустика. Так он оказался вообще на берегу, а потом - в гражданской жизни.

В 1963-м году по предложению Аргунского райкома ВЛКСМ поехал Артём на Всесоюзную ударную комсомольскую стройку — строительство гиганта на Вычегде — большого лесопромышленного комплекса в Республике Коми. Ехал в Сыктывкар, а приехал в... Берлин. Так назывался посёлок бараков, осуждённых, комсомольцев и  дорожной грязи глубиною по плечи. Без преувеличения. Неделю с ним пьянствовали его соседи «за знакомство», ещё неделю, «чтоб оно прямо и бело пошло...», ещё неделю, занимая друг у друга... Начала шалить печень. А работы, кроме «подними, принеси, унеси» так пока и не было. А ведь Артём думал, что будет электромонтажником,  будет на кошках взбираться на столбы в незнакомой тайге, нести своим трудом свет и энергомощь в глубинку, а заодно и пугать дятлов с глухарями... Ага. Не получилось ни первого, ни второго, ни третьего. И дятлов непуганых меньше не становится, и со временем вся мощь, наоборот, из глубинки поперла в города. Однако вдруг появилась подработка — в 1963-м строился новый хлебозавод в пригороде Сыктывкара (население резко прибавлялось), и тут требовались электромонтажники. На строительстве хлебозавода Артем и закрепился, и женился, и детьми обзавёлся, а в 1973-м получил очередную электротравму, после которой стал бояться высоты и его стало потряхивать. Он получил инвалидность третьей группы.
Вот тут-то, когда, казалось, жизнь подставила подножку, после которой впереди уже ничего хорошего, кроме раннего и тихого угасания, вот тут-то у Артема и начался период, когда он был максимально нужен людям и городам, когда раскрылся его талант крысолова. Не правда ли — так часто бывает (взгляните в биографии великих и знаменитых людей) — в 9 случаях из 10 они проявили себя именно в последнее десятилетие своей жизни.

Работу дезинсектора, дезоратора и дезинфектора (они «в одном флаконе») он нашёл как-то легко. Просто на хлебозавод травить мышей и крыс, тараканов и мушек (даже грибок на стенах) приходили эти специалисты, а погреться на чаёк и на перекур, поставить чайник и подождать дежурную машину они заходили всегда в «кубрик» электриков. Знакомство было неплохое, и именно там, в «кубрике», когда Артём пожаловался, что накрылась его работа, одна из женщин-дезинсекторов вдруг предложила: «Так тебе к нам надо — и неполный рабочий день, и зарплата ничего так... Молоко за вредность дают. А по нашей работе везде ещё и «калымчики» электрика найдёшь... По мелочи...». Так оно и оказалось. Оказалось, как нельзя, лучше. Потому что чуть ли не в первый же свой выход «на адреса» (и куда? - рядом с хлебозаводом, на улице Печорской, в двухэтажные деревянные дома и в частный сектор) Артём Петрович влез в драку с крысами за маленькую девочку. Как в сказке «Щелкунчик».
История требует особого описания, а потому остановимся на ней поподробнее.
Это был, наверное, третий или четвёртый выход на новой работе. Обход домов по заданной путевым листом территории. Опрос граждан — беспокоят ли крысы и мыши? Как дела с насекомыми? С подвальными комарами и муравьями, с грибком на стенах?.. Не замечали ли кашель, которого раньше не было? А у детей? Иногда обход длился три часа, иногда шесть. Сумка с простой отравой через плечо — по 2 кг несколько видов отрав (полпуда). К концу рейса оставалось полтора-два килограмма. Но Артем ещё привыкнуть не мог — много ли, мало ли раздаёт и устанавливает ловушек? Учился, в общем... И заодно проникался проблемой, обнаруживал масштаб её. Опасных тварей было гораздо больше, чем он думал и даже представлял.
Район мясокомбината, как можно догадаться, был один из самых неблагополучных. Две деревянные двухэтажки с двумя высокими помойными горками за ними, зарослями крапивы, полузаросшими пустырями от каких-то давних бараков и, видимо, свалок — всё это, конечно, рай для крыс и мышей. В первом же доме Артём Петрович увидел специфические разгрызенные дырки в полах подъезда, услышал специфический запах и (акустик же!) услышал активную глубинную жизнь под полами подъезда. Он звонил в двери, разговаривал, раздавал яды — трезвым, пьяным, детям и взрослым. Тщательно объяснял, как раскладывать, как уберечь от маленьких детей, как не дать отравиться собакам и кошкам.... Ему хмуро кивали и говорили примерно одно и то же: «Х@@@ня всё это! Крысы нас победили. Мы живём под оккупацией!». Отчаянье людей было тихое и безнадежное, как нигде в городе.

