Грани войны часть 4

Вик

  Запахло войной. Тем, кто знаком с ней по книгам и воспоминаниям ветеранов, кажется, что она красные стрелки на картах, бравые гренадеры с плакатов и встречающие их прекрасные девушки, букеты цветов с последующим балом у губернатора. Что война – это звон шпор, лихие кавалерийские атаки, награды из рук царствующих особ, на взятом приступом редуте, и запах нежных фиалок. Те же, кто хоть раз видел её воочию знает, что война пахнет лошадиным потом, и не стираными портянками, копотью вапоре и смрадом газолина. А ещё – холод, голод, потоки испуганных людей бросивших всё и бегущих во все стороны, куда угодно, лишь бы подальше от этого ужаса. Растерянные мужчины, заплаканные женщины и чумазые дети с мёртвыми глазами. Мародёрство, грабежи, поджоги, убийство, но, не смотря, ни на что, война до сих пор остаётся самым достойным делом для настоящего мужчины.
 
  Трое суток огромные вапоре заполняя всё вокруг своим едким, чёрным дымом, таскают армейские грузы из долины к нам, почти на самую границу. Везут патроны, снаряды, консервы, радиостанции, медикаменты, всё, что выпускают заводы и фабрики огромной империи, создавая несокрушимую мощь. Все эти ящики, мешки и коробки. Миротворцы отписывались формальными протестами, наши дипломаты формально отвечали, затем формально создавали комиссии, которые совершенно, не формально часами заседали в ресторане фешенебельного отеля «Савой».

  Появились горные батальоны, второй и девятый, шестой специально отправили, в Татры, в Богемию, на манёвры с союзничками. Они рассыпались по склонам перевала, собирая сведенья об обстановке в горах, готовя переходы для основных сил армии, занимая позиции, чтобы прикрыть её в нужный момент.

  ***

  Сложен первый шаг, когда всё внутри протестует, предупреждая о последствиях, посему наберись отваги и сделай его, поскольку лучше объяснять, почему не получилось чем, корить самого себя, что даже не попробовал. С появлением военных жизнь в городе и окрестностях, начала закручиваться тугой пружиной, чтобы распрямиться в нужный момент в час икс, запуская в действие, сложный механизм под названием армия. Не было четырёх поутру, как в дверь постучали, и отец, вскочив на Буффона, отпрыска Лириной Агаты, ускакал в долину, на совещание земских исправников. Утром мама, собрав подруг по женской лиге, направились в здание старой гимназии выводить её из консервации. Об учёбе и речи быть не могло, но куда приложить силы, пойти в скаутский лагерь, на телеграф, в библиотеку, где наверняка собираются волонтёры. Всё решил Отец Мэри, Гюстав Карлович фон Вейда, заехав прямо во двор на аутовентуре, он привлёк внимание сигналом и взмахами руки.

  – Виктор Николаевич, оденьтесь на выход, поедемте в управу, – лучший друг отца, и единственный из взрослых, что называл меня детским прозвищем Вик. И тут по имени, отчеству. Да ещё в управу.

  – Зачем? Языком работать – марки к конвертам приклеивать? – я развёл руками, а в голове вертелось одно: «Мне всего шестнадцать лет».

  – Довольно ребячиться, пора становиться взрослым, – Гюстав Карлович ободряюще улыбнулся, – и поторопитесь, вы нам нужны.

  Я на ватных ногах вернулся в дом, но шаг сделан. Надо переодеться, нелепо появиться в управе в гимназической форме. Беру цилиндр, выхожу на улицу, сажусь в аутовинтуру, что ж я готов стать старше. В управу вошли, ещё не пробило и девяти, а огромный дубовый стол отца завален документами, больше всего поразил список регламентных работ по ремонту дороги, на трёх листах, и – это мелким шрифтом. Голова пошла кругом, захотелось залезть под стол и непременно оттуда напомнить присутствующим, что мне шестнадцать и семнадцать будет ещё нескоро.

  – Не пугайтесь, в этом нет ничего страшного, – угадал мои мысли Гюстав Карлович, – ваша задача представлять, главу местной власти, то есть, отца, подпись доверия, если хотите, эдакий рудимент сословного самосознания нашего общества. Где для нас нужен целый ворох документов, вам поверят на слово. Хотя, конечно, это не значит, что вам не надо во всё вникать тем более и я, и Александр Степанович весьма опытны в этих вопросах. Кстати, что там гласит кодекс скаутов?

