дорога в небо. эпизод 7

- Твой отец всегда прав, Брендт! У нас в Барбарии, как в раю. На самом деле это рай и есть!

Женщина сорока трёх лет шла, ведя за руку своего непоседливого сына. Они направлялись на ежегодную ярмарку. Солнышко ласково пригревало, мама улыбалась, и у мальчишки Брендта отчаянно стучало сердце. Как паровой молот. Почему? Сегодня мама наконец-то купит велосипед! Самый настоящий! Скоростной! Двухколёсный, в конце концов!

А то из трёхколёсного он вырос, как из пожелтевших вельветовых штанишек, что носил больше положенного. Конечно, несколько лет он не садился за руль: его бы попросту не поняли, а первоклашка Сулила с огромным бантом на голове не обратила бы внимания. Сегодня всё изменится! Сегодня Брендт покорит сердце юной красавицы. Сразу, как вернутся, он рванёт на новеньком велосипеде по улочкам городка, обгоняя ветер, который будет ласково обдувать лицо и ерошить волосы.

Брендт видел, как он вытянет руки и помчится без управления, сохраняя равновесие. Эх, гордая и юная Сулила, я покорю твоё сердце! И хотя мама и говорит, что Брендт слишком рано думает о любви, но сердцу ведь не прикажешь!

"Сердцу не прикажешь", - шепчет Катлак. Он понимает, что влюбился в чопорную особу, что Мимбль ни капельки не любит его. Ей важны только деньги и балы. Он понимает, что она стерва, каких поискать, но ничего с собой поделать не может. Как глупый и наивный ребёнок, он влюбился и не знает, что с этой любовью делать.

Катлак подходит к роскошному особняку в два этажа, на фасаде которого выступая вперёд, бросаются в глаза балконы, отделанные мрамором и щедро изукрашенные позолотой, с улыбающимися и замершими в прыжке статуями каменных львов.

Охраннику - человеку с лысой головой, с десятком серёжек в одном ухе сообщает, что должен увидеть Мимбль. Охранник прогоняет Катлака и ворчит ему вслед: "Не велено тебя пускать даже близко к порогу! Уходи , пока не достал винтовку! Закон на моей стороне! И не мешай мне писать книгу!". Катлак удаляется, но обещает себе добиться-таки руки Мимбль, положив все силы и использовав все доступные ему средства. "Ведь я люблю её! Что может быть важнее?"

Велосипед куплен, и юный Брендт нёсся, словно птица, по улицам Барбарии и смеялся, и смех его был ярок и красив, подобен небесному светилу. В голове бьётся лишь одна мысль: "Я люблю тебя, Сулила!".

Внезапно колесо зацепилось за булыжник, и вся райская реальность покачнулась дрожащим маревом перед дождём. Брендт полетел кувырком, а новёхонький велосипед отправился в кювет: одно колесо - восьмёрка, другое - овал. Сам Брендт отдыхал в дорожной пыли и бездумно смотрел в небо, в то время как по виску его тонким ручейком бежала струйка крови.

Толпа зевак собралась вокруг лежащего на земле мальчишки, и прохожие пытались на все лады утешить или помочь. Сквозь плотную стену людей пробилась вперёд девочка с бантом и с упрёком взглянула на успевшего приподняться Брендта, чью голову венчала чалма из бинта – кто-то успел затянуть рану. Девочка с бантом осуждающе покачала головой и с гордым видом победительницы удалилась прочь.

- Я люблю тебя, – прошептал ей вслед Брендт.

- Кого ты любишь? – наклонилась к нему стоявшая рядом тётка в круглых очках.

- Сулилу, - улыбнулся Брендт.

Образ из далёкого детства тает, и Брендт снова в реальности.

Идёт, строча что-то в блокноте прямо на ходу и направляется к зловещей толпе, с осознанием, что может никогда не вернуться, а потому использует каждую свободную секунду. Ведь только так станешь писателем! Только так Бог натолкнёт на нужную фразу!