И вот во второй двухэтажке Артём сталкивается с картиной почти готовой для документального кино о том, как снимаются фильмы ужасов. Точно так же изгрызены полы, точно так же бурная жизнь, которая слышна без эхолотов из подпола, на первом же этаже - чуть приоткрытая дверь в одну из квартир. Артем стучится: «Эй, есть тут кто-нибудь...». В глубине сдавленный плач, шорох, потом крик  отчаяния и ужаса... Детский крик. Артём вбежал в квартиру и увидел, как в зале на столе стоит девочка лет десяти-одиннадцати и ногами отбивается от крыс, некоторые из которых величиной почти с кошку. Крысы разорвали продуктовый пакет, который девочка принесла из магазина и оставила на столе — конфеты, крупы, крошки хлеба и разбитая бутылка молока — всё это уже было растаскано и размазано и по столу, и по полу... Крыс было только на столе и стуле штук восемь, на полу ещё столько же и даже больше. Артём закричал сам, замахал руками, пытаясь спугнуть тварей, но дальше совсем не смешно — крысы кинулись на него. Причём прыжки были до лица. Ему быстро удалось их расшвырять, но неожиданность, наглость, реальные укусы (Артёму делали уколы от бешенства)  — всё это впечатлило его до мозга костей.. Он теперь не просто ходил на работу. Это была его вендетта крысам! Глаза девочки, её плач он помнил теперь всегда. Пожалуй, для неё тот день мог закончиться очень нехорошо. Может, не смертельно — убежала бы, но погрызли бы её точно.
Первая битва с крысами была, конечно, там — на улице Печорской. Никто и никогда не вспомнит, конечно, этой битвы, но подготовка к ней шла, как большая спецоперация — километры провода были протянуты по улице и по подвалам, где можно было дотянуться, устанавливались маленькие движки от детских игрушек и батарейки рядом с проводом, от которого в нужный момент шёл сигнал на замыкание  - простые полумеханические-полуэлектрические комбинации. И, конечно, отрава. И, конечно, предписание прокуратуры. Артём Петрович добился строжайшего выполнения работ по уборке мясокомбинатом всех свалок, помоек, несанкционированного складирования жиросодержащих тканей и прочего. И вот — в апреле 1980-го на Печорской попросили жителей выйти из домов, была подогнана, на всякий случай, пожарная машина (вдруг замкнёт где-нибудь). Одномоментно ударил ток по трубам, засветились огоньки и заработала вибрация там, где мегаполисы крыс давно организовали своё «рио-де-женейро», заискрило и завоняло … Две «роты спецназа кошек» от мясокомбината до улицы Громова два часа душили и пугали бегающих, контуженных, полуприбитых и мечущихся крыс, мышей и заставляли шарахаться ошалевших от восторга собак. Сыктывкар готовился к своему 200-летию, которое пышно отпразднует летом 1980-го.
Артем Петрович воевал с крысами и прочей нечистью со всеми своими знаниями электрика, электромонтажника и акустика военного флота. Он носил с собой инструмент, который подбирал сам — часть сантехнического, часть электровремянки, вибрационные устройства, само собой — химию всякого типа, но не только — часто он использовал простые стиральные порошки, пены и строительные заливки — цементные, асбестовые, смоляные.