  – Совершенствуйся каждую секунду, – с печалью ответил я.

  И всё завертелось. Счета, наряды, квитанции, расписки, тонны щебня и кубометры пиломатериалов. К двенадцати появился отец и, не слезая с лошади, отдав лишь седельную сумку, набитую какими-то счетами, умчался к перевалу. На ремонт дороги мобилизовали всех, даже поваров из «Савойя». Ближе к часу меня пригласили к инспекции засыпанной ямы. Увидел там Лиру. Она в сопровождении четырёх младших скаутов волокла бревно на своей Агате. Заметив меня, замахала рукой, я в церемонном приветствии поднял цилиндр. Вот занимается делом, а мне обратно в кабинет бумажки перекладывать. По пути к канторе увидел, как мама вместе с другими женщинами рассыпав доломитовый щебень, ровняют дорогу. Стало совсем погано, лишь загруженность работой сберегло от убийственного самокопания. Часам к четырём, вернулся отец, вместе с тремя полковниками, двумя пионерами и одним интендантской службы, без шляпы и весь в придорожной пыли. Интендант сразу стал изучать отчёты, инженеры засели за карты, отец подошёл к столику с большим графином воды и методично стал его осушать.

  – Отменно! – произнёс интендант, подписывая акт сверки. Затем переведя взгляд на меня, добавил: – прекрасно, что есть на кого положиться в трудную минуту.

  – Дмитрий Игоревич, нам с равнины, не понять горцев. Я видел, как работают женщины на дороге – это просто единое целое.

  – У нас по-другому нельзя, в одиночку двух дней не прожить.

  – Завтра прокатим пробничик и часиков в пять откроем движение! – радостно потирая руки, сказал один из инженеров, – посрамили мы штабных, посрамили.

  – Давайте проверим площадки под верхние склады и на сегодня я думаю, будет достаточно. Виктор Николаевич заканчивайте здесь, вы славно потрудились.

  Отец вновь унёсся, а я ещё два часа подшивал и архивировал документы. Его похвала облегчила душу и, отказавшись от предложения Гюстава Карловича довести меня до дома, пошёл пешком.

  ***

  Следующий день в городе объявили выходным. Но мне ни высыпаться, ни отдыхать не отчего. Дома не сиделось, и решил прогуляться, зайти на равелин к Лие, небось, вчера весь день одна коротала. Одевшись по-походному, вышел на двор, глубоко вздохнул кристально чистый осенний воздух. У калитки, Ян, рассматривает какой-то конверт. Сложилось чёткое впечатление, что он меня поджидал, а письмо так для отвода глаз. Задумал очередную проказу. Это хорошо. Важно не забыть, напомнить, что красть чужую корреспонденцию грех. Он, коротко поздоровавшись, воровато оглянулся, произнёс заговорщицким, шёпотом:

  – Какие планы?

  – Грабить форт Нокс, – приняв тон, сказал я, – ходят слухи, у англосаксов слишком много золотишка развелось.

  – Есть дельце поинтересней, – готовность Яна в любой момент поддержать театральное выступление ставят в тупик, – следуй за мной.

  Городок вымер, даже кошки, что повсеместно встречаются на каждом шагу, куда-то делись, словно Гамельнский крысолов свёл не только крыс, но и этих вечно бездельничающих мохнатых созданий. Лиру и Алекса я увидел издалека, и это не понравилось. Ничего страшного в том, что они стояли на углу орехового сада, и павильона с, наверное, самой отвратительной в мире, водой настолько насыщенной йодом и сероводородом, что запах не отталкивал, он резал глаза. Подозрение вызвал холмик, под ногами Алекса замаскированный под нору крота. А ещё, Лира была в шортах, вот где, прохлаждается Стеф, и вся женская лига во главе с моей мамой. Зайдя в зону поражения газовой атаки павильона, поздоровался с друзьями, и подозрительный холмик превратился в кучку мешков., Догадка прожектором осветила очевидное. А последние сомнения развеяла Лира:

  – Орехов хочешь?