Толпа ощерилась при виде подошедшего Брендта, но на мгновение все звуки смолкли, люди притихли и тысячью пар глаз уставились на стоящего перед ними, пытаясь проникнуть в самую душу будущего писателя.

Сирена надрывалась, как забытое в колыбельке чадо. Брендт попытался узнать, почему ревёт, не смолкая, сирена, но на его вопрос толпа ответила молчанием. В воздухе разливалось какое-то напряжение, отчего чувствовалось, как в сердцевине этой толпы бьётся инородное
сердце,какое-то существо внутри неё хрипит и дышит.

Чей-то голос оповестил, что подача каменного угля остановилась, электричество отключено, газ отключен и воды больше не будет. Город встал. Анархия и паника захлестнула улицы. Народ в поисках выхода незаметно обратился в варваров. Подверглись нападению магазины, витрины со звоном разлетались на мельчайшие осколки, скрипящие под ногами мародёров, орудующих с проворством шустрых зверьков. Вскоре появились и первые человеческие жертвы. Кто-то вложил в руки недавних воров ножи.

Из ближайшей разбитой витрины магазина вылезла споро двигавшаяся старушка с авоськой, небрежно перекинутой через высохшее плечо и глухо постукивающей по костлявой спине. За ней гнался бородатый мародёр лет тридцати. Схватив, он потащил её обратно, потроша авоську на наличие украденных продуктов. Толкнув старушку вглубь помещения, забрал продукты и вышел из разбитой витрины, словно из Лувра, гордым королём.

Но далеко уйти ему не удалось: из уголка рта алой струйкой покатился ручеёк крови и мародёр с хрипом повалился лицом вперёд на осколки стекла, а в спине между лопаток торчала арматура. Бабуля подошла шаркающей походкой к распластавшемуся на земле телу, нагнулась и с грустной ухмылкой на лице подобрала авоську и неспешно направилась прочь от магазина.

"По всему городу сплошной разбой, истерия и анархия," - сообщил неожиданно какой-то человек в толпе, потерявший работу, но ещё не дошедший до крайностей.

И к Брендту пришло осознание, что место его в семье, а не на ужасных улицах! Никакой он не спаситель человечества! Развернувшись, он побежал по направлению к дому, не выпуская из рук блокнота. И когда собирался уже, было, постучать трижды в дверь и оповестить родных людей о своём возвращении, услышал внезапно грозный бас нечеловеческий, окликнувший его по имени: "Брендт! Брендт! Брендт!".

Имя его, отражаясь эхом от стен домов, раздавалось, повторяясь, то там, то здесь.

Внезапно всё затихло.

Надрывавшаяся сирена, кашлянув напоследок, поперхнулась своим рёвом и замолкла. Жители страны замерли в нелепых позах, словно окаменев, а сквозь стекло окошка родного дома Брендт увидел, как в камень превратились его жена и ребёнок. Стороннему наблюдателю, увидевшему такие разные позы застывших на месте людей, показалось бы, что он оказался в музее восковых фигур.

В эпицентре каменных изваяний, словно скульптор среди своих бесчисленных работ, солдатским шагом мерил площадь Барбарии высокий господин в фетровой шляпе, как жердь худощавый. Конечно, этого человека знал весь город, а по-другому и быть не могло.

Каждый день появлялся он на городских площадях, частенько бывал на светских раутах, и с многочисленными поздравлениями и обещаниями ежедневно выступал по местному телевидению.

Это старейшина Вибль, он же мэр - самый уважаемый человек в городе. Вибль раскинул руки в стороны, как будто желая обнять сразу всё население, и ладони его стали ветвиться сучками деревьев и плестись древесной паутиной над головой.

Вибль закашлялся и хитросплетения древесных узоров, раскинувшиеся повсюду, внезапно исчезли, снова руки мэра были на месте. Мэр рассмеялся и направился в сторону Брендта.