У него появилась своя теория (и не без основания, - как он сам говорил в кругу особо доверенных лиц). И теория эта было о том, что крысиная цивилизация — это либо инопланетяне, либо их параллельный с человечеством эксперимент. Возможно, бесы, инопланетяне и крысы — просто один из вариантов освоения этой земли. Он клялся, что видел ритуалы крыс, очень похожие на мессы и богослужения людей, он утверждал, что у крыс есть свои игры,  и они тоже ведут себя, как болельщики, на сборах этих игр. Что крысы умеют плавать под водой с помощью накопителей воздуха, которые утаскивают с собой под воду, чтобы  отсидеться в них, как в подводных лодках.
В особых экстремальных случаях нашествия крыс (Айкино — 1993, Визинга — 1996, Сосногорск - 1996 и 2001-й, Емва — 1998-99, Инта — 2002) Артемий Петрович готовил аппаратуру и механизмы воздействия порою по 2-3 недели. Ему в помощь давали работников коммунальных служб, и они поражались этому не известному для них «искусству войны» с грызунами и неизвестной угрозе, дивились стратегии и тактике, рекогносцировке и «картам», похожим на военные. Заметим, при этом всём обычные службы санитарно-эпидемиологического контроля свои работы проводили в обычных объёмах, но эффективность была близкой к нулю (или эффекты были кратковременными).
Был и грех на душе Артёма. Один такой. который мучил иногда во снах — погибшие отравленные птицы и собаки. За всеми не углядишь. Гибли даже люди. Например, в том же Айкино с тяжёлыми отравлениями померли два пьющих мужика. Списали на алкогольное отравление, но как выяснилось — закусили крысиной отравой. С людьми всё-таки проще, Артём Петрович инструктажи проводил, как положено, тщательно. Переспрашивал. А что-то, при особых объёмах выдачи ядов или при особо сильных ядах, даже, - под роспись и просил показать, где и как будет храниться.
А второе грех — это когда сдали нервы, и он сжег два барака на Устье-Заде в 1998-м году. Обставили как неосторожное обращение бомжей с огнем, но на самом деле это были два таких безнадёжных рассадника крыс, что победить уже можно было только радикально. Но радикально — сжечь — никакая власть в нищих муниципалитетах не решалась. (отметим — не только в Устье-Заде приходилось сжигать, жёг и в Сосногорске, например, заброшенные склады. Но жилые строения поджечь пришлось только в Устье-Заде).
Есть события и жизнеописания, которые не попадают в искусство, в литературу и в само поле общественного внимания. Но они же были!  «Северный Плутарх» есть попытка напомнить о том, что вывалилось из общественного опыта и осмысления. И Сыктывкар, и Питер, и другие красивые города стыдливо не хотят вспоминать, например, чесотку в конце 80-х — начале 90-х. А ведь тогда даже питерская и московская профессура стыдливо почесывалась, подцепив эту заразу в общественном транспорте или где-то в других общественных местах. Болезнь, забытая со времён Гражданской войны, как и педикулёз (вши) вдруг и «почему-то» ввалилась в нашу жизнь, и что-то службы наши оказались готовы к этому «не очень». У нас любят показывать парады и военную мощь, — а «война» - она падла тихая — она вот в такой нечисти испортить способна жизнь миллионам людей, и кутузовы  тех войн всегда останутся безвестными, награждёнными, при выходе на пенсию чайными сервизами и «благодарственными» грамотами от имени зам.начальников жилищно-коммунальных служб.

В последние годы всё чаще и всё-таки внимательнее стали относиться к сообщениям о том, что военные биологические лаборатории  с разносчиками инфекций и эпидемически опасных заражений вокруг России только множатся. Что война может быть совсем не на уровне снарядов и бомб — экономические и людские потери от простой заразы, от грызунов, от мушек и грибков уже и раньше в истории опустошали целые континенты, а нынешние, генно-модернизированные и модифицированные, могут быть самым близким и самым смертельным нашим врагом. А кто готов к этой войне? Кто собирает и аккумулирует опыт? Кто знает этот опыт?
Был такой электрик и флотский акустик Артем Петрович Щигар (ФИО  восстановить не удалось — текучка кадров в лаборатории и бардак в документообороте сделали своё дело), который умер в начале нынешнего века. Никто не знает, какой был бы рисунок судеб людей, городов (целых кварталов), если бы не его серьезная война не за денежный оклад или за славу, а за глаза перепуганной девчонки, бьющейся с крысами, война за чистоту и тишину на глубинах жилищ.