  – Это вопрос или утверждение, – орехов действительно хотелось. И если у той же Лиры есть младшие братья, что всегда готовы поделятся, у меня только сёстры да кузины и естественно, мама. Поэтому в семье я единственный ореходобытчик, не полезет же папа, земский исправник, таскать орехи в сад.

 – Значит, хочешь, – подытожила она, с лёгкостью читая мои мысли.
Место и время вторжения в ореховый сад выбрано идеально. Отвратительная атмосферная аномалия от павильона и город блаженно спящий, после вчерашнего. А трёхметровый забор не преграда для скаута.

  – Что с этим миром не так, вместо благородного разбоя, мелкое воровство. Форт Нокс надо было брать! Там всё золото!

  – Дорогой давай отложим это на недельку. Кстати, ты в курсе почём сейчас билеты на цеппелины, – откуда в Лире столько сарказма. Это всё Мэри с её комедией масок.

  – Говорят, на недавно построенный суперлайнер, тот, что «Титаником» назвали, по какой-то непонятной причине билеты на первый рейс продают за бесценок.

  – На корабле, до Нью-Йорка, две недели болтаться по волнам и это заметь из Бристоля. А на цеппелине «Лада» из Москвы, быстрее двух суток.

  – Итак, дамы и господа, – Алекс, следующий в очереди командиров, сразу за Стеф, – за дело, я внизу, Лира на дерево, а Ян, Ян в дозор.

  – Да что не так?! – он лопнул как праздничная хлопушка, – Стеф нет что я снова в дозор.

  – То есть ты хочешь на дерево? – Лира попыталась поймать взгляд Яна, но тому ловко удалось спрятать глаза. Ещё секунда раздумий и он кинулся в ближайшие кусты, засев в засаду.

  – А у, мня, какая роль? – озадачило, что мне не нашлось никакого дела.

  – А ты нам нужен только для legitimus, – Алекс безжалостен, – так что прими пафосную позу хотя нет, сначала подсади Лиру, а патом непременно пафосную позу, как ты умеешь.

  Алекс когда-нибудь, убьёт меня латынью. А что касается орехов. Прадед, которого я даже не знал, посадил первые сорок корней грецкого ореха, и они ещё при старой империи разрослись в огромный сад. После революции его национализировали, но при реставрации он так и остался в собственности земской общины, поэтому орехи собирали, сушили и продавали, получая весьма существенный доход в местную казну. Правда, даже в самые неурожайные годы удавалось собрать не более половины, поэтому-то, что мы собирались учинить, не считалось воровством, а так просто на попробовать, и порицалось лишь из обострённой тяги к порядку. А орехов хотелось, причём не тех пересушенных, что вы найдёте на прилавке любого магазина, а молочной спелости, чтобы даже не очищены от кожуры.

  Лира ловко вскарабкалась на меня, зацепилась за ветку и сразу исчезла в листве, через мгновение мы подверглись бомбардировке жёсткими зелёными плодами. Алекс подал мне один из мешков, признаваясь, что моя роль пафосного изваяния была не более чем шуткой. Орехопад, работа в четыре руки, абсолютная безопасность, что ещё нужно. Полчаса усердных трудов и пять мешков килограммов по двадцать каждый наполнились до краёв. Ухнули совой, давая сигнал Яну. Лира вынырнула из листвы, уселась на нижнюю ветку и заболтала ногами. Я выставил руки вперёд и шёпотом крикнул:

  – Прыгай, ловлю!

  Лира легко спорхнула ко мне и из озорства, обхватила мою шею. Я встретился с глазами, цвета небесной глубины. Улыбка медленно сползла с её лица. За спиной послышался хруст веток от ломящегося через кусты Яна.

  – Смотри, у забора что-то белеется неужто конверт, – Алекс зачем-то удалил нашего великого филателиста с поляны.

  Душа затрепетала, Лира не торопилась, встать на ноги, высвободится, отвести глаза. Мне тоже хотелось стоять, прижав её к самому сердцу, и чтобы время остановилось.

  – Нет там никакого конверта, – ах, глупый, глупый Ян.
Я опустил Лиру на землю с чётким ощущением, что не сделал чего-то очень важного, что могло изменить всю мою жизнь.