- Боже, что мне делать? Никакой фразы в голове нет! Только сумятица, как с ледяной горки катается... - Брендт смотрит в блокнот и пытается найти нужную фразу в написанном . Плоскость ломиком взламывает расширившиеся области мозга и сокращает поверхность, сжигая её огненным звериным дыханием. Будущему писателю ничего обнаружить не удаётся, и он выкрикивает всем известные догмы:

- Сгинь, нечистый! – первое, что приходит в голову Брендту. - Если ты нечистый, то боишься Бога и света! Каждое тёмное существо боится света, потому ты и запер страну во мрак, мёртвое тебе приятнее, чем живое!

- Ты прозорлив, как никогда , - хохочет мэр и подходит ближе. Когда остаётся метров двадцать расстояния, Вибль останавливается.- Ты самый умный среди плоскомозгов! - брызгая слюной заливается истерическим смехом Вибль, чуть приплясывает под слышную лишь ему одному мелодию.

- Убить Зверя послали тебя, мой хороший, - кривляется в попытках подражать голосу Матушки мэр. - Так убивай меня, мой драгоценный! Вот он я! Всеми любимый! - Вибль достал из правого кармана пиджака пачку сигарет, вытряхнул одну ловким движением на ладонь и забросил её в рот.

- Будешь? - будничным, чуть обеспокоенным голосом, предложил закурить мэр Брендту, протягивая пачку. Брендт никак не отреагировал. - Не хочешь и не надо, - голосом недавно говорившего рабочего произносит мэр. - Мне больше достанется. Знаешь ли перебои с деньгами: кризисы всякие, цену скачут, как бешеные - больно-то не напокупаешься.

Вибль достаёт зажигалку, щёлкает колёсиком и сигарета, испуская дым, трещит сучками некачественными.

- Во имя Отца и Сына и Святого Духа, сгинь нечистый! - вдруг кричит Брендт.

- Всё! Ты меня убил! – мэр, сделав страдальческое лицо, опускается на одно колено, сигарета, выпавшая изо рта на площадь, покатилась по брусчатке и, спустя несколько мгновений остановившись, какое-то время продолжает дымить. - Об одном жалею, - прохрипел натужно мэр.

- Не успел докурить сигарету, а они, знаешь ли, как я ранее сказал, недёшево обходятся. Брендт, сейчас же кризисная ситуация. Но ты прав, прав, перед смертью не накуришься!

Мэр упал на площадь, замерев, подобно каменной статуе, и лежал, не подавая признаков жизни. Брендт осторожно подошёл к телу, хотел наклониться и прощупать пульс, чтобы удостовериться в смерти Зверя, но мэр внезапно вскочил, как акробат-сказочник, с проворством быстроногого животного оказался на ногах и улыбнулся, растягивая рот до невиданных пределов. Заточенные зубы, как маленькие колья, сверкали отвратительным блеском.

- Зачем ты так, Брендт? - рассмеялся мэр. - Я пришёл к тебе с миром, а ты? Эх!

Брендт, шокированный ситуацией, попятился от безумного мэра. На ходу, открыв блокнот, и по какому-то наитию, начал писать.

"Катлак тёмной ночью пробирается в дом к любимой женщи...не, - мозг засыпает на ходу и слова и фразы даются с трудом. - Как вор про…би...рается... в спальню. "Я люблю тебя," - шепчет спящей девушке, но девуш...ка не способна его ус..з..злы...слышать. Отец её, скрывавшийся тут же, хватает Катлака. "Что ты только что сказал?!", - спрашивает он. "Я люблю тебя," - автоматически повторяет Катлак.

- Я люблю тебя, - бубнит под нос Брендт.

- Что? – мэр, ошарашенно уставившись на царапающего что-то в блокноте и бормочущего себе под нос человека, распахнул глаза так широко, будто в лицо ему брызнули кипятком, и начал отступление. Да, это не шутка! Он пятился назад, как совсем недавно отступал сам Брендт.

Чуть отдалившись, он замер, словно каменный истукан, подобно всем жителям страны. Камень пополз трещинами, и кусками отваливался от статуи мэра, с грохотом стуча о булыжную площадь. Но, не успев отпраздновать победу, Брендт заметил, как куски начали соединяться и складываться в новое тело, ранее невиданное. В Зверя, не скрывающегося более под масками.
3.04.2021.р