  ***

  В гимназии только и говорили, что о войне. Куда и что везут, – это, конечно, военная тайна, пускай никто, про это не должен знать, но в курсе были даже первачки. Жутко раздражались происходящим, а главное, почему не объявили мобилизацию, зачем, когда под рукой есть прекрасно подготовленные люди, с равнины гонят солдат. К примеру, Лира отличная наездница, Мэри лучший стрелок, Стеф прекрасна в фехтовании и пускай рапирой, а не саблей, но и ей она без проблем уделывала нас с Алексом. И это только девочки. Чего говорить о ребятах, даже младшие кадеты готовы к разведке. Кто ещё сможет, так читает следы, кто хорошо знает местность, кто умел и прекрасно тренирован.

  На большой перемене почтальон принёс заявку на два груза. Немного удивило, в пограничной полосе делают что хотят. Голландцы, перестали обходить территорию, но с удовольствием начали участвовать в совместных разводах караула. Куда, как на выступление известных артистов, стали собираться сначала городские, потом и туристы подтянулись. А тут решили соблюсти букву договора. По очереди идти мне и Мэри. Ничего сходим не впервой.

  Ощутив седьмым чувством, что в доме есть орехи, из долины вместе с мамой Стеф приехала Марго. Мне как бы без её, младших кузин мало. Затем появилась мама с любимой отвёрткой в руке, а у папы, оказывается, специальный нож есть, и стало ясно, орехам не жить. Всегда прекрасно, когда большая семья собирается за одним столом, хотя бы и ради поедания похищенного с отягчающим, не при главе земской управы будет сказано. Засиделись так, что я чуть не опоздал на получение груза.
В лагере полторы сотни солдат под командованием молодого поручика и Стеф усердно проходили полосу препятствий. Особое усердие возникло, когда наша поборница устоев, одним прыжком и с изяществом свойственной только ей, преодолела трёхметровый барьер, за тем секунды за две пронеслась по бимсу и тут же, как вихрь прошла на руках висячую лестницу. Солдат и особенно поручика бесило, что девушка с невероятной лёгкостью делает то, что не может совершить даже самый опытный. Ян и Алекс ушли с офицерами к водопаду. Лира помогла собрать рюкзаки. Позабавило всеобщее желание поднести нам их до границы.

  – У вас в горах все такие? – молоденький прапорщик обернулся, снял фуражку и вытер пот, – Такая строгая как классная дама в училище.

  – Нет, Стефани, уникальна. Раньше она на нас отыгрывалась.

  – Строгая, но красивая, – не очень логично заявил солдат.
– И в юбке, это так волнительно вроде в шортах удобней, вот и вы тоже в них.
Мэри весело расхохоталась, меня тоже улыбнуло.

  – Главное, чтобы не галифе красного цвета, подшитое оленьей кожей, – вспомнила Лира недавнюю перепалку.

  – А что галифе, оно сейчас в моде, всех драгунов переодевают, – вот отчего он идёт с нами, а не беседует со Стеф о серебряных пряжках на сапогах, причём сбежал он, именно от неё.

  Когда пограничный переход замаячил прямой видимостью, мы наткнулись на двух майоров полевой жандармерии они, словно появились из сгустившегося воздуха. Вот не было никого и раз один высокий с казацкой шашкой, другой коренастый с артиллерийским кортиком.

  – Господин прапорщик останьтесь здесь, – тон высокого, не терпел возражений, – а вы молодые люди отойдёмте на два слова.

  Прапорщик вытянулся в струнку, солдаты построились по росту, мы сошли с дороги.

  – Кто из вас последний был на той стороне? – спокойно, но со значением начал коренастый.

  – Я вчера ходила, – оказывается, Лира давеча успела поучаствовать не только в набеге на ореховый сад.

  – Вы ходите по очереди? – в разговор включился высокий.

  – Если позволяют обстоятельства.

  – Прекрасно! – воскликнул коренастый, затем обратился ко мне, – вы я так понимаю Виктор Николаевич Воронцов.

  – Да это именно так, – сознался я.

  – Приятно видеть отпрыска столь знатной семьи на поприще служения родине.

  – Это наша работа. Мы за это получаем деньги.

  – Правильно! – отчего-то обрадовался крепыш, – вот так всем и говорите.

  – А теперь начистоту, – высокий, стал серьёзным, – мадмуазель, не видели ли вы здесь чужих людей. Снаряжение сможем переправить и другим способом. Для нас важна ваша безопасность и сохранность груза.

  Понравилось, что безопасность оказалась важнее груза.

  – По эту сторону нет никого, голландцы контролируют только тропу, и ни куда с неё не сходят. А вот по ту натоптано, это и понятно там беженцы, они в горах ориентируются не очень к тому же, справа два ореха. Сейчас самое время.

  – А обувь?

  – На каблуке.

  – Не горные ботинки?

  – Нет.

  – Это хорошо, даже если разведчики то не квалифицированные, – подытожил коренастый.

  – Я думаю, что большого риска пока нет, – с облегчением проговорил высокий, – И прошу, будьте внимательны.

  – Неужели вы думаете, что нас в этих горах кто-то сможет поймать, – с хвастливой ноткой произнесла Лира.

  – Я не сомневаюсь, ни в вашем опыте, ни знаниях, но вы упускаете то, что противник может быть попросту лучше подготовлен. Ходят слухи, что сюда пожаловали баварцы выпускники второй альпийской школы, а у Северян нет возможности вас прикрыть. Но двое это терпимо.

  – А теперь, главное, передайте этот пакет, получателю груза. И помнёте, что он куда важнее того, что понесёте за спиной.

  – Он ценнее нашей жизни?

  – Он стоит сотни тысяч жизней, – ушёл от прямого ответа высокий. Затем оба офицера отдали честь. Вышли на дорогу и как-то сразу растворились в воздухе.
На границе голландцы блеснули парадной формой, вот до чего можно довести военных ежедневным бездельем. Для пущего блеска выкатили новую картечницу на лафете Иванова.

  Наша пограничная стража, как всегда подчёркнуто, торжественна. Голландцы ради развлечения провели церемонию встречи коронованной особы, с громкими криками и подбрасыванием карабинов, хорошо не стали петь гимн, заунывный он у них.
Мэри закрепив альпинистскую верёвку на обвязке, бросила конец мне, я пропустил его через восьмёрку и защёлкнул карабином. Дал сигнал и мы поползли в гору. Шаг за шагом. Смотрю по сторонам всё тихо, но как-то тревожно. Перевалили через Софийское седло, спускаемся вниз, теперь будет легче. Мэри показывает, да и я сам прекрасно вижу. Трое в серых куртках озираются. Знаков различия нет. Ведут себя суетливо, может быть, Северяне, а может быть, и нет. Делаю знак схода с тропы, отстёгиваю верёвку. Идём независимо друг от друга, по большой дуге огибая неизвестных людей. Мэри показывает на множество свежих следов, жестом предлагает не выходить на тропу. Из леса рискнули выйти только в прямой видимости заставы Северян.
Нас узнали, а проводить вызвался совсем молодой парень, с плохеньким однозарядным карабином. В горах хорошо бы длинноствольную винтовку как у Мэри, и оптика не помешает. А из этой берданки разве что в свинью, привязанную к забору стрелять.

  – Вы прям из леса вышли, – парень был очень горд оказанным доверием, но робел, долго не решаясь заговорить, – там ведь не как в поле, не пройти где хочешь. Я вчера плутал, идёшь и бац, расщелина. И снова крюк километра на два.

  – В лесу, на трапе много неизвестных людей, а их лучше обходить.

  – Это наши, отдали приказ и всё в горы толпой побежали. Что у вас слышно, а то до нас новости годами доходят.

  – Войной пахнет. Солдат полно. Вапоре день и ночь снаряжение к границе тащат. Так что в лес один не ходи. Или лучше, совсем не ходи, – посоветовала Мэри.

  – У нас два горных батальона подвели. Перевал очень важен. Скоро этот лес будет опасней, чем берега Амазонки, – мне вспомнились рассказы, о маленьких зубастых рыбках, пираньями называют, – тут ещё баварцами пугают. Они солдаты справные, тяжко с ними будет.

  – А как же вы?

  – А мы умеем, по горам ходить.

  – А как идти когда препятствие на каждом шагу. Ну вот, к примеру, скала.

  – Если вверх, то залезть, если вниз вот верёвка, – и Мэри показала её.

  – Вот ты откуда? – я решил зайти с другой стороны.

  – Из Гаффы. – Немного смутившись, ответил паренёк.

  – Море! Небось, и плавать умеешь?

  – Конечно!

  – Под парусом?

  – Само собой.

  – На вёслах?

  – Вырос с ними.

  – Видишь, все честно мы по горам ходим, а ты плаваешь как рыба.

  – А вы не умеете?

  – А где здесь научиться? – рассмеялась Мэри, – вот если, тебя поймают коварные враги то самая страшная пытка – это в речку минут на десять.

  – Ну да, я тут воду пил, холодная, аж зубы сводит.

  ***

  У конторы, по приёму металлического лома, царило чрезвычайное оживление, десятка три мужчин, все при оружии, большинство командиры отрядов самообороны. Они ждали добрых вестей, и наше появление попросило дровишек в костёр. Я впервые узнал, что за глаза нас звали: «зелёными призраками».

  – Что можете рассказать на словах? – Спросил седой мужчина распечатывая пакет.

  – У нас готовятся к войне. Город превратили в большой военный склад. По ту сторону всё тихо, а здесь много неизвестных людей.

  – Неопасно? С вами девушка.

  – Пока нет. Хотя, что касается Мэри, если у неё в руках окажется горный Манлихер с хорошим прицелом, то тогда это я буду с ней, а не она со мной.

  – Гордые слова бесстрашных людей. Рад, что в империи ничего не изменилось, за эти годы, – улыбнулся старик, хотя в словах проскочила горечь.

  Горнист на улице протрубил общий сбор. В дом потянулись старшины добровольцев. Посчитав задачу выполненной мы, вышли на двор. Здесь стали выносить столы, чтобы накормить собравшихся волонтёров. Нас усадили на лучшие места. Еда самая простая – мясо с картофелем. Марш-бросок по горам с утяжелением дал о себе знать, и я с Мэри наперегонки, опустошил не маленькие миски. Наш зверский аппетит развеселил пожилую женщину командующую кухней.

  – Ах, молодой человек вы отчаянно похожи на юного Василия Воронцова, – не удержалась она от реплики в мой адрес.

  – Это не странно, – всегда приятно слышать добрые слова о родных, – Василий Семёнович Воронцов мой дед.

  – Быть не может!– она в удивлении села на скамью, – мы в детстве дружили, но революция переписала все карты. Когда же он вернулся в родные места.

  – Ещё при республике.

  – Как поживает? – С надеждой в глазах спросила старушка.

  Тут я замялся, не хотелось огорчать, она так обрадовалась.

  – Когда? – потухшим голосом, все поняв, спросила она.

  – Четыре года назад. Похоронили в Москве. Великий князь настоял.

  – Вот так всегда, не успела обрести друга, как сразу его и потеряла.
Мы ещё долго беседовали, вернее, это я рассказывал о деде, о семье, о скаутской жизни.

  – Базиль тоже был сущим сорванцом, даром что княжеских кровей, причём тогда это ценилось не то, что сейчас.

  – Странно слышать такое о нём, – в моей памяти дед остался величественной глыбой в мундире с золотым шитьём, одним из отцов реставрации, и человеком знающим, и умеющим всё.

  – Дети они всегда дети, но на Базиля сильно повлияла гибель его кузины. Мы без спроса забрались на третий бастион, и девочка упала в орудийный колодец. Мне часто снится окровавленная кроха в белом платье с розовой лентой.

  – А как звали девочку? – сердце изо всех сил рванула наружу.

  – Не помню, фамилия, конечно, Воронцова она была дочкой, троюродного дяди, а вот как звали… Мы кричали её – Лия.

  А теперь, главное, надо не показать волнения, успокоить дыхание, досчитать до десяти и спросить:

  – А где её похоронили?

  – Не знаю, на них меня не взяли. Пожалели юное сердечко.

  – А фотографии?

  – Всё в революцию потерялось, – с грустью ответила старушка.

  Хотелось выведать ещё многое, но пора возвращаться домой, солнце никого ждать не будет, а просто нырнёт за горизонт и завалиться спать.
Лес смотрел на нас тысячами хищных глаз. На тропу выйти не рискнули. Свернули к сосновому бору, там нет подлеска не стали даже связываться верёвкой. Шли налегке. На перевале похозяйничали наши, пристреляли ориентиры, сровняли откосы для движения кавалерии, вбили дополнительные крючья. Солдат незаметно, всё-таки горные батальоны.

  Войной уже непросто пахло, её видно, она уже кричит.